Текст книги ""Фантастика 2025-115". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"

Автор книги: Александра Черчень

Соавторы: Василий Маханенко,Дмитрий Янковский,Юрий Уленгов,Валерий Пылаев,Вячеслав Яковенко,Макс Вальтер,Мария Лунёва,Владимир Кощеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 175 (всего у книги 342 страниц)

Глава 27

Подъезды к дворцу перекрыли с самого утра. Несколько рядов мобильных заграждений, полиция, гвардия… Бронетехники видно не было – не хотелось давать пищу таблоидам наших заклятых друзей, которые не преминут на весь мир заголосить, что новая Императрица смогла принять присягу только окружив себя целой армией.

Но техника присутствовала – просто в глаза не бросалась. И я, и Елизавета, и, кажется, сам город уже устал от этих повышенных мер безопасности, но тут уж ничего не попишешь – слишком свежо в памяти было воспоминание о пекле, устроенном Мещерским в Петергофе. Тот случай я не забыл – и сейчас держали под таким контролем, что муха не пролетит, не то что боевая машина.

Аэропорт временно закрыт, все вертолеты, за исключением патрульных, в экипаже каждой из которых был офицер гардемаринской роты, назначенный лично младшим Гагариным – на базах. Ввели даже полный запрет на полеты гражданских беспилотников. Нам не нужны были сюрпризы. И чтобы совсем исключить их, вокруг дворца в укрытиях стояло сразу несколько комплексов ПВО.

На бумаге – идеальная схема. Однако в реальности я все равно ощущал знакомое покалывание между лопаток: вроде бы все под контролем, но что-то внутри не позволяло расслабиться.

Тревога без причины – вот, казалось бы, роскошь. Но она спасала мне жизнь достаточно раз, чтобы я прислушивался и к ней, а не только к бездушным цифрам в докладе Корфа.

В ухе ожил наушник.

– Гостей запустили, все готово к церемонии, – проговорил младший Гагарин. – Можно начинать.

– Внешнее оцепление – все штатно, – отозвалась рация голосом Камбулата. – Ничего подозрительного.

– Воздух – чисто. По городу ничего подозрительного не замечено, – Корф несколько мгновений сопел в динамике, и только потом закончил: – На камерах – чисто.

Я не мог рисковать и поставил руководить прикрытием церемонии тех, на кого мог рассчитывать, как на себя самого. И пусть Корф с Камбулатом не вышли чинами командовать такой операцией, в них я был уверен на все сто процентов. И даже чуть больше – ведь в подобных случаях даже абсолютной гарантии порой оказывается недостаточно.

Ребята не подведут. И плевать, что скажут седовласые генералы.

– Отлично, – проговорил я в микрофон. – Не расслабляемся. Смотрим во все глаза. Права на ошибку нет.

Меня не отпускала мысль о том, что Морозова так и не нашли. Очень не хотелось упускать мстительного старика, но сейчас я бы не отказался получить донесение от Корфа, отечественных спецслужб, французской разведке или даже самого черта, что его сиятельство сидит где-нибудь в шезлонге на побережье в Южной Америке. И потягивает коктейль, а не замышляет очередную пакость.

Бог с ним, руки у нас длинные, доберемся до него позже. Главное, чтоб сегодня не нагадил.

Однако такой уверенности у меня не было, и именно поэтому я так и не смог позволить себе расслабиться, как ни старался. Единственная поблажка, которую я сделал себе сегодня – надел парадный мундир вместо полевой формы, из которой не вылезал последнее время. Пистолет в кобуре справа и кортик слева были скорее данью традиции, чем оружием, на которое я полагался.

Сейчас, когда мой ранг добрался до уверенной «единицы», я сам был оружием. Гораздо более смертоносным и разрушительным, нежели то, что я носил на себе.

Пройдя по коридору, я кивнул замершим у входа гардемаринам в тяжелой броне, буквально просканировавшим меня взглядами, и легонько постучал.

– Войдите! – послышалось из-за двери.

Елизавета, стоя у переносного зеркала перед входом в Николаевский зал, молча поправляла платье. Без суеты, без дерганых и неуклюжих движений. Просто выравнивала складку, касалась прически, будто проверяя, все ли на месте.

Но я почему-то не сомневался – и складки, и волосы тут были совершенно не при чем. Племянница нервничала – просто уже давно научилась это скрывать.

– Доброго дня, ваше высочество. Как вы, готовы?

Елизавета помедлила с ответом.

– Готова… Я не могу не быть готова, – наконец, вздохнула она. – Не имею права на это.

– Пожалуй, как и мы все, – кивнул я. – И сегодня, и вообще. Как настроение?

– Как у висельника, – Елизавета смешно наморщила нос, и из-под безупречной маски молодой, но суровую государыни на мгновение выглянула вчерашняя девчонка. – Мне кажется, я сижу на бочке с порохом, а вокруг ходят с факелами.

– Ну, допустим, не с факелами, а максимум с зажигалками. – Я попытался пошутить, но получилось так себе. – Все хорошо. Не надо переживать. Мы все контролируем.

– В последнее время каждый раз, когда мне казалось, что все под контролем, происходило что-то, что переворачивало все с ног на голову, – негромко проговорила Елизавета. – Почему на этот раз все должно быть иначе?

– Потому что все плохое рано или поздно заканчивается. – Я пожал плечами. – Все нормально. Это просто нервы.

– Ты уверен?

Вопрос был не риторическим. Не кокетливым. И даже не подразумевал что-то в духе «успокой меня, скажи что-то хорошее».

Нет. Это был голос лидера. Того, кто по праву желает еще убедиться: рядом с ним не болтун, а человек, на которого можно опереться.

Я кивнул.

– Я уверен в людях. В тех, кто с тобой. Уверен в мерах безопасности. Уверен, что наши враги спят и видят, как сорвать церемонию, но это им не удастся. – Я поднял руку и коснулся виска двумя пальцами. – Слово офицера.

– А… А если он все-таки попытается меня убить?

– Кто? – Я чуть сдвинул брови. – Морозов? Он не идиот. И не пойдет на такое, особенно сейчас. У него нет власти, его приспешники мертвы или арестованы, и без поддержки он никто. Знаешь, кого он сегодня может убить?

Елизавета вопросительно вскинула брови.

– Только себя.

Тревога в глазах напротив сменилась веселыми искорками. Конечно, не исчезла полностью, но все же отступила – хотя бы на время. Кажется, мне все-таки удалось успокоить племянницу.

Жаль только, что на меня самого это не очень-то подействовало.

Впрочем, я действительно верил в то, что говорил: даже если старик окончательно спятил, на то, чтобы прорваться к Зимнему у него банально не хватит сил. Без поддержки армии, без тяжелой техники… Нет, сейчас он ничего сделать не сможет. Хитрая крыса, если и не забыла о своих планах совсем, то затаилась, ожидая, когда получится ударить в спину. Но сегодня…

Нет, сегодня не его день. Определенно.

Я не знал, помогли ли Елизавете мои слова, но плечи ее выровнялись. Послышался легкий стук в дверь, я напрягся, но это оказался всего лишь придворный служитель. Он вошел, поклонился и спросил:

– Ваше высочество… вы готовы?

Елизавета кивнула. И на миг, всего лишь на один миг, ее глаза остановились на мне.

– Идем.

Пока она шла к дверям, я заметил, как напряглись гардемарины. Особая рота. Наши. Те, кто прошёл со мной штурмы, коридоры, битвы за аэродромы и дворцы. Они не улыбались. Они не расслаблялись. Каждый из них знал, что бывает, когда выдохнешь хотя бы на три секунды.

Никто не ждал легкой прогулки. Никто не верил, что враг исчез навсегда.

Но каждый был готов.

Я кивнул парням, и Елизавета в окружении охраны шагнула через порог.

Навстречу короне.

* * *

Николаевский зал был полон.

Не так, чтобы яблоку негде упасть – все было сдержанно, выверено, под контролем. Никакой толпы, никакого шума. Только круг тех, кто должен был присутствовать. Министры, самые старшие из придворных чинов, представители древних фамилий, доказавших не словом, а делом верность Империи и короне, высшее духовенство, несколько иностранных послов – и все.

Ну и журналисты, конечно же. Куда от них деваться? Мы не могли позволить себе проводить коронацию открыто в Исаакиевском соборе, но могли устроить так, чтобы ее посмотрел весь мир. И мы это сделали.

Лица у людей были серьезные, сдержанные… И да, никуда не деться – напряженные. Я поймал на себе взгляд, увидел знакомое лицо и, невольно улыбнувшись, кивнул. Маска. Единственный блогер, допущенный на церемонию. Парень здорово нам помог в свое время, и было бы странно не оказать ему ответную услугу. Особенно учитывая, что он не словом, а делом доказал, что доверять ему можно.

Войдя в зал, я сразу ушел в сторону, чтобы не маячить на виду и не перетягивать на себя внимание. Да, Корф уже неоднократно получал взбучку за то, как «мастерски» он вел мои соцсети, да, в последнее время барону было совсем не того, чтобы серьезно этим заниматься, и тем не менее в аккаунтах регулярно появлялись мои фотографии в героических позах при ключевых событиях, а число подписчиков неуклонно росло.

И когда только успевает? Кажется, в лице его благродия барона я заимел своего самого преданного фаната.

Вдоль прохода по стойке «смирно» стояли гвардейцы в парадных мундирах. Все, как один, прошедшие жесткий фильтр, все, как один, надежные и проверенные. В зале вообще не было случайных людей. Чтобы исключить любую случайность, досье всех во дворце, от обер-камергера до помощницы кухарки, просеивали сквозь сито сразу несколько спецслужб.

Сотрудники которых, разумеется, до этого сами проходили тщательную проверку.

Вдоль стен – гардемарины, бойцы Особой роты. Единственные, кто был не в парадной форме, единственные, чье оружие не играло чисто церемониальную роль. Спокойные, собранные и готовые ко всему. И это успокаивало. Даже если где-то в столице вдруг нашелся бы новый Распутин, создавший нового Франка, шансов у наших врагов просто не было: воздух буквально вибрировал от количества Конструктов, а защитный купол над Зимним прямо сейчас поддерживали лучшие Конфигураторы Империи.

Снаружи я выглядел спокойным – наверное. Внутри же спокойствия определенно не хватало. Слишком многое уже случилось, чтобы верить в идеальный финал.

Да, враги разгромлены. Да, столица под контролем. Но все равно что-то внутри свербило, несмотря на все принятые меры безопасности. Наверное, слишком свежими еще были воспоминания о том, как самую охраняемую свадебную церемонию Империи сорвали четверо бравых курсантов из Морского корпуса. Умудрившись не только устроить в Исаакие настоящий хаос, но еще умыкнуть невесту.

Впрочем, кажется, других таких сорвиголов больше не сыскать ни в Империи, ни за границей – не считая Жана-Франсуа, который тоже где-то в этом зале.

Так что все шло по протоколу. По крайней мере – пока.

Оркестр начал увертюру, двери зала раскрылись – и вошла Елизавета.

Она двигалась медленно, по ковровой дорожке между рядами приглашенных, как будто знала: каждый ее шаг запомнят. Не потому, что она хотела этого. А потому, что не могла иначе.

Белое платье с серебряной вышивкой. Без кричащих украшений, без агрессивного макияжа, только светлая кожа и четкие, сдержанные черты. Глаза… Глаза почти не двигались, будто застыв, и я знал этот взгляд. Я видел, как Елизавета смотрела, когда мы вошли в Лахта-центр. Как глядела в лицо смерти в нашу первую встречу на балу в Воронцовском дворце. И еще множество раз, когда совсем молоденькой девушке приходилось проходить сквозь то, что немногим взрослым было бы по силам.

Этот взгляд не был взглядом девочки, что пришла за едва ли не случайно доставшейся короной, нет. Это был взгляд женщины, которая знала цену крови.

Взгляд императрицы.

Архиепископ шагнул вперед, и все пошло по порядку: положенная по случаю молитва, слова о наследии, о восстановлении порядка. Старик в шитом золотом одеянии говорил размеренно, с нужными паузами, с акцентом на ключевых словах. Я уже слышал его раньше – он знал толк в подобных церемониях.

И когда архиепископ смолк, в тишине Николаевского зала зазвенел напряженный как струна женский голос.

– Я, Романова Елизавета Александровна, принимаю корону Российской Империи…

Я видел, как напрягся Камбулат. Как дрогнули плечи у кого-то из священников. Как тайком шмыгнул носом Корф, стоящий в стороне со своим неразлучным планшетом. Да я и сам проникся торжественностью момента.

Момента, к которому мы все шли так много времени.

Архиепископ взял в руки небольшую корону, и зал замер.

Никто не шелохнулся.

Изящный золотой ободок с рубинами и двумя рядами бриллиантов достался Елизавете немалой ценой – через кровь, бои, предательство и надежду. И когда металл, наконец, коснулся ее волос, мне показалось, что в комнате стало чуть прохладнее.

– Да здравствует ее императорское величество! – гаркнул кто-то.

– Ура! – раздалось в ответ. – Ура! Ура-а-а!

Громко, слаженно – и от души. Возможно, мне лишь хотелось так думать, но казалось, что зал наполнен исключительно искренними эмоциями. Впрочем, почему нет? Трон больше не пустует, и занимает его не самозванка или какой-нибудь герцог из Брауншвейга, а законная наследница дома Романовых. Империя прошла сквозь очредную смуту, и стала только крепче, гражданская война не состоялась, и впереди – наконец-то! – безоблачное будущее.

Как будто.

Оркестр загремел финальными аккордами. Гвардейцы подхватили знамена, и я наконец-то позволил себе расслабиться.

Как выяснилось – зря.

Откуда-то со стороны служебного входа появился Жан-Франсуа. Лицо французского разведчика и дипломата по совместительству было серьезным и напряженным. Он искал меня глазами, а отыскав, кивнул и принялся целенаправленно пробиваться ко мне.

Я вздохнул.

Пока ничего особенного не случилось, но я почему-то знал: хорошие новости на сегодня закончились.

Шагнув вперед, я вопросительно посмотрел на Жана-Франсуа. Он подошел впритык, кивнул, чуть помедлил, и, наконец, произнес:

– Десять минут назад передали. Лично тебе в руки.

Только сейчас я заметил небольшой планшет. И держал его Жан-Франсуа так, будто поймал за шею гремучую змею.

Что ж. Кажется, предчувствие меня снова не подвело. А жаль.

Как хотелось бы уже хоть раз ошибиться.

Глава 28

– Что-то у меня плохое предчувствие, – пробормотал Камбулат.

– Думаешь, взорвется? – Корф с опаской покосился на гаджет в моих руках. – Не должно вроде. Там объема-то… А еще ж работает, значит, и аккумулятор, и плата внутри быть должны.

– Полагаю, наш друг вовсе не это имел в виду. – Жан-Франсуа попытался натянуть на лицо привычную всем улыбку, но почему-то так и не смог. – Включайте, ваша светлость. Мне и самому не терпится узнать, что там. Как порядочный человек, я, разумеется, не посмел…

Или и просто побоялся. Одному богу известно, какую дрянь на этот раз задумал Морозов, и ковыряться в файлах действительно могло быть небезопасно – в том числе и для жизни.

Впрочем… Нет, вряд ли. Мой старый друг никогда не блистал по-настоящему выдающимся интеллектом, однако попытка избавиться от Одаренного моего уровня с помощью кусочка взрывчатки, способного поместиться в полностью рабочий планшет, было бы слишком наивно даже для него.

Слишком грубо, слишком топорно. И потенциальная эффективность, стремящаяся к нулю. Иными словами, рассчитывать на успех при таком раскладе мог бы только круглый идиот. А от главы… точнее, теперь уже бывшего главы расформированного Совета имперской безопасности следовало ожидать пакости совсем другого уровня и другого масштаба.

Какой именно? Это нам, похоже, как раз и предстоит узнать.

– Ну же, друг мой, – едва слышно проговорил Жан-Франсуа. – Ожидание понемногу становится томительным.

Еще как становилось. Однако вместе с ним понемногу нарастало и то, чего совсем не хотелось бы допускать сразу после церемонии коронации. Еще не паника – те, кто сейчал окружал меня, умели держать себя в руках – и все-таки тревога, которая порой передается куда быстрее любого вируса.

– Сохраняйте спокойствие, судари. – Я обвел товарищей взглядом. – Улыбайтесь… Ну, или хотя бы делайте вид, что все в порядке.

Актеры из нас всех – пожалуй, кроме Жана-Франсуа – были так себе, однако сейчас особых талантов и не требовалось. Младший Гагарин вышел наружу проведать бойцов в оцеплении еще минут пять назад, старший о чем-то непринужденно болтал с Аленой чуть в стороне от нас. Генералы и статские чины толпились вокруг новоиспеченной императрицы, разве что не расталкивая друг друга и отчаянно деля монаршее внимание. Впрочем, как и все остальные, включая даже седовласых князей – глав древних родов – и их жен, разодетых в пух и прах. Вряд ли хоть кому-то из блестящей публики, собравшейся сегодня в Исаакии, было дело до электронной игрушки в руках какого-то там гардемаринского прапорщика.

А вот сама Елизавета, похоже, успела почувствовать неладное. То ли из-за зова родной крови, то ли благодаря незаурядному чутью, которая непременно разовьется у любого, кто смог пережить целый год интриг и покушений, она смогла прочитать на моем лице… что-то. И теперь то и дело оглядывалась – правда, пока скорее с любопытством.

Но стоило мне рассмеяться и будто бы невзначай толкнуть Камбулата кулаком в плечо – тут же снова отвернулась к направленным на нее фотокамерам. Видимо, посчитала, что мы почему-то решили посмотреть на планшете очередное бестолково-забавное видео из сети. Подобное поведение даже после завершения официальной церемонии, конечно же, не приветствовалось – но и ничем из ряда вон выходящим, пожалуй, тоже не было.

Отлично. Вот теперь – можно.

Я провел пальцем по гладкой блестящей поверхности, и экран зажегся. Правда, ничего интересного на нем пока не появилось: похоже, компьютерщики Морозова изрядно потрудились, удаляя с планшета все лишнее – вплоть до стандартных элементов интерфейса и системных приложений, избавиться от которых порой не так уж и просто.

Видимо, чтобы получатель странного послания – то есть, я – не отвлекался на ерунду и не тратил время на ковыряние в файлах, а сразу перешел к главному «блюду».

Скромной папке в углу экрана – единственной на рабочем столе, фоном на который явно не без умысла поставили меч и вытянутый треугольный щит с двуглавым орлом и аббревиатурой СИБ – эмблему Совета имперской безопасности. Коснувшись пальцем иконки, я вывел на экран содержимое памяти – несколько файлов. Четыре текстовых, видео и еще один с неизвестным расширением – скорее всего, системный.

– Жми уже, – вздохнул Камбулат. – Перед смертью не надышишься.

Подумав, я выбрал видео – наверняка самая важная часть послания содержалась именно там. Что бы ни задумал Морозов, вряд ли он стал бы излагать свои… Мысли или требования – что угодно – в форме текста. Слишком уж несовременно.

Даже для мастодонта родом из середины прошлого века.

Стоило мне снова прикоснуться к экрану, как на нем появилась хорошо знакомая могучая лысина. Гладкая, как бильярдный шар, и слегка поблескивающая от пота. Его сиятельство генерал-фельдмаршал Николай Ильич Морозов выглядел так себе: осунувшимся, изрядно похудевшим и усталым, будто только что бегал. И не какую-то нибудь стометровку, а целый марафон, способный отправить человека его возраста – пусть даже и Одаренного высшего ранга – на больничную койку.

Судя по полевой форме без знаков отличия и «декорациям» на заднем плане, Морозов записывал свое послание в спешке, чуть ли не на ходу во время проведения какой-то операции. То ли в заводском помещении, то ли на какой-то станции: за его широкими плечами я разглядел здоровенные металлические шкафы и пульт. Угловатый и основательный, со здоровенными рукоятками и тумблерами и без новомодных сенсорных экранов – явно сделанный лет этак двадцать назад, если не больше. Даже вглядевшись, я так и не смог узнать приборы.

Но что-то подсказывало – они там явно неспроста.

– Если ты видишь эту запись, значит, мое послание все-таки попало тебе в руки, – заговорил Морозов.

Голос у него был… нехороший. Одновременно злобный и усталый, охрипший, будто старику пришлось долго орать, надрывая уже давно отвыкшие от подобной работы связки. Изображение слегка подрагивало, и звук становился то громче, то тише – похоже, видео снимали прямо с рук на самый обычный смартфон. Однако слова я слышал – все до единого.

– Я понятия не имею, сколько любопытных идиотов посмотрят его по пути. Да и, признаться, мне плевать. – Морозов мрачно ухмыльнулся. – Они все равно ничего не решают, и даже Елизавета тут же побежит за решением к любимому дядюшке. Так что…

Речь на несколько мгновений прервалась. Похоже, кому-то за кадром срочно понадобилось обратиться к командующему – а в том, что глава Совета лично руководил операцией, я ничуть не сомневался. И Морозову пришлось отвлечься и сказать несколько слов в сторону. Тихо, вполголоса, однако я все равно смог кое-как разобрать «установить» и «реактор».

Твою ж матушку…

– Так что позволь мне сразу перейти к делу, – продолжил Морозов, откашлявшись. – Видит бог, я не хотел, чтобы дошло до такого, но ты, как и раньше, оказался чересчур сообразительным и прытким. И ты, как раньше, не тот человек, который прощает чужие ошибки… А я их совершил немало, чего уж там. – Морозов невесело рассмеялся. – Будь у нас с тобой возможность обсудить все немного раньше, до того, как ты убил Матвея – все могло бы сложиться иначе, но теперь… Теперь я вынужден пойти на крайние меры. Чтобы не только получить желаемое, но и обеспечить хоть какие-то гарантии. Не сомневаюсь, что ты человек слова, однако формально решения такого рода принимать не тебе, а сильные мира сего слишком уж часто отказываются от своих обещаний. В общем, не обессудь – я просто хочу подстелить соломки.

Морозов не спешил переходить к делу. Видимо, операция уже завершилась, и у него было достаточно времени, чтобы не только придумать какие-то сомнительные оправдания, но и озвучить их. На мгновение у меня даже возникло желание перемотать видео чуть вперед. Но я, конечно же, не стал: важной могла быть любая секунда записи.

– Сегодня, ровно в тринадцать ноль-ноль я с отрядом спецназа и группой доверенных лиц, – Голос Морозова изменился – теперь он будто бы по бумаге зачитывал рапорт, – занял Санкт-Петербургскую атомную электростанцию в городе Сосновый бор… И можешь не тратить время на проверку – я не такой идиот, чтобы блефовать. Сколько у меня человек, и сколько из них Одаренных высших рангов, тебе тоже знать не обязательно. – Морозов снова заговорил нормальным тоном. – Но их в любом случае достаточно, чтобы контролировать весь периметр АЭС целиком.

– Вот… – выругался Камбулат. Второе слово он сказал чуть ли не про себя, но все, разумеется, поняли. – Что ж он творит-то, а?

– И достаточно, чтобы удержать его в течение нескольких минут, – продолжил Морозов. – Которых вполне хватит, чтобы отключить систему охлаждения и пустить все блоки вразнос. Не буду утруждать тебя лекциями по физике, но перегрев тепловыделяющих элементов реактора очень быстро становится необратимым. И что произойдет, если они перегреются, полагаю, объяснять не надо. – На лице Морозова мелькнула отчаянная улыбка. – Знаю, что ты не из тех, кто ведет переговоры с террористами, однако сегодня, пожалуй, придется сделать исключение.

– Он хочет взорвать станцию, – одними губами прошептал Корф. – Само по себе это не так страшно, но продукты распада… Господи, если их разнесет ветром…

Его благородие барон бормотал чуть ли не целую минуту, и я не понял и половины слов. Зато на его лице – бледном, с вытаращенными от ужаса глазами и потом, который уже вовсю струился по лбу – сумел прочитать краткое резюме.

Все плохо… Нет, даже не так – все очень, очень, ОЧЕНЬ, немыслимо плохо. Если Морозов не ограничится пустыми угрозами, столица и все вокруг нее на пару-тройку десятков километров уже через несколько часов превратится в весьма неуютное место.

– Я бы настоятельно порекомендовал воздержаться от любых силовых мер. Но слишком хорошо тебя знаю, – усмехнулся Морозов. – Ты непременно попробуешь выкинуть очередной фокус. И когда он не сработает, мы, наконец, сможем перейти к культурной беседе.

– Будет тебе фокус, старый хрыч, – тихо прорычал я сквозь зубы. – Такой, что в цирке не показывают.

– А мои требования, между тем, довольно скромные. – Морозов будто издевался надо мной, глядя прямо в чуть подрагивающую камеру. – И не представляют никакой угрозы интересам страны. И нисколько не угрожают ни будущему царствованию твоей драгоценной племянницы, ни даже тебе лично. В сущности, все, чего я… Чего мы хотим, – поправил себя Морозов, посмотрев куда-то в сторону – видимо, на своих соратников, – обеспечить себе спокойную старость и уберечь свои семьи от того, что ты способен устроить, прикрываясь волей Елизаветы.

Нелепый план… Точнее, безумный. Уже не «фол последней надежды», а то, что творят в глубоком отчаянии, когда всякая надежда уже давно мертва и похоронена. Я не мог даже представить, на какой исход рассчитывал Морозов, выдвигая ультиматум. – но уж точно не на тот, который я собирался ему устроить уже в самое ближайшее время. И если до того момента, как мне вручили планшет с посланием, у него еще был крохотный шанс на почетную ссылку с сохранением какой-никакой пенсии, то теперь не осталось и этого.

Захватив АЭС, старик сам подписал себе смертный приговор.

– Первое требование – сразу после коронации ее величество выпустит указ, в соответствии с которым власть императора будет существенно ограничена. Второе – нынешний состав Государственной думы будет немедленно распущен, а Совет имперской безопасности получит на постоянной основе особые полномочия – в частности, полное подчинение всех вооруженных сил Империи лично мне. – Морозов снова заговорил, как робот, явно зачитывая текст по памяти. – Третье требования – нашим семьям будет позволено в течение недели выехать за границу. За исключением тех, кто пожелает остаться в городах, которые с сегодняшнего дня переходят под юрисдикцию Совета. Иными словами, речь идет о создании автономных областей, на которые власть императора впредь не будет распространяться. И это наш четвертое и последнее требование, – уже почти шепотом проговорил Морозов. – Все это, разумеется, должно произойти в самое ближайшее время и без какой-либо огласки м обнародования материалов в прессе. Текст законопроекта, перечень областей и персон, которым следует предоставить свободный выезд из страны, ты найдешь в файлах на планшете.

Я ухмыльнулся. Чего-то подобного следовало ожидать – слишком уж гладко прошла коронация, и слишком тихо было в столице последние пару дней. Упрямый старикашка вполне мог воспользоваться паузой, чтобы по-тихому сбежать в Европу или куда-нибудь за Урал, однако предпочел огрызаться до последнего.

Месть – вот, пожалуй, и все, что его теперь интересовало. Время амбиций ушло, окончательно и бесповоротно.

– Прошу тебя, Володя, – вдруг снова заговорил Морозов.

Этой части послания в изначальном плане, скорее всего не было. Изменился даже тон, разом превратившись из грозно-требовательного в измученный, будто старик и сам уже давно понимал, что натворил и чем все непременно закончится – просто уже никак не мог повернуть назад.

Впрочем, как и я.

– Прошу тебя, – повторил Морозов. – Только не делай глупостей. Я и правда готов к переговорам. И даже пойти на уступки, если придется. Вместе мы еще можем остановить все это. Можем спасти сотни и тысячи жизней. Можем предотвратить…

Крак!

Звук стих, раздался протяжный хруст, а через несколько мгновений я уже протягивал оторопевшему Жану-Франсуа две половинки планшета.

– Что ж… – пробормотал тот. – Ты даже не потрудился ознакомиться с остальными файлами. Видимо, это и есть наш… то есть, твой ответ?

– Так точно, мсье капитан, – ухмыльнулся я. – Старик прав – я не пойду на переговоры с террористами. И ее величество тоже не пойдет. А значит, нет никакого смысла показывать ей эту дрянь.

– Тогда – что мы будем делать? – Жан-Франсуа наморщил лоб и запустил пятерню в густую шевелюру, задумываясь. – Я бы предложил нанести превентивный удар высокоточным тактическим оружием. И если ты по какой-то причине не хочешь ставить в известность ее величество или обращаться к военным, моя страна готова предоставить…

– Нет. Исключено. – Я покачал головой. – Я не собираюсь превращать Петербург в пустыню, уж извини. Так что ракеты отпадают.

– А что тогда? Морозов сказал, что полностью держит периметр АЭС. И если у него там хотя бы несколько «двоек» и «единиц»… – проворчал Камбулат. – Как мы к ним подберемся? Что ты собираешься делать?

– Честно – пока не знаю, – признался я. – Но уж точно не сидеть и ждать, пока старикашка Морозов пробьется со своими требованиям в сеть, на телеканал или еще черт знает куда.

– Merde… – прошептал Жан-Франсуа, от избытка чувств переходя на родной язык. – Так это значит?..

– Именно так, друзья мои. Немедленно отыщите Гагарина… обоих, – на всякий случай уточнил я. – И объявите сбор гардемаринской роты. Всех, кто не занят в оцеплении.