Текст книги ""Фантастика 2025-115". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"

Автор книги: Александра Черчень

Соавторы: Василий Маханенко,Дмитрий Янковский,Юрий Уленгов,Валерий Пылаев,Вячеслав Яковенко,Макс Вальтер,Мария Лунёва,Владимир Кощеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 72 (всего у книги 342 страниц)

Теперь оставалось лишь избавиться от двух витязей, стерегущих девку. Просто протянуть щупальца и убить обоих было нельзя, это ведь не звери без разума. Людей можно убивать лишь поодиночке, потому что, даже когда они вдвоем, боль становится нестерпимой.

– Эй… – сквозь полудрему услышал Ратибор шепот Волка.

Стрелок тут же скинул с себя сонное оцепенение и привстал на куске рогожи, подстеленном Марой.

– Что случилось? – так же шепотом спросил он.

– У тебя с животом все в порядке? – вместо ответа спросил певец.

– А у тебя с головой? – разозлился Ратибор. – Я уже собрался бежать, стрелять.

– Да нет. – Волк небрежно махнул рукой. – Но мясо явно было не очень свежее. Мутит меня.

– А я что, лекарь?

– Постой в дозоре, а? – На лбу у него действительно виднелась испарина, а лицо, даже в неярком свете угасающего костра, выглядело зеленоватым. – Мне надо отойти ненадолго. Постоишь?

– Ладно, давай, – усмехнулся стрелок. – А то еще помрешь ненароком.

Волк благодарно кивнул и вышел из пещеры, зашуршав сапогами по сыпучим камням.

– Я скоро… – донеслось едва слышно.

Ратибор встал и растер ладонями щеки, чтобы разогнать остатки дремоты. Не собирался ведь спать, а ведь нет – сморило. В голову пришла чуть испуганная мысль, что он уже староват для долгих походов. Но тут же страх отступил. Ведь и правда староват – сколько же можно.

Мара сонно перевернулась на другой бок.

– Ну сколько можно колобродить… – с укором буркнула она и с головой укуталась покрывалом.

Ратибор усмехнулся и сел, стараясь поменьше шуметь. Шорох камней за пещерой затих, видно, Волк нашел, наконец, подходящее место.

На самом деле Волк удивленно остановился, прислушиваясь к ощущениям в собственном теле. Тошнота и слабость в желудке исчезли, их будто рукой сняло. Певец мотнул головой, улыбнулся и шагнул назад, но его тут же снова скрутило. Он как ошпаренный отпрыгнул на прежнее место и внимательно осмотрелся. Но ничего особенного вокруг не происходило – лес, темной стеной обрамлявший поляну, негромко шумел, поблескивая в лунном свете трепещущими листьями. Этот, казалось бы, мягкий шум вкрадчиво подминал под себя все остальные звуки. Но человеческое гиканье стихло, и это успокаивало, потому что даже самая страшная и неутомимая нежить всегда несет в себе меньше опасности, чем человек – коварный и хитрый.

Вдруг резкий звук и хруст ломающихся ветвей раздались совсем рядом, шагах в тридцати. Волк вздрогнул от неожиданности и отпрянул назад, но острая боль в животе согнула его пополам, заставив снова шагнуть на прежнее место.

Из леса выскочил совершенно измотанный лось, фыркнул, повернулся, расплескав рогами капли лунного света, и снова исчез в лесу. После него еще некоторое время слышались топот и треск ломаемых сучьев. Но Волка беспокоило не это.

– Никак колдун какой решил надо мной покуражиться… – шепнул он и принюхался.

Запах мокрой шерсти никуда не исчез, тихонько струился по ветру. Но никакой зверь, даже рысь, не мог бы сидеть в засаде так тихо Это несоответствие пугало, но еще сильнее пугало то, что боль прошла, но зато тело онемело, словно заморозилось махом Ни шагу ступить.

До разума долетел еще один звук, но такой позабытый, что певец даже не сразу узнал голос меча.

– Не страшись. – Голос звучал очень молодо. – Все уже кончено Эта тварь может убить тебя в любой миг.

– Тварь? – шепотом переспросил Волк.

– Да. Не человек, но извечный противник Посланец логова Тьмы. Я даже помню его имя Это было последнее, что я почувствовал перед тем, как оно убило меня.

– Имя?

– Да, – шепнул голос, и Волка скрутила страшная, непередаваемая боль, от которой даже вскрикнуть было немыслимо – Вот его имя.

Боль отступила, но певец еще несколько мгновений не мог отдышаться, хватая ртом воздух.

– Фух… – наконец выдохнул он.. – Как с этой тварью биться?

– Никак Ты можешь только предупредить друзей об опасности. Спеши, тебе осталось не долго…

Голос умолк, и Волк набрал полную грудь воздуха, чтобы крикнуть погромче.

Ратибор подбросил веток в огонь Костер полыхнул ярче, разогнав предутренний холодок, искры закружились и яркими мошками вылетели из пещеры. Когда треск сучьев стих, стрелок снова присел у выхода, дожидаясь, когда же вернется Волк

В этом месте звуки леса слышались гораздо отчетливей – полость пещеры собирала их, словно пустая бочка. Странные людские крики больше не доносились до ушей, и это успокаивало, поскольку встречаться с лесными охотниками под покровом ночи совсем не хотелось. И дело даже не в том, то они всегда передвигаются стаями, – Ратибору не раз приходилось биться одному против многих, но лес был их родным домом. Иметь их здесь противниками было не лучше, чем схватиться с водяным на глубоком месте.

Где-то далеко ухнул филин, и тут же ему ответил другой звук, довольно громкий и не совсем понятный. Птица так точно кричать не может, зверей Ра-тибор таких тоже не слыхивал. Наверное, нежить какая-то, у этих тварей бывают очень затейливые голоса. Хотя и нежить Ратибор знал буквально наперечет. Не похож этот звук был ни на бурчание чугай-стыря, ни на хохот мавки, сидящей на ветке. Лешак тоже так не ревет, хотя легко подделывает любой звук, даже человеческий голос, если решает заманить кого-нибудь в чащу.

Нет, такой рык мог издавать только упырь, причем очень крупный. Да и не один, скорее всего. Сам Ратибор такого не видел, но Микулка рассказывал, что, когда упырей много, они иногда охотятся стаями. Не потому, что им так удобней, у них на такое ума недостаточно, а просто иногда к одной жертве с разных мест сбредаются несколько упырей, да так и бродят потом кучей, повинуясь одинаковому для всех зову. Зову живой плоти, без которой они сгниют и развалятся за пару седмиц.

Ратибор прислушался. Да, рев складывался не меньше чем из трех голосов. Судя по громкости, чуть больше версты.

Это насторожило – на таком расстоянии они запросто могут почуять людей в пещере, а до рассвета еще далеко. От такого лиха лучше держаться подальше. Но в пещере все-таки лишь одна сторона открыта для нападения, а в ночном лесу эдакая тварь может выскочить откуда угодно.

Он встал и вышел наружу позвать Волка.

– Эй! – крикнул он в темноту. – Ты там не веревку, случаем, проглотил?

Волк не ответил.

Чем глубже упыри подкапывались, тем громче ревели. Рыть одну яму по очереди у них не хватало ума, поэтому они копали каждый свою, наперегонки пробираясь к добыче. В одном месте из-под бревен уже начала осыпаться земля, и в темноте избушки Микулка явственно разглядел светящийся упыриный глаз. Из образовавшейся щели пахнуло густым смрадом залежавшейся мертвечины. И мало того, на загривке упыря Микулка снова увидел тварь, которая пыталась сделать из него труса.

– Жур! – позвал паренек. – Жур, да очнись же ты! У нас дела совсем худо!

Он потянул волхва за рукав.

Жур дернулся, по лицу пробежала волна, а на лбу прорезались знакомые складки.

– Я же тебя просил не мешать! – буркнул он. – Им в любой миг может помощь понадобиться!

– Нам тоже, – осадил его паренек.

Жур напрягся, будто прислушиваясь, но Микулка уже знал, что он так не слушает, а смотрит. Причем, по всему видать, во все стороны разом.

– Что делать? – на всякий случай спросил паренек.

– До рассвета еще далеко. – Волхв встал и отряхнул рубаху. – Драться будем, другого выхода нет.

– Понятно… – Микулка сокрушенно опустил голову.

На слепого в бою надежды не было вовсе, так что рассчитывать приходилось лишь на себя самого.

– Кол обтеши, – начал распоряжаться Жур.

– Что?

– Ты бревно зачем выбил? Вместо копья?

– Ну…

– Так заостри с одного конца! Хотя с копья толку будет немного.

– Так пещерных медведей останавливали! – завопил Микулка.

– Не равняй, – отмахнулся волхв. – То твари живые, они от боли шарахаются и на острый рожон не лезут. А этим без разницы. Против них оружие только одно – острый меч. И рубить на куски.

– Я уж знаю… – поежился паренек.

– Тогда делай вот что. Собери всю солому,.какая найдется, и свали на дыру. Масла, жаль, нет никакого… Но на нет и суда никакого нет.

Микулка спешно собрал солому и, морщась от вони, бросил кучей возле стены. Из быстро растущей дыры под бревнами показалась упыриная лапа, потом снова и снова, паренек выхватил меч и с размаху отсек от нее четверть, не меньше. Упырь взвыл и принялся неуклюже копать другой лапой, но получалось у него гораздо медленнее, чем прежде.

Бескровный обрубок покатился по полу, еще пробуя царапать землю когтями. И тварюка с загривка упыря скакнула вслед за отрубленной лапой с безобразным, гадким хихиканьем, от которого Микулку прошиб холодный пот. Однако страх добавил ему резвости. Микулка ударил еще несколько раз, порубив гнилую плоть на куски, и тут же, изловчившись, отсек оставшуюся лапу. Он стал махать мечом, пытаясь попасть по тварюке, но та увернулась.

Упырь заревел громче прежнего и принялся биться тяжелой головой о бревна стены, не в силах выбраться из ямы без помощи обрубленных лап. Остальные продолжали рыть как ни в чем не бывало.

Пока не образовались новые ямы, паренек принялся обтесывать конец выбитого бревна, превращая его в острие. Жур в это время возился с огнивом.

– Я думал, ты кремень вместе с мешками выбросил, – сказал Микулка, не переставая работать мечом.

– Ну уж нет, – усмехнулся волхв, раздувая дымящийся трут. – Без мешков прожить еще можно, даже без коней не помрем, а во г без огня человек жить не может.

Наконец огонек полыхнул и задорно перебежал на поджидавший пучок соломы, волхв подхватил его и бросил в печь.

– Помоги растопить, – попросил Жур. – Без глаз мелкую работу делать несподручно.

Микулка собрал стружку, слетевшую из-под меча, и бережно уложил в огонек, добавив еще пару пучков соломы. Пламя занялось ярче, и паренек подбросил сначала мелких дровишек, уже покрытых от старости мхом, а потом четвертушек полена.

– Обожги кол, – посоветовал волхв. – Легче обтешется и острее будет.

Микулка сунул конец бревна в печку, но тут осыпалась земля под другой стеной. Пришлось бежать туда и снова рубить лапы.

Разделавшись еще с одним упырем, он услышал громкий треск и замер, постепенно понимая, чем мог быть вызван такой необычный звук. Он очень напоминал треск огромной пилы, впивающейся в твердое дерево.

– Бревна грызет, нежить проклятая! < – со смесью испуга и злобы крикнул Микулка.

– Ничего. Подожди, пока высунется морда. Тогда и рубанешь.

Микулка замер, перехватив рукоять двумя руками. В отсветах пламени меч казался отлитым из золота, острие мерно покачивалось в такт дыханию.

Грызть бревна начали и с другой стороны, но метаться паренек не стал. Сейчас опасность представлял лишь тот упырь, который первым пустил в ход зубы.

Едва его морда показалась в прогрызенную дыру, Микулка изловчился и отсек обе челюсти вместе с зубами.

– На одного противника меньше, – довольно сообщил он. – Без зубов и когтей он нам не страшен.

– Рано радоваться. – Жур недовольно нахмурил брови. – Таких упырей нам и трех вполне хватит. Даже из двух один был бы лишним.

– До рассвета еще далеко? – с надеждой спросил паренек.

– На это и не надейся. Они три раза успеют разнести избушку по бревнышку, прежде чем в Киеве пропоют первые петухи.

– Куда только боги смотрят? – фыркнул Микулка, достал кол из печи и принялся обтесывать мечом обуглившийся конец.

Так дело двигалось намного быстрее.

– Готово! – Он довольно осмотрел получившееся копье. – Такой жердью и конного витязя остановить можно.

Жур усмехнулся:

– Это если бы кол был дубовый…

– И такой сойдет. Упырь – это ведь не витязь в кольчуге, гнилье.

Один из упырей снова взревел, и земля посыпалась под ближним к печи углом, бревна просели и скрипнули, грозя обвалиться всей стеной разом.

– Плохо дело… – нахмурился паренек. – Под таким натиском домик не долго выстоит.

Он подскочил к новой яме, собираясь уже рубить лапы, но рубить оказалось нечего – упырь прорыл такую глубокую яму, что оказался ниже земляного пола. – А-а-а! – испуганно вскрикнул Микулка, едва успев отбежать на середину избы.

Упырь резко разогнулся, восстал из-под земли на задних лапах, во весь свой чудовищный рост. От испуга паренек растерялся – копьем его бить или мечом. Если копьем, то меч надо бросить, а если мечом, то подойти надо значительно ближе, чем подпускают остатки смелости.

Микулка так и не решил, что делать, а упырь поднял лапы и бросился на него. Паренек с огромным трудом увернулся от быстрого и очень тяжелого тела, вскользь рубанув заднюю лапу. Не помогло – лохматая тень снова прыгнула, на этот раз вроде бы даже быстрее. Микулка уже понял, что от такого броска ему не увернуться. Стало жалко себя до слез, а время как бы замедлилось, давая прокрутить воспоминания жизни.

– Не спи! – донесся голос Жура сквозь упыриный рев.

И Микулка понял, что время остановилось не само собой и уж совсем не для того, чтобы он предавался воспоминаниям.

Пользуясь внезапной медлительностью упыря, он подскочил к нему вплотную и принялся неистово рубить наотмашь, почти не глядя. Так совсем молодые гридни рубят деревянных болванов на потешном поле.

– Хватит! – Это уже голос меча, почти позабытый за последнее время. – Не трать силы зря!

Микулка остановился, с удивлением разглядев разбросанные по всей избе куски упыря. Жур с укоризненным видом обтер рукавом с лица зловонную жижу.

Паренек и сам был измазан в этой кашице с ног до головы, он понять не мог, как за короткий миг успел изрубить чудовище в такое мелкое месиво.

И тут снова раздался голос меча:

– Осторожно1 Последний на крыше!

Микулка поднял лицо и тут же зажмурился – с обветшалой крыши посыпалась многолетняя пыль вперемешку с соломенным перегноем. Наверху раздались громкий шорох и скрип проседающих бревен.

– К стене! – выкрикнул Жур и бросился в сторону, но за несколько мгновений до этого Микулка уже решил, что делать.

Он положил меч на пол и, подхватив заготовленный кол, поднял его острием вверх. И тут же над головой грохнуло, треснуло, и огромная туша рухнула вниз в потоках трухи и пыли.

Упырь попал точно на кол и нанизался от хвоста до макушки, но и паренек едва успел отскочить от удара могучей лапы. Уже отпрыгнув на пару шагов, он бросился на пол и коротко кувыркнулся обратно, успев подхватить меч раньше, чем медведь повалился на бок.

С бревном, пронзившим все тело, упырь не мог двигаться так же быстро, как поначалу, но все равно его скорость была в несколько раз больше, чем у обычного зверя такого размера. Он резко развернулся, выпустив из обеих ран целые потоки гнилья, и Микулка явственно расслышал свист, с которым толстое бревно рассекло воздух.

Душа опустилась куда-то ближе к желудку, а тело замерло, не в силах двинуться без приказа оцепеневшего от ужаса разума. Из неподвижности его вывел яркий свет – это Жур изловчился бросить пылающую головню в кучу соломы.

Пламя разбежалось вдоль стены, и Жур выкрикнул что было сил.

– Наружу беги!

Микулка рванулся, чувствуя, как все сильнее замедляется время, а упырь двигается, словно муха, попавшая в мед. Паренек проскочил порог, даже не заметив, куда подевался засов, выскочил на дорогу и только тогда увидел Жура

Он стоял неподвижно.

– Все, он не выберется, – совершенно спокойно произнес волхв, будто совсем недавно не кричал и не прыгал. – Изба пересохла, сейчас полыхнет, как солома.

Раздался громкий рев, и через дыру в крыше полыхнул высокий язык пламени. Она просела и рухнула вниз, затем покосились стены, через щели в просевших бревнах тоже пробился огонь. Пылающий упырь без передних лап с ревом выскочил из отрытой ямы и сделал несколько шагов к людям, все еще чуя в них добычу. Но рухнул и больше не двигался, превратившись в обыкновенную дохлую тушу.

Он лежал и горел, а перед глазами Микулки все еще двигалась медвежья тень без передних лап.

– Послушай… – обратился он к Журу. – Ты уверен, что тварь вселилась именно в медведя?

– Да.

– Тогда нам нужно скорее возвращаться в лес, туда, где она бросила тело деревенского дурачка.

– Ты что, голову повредил, когда прыгал? – подозрительно спросил волхв. – Друзьям твоим помощь нужна как никогда раньше, а тыпо лесу шляться решил?

– Там Камень остался, – уверенно шепнул паренек. – И все мечи, что были выкованы.

Жур промолчал.

– У медведя нет рук. – Микулка пожал плечами, понимая, что Журу не нужны объяснения.

Просто почему-то он поступил именно так, а не иначе.

– Я пойду к ним на помощь. – Волхв развернулся и пошел по дороге на юг. – А ты делай как знаешь. Я тебе не указ.

Микулка стоял и никак не мог решиться сделать шаг в ту или иную сторону. Перед мысленным взором пробежали лица оставшихся в живых друзей, а потом нежное лицо Дивы, которое уже начинало стираться из памяти.

– Я обещал, – сам себе сказал паренек и, засунув меч в ножны, пошел в ту сторону, где остались мешки с факелами.

Вытащив пару самых удачных, Микулка вернулся к горящей избе и подпалил один факел, а второй заткнул за пояс, чтобы не мешал, если что, выхватить меч. Взяв покрепче факел, он очертил над головой огненный круг Рода и двинулся в сторону леса. Туда, где лежал Камень – ключ к небесным вратам.

Глава 16

Ратибор вышел из пещеры так неожиданно, что тварь едва успела убрать щупальца от сердца Волка. Но в краткий миг, когда боевые отростки убирались внутрь медвежьего тела, тварь содрогнулась от боли. Мысли двух человек не могли бы ее убить, даже останься она вообще вне тела, но боль оказалась намного сильнее, чем она могла ожидать.

Тварь скомкалась, скукожилась, ничего не замечая вокруг, и, лишь когда судороги кончились, снова смогла полностью овладеть медвежьем телом – его зрением, слухом и обонянием.

Обретя возможность оценивать ощущения, она поняла, что и Волку досталось изрядно – сердце с трудом запустилось после внезапной остановки, набранный в грудь воздух вылетел клокочущим кашлем. Певец упал на колени, и его вырвало вместе с новым приступом кашля.

Ратибор подошел ближе.

– Да, что-то брюхо тебя сегодня здорово подвело, – чуть насмешливо сказал он.

– Это не брюхо… – Вместо связной речи у Волка только хрип вырывался из глотки.

Но стрелок хорошо умел читать по губам.

– Что случилось? – Голос его мигом стал серьезным, а тело собранным.

Он подхватил друга под мышки и поволок к пещере, как волокут раненого в бою витязя, когда выносят из лютой сечи.

– Говори, что случилось? – шептал он, чувствуя, как волна беспокойства окатывает его с головы до ног.

– Тварь… Воин логова Тьмы… Напала… – с трудом шептал Волк. – Она где-то рядом. Невидимая…

Медведь в кустах открыл глаза, повел мордой и поднял голову. Тварь под защитой его черепа окончательно пришла в себя, к ней вернулись не только обычные ощущения медвежьего тела, но и ее собственные, присущие лишь существу Тьмы.

Почуяв жжение с левой стороны, она поняла, что пятеро подманенных охотников вот-вот выйдут из леса, и, если витязи к тому времени вернутся в пещеру, может завязаться никому не нужная схватка.

– Да перестань же меня тянуть! – Волк наконец отдышался и вырвался из крепкой Ратиборовой хватки. – Послушай… Тварь отступила, когда ты вышел! Наверное, она не может одновременно напасть на двоих?

Ратибор выпрямился и прислушался к неслышимому для других голосу.

– Похоже, ты прав… Только я не знаю, как против нее воевать.

– Я тоже, – ответил Волк, поднимаясь с земли. Луна опускалась все ниже и ниже к верхушкам дремучего леса. Она тускнела, как тускнеет раскаленная в горне сталь, если бросить ее на холодную наковальню. И точно как остывающая сталь, она сначала желтела, а затем налилась тревожным кровавым отсветом. Тени от нее сделались не такими резкими, но гораздо более длинными и подвижными, лохматыми и пугающими.

В дальних кустах что-то заворочалось, зашевелилось. И пораженные витязи увидели перед собой восставшего будто из-под земли медведя на задних лапах.

– Медведик, – в ледяной тишине прозвучал голос стрелка.

Зверь бросился на них без предупреждения, без рычания и без оскала зубов, чего нормальные жители леса не делают никогда. Но и витязям приходилось встречаться в битве с гораздо более тяжеловесным противником – Волк легко увернулся от свистнувших возле уха когтей, прыгнул, в полете сверкнув мечом, и стал на ноги уже за спиной зверя.

Медведь повернул к нему голову и решил, что витязь пока еще слишком далеко для удара, но, попытавшись снова поймать взглядом Ратибора, получил мечом в голову уже от него. Такая быстрота людей не соответствовала медвежьему опыту, которым располагала тварь. Пришлось срываться с места и уходить в сторону, получив при этом еще два укола – в лапу и в бок.

Боли тварь не почувствовала, но как-то сразу поняла, что такое страх, – она испугалась потерять тело раньше времени и остаться без защиты перед двойным потоком человеческих мыслей. К тому же надо было любой ценой убить витязей или хотя бы отвести их от пещеры – это было главной задачей.

Медведь снова кинулся в бой.. Ратибор легко отпрыгнул в сторону, но в его взгляде Волк прочел быстро усиливающийся испуг. Певец и сам струхнул – зверь вел себя совершенно не по-медвежьи. Грозный бер, как называли его сразу после потопа, даже раненым обычно предпочитал уходить от схватки с людьми. Этот не собирался. Наоборот, принялся метаться от одного витязя к другому, стараясь оттеснить их в сторону леса. Несколько серьезных ран, нанесенных мечами, не остановили его, а словно добавили силы и ловкости.

– Это она! – внезапно выкрикнул Волк и чуть не получил по лицу когтистой лапой.

– Кто? – Ратибор ткнул мечом в бурый мохнатый бок, но не достал.

– Тварь из логова Тьмы!

– Медведь?! – поразился стрелок.

– Она у него в голове! Глазами не видно! Ратибор хотел спросить, откуда такое можно было узнать, но понял и без того, хотя его собственный меч молчал.

Услышав Волка, медведь на несколько мгновений замер. Он совершенно не по-звериному обвел витязей взглядом и тут же с новыми силами рванулся в бой, сразу оттеснив противников в сторону леса.

Под ногу Ратибору подвернулся камень, и стрелок едва не упал, неуклюже отмахнувшись мечом от когтистой лапы. Рукоять выскользнула из ладони, и меч стальной рыбой нырнул в траву. Медведь кинулся зубами в незащищенное брюхо, но в этот же миг ему за ухо вонзилась стрела, дрогнув рыжим пером, будто огоньком на конце древка. Зверь отшатнулся и повалился на бок, дернулся, но тут же пришел в себя и принялся кататься в траве, пытаясь обломить древко.

Ратибор отскочил в сторону и оглянулся. Мара махнула ему рукой от пещеры, зажав в другой опущенный лук. У нее на запястье белела толсто намотанная тряпица, чтобы тетива не рассекла кожу и жилы. Ратибор махнул рукой в ответ.

Волк тоже обернулся и выкрикнул:

– Иди обратно в пещеру! Для девки тут слишком опасно!

Медведь перестал беспорядочно вертеться и внезапно бросился на него с жутким ревом. Певец еле успел выставить вперед меч, располосовав зверю левую щеку. Медведь отпрыгнул, спасая горло от второго удара, и попробовал достать Ратибора, который ощупывал траву в поисках утраченного оружия. Найти не успел, и пришлось бегать кругами, уходя от ударов могучих лап.

– Не кричи на Мару! – рявкнул стрелок, когда оказался рядом с Волком. – У нее есть свое разумение.

– Иди ты к Ящеру, Ратиборушко… – зло фыркнул певец, отходя к лесу и отмахиваясь свистящим в воздухе лезвием. – Она девка, что бы ты ни думал о ней. Девок надо защищать, а не пользоваться в бою их подмогой. В победе с девичьей помощью доблести нет.

– Дурак ты… – Ратибор все порывался обойти зверя и попробовать найти меч, но медведь словно предугадывал каждое из его движений. Теперь он не метался от одного витязя к другому, а целенаправленно теснил обоих в лес, особенно наседая на вооруженного Волка.

– Мара осталась одна! – встревожился Ратибор, когда круговерть битвы вломилась в густой подлесок.

– И что ты предлагаешь? – Волк удачно рубанул зверя в голову, срубив ему ухо и кусок шкуры величиной с четыре ладони.

Лес совсем загустел. Теперь свет луны пробивался сквозь ветви деревьев, и драться стало особенно тяжело.

– От меня безоружного толку нет! – тяжело дыша, ответил стрелок. – Отвлеки его на себя, мне нужно меч отыскать!

– Только быстрее!

Медведь дрался как заговоренный. Казалось бы, после таких ран, со стрелой в голобе, любой зверь уже рухнул бы обессиленным, но этот будто не замечал повреждений.

Ратибор улучил момент и рванулся в сторону, путаясь ногами в траве, а Волк принял на себя целый град ударов когтистыми лапами. Только наработанная в боях скорость и умение обращаться с мечом позволяли ему сдерживать чудовищный натиск.

Стрелок вырвался на поляну. В лунном свете хорошо были видны примятая трава, отмечавшая место битвы, и Мара, стоящая возле скалы опершись на лук.

– Иди в пещеру, там безопасней! – выкрикнул он. – Только сиди лицом к выходу!

– Что? – плохо расслышала девушка. Ратибор заметил в траве блеск стали и подхватил меч, радостно очертив клинком сверкающий полукруг.

– Я скоро! – выкрикнул он громче, чтобы Мара точно расслышала.

Не теряя времени даром, он побежал к кромке леса на помощь Волку.

– Хорошо! – донеслось от пещеры уже едва слышно.

Вожак охотников подхватил валявшийся камень и с криком гнева швырнул его в ствол ближайшего дерева. Четверо остальных попятились, прекрасно понимая, что следующий приступ злобы может пасть уже не на дерево, а на их собственные головы.

Первым решился подойти к вожаку старший охотник. Он потянул его за руку и показал на еще видимый лосиный след в примятой траве.

– Хо! – выкрикнул вожак, оттолкнул его и замахнулся древком копья.

Но бить не стал. Тонкий запах дыма коснулся его обоняния, отвлекая внимание от бесполезного теперь наказания. И хотя едва заметный ветерок поддувал со стороны леса, где никакого дыма быть не могло, запах все же чувствовался. Значит, живой огонь был очень недалеко с подветренной стороны. Совсем рядом.

Вожак опустил кремневый наконечник копья и присел в траву, ловя стелющиеся по земле звуки.

– Хыц! – Он призывно махнул рукой остальным и сделал несколько быстрых шагов по ветру, снова остановившись в кустах.

Никаких опасных звуков слышно не было. Вожак приложил ладонь к уху, пытаясь повысить слух до звериного, но и так не услышал звона железа. Этот звон для него был единственным указанием на опасность, исходящую от других людей.

Зато слышно было, как переступают копытами кони – замечательная еда, ничем не хуже лосятины. Тут же послышались шаги обутых ног по камням. Поступь была так легка, что у вожака замерло сердце от вожделения, – так ходить могла только женщина. В лесу лишь женщины доставались труднее еды, все остальное имело куда меньшую цену. Кроме того, чужая женщина, добытая на охоте, по праву считалась добычей охотника и могла ему принадлежать безраздельно, в отличие от женщин, рожденных в племени. Они принадлежали лишь Общей Матери.

Вожак был силен и молод, он давно мечтал о собственной женщине, которую можно иметь хоть каждую ночь, а не ожидать по целой луне своей очереди. И он считал, что имеет право на это.

Точно так же считали и остальные охотники, которые обладали слухом не хуже, а желаниями не менее жаркими. Они бы давно уже бросились вперед, обгоняя друг друга и гикая, но их удерживала острота наконечника на копье вожака. И то, что вожак не задумываясь пустит оружие в ход, применяя всю свою силу и ловкость.

Но вожаком его сделала не только крепость мышц в сочетании с ледяной жестокостью разума. В этих качествах человек никогда не сравнится со зверем, и он никогда бы не смог победить, если бы не хитрость. Вожак был очень хитер. Именно поэтому выжил, стал мужчиной и вожаком этих охотников. Он подчинялся лишь Общей Матери и мужчине, которого она выбрала, – благодаря хитрости и осторожности. Эти два качества подсказали вожаку, что нельзя просто так выйти из леса и схватить чужую женщину. Такое добро не ходит по лесам в одиночестве. Да и коней было три. По мнению вожака, это говорило о том, что мужчина ушел на охоту, а третий конь для поклажи. На большее его воображения не хватало, но точность определений в лесу не имела значения, важна была лишь суть – именно она диктовала тот или иной ход поступков.

– Хыц! – Вожак негромко подозвал охотников ближе.

Троим он знаками приказал осмотреть лес поблизости и убить чужого мужчину, а сам со старшим решил осторожно осмотреть место, откуда доносился тревожный и волнующий запах дыма. Старшего рядом с собой он тоже оставил из хитрости – у него уже была собственная женщина, а иметь вторую ему не позволит Общая Мать. Значит, добыча будет принадлежать лишь вожаку, и он заранее решил убить всякого, кто на нее покусится, хотя Общая Мать и не поощряла такого убийства. Но вожак уже придумал, как выпросить у нее прощение: три конских туши – это более чем щедрая плата за жизни никчемных юнцов, которые даже лося загнать не в силах.

Когда юные охотники скрылись из виду, вожак и старший осторожно двинулись к кромке леса, ограничивающей большую поляну. Эти места охотник помнил плохо – рядом с дорогой выслеживать добычу было опасно. Иногда здесь можно наткнуться на железных людей, против которых не помогают ни копья, ни сила. Хотя некоторые в племени имели настоящие стальные ножи и мечи, но эта добыча не стоила времени, потраченного на ожидание в засаде, и стрел, которые приходилось метать точно в глаза. Это оказывалось совсем не легко – у некоторых из железных людей и лица были железными.

Вожак легко скользнул между ветвями подлеска, ощупывая пространство вокруг себя не только босыми ступнями, но и всем телом, одетым в скрепленные лоскутья медвежьей шкуры. Старший охотник шумел еще меньше – он убил уже столько лосей и медведей, что мог бы бесшумно ходить даже по вороху пересохших листьев.

У кромки леса дымом пахло намного отчетливей, к нему примешивался резкий запах дубленой кожи, конского пота и отвратительный запах очень плохой еды, убитой несколько дней назад. Но все это не имело значения в сравнении с теплым ароматом женского тела. Он был едва уловим, но казалось, будто забивает собой все запахи мира. Вонь двух разных мужчин была еще слабее – так пахнет не воздух вокруг человека, а лишь следы ног. Значит, женщина сейчас точно одна, в этом уже не оставалось ни малейших сомнений.

Выйдя за кромку леса, вожак сощурился от слишком яркого света луны и остановился. С дальнего края поляны, а точнее из леса, за ней раздавались звуки охоты на крупного зверя. Вожак прислушался внимательнее и понял – на бера. Может быть, чужих мужчин убивать теперь не придется, ведь бер умеет это делать не хуже охотников. А если трое юнцов подойдут слишком близко к разъяренному зверю, с которым не встречались ни разу в жизни, бер займется и ими. Тогда не придется просить прощения у Общей Матери и каждую ночь, в течение двух лун, отмывать руки от крови соплеменников.