Текст книги "Миры Королева (Вся серия с 1-13 книги)"

Автор книги: Алексей Бессонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 127 (всего у книги 197 страниц)

"Беллами"... Отсутствие связи через сто часов после старта... Спустя полгода

исключен из состава ВКС как без вести пропавший при выполнении миссии

закрытого характера". – Беллами! – выкрикнул Ариф. – Проклятье, так вот

почему название "Ахерон" все время казалось мне смутно знакомым! Ты помнишь,

я рылся в материалах старика штурмана, который выстроил твое убежище в

Дагсборо? Ахерон – это засекреченный объект имперской СБ, который был

выстроен лет за шестьдесят до Войны на таинственной планете Беллами, на той

самой базе каких-то древних цивилизаций, сражавшихся за обладание Южным

Звеном. Проклятая память, я все вспомнил. Незадолго до Войны вокруг Ахерона

происходили какие-то странные вещи, и старикан писал, что тайны Беллами были

одной из причин гибели его капитана, крупного пиратского барона... – Артур,

поворачивайте к нему, – приказал Роберт. – Если корабль шел на Беллами, то не

исключено, что на борту могли уцелеть материалы невероятной важности. У нас

есть два тяжелых боевых скафандра – Ара, ты пойдешь со мной? – Думаю, мне

необходимо выпить, – поежился Ариф, – потому что с трезвых глаз мне страшно

даже вообразить себе то, что мы увидим в потрохах этой древней гробницы.

Заледеневшие трупы на палубах и все такое прочее. Нет, без пайки виски я туда

не сунусь. – Мне кажется, что большая часть экипажа могла покинуть корабль, -

заметил Баркхорн, – и забрать с собой все секретные документы... -

Проснитесь, Артур! – перебил его Роберт. – Корвет числится без вести

пропавшим! Если бы из экипажа уцелел хоть один человек, его подобрал бы

ближайший патруль, и в регистре была бы совсем другая отметка. Нет, здесь

дело нечисто. Подгоните "Пуму" прямиком к его корме и встаньте на коррекцию,

много энергии нам не понадобится.

 ... Бронированная внешняя дверь шлюза уплыла в сторону, и Роберт

непроизвольно вздрогнул: в метре от его тяжелых металлизированных башмаков

начиналась бездна. Ариф хлопнул его по плечу и решительно переступил через

порог. – Красота, – раздался в шлеме его голос, простор-то какой, мамочка!

Вылазь, стрик, подышим свежим воздухом. Роберт привычно усмехнулся идиотской

шутке друга и спрыгнул в пропасть. Фигура Арифа, обтянутая черной чешуей

боевого скафандра, болталась в нескольких метрах от прямоугольного отверстия

шлюза. Роббо неуклюже повернулся: над гладким бортом "Пумы" нависали

изогнутые профилированные ребра, державшие некогда корму изуродованного

корвета. Бронелисты обшивки, перекрученные чудовищной энергией в уродливые

 ленты, были отогнуты наружу, открывая взору измятые, сорванные с

места перекрытия боевых палуб и проваленные в глубь корпуса массивные

многотонные цилиндры уцелевших генераторов. Баркхорн был прав, авария

двигателей, даже в самом фатальном из всех возможных сценариев, не смогла бы

причинить "Эридану" такие чудовищные разрушения. Это был удар, пришедшийся

скорее всего прямо с кормы, – но Роберт хорошо понимал, что даже самые

могучие имперские пушки не были способны на такое... Для того, чтобы так

чисто снести корму немаленькому эскортному корвету, нужно было долго и упорно

класть попадания в одну и ту же точку. В маневренном бою так не бывает: как

правило, если хорошо защищенный корабль все же получает поражения, не

допускающие дальнейшего сопротивления противнику, то выглядят они

приблизительно одинаково во всех случаях – корпус, измочаленный сотнями

попаданий до неузнаваемости и разодранный изнутри неизбежными взрывами

энергоцепей. Нет, это был действительно один удар... Но какой же мощности? -

Начнем с шестой палубы, – предложил Роберт, – по-моему, она здесь главная

экипажная. – Ты хочешь пробраться в рубку командира? понял Ариф. – Хорошо,

поехали... На его спине беззвучно заработал плоский компактный ранец, и Ара

медленно взмыл вверх, приближаясь к жутковатому металлическому месиву шестой

палубы корвета. В месте разлома – или, скорее, разрыва! – она провалилась на

пару метров вниз, и, приблизившись к неровному краю многослойного

металлического перекрытия, Ариф, не выключая двигателя, уцепился когтистыми

перчатками за обвисший лоскут верхнего листа и поднялся выше, на относительно

ровный участок. – Шуруй сюда, – позвал он Роберта, – переборки, кажется,

целы, и это очень странно!.. В слабом желтом свете висевшей над головой

гигантской планеты замерзший металл корабельного скелета казался бронзоватым.

В глубине разрушенного корвета, там, куда свет не попадал, лежала

глубочайшая, непроницаемая тьма – тьма, увидеть и почувствовать которую можно

только в космосе. Ариф осторожно двинулся по перекошенному палубному покрытию

и неожиданно исчез в этом мраке. Роберт подплыл к тому месту, где Кириакису

удалось взобраться по краю оплавленной палубы, поднялся чуть выше и заметил

белый луч света, мелькавший в глубине черной каверны. Хрипловатое дыхание

друга, не смолкавшее в его шлеме, придало ему сил: подтянувшись, он поднялся

вовнутрь корабля. – Знаешь, – сказал Ариф, – здесь все почти цело... Пять

метров – и уже не заметно структурных разрушений. Почему, черт меня возьми?

Не ножом же его резали, в самом деле! Тут все должно быть смято и

перекошено... Роббо, где ты, скотина? – Ты стал пугаться темноты? – спросил

Роберт, зажигая фонарь на шлеме. – Да иди ты!.. – облегченно вздохнул

Кириакис, увидев фигуру своего друга. – Пойдем. Лифты наверняка заклинены, но

мы сможем пробраться через аварийные трубы. – Рубка должна быть на этой

палубе, – сказал Роберт, удивляясь своей необъяснимой убежденности. – Будет

хуже, если дальше заблокированы межсекторные диафрагмы. Ара, ты не смотрел

аварийное освещение? – Смотрел – щит у тебя под носом, – отозвался Ариф. -

Корабль полностью лишен энергии, ни одна цепь не откликается. – Это тоже

странно. За четыреста лет аварийные системы не должны были сдохнуть – кто мог

сосать энергию из мертвого корабля? Они медленно двинулись вперед – частично

шли, частично плыли, потому что каждый привычно размашистый шаг отрывал их от

пола... Тьма за их спинами стала непроницаемой. То желтое пятнышко, которое

виднелось до первого поворота коридора, пропало, и теперь они двигались,

запертые в стальной колбе, наполненной этой адской тьмой. Мощные прожекторы

на шлемах пытались рвать ее, но она, словно липкая паутина, с каждым шагом

смыкалась вновь. – Что-то я не вижу покойников, – насмешливо произнес Роберт,

– наверное, зря ты заряжался своим пойлом, У тебя шлем от выхлопа не потеет?

– Иди к черту, – ответил Ариф. – Смотри, впереди, похоже, диафрагма. Роберт

задрал голову. Кольца шейного сочленения мягко чавкнули, и белое сияние

фонаря прыгнуло вверх, осветив сводчатый белый потолок и разделявшую коридор

межсекторную диафрагму. Она была раскрыта. Дальше, в глубине тоннеля,

виднелись закрытые двери каких-то помещений. – Ты был прав, – сказал Ариф, -

это экипажная палуба. Впереди офицерские каюты. Он переступил через

торчащее из пола толстое кольцо диафрагмы и вдруг исступленно заматерился

– свет его прожектора бросило в сторону, и Роберт встревоженно спросил: -

Ара, что там – труп? – Кое-что похуже, – мрачно отозвался Ариф. – Иди сюда...

Роберт медленно подплыл к нему и остановился, уцепившись рукой за раскрытую

кем-то дверку операционного щитка. Под самым потолком, в полуметре от его

носа, сонно кружилась мумифицированная человеческая рука, оторванная по

локоть. Высохшие пальцы с длинными и – это потрясло Роберта – покрытыми алым

лаком ногтями истово сжимали рукоять массивного двухствольного излучателя

незнакомой Роберту конструкции. – И где, интересно, ее хозяйка? – прошептал

он. Ариф обвел коридор лучом света. – Никаких следов боя, – констатировал он.

– Хм. Что скажешь? – Что ты, кажется, не зря надирался. Идем дальше. Двери,

одинаково овальные, тянулись вперед нескончаемой цепочкой. Роберт попытался

прикинуть численность экипажа корабля такого класса и пришел к выводу, что

она должна была составлять не меньше сотни офицеров и рядовых. Все каюты шли

по одной стороне коридора – они двигались по левому борту корабля, и за

противоположной переборкой должны были находиться верхние батарейные гнезда и

их унитарные ямы с эскалаторным хозяйством. – Еще одна диафрагма, – сказал

Ариф. – Скоро мы выйдем в нос. Может быть, есть смысл пошарить в ходовой и

штурманской рубках? – Мы туда будем до завтра шлепать, – возразил Роберт. -

Это во-первых, а во-вторых, бортжурнал всегда хранится в апартаментах

командира – забыл, олух? В трех метрах за диафрагмой обнаружилась новая дверь

– шире и чуть выше предыдущих. Роберт остановился и вновь задрал голову. Под

самым потолком на сером пластике переборки зловеще щурился двуглавый

имперский орел, ниже шла золотая надпись на древнем, практически забытом

английском: "Имперские военно-космические силы. Эридан-37". Верхнюю часть

двери украшало объемное черное распятие и непонятная черно-золотая надпись

странным, похожим на острые крючки шрифтом: "Ad majorem dei gioriam". – Это

что, – удивился Ариф, – каюта бортового капеллана? – Это блок апартаментов

командира, – уверенно заявил Роберт. – Раз в сетях нет энергии, мы, наверное,

сможем отжать дверь. Давай попробуем. Ариф засопел и зашарил на поясе,

отыскивая сенсор управления скрытым в ранце гравитором. Увеличив напряжение

персонального поля, друзья приложились к гладкому пластику. Как ни странно,

массивная дверь довольно легко ушла в сторону, открывая вход в темное

внутреннее помещение. Роберт вошел первым. Фонарь, взрезав, словно ножом,

вязкую тьму, осветил просторный холл с боковым диваном, парой кресел в углу и

распахнутыми створками стенных шкафов. Мебель была прикреплена к полу и

оттого оставалась на своих прежних местах, а под невысоким потолком в

живописном беспорядке висели предметы синего офицерского мундира вперемежку с

бокалом и парой пустых бутылок. – Убей меня Бог, – вдруг глухо сказал Ариф,

глядя вверх, – одна из рубашек перемазана кровью. Протянув руку, он осторожно

подцепил смерзшуюся в комок белую офицерскую сорочку и поднес ее к шлему.

Роберт вздрогнул: комок был белым только с одной стороны, большая же его

часть была смятым, навеки заледеневшим бурым камнем... – Брось ее, – сказал

он, – идем лучше дальше. Роберт уверенно – теперь уже не плавая – прошел к

противоположной переборке, где в свете прожектора темнел проем наполовину

открытой двери. Ариф последовал за ним. – Рубка – здесь, – махнул Роберт

рукой, указывая на одну из двух ведущих в глубь корабля дверей. – Там -

хибернатор командира. – Я не пойму, какого черта они все приоткрыты, -

заметил Ариф. – Смотри, здесь тоже кровь... Роббо присмотрелся. Ариф был прав

– высокое, мягкое когда-то плюшевое кресло было густо окрашено теми же бурыми

потеками, что и рубашка. Такие же потеки, бывшие, вероятно, когда-то лужами,

виднелись и на ворсистом ковре пола. – Здесь творилось что-то непонятное, -

буркнул Ара. – Вот тебе и виски. Что ты по этому поводу думаешь? Роберт не

ответил. Ему казалось, что его вот-вот пробьет озноб, и он боялся, что страх

в голосе не прибавит мужества им обоим. Дьявольски, нестерпимо хотелось

курить. Повернувшись, он молча шагнул через дверь, которая вела в боевую

рубку командира. Здесь было пусто. Взламывая ударами "когтей" боковые шкафы,

Роберт принялся набивать объемистые карманы скафандра миниатюрными плоскими

контейнерами с кристаллодисками. Опустошив последнюю, третью секцию, он

повернулся к мертвому, покрытому непонятной пылью пульту и замер на месте,

услышав судорожный вздох Арифа. – Ара, ты в порядке?! Ара?! – В порядке, -

ответил тот каким-то неживым, металлическим голосом, – иди сюда, ты ищешь не

там, где надо.

 Глава 2

 Ариф стоял нагнувшись, и Роберт не сразу понял, что он почти упирается лбом

в прозрачный колпак капсулы индивидуального хибернатора. Несмотря на белый

свет своего фонаря, он сразу заметил, что аппаратурная стоика справа от

капсулы едва заметно светится парой тусклых, рыжеватых глазков. – Все, что

нам нужно – здесь, – сказал Ариф, выпрямляясь. – Где? – не понял Роберт. -

Здесь, – повторил Ариф с непереносимой горечью. Роберт подошел к колпаку,

наклонился... и отпрянул. На белом пористом материале капсулы, повторявшем

очертания человеческого тела, лежала совсем молоденькая светловолосая девушка

в синем боевом комбинезоне имперских ВКС с узенькими лейтенантскими погонами.

– Это... командир? – спросил Роберт, понимая, что командиром этот ребенок

быть никак не может. – На ней эмблемы бортврача, – ответил Ариф. – Ты что,

ослеп? Это она, хозяйка той самой руки Роберт оправился от шока. Ариф был

прав. Правая рука лейтенанта была оторвана чуть ниже локтя, и тоненькая

культя, высовывавшаяся из разодранного и окровавленного рукава, была наспех

замотана толстым слоем бинта. Девушка выглядела так, словно вчера легла в

капсулу, но Роберт прекрасно понимал, что это иллюзия и несчастная давным-

давно мертва. Лицо девушки казалось спокойным и умиротворенным, и лишь потеки

туши на бледных щеках говорили о том, что в ее последние часы несчастной

выпало пролить немало слез. На груди, наполовину прикрытая левой ладонью с по-

прежнему алым лаком на ногтях, лежала прозрачная коробочка с кристаллодиском,

из которой торчал белый клочок бумаги. Роббо поднялся и развернулся к стойке,

намереваясь поднять купол, но Ариф остановил его, перехватив руку: – Подожди!

А вдруг она жива? – Ты спятил, – устало отмахнулся Роберт. – Если бы ее нашли

лет -триста назад. Теперь ты понимаешь, куда делась вся энергия? Ее высосал

хибернатор. Потом э когда поляризация в сетях совсем упала раскрылись

диафрагмы и встал аварийный гравитор. Воздух сразу же улетучился, а системы

жизнеобеспечения к тому времени уже давно сдохли. – Но стойка показывает, что

хибернатор еще дышит! – Приди в себя! – выкрикнул Роберт. – Даже если бы он

был в норме, что бы мы могли сделать? Как, чем мы накачали бы сюда воздух?! У

нас что, спасательно-госпитальное судно? Или мы успели бы натянуть на нее

скафандр? В такой температуре?! И потом, – добавил он примирительно, – в

морозильнике четыреста лет не протянешь, даже в исправном... – Когда я сюда

вошел, мне показалось, что индикатор поляризации показывает норму, -

отрешенно сказал Ариф, – и я подумал, что она жива. Иди в рубку, – добавил

он, – там должен быть флаг. – На кой черт? – Иди в рубку! – рявкнул Кириакис.

– Флаг должен храниться в боевой рубке командира корабля. Я сам ее вытащу.

Роберт не стал возражать. Нервы были натянуты до предела, и он хорошо

понимал, что сейчас не время и не место для истерик и выяснения отношений:

окровавленная и стиснутая металлом тьма вполне могла стать и их гробницей. Он

знал, где на имперских кораблях хранился флаг. Лишенный энергии сейф открылся

от первого же рывка "когтя", и он вытащил оттуда все, что обнаружил: пару

герметично запечатанных пакетов и длинную черную колбу со свернутым флагом.

Рассовав пакеты по карманам, Роберт вернулся к хибернатору. Ариф уже открыл

колбу, и сейчас миниатюрное тело девушки, заледеневшее в камень, а потому не

гнущееся, лежало у него на руках – казалось, Ариф баюкает большую поблекшую

куклу в синем комбинезоне. Вот только даже волосы ее напоминали собой твердую

пластиковую отливку. – "Ингрид Сташек", – прочитал Роберт надпись на правом

нагрудном кармане девушки. – Лейтенант Ингрид Сташек... – Давай флаг, -

буркнул Ариф. Черно-золотой имперский стяг был изготовлен из сверхстойкого

мягкого пластика, над которым не были властны ни время, ни адский холод.

 Роберт развернул широкий свиток, и в белом огне прожекторов

зловеще блеснул черный в золотой рамке крест и ниже, под ним, -

четырехугольная звезда ВКС. Отстранив Роберта, Ариф уложил тело вдоль флага и

осторожно, словно имел дело с живым человеком, замотал его в податливую

ткань. – Пошли, – сказал он. – Больше тут ловить нечего. – Ты потащишь ее с

собой? – Роббо, – в голосе Арифа плеснула ярость, это имперский офицер,

павший в бою!.. Роберт не ответил. Он вышел в коридор и двинулся в сторону

оборванной кормы, не дожидаясь идущего сзади Арифа. В секторе, где по-

прежнему плавала рука мертвой девушки, он увидел большое, неровное кровавое

пятно, не замеченное им раньше. "Во мне что-то сломалось, – думал он, шагая

по черному коридору. – Буквально на днях во мне что-то сломалось. Я убил

Лема... Кого я убью еще? Интересно, а если бы... А если бы она была жива? Она

была бы жива, но на груди у нее лежал необходимый мне документ, что я стал бы

делать? Искать способы втиснуть ее в скафандр раньше, чем она окочурится?

Бегать туда-сюда, ломать всем экипажем голову – и все это в ожидании

аврорского патруля на более мощном корабле, который сможет нас достать? Я

убил бы ее, – понял он, – я убил бы ее, не терзаясь раздумьями". Роберт

остановился. Ему стало страшно, но страх этот был какой-то отстраненный,

почти чужой, запоздалый. Три, четыре дня назад он сошел бы с ума, перевернул

вверх дном свой корабль, но нашел способ вытащить девчушку с того света.

Сегодня – нет... Он выбрался на уровень разрыва, остановился на самом краю

изуродованной палубы и задрал вверх голову, глядя на пятнистый, желто-

коричневый гигант, висящий над головой. Ужас ледяного мрака все еще плескался

в нем; он смотрел на желтую планету, стараясь не замечать бездны космоса под

ногами, и дивился той пустоте, которая властно заполнила собой его душу.

Постояв, он неслышно вздохнул и запустил движок своего ранца. В распахнутый

шлюз "Пумы" он попал со второго захода. Ощутив ногами твердый металл и

искусственное тяготение живого, населенного людьми корабля, он расслабленно

опустил плечи и вернулся к порогу. На краю оборванной палубы появился Ариф с

длинным свертком на плече: вытянув свою ношу на руках, он толкнул ее, и она

медленно поплыла прочь, удаляясь в бездонные глубины космоса. Правая рука

Арифа поднялась к шлему в прощальном салюте. Удивляясь самому себе, Роберт

вытащил из поясной петли свой излучатель, сбросил пальцем собачку

предохранителя и выстрелил вверх.

 Лорд Торвард Бифортский выбрался из роскошного длинного коптера и устало

зашагал по белой мраморной дорожке, ведущей через огромный старый сад к

темным башням его резиденции. В окнах правого крыла горел свет – его супруга,

леди Энджи, не спала, хотя время перевалило за полночь. Он не удивился:

отчасти от того, что бессонница жены была делом не столь уж редким, отчасти

от невыносимой, ломавшей все его массивное тело усталости. На какие-то эмоции

у него уже просто не было сил, хотелось войти в спальню, кое-как содрать с

себя одежду и рухнуть в постель, забывшись хотя бы до утра. Он не думал, что

сегодняшний день будет так тяжел – слишком долгое заседание с бесконечными

докладами, да еще и вечерняя, переходящая в ночную, встреча с "королями

информации". Он устал отвечать на бесконечные вопросы, устал извиваться в

поисках обтекаемых ответов – этому искусству он так и не научился за все

годы, проведенные им на вершине власти. Он даже не чувствовал вкуса тлевшей в

углу рта сигары. Дворецкий встречал его на верхней ступеньке широченной белой

лестницы; коротко кивнув, лорд Торвард прошагал мимо него и повернул в холле

направо, двигаясь в спальные апартаменты супруги. Он вовсе не собирался

проводить эту ночь в ее постели, но тон, которым блистательная леди Энджи

просила мужа навестить ее по прибытию домой, не оставлял ему выбора. Она

ждала его в просторном угловом кабинете на третьем этаже здания. Войдя, лорд

Торвард устало коснулся губами сухой ладони своей супруги и вопросительно

поднял глаза. – Сядь, – мягко приказала она, – сейчас я закажу ужин. Нам

надо поговорить. – Боюсь, у меня нет сил, – выдохнул Торвард, но раз ты

настаиваешь... Он отцепил от пояса меч и тяжело рухнул в ближайшее кресло.

Энджи протянула ему пару тонких листков с каким-то текстом. – Прочитай пока

вот это. Лорд-владетель потер виски и впился глазами в бумагу. В первом

прочтении смысл доклада не совсем дошел до него, и он, досадливо морщась,

поспешил закурить новую сигару. Проглядев текст вторично, лорд Торвард

отшвырнул документ в сторону и тяжело вздохнул: – Ты считаешь, что это

связано с Робертом? – Я не считаю, я знаю, – улыбнулась леди Энджи. – Эта

следователь, Кэтрин Раш, – его новое увлечение. – Случай беспрецедентный, -

произнес Торвард. – Такие партии зелья нам в руки еще не попадали. Галланд,

вероятно, на седьмом небе от счастья?.. – Я приказала остановить

расследование. Ты должен понимать – Роббо подбросил нам этот материал

специально. Мы должны выяснить, что он хочет этим сказать. Лорд Торвард

задумался. Игры его сына, не всегда невинные, но достаточно остроумные, вдруг

приняли в его глазах несколько иной оборот. Если охламон в самом деле

подбросил ему это дерьмо, то для чего? Или... или игра перестала быть игрой,

и парень всерьез схватился за что-то такое, о чем ни он, лорд-владетель, ни

его посвященное окружение не имеют пока представления? – Роббо влип в дела с

теми ублюдками, что толклись на Бифорте, – решился он. – Я имею в виду

сволочей, которые были как-то связаны с горган. Я же говорил тебе, что

публика с Тротиуса шляется у нас под носом, но пока еще ни разу нам не

удавалось прихватить кого-либо из них. – Роббо с Кириакисом вполне могли

оказаться проворнее, – кивнула Энджи. – Что ты предлагаешь? – криво улыбнулся

лорд-владетель, провожая взглядом молоденькую служанку, которая принесла в

кабинет хозяйки заказанный ужин. – Что, вызвать его милость лорда-наследника

на ковер? Х-гм... он должен прийти сам. – Это слишком рискованно, -

взволнованно дернула плечами леди Энджи. – Ты слишком много ему позволяешь...

– Прости, а что я могу ему запретить? – удивился Торвард. – Что, Энджи? Он

делает то, что не могут сделать все мои разведки вместе взятые – и никогда не

смогут. Так что же, я должен призвать его к порядку? Но тогда его нужно гнать

на рудники, предварительно обвешав орденами. – Но из-под контроля он вышел

далеко не вчера! Лорд Торвард устало вздохнул и поковырялся вилкой в своей

тарелке. – Да дело все в том, дорогая, что он и не был под контролем.

Никогда, понимаешь? Роббо – это не тот человек, которому можно что-либо

разрешать или запрещать. В любом случае он найдет возможность наплевать на

все запреты и жить по-своему. – Торвард, мы говорим о нашем сыне! – Энджи

выскочила из кресла и заходила по комнате. – О сыне, который вмешивается в

тайную политику государства. Чем это для него кончится? – Я подозреваю, что в

нашей политике он разбирается куда лучше меня, – усмехнулся лорд-владетель, -

тем более что она находится в крайне запущенном состоянии. Роберт -

прирожденный фокусник, понимаешь? Он крутит этот мир в своих пальцах и ничего

не боится – и слава Богу! И вообще, – он отложил вилку в сторону и поднял

глаза на жену, застывшую посреди комнаты, – могу ли я, воин, запретить своему

сыну вести собственную войну? – Какое у вас всех идиотское мышление! -

воскликнула леди Энджи. – "Я – воин". Ты глава государства! Ты монарх, он

твой единственный наследник – на проблему нужно смотреть только так, и никак

иначе! Хорош принц, который с детства шляется в компании воров и сутенеров!..

– Сейчас не двадцатый век, – привычно усмехнулся Торвард, – несмотря на все

твои старания его воспроизвести в натуре. Лорд, не державший в руках оружия,

никогда не сможет повести за собой людей. Мне казалось, что за тридцать лет

ты могла это понять. Или тебе было мало этого срока? – Ты должен принять

какие-то меры, – упрямо повторила Энджи, не глядя на него. – Хорошо, -

успокаивающе произнес лорд-владетель. – Мы подумаем об этом... "Думать надо

было раньше, – размышлял он, лежа в своей постели. – Но что я мог придумать?

Связать парня жестким родительским контролем? И кем бы он вырос?.. Сегодня я

имею сына, вполне способного на самостоятельное решение самых сложных

вопросов, и я искренне рад, что он вырос именно таким. Сопляк и плейбой,

прыгающий из постели в постель, никогда не смог бы принять на себя этот

c!(" ni() пресс ответственности, ответственности за каждое слово и за каждый

жест. Ему предстоит еще раз перевернуть все с ног на голову, ибо другого пути

у нас нет: либо мы станем не просто сильны, а сильны все вместе, либо, не

найдя способов объединения, навсегда растаем в пыли равнодушных бездн.

Сегодня мало кто отдает себе отчет в безжалостной неизбежности новых

сражений, но он, лорд Роберт, справится – его рука не задрожит, принимая

тяжкий отцовский меч"." Сон отчего-то не шел: то ли беседа с Энджи слишком

растормошила его, то ли усталость была сильна настолько, что не оставляла сил

даже уснуть. Торвард выбрался из-под одеяла, плотно закутался в теплый халат

и вышел на широкий балкон своей башни. Он частенько сидел здесь по ночам -

неспешно попивал виски, курил и думал, глядя в бездонное бифортское небо,

давно ставшее для него родным. Небо, право на которое он завоевал незадолго

до рождения сына. "Тогда мы все были пьяны, – подумал он, опускаясь в

глубокое кожаное кресло. – Пьяны от крови и небывалых, невозможных удач -

сегодня мы совсем другие. Власть затянула нас в свои сети, задушила

необходимостью ежедневных решений, и я, лорд Торвард Бифортский, едва ли могу

назвать себя счастливым человеком. Я добился всего, чего хотел от меня

таинственный предок, затеявший всю эту игру с наследством в виде

несокрушимого имперского линкора и проснувшимися во мне родовыми амбициями -

а в итоге зачем?" Торвард налил себе рюмку темного ароматного виски, привычно

пригубил и достал из лежавшей на столе коробки толстую аврорскую сигару. Нам

так не хочется думать о висящей над нашими головами опасности, подумал он,

прикуривая. Мы стараемся не вспоминать – ни о ней, ни об Ахероне с его

немыслимыми представлениями о грядущей судьбе человеческих миров. Что же нам

делать? Играть друг с дружкой в прятки, просыпаясь по ночам от ужаса ожидания

чужого десанта? Решение примет только Ахерон – но когда? Лорд Торвард залпом

выпил свою рюмку и глубоко затянулся, глуша маслянистым сладким дымом горечь

во рту. Он жил так не первый год, жил, теряясь в бессилии собственного

неведения. Он понимал, что никто из солдат его немногочисленного "черного

войска" не принесет ему решение этого вопроса – хотя бы потому, что тайна, с

которой они столкнулись, была чернее их щеголеватых мундиров... "Кажется,

Роббо действительно что-то знает, вдруг подумал он. – И, следовательно, он

придет ко мне сам, но придет только тогда, когда будет иметь перед глазами

ясную и вполне сложившуюся картину. Хорошо бы ему успеть..."

 – Мы начали нервничать, – хмуро признался Баркхорн, – и если бы не ваш

приказ соблюдать молчание, я начал бы вас звать. Что за сосиску вы вынесли из

корабля? – Потом, – отмахнулся Роберт. – Завершайте маневр, лорд Артур. Прочь

от этой гробницы, и поживее! Того и гляди, сюда примчатся еще какие-нибудь

аврорские красавцы. Баркхорн кивнул и повернулся к пульту. "Пума" вздрогнула

заработавшими двигателями и начала отходить от висящего в желтой бездне

корвета. Ариф мрачно дернул головой, указывая на выход из рубки, и Роберт

согласно кивнул. – Мы будем в кают-компании, – сказал он пилоту. – Когда

ляжете на генеральный курс – будьте любезны доложить.. Ариф вышел первым. Они

спустились на палубу ниже, миновали короткий экипажный коридор и остановились

перед дверью небольшой кают-компании разведчика. Роберт набрал код на панели

и шагнул в полукруглое помещение, освещенное несколькими потолочными

плафонами. Ариф, войдя, сразу же устремился к бару, где за полированными

деревянными панелями скрывался немалый запас алкоголя. – Начни с этого, -

сказал он Роберту, пустив по стойке кристаллодиск, найденный на груди у

мертвой девушки. – Мне кажется, здесь самое интересное. Ты выпьешь? – А ты

как считаешь? – усмехнулся в ответ Роббо, оживляя проектор. Ариф понимающе

кивнул и наполнил высокие бокалы. Из-под стойки появились несколько пакетов с

бутербродами и коробка сигар; свалив все это на поднос, Ара подошел к

столику, за которым сидел Роберт, опустил на него снедь и плюхнулся в кресло.

– Почитай, – Роберт повернулся и протянул ему клочок бумаги, зажатый между

пальцами. – Это было в коробке. – "Вэл, я тебя люблю, – прочитал Ариф, -

прости меня за все". Господи, что это? – Ниже, по-видимому, адрес, – добавил

Роберт. – Что же, она и не рассчитывала выбраться из хибернатора живой?

Роберт молча пожал плечами и всунул миниатюрный диск в приемную прорезь

аппарата. Сперва раздался громкий щелчок, потом короткая возня, и наконец

перед глазами друзей неторопливо развернулась голографическая картинка.

Лейтенант Ингрид Сташек сидела в кресле перед пультом в полутемной

командирской рубке. Культя правой руки уже была натуго затянута повязкой,

рядом с девушкой лежал хромированный аппарат для постановки временных полевых

швов и несколько рассыпанных в спешке скобок. Лицо врача было смертельно

бледным, и Роберт поймал себя на мысли, что именно так она выглядела и в

капсуле хибернатор, не сумев сохранить ей жизнь, сумел сохранить ее тело в

точности таким, как в ту минуту, когда она легла под колпак и включила

запуск. Она слабо кашлянула и неестественно четко произнесла, глядя прямо в

иглу записывающей головки: – Я, лейтенант медицинской службы имперских военно-

космических сил Ингрид Мария Сташек, единственный уцелевший член экипажа

корвета "Эридан-37", докладываю о событиях, свидетелем которых я стала... -

Голос изменил ей, она закашлялась и продолжила уже слабо, вполголоса, явно

стараясь сохранить спокойствие хотя бы на время своего рассказа: – На сто

втором часу после старта с базы Лассиг-пятый корвет приблизился к объекту

исполнения миссии. Командир флаг-майор Венцель объявил по кораблю боевую

тревогу, и тут появились они. – Девушка вновь замолчала, и Роберт увидел, что

у нее трясутся губы; она шмыгнула носом, провела уцелевшей рукой по лицу и

заговорила: – Я находилась в лазарете до того момента, пока на корабль не

напала абордажная партия. Сперва мы получили очень мощный удар со стороны

кормы. Удар был настолько сильным, что на палубах выбило с места все, что не

было закреплено намертво. Сразу же после этого по кораблю была объявлена

абордажная тревога. Они двигались с кормы и через нижние шлюзы. Все, кто

пытался остановить их на нижних палубах, были убиты. Я встретилась с

противником в районе верхней экипажной палубы, там, где находятся каюты

офицерского состава... – Ингрид всхлипнула и закрыла рукой глаза. Голос ее

зазвучал глухо, словно через слой ваты: – Мне оторвало руку. Я потеряла