Текст книги "Миры Королева (Вся серия с 1-13 книги)"
Автор книги: Алексей Бессонов
Жанры:
Космическая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 197 страниц)
есть жены, есть дети... Да, мы звери. Хищники. Зубастые твари,
безжалостные драконы. Да. Только умираем мы почему-то первыми, и умираем
молча, сжав челюсти и не издав ни звука. Умираем тогда, когда они спят,
размножаются, чавкают или вытирают сопли. И нам милосердия ждать неоткуда.
Потому что наш оппонент не бывают ни слабым, ни беззащитным. И не бывает
нас сто на одного. Только наоборот. А они – что ж, они живут неплохо. Еще
как неплохо. Каждый капрал имеет своих данников, везде ему почет и
уважение. И виски лучших сортов, и девочки с мальчиками по вкусу, и
денежки с заискивающей улыбочкой – а как же? А те, кто повыше – о, это
бизнесмены иного полета. Тут уж и дружба с таможней, и попойки с
вездесущим налоговым управлением, и сложные комбинации с запугиванием
честных работяг, скупка паев в фартовых делах, оформление любых "левых"
документов и прочее, прочее... Да люди ли это, мастер Алекс? Прав был
Фкшер – маски, кругом маски. Ухмыляющиеся, самодовольные, презирающие всех
и вся, и что им до тех, кто почему-то, в силу дури своей, подставляет за
них свою голову? У них ведь все в порядке. Империя повзрослела после
войны. Империя наела брюшко, в Империи все хорошо. Империя не думает о
таких высоких материях, как защита жизненного пространства. На кой черт
налогоплательщикам огромный флот? Распродать его! На хрена дорогостоящие
научные институты, занятые разработкой систем вооружения? На биржу труда
этих высоколобых профессоров со всеми их докторами и магистрами! Пусть
лучше занимаются совершенствованием фризеров или домашних роботов. А то
сидят там, понимаешь ли, жируют на нашей шее со своими дурацкими пушками и
генераторами. Ведь лучше лишний раз жене меха купить вместо всех этих
пушек. А про этих сумасшедших, что на границах вечно с кем-то там
стреляются, вы нам не рассказывайте, нечего детей пугать. Они у нас
послушные, любят папу с мамой и боевиков не смотрят. Правда, у старшего
что-то одни малъчишки в друзьях, видно, внуков от него не жди. Ну так что
ж теперь делать. Главное, чтобы из дому не удрал да возле военных не
околачивался, а то заманят вербовщики – и поминай как звали. А у нас,
знаете, главное – это семья. Живем тихо, мирно и благолепно. Да! И плевать
вам всем на то, что через двадцать лет у этих тварей завершится
шестидесятилетний цикл, и их маточники выбросят из своих сырых аммиачных
недр миллиарды, десятки миллиардов личинок, которые через год после
рождения станут новыми солдатами, вполне обученными и боеспособными.
Начхать вам, что леггах, похоже, уже обогнали нас по разработкам в области
физики субполя... а это – принципиально новые двигатели, новые корабли.
Будет вам тишь и благолепие, когда их десант сомнет не нюхавшие пороху
имперские легионы, сотрет в пыль тех малочисленных пацанов и девчонок, у
которых нет ничего, кроме мужества, ярости и боли. И они будут умирать в
своих устаревших железных коробках, хватаясь за свои мыльные пушки... они
будут вариться заживо в намертво заклиненных отсеках, они будут кричать от
ужаса и боли, проклиная вас, голосовавших за сокращение военных расходов,
но вы не услышите их проклятий...
Коптер пошел на снижение. В мерзком сыром тумане огни ночной столицы
сливались в какое-то неясное багровое марево на горизонте. Детеринг
протянул руку к панели, коснулся тревожно мигающего сенсора, и на лобовом
остеклении кабины вспыхнула яркими неживыми цветами чехарда сонарной
графики. Полковник вывернул штурвал влево, заложив пологий вираж, вернул
коптер на прежний курс и наконец уверенно бросил его вниз.
Машина приземлилась на просторном лугу чьего-то поместья. Похоже, это
было то самое место, где допрашивали покойного Тима. Метрах в десяти от
нас дважды моргнули фары городского антиграва. Детеринг решительно
распахнул дверцу и спрыгнул вниз. Я последовал за ним. Мы быстро прошагали
расстояние, отделявшее нас от кара, и из тьмы выплыла фигура Иоахима
Касьяна.
– Все, как вы приказали, полковник, – сообщил он.
– Понял, – ответил Детеринг, – где моя машина?
– Садитесь в эту. Водитель профессионал в своем деле.
– Хорошо, ждите нас.
– Как ваша нога? – спросил я.
– Слава Богу, – бледно улыбнулся Касьян. – Вашими, кавалер,
стараниями. Ваша портупея уже давно вымыта, ждет вас.
– Оставьте ее себе на память, милорд, – усмехнулся я. – Я с ней уже
как-то распрощался.
Касьян хлопнул меня по плечу и исчез в мокром мраке. Я открыл дверцу
кара и влез на заднее сиденье.
Детеринг устроился спереди и что-то тихо сказал худощавому парню,
сидевшему за рулем. Тот молча кивнул.
Кар тронулся. Мы миновали темную длинную аллею, выехали за ворота и
понеслись в направлении центра города. На небольшом расстоянии от нас
двигались две большие машины с людьми. Наш кар пронесся через центр,
обогнул районы многоэтажных "ульев" и углубился в благопристойно спящий
край респектабельных особняков. Через полдесятка кварталов машина
остановилась.
Я быстро выбрался наружу и осмотрелся. Недурно.
Участки по два гектара, изящные строения, в основном эклектического
стиля – смесь разных древнеземных архитектур, но все в высшей мере
комфортабельно – солярии, бассейны, подземные ангары, и зелень, зелень,
зелень... Сплошные сады.
– Вперед! – глухо скомандовал Детеринг.
Мы пробежали вдоль чьего-то изящного заборчике повернули за угол и
так же бегом преодолели еще сотни метров.
– Это, – сообщил Детеринг, указав на красивые "а-ля кованые" ворота
на противоположной стороне улицы.
– Системы? – тихо спросил я.
Детеринг покачал головой и достал из нагрудного кармана тонкий
стерженек.
– Готовность...
Стерженек хрустнул, ломаясь, и я ракетой полетел через улицу.
Охранные системы были парализованы. На любые хитрости такого рода у нас
есть свои.
Ворота я перемахнул за пару секунд. Рядом со мной бесшумно
приземлился Детеринг. И тут вспыхнули прожекторы, залив окрестности
ледяным ксеноновым светом. Впрочем, мы и не планировали бесшумного
проникновения. Прожекторы я расстрелял моментально. Пока я стрелял,
Детеринг пронесся по выложенной цветными плитками дорожке и превратил в
кашу охранника, высунувшегося на порог. С глухим шлепком вылетела дверь.
Когда я вбежал в холл, мне осталось только снести голову идиоту, который
вынырнул из боковой комнаты.
– Вверх-вниз, две минуты! – отдал команду Танк.
Ударом сапога я распахнул первую дверь. Это был пост охраны. На меня
бессмысленно вытаращился придурок в патрульной форме. Он глотал ртом
воздух, как рыба, выброшенная на берег, и силился что-то сказать. Я решил,
что оратор из него заведомо слабый, и нажал на спуск. Пульт и стены
обильно окрасились кровью и печеными мозгами. Я даже удивился, что у копа
может оказаться такое изобилие по части начинки костяного шара, именуемого
в просторечии головой. Стремительно осмотрев еще две комнаты, в которых
никого не оказалось, я ринулся по лестнице на второй этаж, поскользнулся
на чьих-то кишках, споткнулся о развороченный труп еще одного охранника и
влетел в коридор. Действовать без шлема мне стало трудно. Здесь было
полдесятка дверей, и все они оказались запертыми, а помещения, как
выяснилось, – пустыми. Зато на третьем творилось что-то веселое. Стоило
мне высунуть нос из-за угла, как откуда-то из темноты полоснула длинная
очередь. Что-то обожгло мне правую скулу. "Ну, привет", – сказал я себе,
клубком выкатываясь на оперативный простор и от души расходуя боеприпасы.
Уж не знаю, кто мог уцелеть в этой темной пыльной кишке, но через облака
дымящейся штукатурки огненным глазом вновь блеснул чей-то ствол. Это было
сделано зря, я сразу понял, где притаился мой многоуважаемый оппонент, тем
более что я победил темноту, глядя на мир через прицел моего "нокка".
Большой палец коснулся сенсора перевода огня, и пахнущая адом машинка
послушно отозвалась сладким пением смертоносного квартета. Ответом был
долгий, переходящий в предсмертное клокотание крик.
Тем временем на последнем, четвертом этаже что-то громыхнуло, и по
лестнице на меня почти свалилась обнаженная дамочка лет тридцати, с ног до
головы перемазанная кровью и дико орущая на абсолютно неизвестном мне
языке. Точнее, орала она на нормальном интере, но красноречие ей, похоже,
враз изменило и в вопле ее начисто потерялись все согласные. Мадам
набросилась на меня с такой яростью, что я от ужаса чуть не забыл, под
каким пальцем у меня находится спуск. Извилины ее отличались истинной
колониальной пышностью: надеюсь, они стали прекрасным украшением стены над
лестницей. К горести моей, я не успел налюбоваться их изящным рисунком -
из дыма и пыли возник Детеринг, тащивший на плечах какой-то бочкообразный
предмет. При ближайшем рассмотрении предмет этот оказался почтеннейшим
шерифом Николасом Казаковым – к сожалению, мало напоминавшим самого себя,
так как измордован он был до неузнаваемости.
– Закончили, – сообщил мне Детеринг, – назад.
Пока мы упражнялись в доме, наши подмастерья сумели тихо и
квалифицированно срезать ворота, и во мраке сада нас ждал большой кар, в
который мы погрузили связанного шерифа, а за воротами, в тени кустов – и
наш шустрый антиграв.
Кар с шерифом на огромной скорости ушел в сторону окружного ситивэя,
а мы в сопровождении второй машины нырнули в сумрак припортовых кварталов.
Мы долго петляли по сырым закоулкам, в которых через тяжкий холодный туман
светились вывески бесчисленных кабаков и секс-салонов на всякий вкус и
любую мошну. В конце концов кар встал у невзрачного двухэтажного строения,
первый этаж которого занимал бар с кричаще яркой вывеской, а на втором
располагались квартиры.
Едва я вышел из машины, как двери бара распахнулись и выплеснули на
тротуар троих мертвецки пьяных типов. Я оказался в метре от них и, видно,
чем-то им не понравился. Один из пьянчуг подошел ко мне и попытался
схватить меня за волосы. Это ему не удалось. Раньше, чем я успел занести
руку для удара, вся троица была уложена на бетон лицом вниз людьми,
выскочившими из второй машины. Мы же с Детерингом быстро обогнули
строение, вбежали в подъезд и по удивительно аккуратной лестнице поднялись
на второй этаж. Здесь уже любой шум был крайне нежелателен.
Возня с замком заняла у Детеринга несколько секунд. Обитая светлым
мохнатым пластиком дверь распахнулась, и в глаза нам ударил свет.
– О, черт, – прошептал я.
Снаружи света, конечно же, не было видно, так как в окнах стоял
полароидный материал. Но мы этого не ждали. Детеринг быстро обернулся,
закрыл входную дверь и рванулся в глубь квартиры. Но я, видимо, был не
столь тих, как хотелось.
В дальнем конце коридора раскрылась дверь, и из комнаты вышла милая
девушка в длинной юбке и светлой кофточке, на ногах у нее были мягкие
домашние тапочки. Признаться, я опешил. Я видел транссексуалов обоих
типов, и обычно наши спецы-хирурги вместе с прочими спецами здорово делают
свое дело, но лицевые кости – это порой нечто нетрансформируемое. А передо
мной стояла очаровательная, я бы сказал – трогательно прелестная девуля
лет двадцати, и в ней не было ничего, ну ничего мужского! Я даже усомнился
– а наш ли это клиент? Детеринг, видимо, тоже был порядком удивлен.
Но ствол в его руках не сдвинулся ни на миллиметр.
– Лейтенант Маркус Эйген? – спросил он.
– Да, это я... что с-случилось? Я...
Голос у нее (него?!) был мягкий, чуть грассирующий. Лейтенант, и до
того не шибко румяный, побледнел как смерть... Детеринг не дал ему
договорить.
– Один звук – и конец. Вперед.
– Господи... – слабо простонал он (или, дьявол его раздери, все-таки
она?), – зачем я вам нужна? Позвольте мне хоть туфли...
– Они вам уже не понадобятся, – спокойно ответил Детеринг. -
Повторяю: один звук – и конец.
Она пошатнулась, но все же спокойно вышла с нами.
Детеринг шел спереди, я – сзади. Улица была пустынна.
– Что с твоим лицом? – спросил, не оборачиваясь, Детеринг.
– Где? – удивился я.
– На скуле.
Я коснулся рукой лица. Вся правая щека была в крови. В моей, как я
понял. Скула была разворочена до кости. Боли я не чувствовал, и это было
странно. Вероятно, ее следовало ожидать с минуты на минуту.
К счастью, у Детеринга была аптечка. Я, кстати, спорол такого идиота
впервые в жизни – у меня ее не оказалось. Привычка к кибердокторудалао
себе знать.
– Тебя придется чуточку подклеить, – сообщил мне шеф, прилепив к
скуле блокадер, – но это позже.
Через полчаса мы въехали в давешнюю усадьбу на окраине. Машины
остановились возле входа в старинный, чуть мрачноватый дом. Хлопнули
дверцы.
– Девушку не трогать, – распорядился Детеринг, ею мы займемся позже.
Мы поднялись наверх. Все в той же комнате, где покойный Фишер
допрашивал когда-то покойного же (хм!) Тима, сидел в кресле столичный
шериф. Детеринг выгнал охрану и плотно затворил дверь.
– Ну здравствуй, Ник, – произнес он, доставая сигару.
– А, Танк, – разомкнул разбитые губы Казаков, это таки опять ты...
– Да, Ник, это я. Ты помнишь, Ник, я говорил тебе: человек, не играй
с огнем, доиграешься. Доигрался.
– А ты не меняешься, – криво усмехнулся шериф,ха. Слышал, крутенек ты
стал? А впрочем, ты всегда был... тварь. Я – да, я человек, хомо, мать
твою. А ты? Ты – человек?
– Какая теперь разница? Это уже ничего не меняет. По крайней мере для
тебя. Твои игры кончились. Скажи-ка, ты знал, что твой Лафрок уложил
Фаржа?
– Лафрок был идиот из идиотов. Но это, ха, темная история.
– Может, поделишься?
– Я рад, что тебя это зацепило. Танк, ха... – Казаков пошевелился в
кресле. – Я рад... Так вот, супермен: все концы знал только Миллер. Этот
Миллер... о-оо, это был тип. Ты можешь обколоть меня всякой дрянью, но я
действительно мало что знаю. Я тебя не боюсь, чего уж мне бояться? Но...
единственное, что я могу тебе сказать четко – это. Танк, вот что: кто-то
нашел бомбу. Бомбу, Танк! Миллер крутил что-то сумасшедшее... один из
Фаржей, похоже, об этом пронюхал. Ну и Лафрок...
Детеринг прошелся по комнате, задумчиво качая головой. Потом вдруг
остановился перед креслом шерифа.
– Я верю тебе. Но скажи, на кой черт надо было убивать людей в отеле?
Зачем нужно было посылать лейтенанта Эйгена с целым дивизионом?
– Эйгена? – захохотал Казаков. – Эйгена? Да Эйген торчал в коптере,
над городом в патрульном эшелоне, стала бы эта сопля лезть на рейнджеров,
ха! Это Миллер... когда он узнал, что Лафрока вычислили, он навалил полные
штаны. И примчался ко мне за визой. А я не хотел переполоха... зачем он
мне? А Эйген вообще ни при чем, дивизион вел Боровой... а от Борового, ха,
одни яйца остались. Когда я понял, что один из ваших все-таки ушел, у меня
возникли дурные предчувствия... как тогда, помнишь?
– Я помню. Именно поэтому ты должен умереть. Это будет справедливо,
как ты считаешь?
– Да мне плевать. И на тебя, и на твою справедливость.
– Ну уж и плевать. Кстати, Эйген... он что-то об этом знает?
– Эйген? Ха, да это дерьмо, просто куча дерьма. Это, ха-ха-ха,
честный коп. Танк, ты видел такого? Мне чихать на его личную жизнь и на
его дупло, но, Танк, каким нужно быть идиотом, чтобы испортить отношения
со всеми начальниками: оно, понимаешь ли, принципиальное! Это здесь-то,
Танк, ха!
– Ты серьезно?
– Ну уж я тебе врать стану, ха!
– Ладно, верю...
Детеринг вздохнул и вытащил из набедренного кармана небольшой
бластер.
– Это тебе, Ник.
Шериф посмотрел на индикатор заряда и ухмыльнулся:
– А ты не боишься, что я грохну вас обоих? Тут ведь полный магазин.
– Не успеешь, Ник.
– Да, пожалуй что не успею. Не твой ли это паренек порешил прорву
народу в отеле? Он, он, вижу холодные глазки. Х-ха!.. Ты поступаешь со
мной благородно, Танк, но я все-таки испорчу тебе настроение. Слушай и
запоминай. У Миллера есть родич в Метрополии – Лемберг.
– Был, – хмыкнул Детеринг, – дальше.
– Но Лемберг – не главный в этом шоу. Лембергу держал крышу очень
сильный человек, и человек этот попал в большую задницу. А Лемберг с
Миллером взялись его вытащить... я не знаю подробностей.
– Подожди, Ник. Ты слышал о шкипере Олафе?
– Нет. Кто это?
– Я сам хотел бы знать, кто это. Хорошо. Имя?
– Имя? Ха-ха, – Казаков дернул затвор и упер ствол бластера себе в
подбородок. – Прощай, Танк. Увидимся в аду. Имя – Курлов...
Сухо щелкнул выстрел. Голова шерифа откинула назад.
– М-мм, – простонал Детеринг, – и здесь он мне напакостил... ч-черт!
Курлов! А-ах, черт! Саша, иди потолкуй с этой... с этим лейтенантом. Мне
нужно подумать. И позови громил – пускай унесут труп.
Я вышел в коридор и подозвал двоих парней, куривших на лестнице.
– Займитесь трупом. Куда вы сунули девушку?
– Она в том крыле, – махнул рукой один из охранников. – Там комнатка
в углу.
Я кивнул и двинулся по указанному адресу. Найдя нужную дверь, я без
стука вошел в небольшую, хорошо обставленную комнату. На широком диване
сидел наш пленник с заклеенным липкой лентой ртом, а в огромных креслах
перед журнальным столиком рубились в карты двое охранников.
– Идите погуляйте, – распорядился я, швыряя на столик свою пушку. -
Принесите мне красного... и чтонибудь сладкое типа бисквитов. Есть в этом
доме что-то похожее?.. Жрать хочу, как перед смертью.
– Найдем, – улыбнулся парень. – Идем, Стэн, доиграем потом.
Его напарник вежливо кивнул мне, и они вышли в коридор. Я сбросил с
плеч окровавленную куртку и посмотрел на нашу добычу: – Сними эту штуку со
рта. Как тебя звать?
– Мэрион... мне нравится это имя.
– Хорошо, – я нашел в кармане смятую пачку сигарет и бросил ее на
стол: – Пусть так. Кури, если хочешь.
Она протянула руку, вытряхнула из пачки сигарету и посмотрела на
меня.
– Огня? Сейчас.
Я бросил ей зажигалку. Она не сумела поймать ее дрожащей рукой,
зажигалка упала на диван. Прикурив, лейтенант осторожно положила ее на
стол и откинулась на спинку дивана.
– Скажите, зачем я вам нужна?
Я не ответил. Я осторожно потрогал блокадер на щеке. Боли я, само
собой, не чувствовал, но ощущение все равно было противное. Еще и клеить
потом это дело. Шрам опять же. Потом шрам своди. Вот тебе и маскировка,
могли и голову снести.
В дверь постучали.
– Да! – рявкнул я.
Вошел молодой паренек с подносом, на котором стояла пыльная пузатая
бутылка, бокалы и коробка с десятком пирожных.
Я кивнул и отпустил его взмахом руки. Раскупорил бутыль, налил два
бокала до краев и пододвинул один к Девушке.
– Спасибо, – прошептала она.
Я впился зубами в пирожное и окинул ее внимательным взглядом. Формы
уже женские, гормональная стадия, видимо, позади. Да и вообще – девица, и
все. Хрен его, что там мужского осталось у нее под юбкой, но воспринимать
это испуганное сероглазое существо как мужчину мне было сложно. Честный
коп. Феномен. Гм...
Съев три пирожных, я допил бокал вина и спросил: – Сколько тебе лет?
– Двадцать три. А что?
– Да так, ничего. Ты понимаешь, из-за кого это все?
Она опустила глаза.
– Понимаю.
– Перестань трястись. Лучше выпей. Ты знала, что он натворил?
– Да. Знала.
– Почему ты оказалась... с ним?
Мэрион взяла со столика бокал, отпила половину, покрутила его в
пальцах.
– Вы не поймете.
– Ну почему же? У меня высшее гуманитарное образование. Попробуй.
– Какое, если не секрет?
– Академия Службы безопасности в Метрополии.
Прикладная и аналитическая ксенология, полный курс.
– Я должна была догадаться, – она поставила бокал на стол. – Ну что
ж... Матье был единственным человеком, который хорошо ко мне относился.
Единственным, за всю мою жизнь. Может быть, вы сможете понять меня, если
попытаетесь. Что такое жить в чужом теле?
Вы думаете, это здорово? Терпеть издевательства родителей,
изнасилования сокурсников... Вы знаете, сколько раз меня насиловали?..
– А Лафрок тебя пожалел?..
– Может быть, и пожалел, не знаю, что это такое, меня никто никогда
не жалел. Даже тогда, когда у меня уже не было сил плакать... Можно еще
сигарету?
– Пожалуйста, – я протянул ей пачку и заглянул в ее печальные серые
глаза. Нет, она не играла. Так не играют. Она говорила совершенно
искренне, уверенная в том, что живой ей отсюда не выбраться.
– Ты была в курсе его дел?
– В принципе я ими не интересовалась. А что касается...
Хлопнула дверь, вошел Детеринг. Сел в кресло, глотнул вина прямо из
бутылки, элегантно вытер рот перчаткой и посмотрел на умолкшую девушку:
– Продолжайте, лейтенант. До рассвета мы вас не съедим.
– Что касается убийства генерала Фаржа... За три недели до этого
появился следователь Эгон Миллер из прокуратуры планеты, и они о чем-то
долго говорили с Матье. Я их разговора не слышала. Матье после разговора
выглядел очень довольным. А потом Миллер пришел с каким-то странным
человеком... они называли его Олафом.
– Вот как? – аристократически изогнул бровь Детеринг. – И что ж в нем
было странного?
– Даже сложно сказать, что именно... так, вообще. Он явно нездешний,
одет был... я не знаю, где так одеваются. И еще – у него были разные
глаза. Один черный, другой голубой. Я решила...
– Один черный, другой голубой? – Я едва не выронил из пальцем
пирожное. – А... послушай, с ушами у него все было в порядке?
– С ушами? Подождите... да – у него не было верхней части левого уха.
Вы его знаете?
– Высокий, полноватый и смуглолицый?
– Да, это он.
– А, дьявол! – я стукнул ладонью по подлокотниШеф, я его знаю. Это
ухо ему отрубил я.
– Да? – удивился Детеринг. – И кто он?
– Это Юнг Ройтер, мой бывший сокурсник. Его выперли с восьмого курса,
когда всем стало ясно, что он не тянет боевую подготовку. Он не мог
справиться с весом. Да и характер у него не очень-то. Мы с ним дрались на
восьмом курсе, незадолго до его исключения.
– Сабли? – хмыкнул Детеринг.
– Нет, он предпочел эсток. Тогда-то я и снес ему верхушку левого уха.
Ройтер – это действительно странноватый тип. Курса с четвертого он
свихнулся на астроархеологии. Читал все, что только мог найти по этому
вопросу. Бредил сокровищами древних миров. У него была идея фикс -
раскопать древние архивы Айоре, он считал, что где-то они все-таки
уцелели. Ройтер был уверен, что можно найти что-то, что враз сделает его
богатым человеком.
Детеринг закинул ногу за ногу, выдернул сигарету из моей пачки.
– Он не первый в этих поисках. Но коль так, то мы этого Олафа найдем,
да... Продолжайте, лейтенант. Нам очень интересно – ведь не каждый день
убивают генералов СБ.
– После разговора с Олафом и Миллером Лафрок был в ярости. С ним
вообще это часто происходило, но в тот раз это было бешенство пополам со
страхом. Он пропал на несколько дней. Просто пропал, ничего не объясняя.
Потом появился – какой-то такой сосредоточенный, знаете... А с утра... Я
до самого вечера ничего не знала. Днем объявили о ЧП – убийстве генерала
Фаржа. Вечером ко мне пришел один из его людей – из его бригады – и
сказал, что Фарж убил Матье. Больше ничего. Я все поняла... но зачем – я
до сих пор не понимаю.
– Не понимаете? Гм, прекрасно. А какова, простите, ваша роль в налете
на отель "Интерстар"? Если мне не изменяет память, налет производился под
вашим руководством?
– Под моим руководством? Н-да... формально, – она опустила глаза, -
формально. В тот день меня с утра вызвали в прокуратуру к Миллеру. Миллер
долго ходил вокруг да около, даже пытался со мной заигрывать, а потом
вдруг сказал, что над всеми нами нависла огромная опасность и мы должны
принять соответствующие меры. Он вообще ни о чем не говорил конкретно.
Сказал только, что я должна быть готова отомстить за Матье. Я не
согласилась. Он сделал вид, что не понял моих возражений, и отпустил меня.
Я была очень удивлена.
– Чем же, – спросил Детеринг, – ухаживаниями милейшего следователя?
– Нет... Мстить за Матье? Кому? – Она пожала плечами. – Вечером я
застлала в наряд по городу. Вскоре после принятия наряда мне пришел приказ
от самого шерифа Казакова о проведении штурмовой акции силами дежурного
дивизиона.
– Ну и?..
– Я отказалась от проведения. Акция не имела законных оснований.
Санкция прокурора отсутствовала. Тогда дивизион повел унтер-офицер Сергей
Боровой. Несмотря на мой протест, мне пришлось вылететь к месту
проведения. Я видела все. Сейчас я удивляюсь, – Мэрион посмотрела на меня,
– что не узнала вас сразу. Сперва я действительно решила, что в отеле
преступники. Потом, когда вы выбежали к полицейскому коптеру и я
разглядела на вас мундир офицера СБ, я все поняла. Вместе с дивизионом
вылетели люди из бригады Матье – это они преследовали вас до самого
космопорта. Когда вы подняли свой звездолет, я поняла, что творится что-то
ужасное, но было уже поздно.
– Много ж ты поняла! – вырвалось у меня.
– Что я могла сделать?
– Ничего, – Детеринг закрыл глаза и вытянулся в ресле. – Ничего.
Он задумчиво потер лоб и произнес, не открывая глаз:
– Останетесь здесь до утра. Утром с вами побеседует милорд Иоахим
Касьян и предложит два варианта вашего будущего.
– Вы что же, оставите меня в живых?
– Вам я не судья. Я не Бог, чтобы оспаривать приговор судьбы. Свою
участь вы выберете сами. Либо вы будете жить, и жить неплохо – либо
бластер с одним зарядом... Остается один вопрос. Бригада капитана Лафрока
участвовала в налете полным составом?
– Да, все пятеро. Они неразлучны.
– Хорошо. Королев, не спускай с нее глаз. Точнее, поспи до утра – но
здесь. Никого не впускать, никого не выпускать, да... как в сказке.
Отдыхайте. Я распоряжусь, чтобы вам принесли одеяла.
Он встал, поправил на себе смятый десантный комбинезон, поднял с пола
валявшийся рядом с креслом излучатель и вышел. Я налил полный бокал вина,
выпил до дна и поднялся. Снял с кресла мягкую подушку, бросил ее на диван.
Вторую такую же кинул на пол. Взял со стола свой "нокк", поставил его на
предохранитель и положил на пол рядом с подушкой.
– Вы будете спать на полу? – удивленно спросила Мэрион.
– Да. Мне не привыкать, а ты еще простудишься чего доброго.
– Здесь хватит места для двоих, – она легла на диван и укрылась
одеялом. – К чему вам мерзнуть на полу?
Я выключил свет и лег на ковер рядом с диваном.
– На мне броня, так что не переживай. Спи.
Спать мне, однако, не хотелось. Вроде и спал я в последнее время
совсем мало, и нагрузки меня вымотало – пожалуй, даже не нагрузки, а все
эти бесконечные разговоры – но вот не спалось, хоть убей. В голове
крутилась какая-то чертовщина, странные обрывки воспоминаний, неожиданные
ассоциации. Ночь никогда не была моим другом. Крепко спят лишь счастливые
люди, а я не могу назвать себя таковым. Всегда я был чужим. Чужим для
самого себя. С детства мне приходилось быть собранным, подтянутым,
возможно, суховатым – только в последнее время я смог несколько
расслабиться. Расслабиться, став обладателем не одной, а множества масок.
Иногда, впрочем, я становился самим собой – но для этого требовалось
употребить не менее килограмма чего-либо очень крепкого. Тогда находила на
меня хмельная грусть и память сжимала сердце. Странно, что у меня до сих
пор не сели нервы – пожалуй, я научился приспосабливаться ко всему, во что
меня совала судьба. А может быть, именно эта моя скрытая эмоциональность
позволяет мне держаться на плаву? Вот только горечи с каждым годом все
больше в моем взгляде...
Я осторожно поднялся, взял со стола сигарету и массивную хрустальную
пепельницу. Щелчок зажигалки почему-то показался мне слишком громким.
Возможно, виной тому была тишина. Дыхания Мэрион я почти не слышал. Я лег
на спину, поплотнее закутавшись в одеяло. Без двух компонентов тройной
системы: шлем, наплечник, пояс – биоброня не грела. Да и пояс я снял, так
что даже защитных функций тонкая квазиживая пленка сейчас не обеспечивала.
– Идите ко мне, – раздался в темноте тихий голос. – Вам же холодно.
Я молча поднял с пола подушку и одеяло, переложил их на диван и лег
рядом с Мэрион. Она прижалась ко мне, накрыла меня краем своего одеяла. Я
лег на живот, повернулся к ней затылком, ощутил, как девушка обхватила
меня правой рукой, уткнулась носом мне в бок... и неожиданно провалился в
сон.
Проснулся я на рассвете. Тусклый серый свет просачивался сквозь щель
в шторах на окне в метре от дивана. Я лежал на спине, на груди у меня
находилась пушистая голова Мэрион – она спала на боку, обняв меня правой
рукой и прижавшись щекой к мохнатой черной шерсти Ольгиного свитера.
Все-таки что-то в ней было не так. Я не мог понять, что же именно, почти
подсознательно ощущая какое-то несоответствие, и вдруг до меня дошло -
запах! Нет, мужчиной не пахло, но не пахло и теплой спящей женщиной. Запах
не был неприятным, но что-то в нем было непривычное и оттого странное. Я
осторожно погладил темноволосую голову, лежавшую у меня на груди, провел
пальцем по тонкой девичьей руке. Она проснулась, открыла глаза и немного
удивленно посмотрела на меня.
– Спи, спи, – я коснулся ее затылка, мягко прижал ее голову к себе. -
Спи, еще рано.
– А вы? – спросила она, плотнее прижимаясь ко мне.
– А мне уже хватит. Я отосплюсь потом.
– Знаете, не надо, – она вдруг отстранилась, села на диване, глядя на
меня полными страдания глазами.
– Что случилось? Ложись, раньше чем через часдругой никто не
появится.
Она тяжко вздохнула и устроилась возле меня. Робко коснулась пальцами
моей руки, потом положила голову мне на плечо. Я погладил ее шею,
осторожно провел рукой по спине. Она издала странный звук, похожий на
всхлип.
– Что с тобой? – спросил я.
Она молча перевернулась на спину, расстегнула кофту и положила мою
ладонь на маленькую упругую грудь.
– Вы чувствуете, как колотится мое сердце? Того, что вы делаете,
может оказаться достаточным, чтобы я влюбилась в вас.
Сердце у нее трепыхалось, словно у воробья. Я погладил ее грудь – со
всей нежностью, на какую был способен – и убрал руку.
– Тебе нужно так мало?
– А вы думаете, меня часто ласкали? Часто вот так нежно, как хрупкую
вазу, прижимали к себе? Обычно это выглядело совсем иначе. А потом -
только слезы.
– Не надо, – прошептал я. – У тебя все будет нормально. Совсем другая
жизнь, стоит тебе лишь захотеть.
– Но что я должна буду сделать?
– В столице скоро многое изменится. Харрис убит, семья переходит в
руки милорда Касьяна. Он сможет повернуть ситуацию другим боком. Я
полагаю, он найдет, что тебе предложить.
За окном с хрипом приземлился коптер, в коридоре кто-то тотчас
побежал в сторону центральной лестницы.
Я сбросил с себя одеяло, спрыгнул с дивана и подошел к окну. Из
стоящего на лугу коптера вылезал Детеринг в изодранном и залитом кровью
комбинезоне.
– Я боюсь, что ошибся насчет часа... – впрыгнув в сапоги, я приладил
на бедрах пояс и протянул Мэрион ленту: – Завяжи мне волосы.
Она выбралась из-под одеяла, привела себя в порядок и подошла ко мне.