Текст книги ""Фантастика 2025-115". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"

Автор книги: Александра Черчень

Соавторы: Василий Маханенко,Дмитрий Янковский,Юрий Уленгов,Валерий Пылаев,Вячеслав Яковенко,Макс Вальтер,Мария Лунёва,Владимир Кощеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 157 (всего у книги 342 страниц)

Глава 23

– Останови здесь.

Я поднял руку, и Камбулатовский «Икс» сбавил ход и через несколько мгновений остановился у тротуара напротив узкого пешеходного мостика, название которого я почему-то никак не мог вспомнить. Дальше я собирался прогуляться пешком, хоть это и было небезопасно.

Наверное.

– Может… Может, не надо? – Камбулат будто прочитал мои собственные мысли. – Ты слишком рискуешь.

– Знаю. – Я пожал плечами. – Есть идеи получше?

Никаких идей, конечно же, не было. Вздумай я заявиться на встречу с «группой поддержки» это непременно приняли бы за попытку обмануть. Если пойду один, обмануть могут уже меня…

Впрочем, нет. Едва ли. Пусть мое тело и окрепло, добавив синапсам пропускной способности на уровне третьего ранга, тягаться с целым генералом пока рановато. Если что-то пойдет не так, Камбулатовская родня и Гагарин примчатся за пару минут.

Правда, Морозов прикончит меня куда быстрее. И единственное, на что по-настоящему стоит рассчитывать – его благоразумие. И на то, что мое предложение все-таки окажется интереснее возможности одним высокоранговым элементом покончить с мальчишкой, которой уже чуть ли не целый год ставит палки в колеса Совету Безопасности.

И, пожалуй, еще на честь. Мы оба дали слово офицера, что придем в одиночку и покинем место встречи на своих ногах, и вряд ли старик настолько погряз в интригах и собственных амбициях, чтобы его нарушить. В конце концов, прежде всего мы были честными вояками на службе у отечества – и имели куда больше общего, чем серьезных причин ненавидеть друг друга.

Во всяком случае, в это хотелось верить.

– Мы рядом. – Камбулат легонько хлопнул меня по плечу. – Если что – примчимся.

– Забрать мой труп, – усмехнулся я. – Ну, или что там от него останется… Ладно! Держите себя в руках, господин унтер-офицер.

Так себе вышло прощание. Особенно с учетом того, что прощался я, возможно, насовсем. Однако назначенное Морозовым время неумолимо близилось, и тратить его остатки на ненужные расшаркивания определенно не стоило. Так что я перешел по мосту через канал Грибоедова и уже без особой спешки направился в сторону Спаса на Крови. Запоздало сообразив, что место для встречи мы выбрали так себе: слишком уж много туристов и местных любителей погулять шлялись по центру города, хоть знаменитые петербургские белые ночи понемногу и уступали свои права обычным. Все еще по-летнему теплым, но уже темным, а не наполненным мягким полумраком, едва ли способным скрыть лицо или фигуру.

Впрочем, волноваться было, похоже, не о чем: и стайки подгулявшей молодежи, и влюбленные парочки, и даже суровые стражи порядка ничуть не интересовались ни спешащим куда-то по своим делам парнем, ни пожилым коренастым мужчиной в забавной кепке.

Морозова я узнал сразу – метров этак за сто, не меньше. Старик стоял ко мне боком, облокотившись на чугунное ограждение над набережной около Ново-Конюшенного моста, и курил. Вдумчиво затягивался и то и дело выпускал в прохладный ночной воздух клубы густого сизого дыма. Народу вокруг Спаса было достаточно, но Морозова будто отделяла от толпы невидимая сфера диаметром примерно в десяток метров. Он изо всех сил скрывал Дар, однако люди по каким-то причинам все равно предпочитали обходить плечистую фигуру в черной куртке стороной. Так или иначе, маскировка работала отменно.

Хочешь спрятать – положи на самое видное место.

Я подошел, заложив руки в карманы.

– Сударь… Эй, сударь! – позвал я нарочито-развязным тоном – примерно так, как это наверняка сделал бы на моем месте Поплавский. – А закурить не найдется?

Морозов зашевелился. Медленно, будто разворачивал в мою сторону не голову, а башню танка тяжелого класса. Да и взгляд его сиятельства подозрительно напоминал то ли дуло пушки, то ли прицел… То ли и то, и другое одновременно.

– Не найдется, – буркнул Морозов. – Молод еще табаком баловаться.

– Молод? – Я усмехнулся, подходя еще на шаг ближе. – А я ведь постарше тебя буду. Если разобраться.

Я еще вчера решил, что все расскажу. За последние месяцы мой секрет и так стал известен слишком многим, и то, когда именно он дойдет и до Морозова, было лишь вопросом времени. Старик наверняка уже прокручивал в голове самые разные варианты происхождения необычных способностей юного прапорщика Острогорского. И если среди аналитиков Совета безопасности остался хоть кто-то с головой, они просто обязаны были предлагать в том числе и самые безумные и необычные версии. В конце концов, не один десяток лет знавший меня лично, Морозов мог догадаться и сам…

Но, кажется, так и не догадался.

Он на мгновение вспыхнул, возмутившись то ли дерзости молокососа, едва получившего офицерские погона, то ли нелепости самого утверждения. Потом гнев на лице Морозова сменился удивлением, недоумением, пониманием…

И снова удивлением. Я почти слышал, как под его кепкой с жужжанием вращаются стальные шестеренки. Морозов сгребал факты в кучу, щедро цепляя и собственные догадки, и слухи, которые наверняка уже гуляли в определенных кругах не первый месяц, и самые страшные опасения. Пожалуй, даже пытался убедить себя, что такого не бывает, что смерть – это окончательно и бесповоротно, что старые друзья и командиры остаются под могильными камнями, как и положено покойникам… Что ни в коем случае нельзя верить сказочным нелепицам о возвращении с того света.

И все-таки верил. Почти.

– Да-да. Все так и есть. И нечего пялиться, будто мертвеца увидел. – Я улыбнулся, многозначительно кивнул и, подумав, все-таки добавил: – Старый ты хрыч.

Морозов снова нахмурился, но уже скорее по инерции. На мгновение показалось, что он сейчас примется задавать вопросы, нещадно гоняя меня по датам и событиям, которые могли помнить только мы вдвоем и еще от силы десяток людей. Но он так и не стал – только в очередной раз посмотрел на меня, просвечивая взглядом насквозь, и, отвернувшись к каналу, полез в карман за куревом.

– Вон оно как, значит… – Морозов выстрелил огнем в кончик сигареты прямо из ладони. – Получается, не зря болтают.

– Кто болтает? – на всякий случай поинтересовался я.

– Да… Злые языки.

Судя по тому, как резко и нервно старик отмахнулся от закономерного в общем-то вопроса, его куда больше интересовал не источник информации, а она сама. Точнее, та загадочная методика, благодаря которой я сумел вернуться с того света и восстать из мертвых в юном и крепком теле.

– Полагаю, у тебя много вопросов. Слишком много. – Я развернулся и оперся поясницей на ограду набережной. – Так что, пожалуй, начнем с самых насущных.

– И каких же? – фыркнул Морозов. – Что, даже не потрудишься объяснить, как умерший десять лет назад генерал сумел воскреснуть в теле мальчишки, которого размололо в аварии чуть ли не в фарш?

– Значит, кое-что твои шпики все-накопали. – Я сложил руки на груди. – Кроме самого главного… Впрочем, какая разница? Мы здесь не для того, чтобы болтать.

– Ну… А почему бы, собственно, и нет? – язвительно огрызнулся Морозов. – Мог бы потратить пару минут на старого друга.

– Увы, мы с тобой уже не друзья. Если вообще когда-то были. – Я все-таки не удержался и ввернул издевку в ответ. – Но, как ни странно, интересы у нас сейчас общие.

– С тобой? После всего, что вы натворили? Не думаю.

– Значит, подумай еще, старый пень. – Я пожал плечами. – При любых других обстоятельствах я предпочел бы видеть тебя мертвым и…

– Взаимно! – ввернул Морозов.

– Не сомневаюсь. Однако позволь я продолжу. – Я опустил ладони на прохладный чугун. – Несмотря на все наши разногласия, мы оба любим этот город. Эту страну. И тех, кто в ней живет, пускай и не всех подряд. Эти камни щедро политы нашей кровью… Помнишь девяносто третий год?

– Девяносто третий… – эхом отозвался Морозов. – Такое не так уж просто забыть. Даже если хочется.

– И мы оба, как ни крути, с куда большим удовольствием увидим на троне мою племянницу Елизавету, а не эту брауншвейгскую колбасу, – закончил я. – Разве не так?

– С этим не поспоришь. Мещерский… черт бы его побрал! – Морозов произнес фамилию новоиспеченного канцлера с отвращением, будто выплюнул. – Повесить бы их всех – на одном суку.

– Именно этим я тебе и предлагаю заняться, – улыбнулся я. И на всякий случай уточнил: – Вместе.

Все-таки Морозов не успел по-настоящему перековаться из вояки в матерого политикана – иначе вряд ли бы так сильно удивился моему весьма толстому намеку. Несколько мгновений он хлопал глазами, недоверчиво хмурился – и только потом осторожно спросил:

– Ты… Ты что, прямо сейчас предлагаешь мне?..

– Союз. Хотя бы временный, – кивнул я. – Вместе у нас вполне хватит сил вышвырнуть из Петербурга и Георга, и иберийцев, и всех остальных.

– Может быть. – Морозов на мгновение задумался. – А что потом? Посадишь на троне Елизавету, а меня отправишь служить на Кавказ?

– Зачем? Я… В смысле – я нынешний. – Я ткнул себя пальцем в грудь. – Еще слишком молод, чтобы занять даже капитанскую должность, не говоря уже о положении при дворе или в министерстве. Так что ты вполне сможешь досидеть несколько лет на посту главы Совета безопасности. И уйти в почетную отставку с орденом Андрея Первозванного. К примеру.

– И ты займешь мое место? – усмехнулся Морозов.

– Не думаю. Скорее уж распущу Совет к чертовой матери, – честно признался я. – В последнее время от наших стариков куда больше вреда, чем пользы.

– Никогда бы не поверил, что Владимир Градов пожелает уничтожить собственное детище. – Морозов недоверчиво прищурился. – Кажется, что-то упало тебе на голову.

– Это называется – современность. – Я в очередной раз пожал плечами. – Прошлую жизнь я до самого конца прожил солдафоном. Эту, кажется, придется прожить политиком.

– У тебя неплохо получается. – Морозов щелчком отправил окурок вниз, в темную воду канала. – Скажем, меня ты уже почти убедил.

– Полагаю, это из-за того, что у тебя нет других вариантов… Да и у меня, пожалуй, тоже, – вздохнул я. – Так что могу только поинтересоваться, кому из своих людей ты можешь доверять. По-настоящему, а не лишь на словах.

– Очень немногим. Чинуши и генералы из министерства еще две недели назад хором заверяли меня в преданности, но теперь, когда Георг… – Морозов поморщился, будто ненавистное имя брауншвейгского герцога вызвало у него приступ зубной боли. – Теперь, когда Георг уже вовсю готовится к коронации, половина наверняка уже готова встать на его сторону. В случае чего.

– Иберийские реалы оказались интереснее обещаний? – Я снова не смог отказать себе в удовольствии поддеть старого товарища. – Неожиданно, не правда ли?.. Черт, но гвардия-то хотя бы с тобой?

– Преображенский и Семеновский полки – да. Насчет остальных…

Морозов так и не договорил, однако я и без слов понял, что и гренадеры, и егеря, и остальные столичные вояки из числа приближенных ко двору в любой непонятной ситуации постараются… Скажем так, сохранить нейтралитет.

В лучшем случае.

– Четыре тысячи штыков… Или даже пять-шасть. – Я кое-как посчитал в уме, на всякий случай прикинув с запасом. – Не так уж и плохо. С этим можно работать.

– И что ты задумал?

– Как насчет того, чтобы устроить в столице небольшую заварушку? – Я протянул руку. – Ты в деле?

– Как в старые добрые?.. Черт, а почему бы и нет? – хищно ухмыльнулся Морозов.

И изо всех сил стиснул мои пальцы крепкой широкой ладонью.

Глава 24

– Готовность – одна минута, – прошипел в наушнике голос водителя головного микроавтобуса.

Я кивнул, поправил ремни бронежилета, и оглянулся на остальных.

Внутри машины нас было шестеро. Я сам, Поплавский, со спокойным и независимым видом баюкающий на коленях дробовик, слегка напряженный Камбулат, в который раз проверяющий снаряжение, и двое бойцов Особой роты: Иван и белобрысый Астафьев, игравший на приснопамятной тренировке роль вип-персоны.

Но сегодня вип-персоной был не он. Астафьеву и Ивану предстояло охранять наше главное сокровище: Елизавету, которая даже в боевой экипировке выглядела маленькой, щуплой и беззащитной. Тем не менее, будущая императрица была полна поистине царской решительности.

Что ж, это уже неплохо. Решительность в нашем деле ой, как важна!

– Работаем аккуратно, – в который раз за сегодня напомнил я. – Только травматическое, газ и электрошок. Дар – в треть силы. Помните: это наш народ, а с нашим народом мы не воюем.

Без крайней необходимости. Впрочем, такое вслух я бы не сказал…

Уж точно не сегодня.

– Так точно! – отозвался нестройный хор.

– На месте, – буркнул наушник.

– Поехали!

Я перехватил поудобнее дробовик, и, распахнув дверь, выпрыгнул наружу.

Всё. Обратного пути больше нет: мы здесь, и если план сработает – через двадцать минут вся страна увидит, кто настоящий наследник престола.

Если не сработает… Что ж, надеюсь, вспоминать нас будут с уважением.

– Вперед, вперед, вперед! – послышалось со стороны головного микроавтобуса.

Стоило штурмовой группе оказаться снаружи, как машины зарычали моторами и рванули прочь. Нам предстояло уходить другим путем, и ждать нас не стоило.

Дробный топот двадцати пар ботинок эхом разносился по небольшой площади перед стеклянными дверями. Наглость – второе счастье, и вламывались мы прямо через парадный вход.

Темная громада Лахта-центра – «Кукурузины», как её с любовью называли петербуржцы, вечером выглядела особенно сюрреалистично: будто не здание, а лезвие кинжала, вонзившееся в небо.

Сегодня этот кинжал мы собирались вонзить в информационный поток.

– На землю! Лежать, быстро! – заревел кто-то с характерным акцентом, и пара гвардейцев, дежурящих у входа, благоразумно убрали руки с оружия и медленно опустились на асфальт.

Я выдохнул. Уже неплохо. Очень не хочется кого-то калечить или тем более убивать.

Пара бойцов – кажется, кто-то из молодых Камбулатовых, – отстали, обезоруживая и скручивая пленников. Остальная часть группы проскочила раздвижные двери и влетела в фойе.

Девушка, стоящая за стойкой администрации подняла голову на шум, натурально уронила челюсть, а вместе с ней и телефон, глухо стукнувший о полированный мрамор. Пара охранников попыталась дернуться, но полдюжины стволов, уставившихся на них, оказались красноречивее тысячи слов.

Возможно, знай они, что оружие травматические, попыталась бы оказать сопротивление, но кто ж разберет, что там прячется в коробчатых магазинах?

В общем, охрана поступила благоразумно и через минуту уже отдыхала в углу, обезоруженная и обездвиженная.

– Не стоит, милая, – Поплавский широко улыбнулся девушке, дернувшейся было к тревожной кнопке. – Такая молодая, красивая, тебе еще жить и жить. Дашь телефончик? Потом встретимся – компенсирую неудобства.

– Виталик, прекрати, блин… Забери телефон и запри ее где-нибудь, – скомандовал я, прерывая начавшийся было бенефис Поплавского. – Группа два – в серверную. Закончите там и уходите. Остальные – за мной. Быстро!

Убедившись, что мои команды выполняются, я бросился к лифтам. Иван и Астафьев отставали на пару шагов, прикрывая Елизавету, а остальные рассыпались полукольцом, страхуя тыл.

Двери лифта с мелодичным звоном распахнулись, и наружу высыпалась группа гражданских, удивленно замершая при виде нашего отряда. Я выругался под нос.

– Граждане, не стоит волноваться, – моментально нашелся успевший вернуться Поплавский. – Группа «Антитеррор», отрабатываем учебную задачу по освобождению заложников. Пожалуйста, сдайте телефоны и займите места в углу холла. Быстро!!! – моментально сменив тон, гаркнул он, да так, что я сам чуть не дернулся.

– Группа-два – в серверной, – прозвучало в наушнике. – Охрана нейтрализована, устройство – на месте.

И тут же в наушнике раздался спокойный голос снова что-то жующего Корфа.

– Я в системе. Начинаю протокол консервации. Наружные двери – заблокированы. Внутренние двери – заблокированы. Камеры – отключены. Лифты идут вниз.

– Красавчик, – не удержался я. – Глуши здесь нафиг все. И студию тоже глуши. Включишь, когда скомандую.

– Есть, ваша светлость! – дурачась, ответил Корф.

В тот же момент хором звякнули еще два динамика.

– Все лифты припаркованы и обесточены, – доложил голос в наушнике.

– Прекрасно. Вперед, пошли!

Подскочив к центральному лифту, я буркнул в рацию:

– Врубай нам третью кабину.

– Принято!

– Осторожно, двери закрываются, – не преминул сострить Поплавский, когда вся команда набилась в кабину. – Следующая остановка – всемирная известность. Поехали!

– Внимание! На этаже студии вас встречают, – возник в наушнике Корф, когда на табло лифта показалась цифра «80». – Пять человек, сразу у входа в лифт. Гвардейцы, вооружены, держат дверь на мушке.

Я выругался. Вообще, согласно плану, никаких вооруженных гвардейцев у студии быть не должно… Но либо что-то пошло не так, либо Морозов решил переиграть соглашение, либо… Да какая уже разница? Мы здесь, обратного пути нет, и нужно просто действовать.

– Щиты, – негромко бросил я, повернувшись к товарищам. – Ваше высочество – назад. Я работаю, остальные прикрывают.

На табло мигнуло «87», раздался мелодичный перезвон, и я рванул вперед, едва ли не раньше, чем открылись двери.

Рыбкой прыгнув в образовавшуюся между створок щель, я перекатился, вскочил на ноги и выдал с двух рук по Молоту, в последний момент максимально ослабив элементы. Возможно, даже перестарался, потому что сжимающих автоматы бойцов даже не вырубило, просто сбило с ног. Простучала короткая очередь, мой Щит принял на себя несколько пуль, а я резко развернулся и взмахнул дробовиком. Стрелять было бессмысленно, противник оказался облачен в тяжелую штурмовую броню, и приклад оказался куда более действенным аргументом. Я даже не понял, что хрустнуло: полиамид тактического обвеса или челюсть противника, тем не менее, цель оказалась достигнута: боец покачнулся и кулем завалился на пол. Я тут же переключился на других, но было поздно: Камбулат с Поплавским уже оттаскивали к стене бесчувственные тела.

Отлично сработали. Все живы и даже почти здоровы. Ну, ничего, в Империи хорошие хирурги, челюсть парню поправят.

– Штаб, куда дальше? – я прижал наушник и огляделся.

– Прямо по коридору, потом направо, третья дверь налево, – тут же отозвался Корф. – Все чисто. К слову, в полицию уже поступил сигнал, так что, думаю, времени осталось не так много.

– Принял, – буркнул я. – Успеем, нормально. За мной. Работаем!

Коридор студийного крыла встретил нас резкой переменой атмосферы: свет стал холоднее, приглушённее, воздух пах кондиционированной пылью и разогретым пластиком. Гул вентиляции здесь казался громче, а шаги отдавались хриплым эхом, будто само здание напряглось, почуяв неладное. Мы пронеслись мимо стеклянных дверей, за которыми прятались аппаратные, вспомогательные студии и переговорные комнаты. В некоторых замерли сотрудники, в других – кто-то пытался спрятаться.

Охрана не отсвечивала – либо ее здесь не было, либо парни благоразумно решили, что награды и медали – это хорошо, но только в том случае, когда получаешь их посмертно. Учитывая славу Владимира Острогорского, стараниями Корфа идущую впереди самого меня семимильными шагами, такой вариант был более, чем реален.

Дверь в студийное крыло открылась мягко – электронный замок щелкнул, и створки плавно разъехались в стороны. Мы вошли неторопливо, без резких движений: я первым, следом Поплавский и Камбулат, замыкали Иван с Астафьевым. Елизавета – в середине, как и положено главной фигуре всей этой операции. Остальные замерли у входа: часть бойцов контролировала коридор, часть – внутреннее пространство студии. Оружие держали расслабленно, ни на кого не направляя, но так, чтобы было видно: если кто-нибудь решит погеройствовать, в ход его пустят без лишних раздумий.

Внутри нас встретил теплый свет софитов, тихое жужжание аппаратуры и человеческое изумление, повисшее в воздухе, как запах кофе и кабельной пыли. За стойкой звукорежиссёра замерла девушка с наушниками, чуть дальше двое техников с планшетами замерли, как в сцене из плохо срежиссированного мюзикла. Оператор, поправлявший камеру, застыл, так и держась за штатив. Мужчина в деловом костюме у панели переключения каналов сдвинул брови, как будто пытался решить уравнение с двумя неизвестными: «Кто вы?» и «Что, чёрт побери, происходит?».

– Добрый вечер, судари и сударыни! – Я говорил спокойным, вежливым тоном, будто мы зашли не в студию государственного вещания, а в холл пятизвездочного отеля, в котором нас уже ожидали. – Прошу прощения за беспокойство. Нам необходимо воспользоваться вашей аппаратурой. Все под контролем и никто не пострадает… Если, конечно, не будете делать глупостей. Пожалуйста, оставайтесь на местах.

Поплавский подошёл к стойке с камерой, с усмешкой глядя на ошеломлённого техника.

– Ну что, коллега, освободишь место звёздам? – хмыкнул он и, не дожидаясь ответа, аккуратно отодвинул беднягу в сторону. – Смотри, не волнуйся. Мы приличные. Даже микрофоны не трогаем грязными руками… Хотя вот эта штука, кажется, не в фокусе. Сейчас поправим, ага?

Взявшись за камеру, Поплавский направил ее на застывшую за столом ведущую.

– Прошу прощения, сударыня, придется вас побеспокоить, – Камбулат был сама галантность. – Пожалуйста, пересядьте куда-нибудь… Желательно так, чтобы не попадать в кадр. Полагаю, на сегодня ваша смена закончена. Господа офицеры, помогите убрать мебель. Она не вписывается в тематику нашей сегодняшней передачи.

Двое гардемарин подскочили к большому столу, и, подхватив его с двух сторон, легко унесли из кадра.

– Что… Что здесь, черт возьми, происходит? – ожил, наконец, мужчина в костюме – надо полагать, директор канала, студии, или как оно у них тут называется?

– Вероятно, это может выглядеть, как захват заложников, – широко улыбнулся я, – Но на самом деле вы сейчас станете свидетелем поистине исторического события. Расслабьтесь, друг мой, и получайте удовольствие. Вы еще внукам рассказывать об этом будете.

– Да что… Что вы себе позволяете⁈

– Я позволяю себе провести трансляцию, которая однажды войдет в учебники для старших классов. Пока – только это, – перебил его я. – Но, если вы продолжите в том же духе – позволю кому-нибудь дать вам по зубам. Я понятно изъясняюсь?

– П-понятно, – побледнев, пробормотал директор.

– А если понятно – тогда вон из кадра! – рявкнул я, и, прижав наушник, обратился к Корфу. – Что там у нас?

– Все по плану. Вторая группа на подходе к Петропавловке, я готов переключить трансляцию.

– Отлично. Тогда, пожалуй, начнем. Господа, – обратился я к техникам. – Вы, кажется, собирались вывести в эфир эту милую барышню? Прошу, возвращайтесь к работе. Вот только даму в кадре я, с вашего позволения, заменю.

Ошарашенные техники несколько мгновений лишь хлопали глазами, но потом все же засуетились. Пару минут клацали переключателями и стучали клавишами, а потом один из них поднял голову и хриплым от волнения голосом проговорил:

– Готово.

– Отлично, – кивнул я. – Ваше величество, прошу сюда. Я жестом указал на место перед камерой. Елизавета кивнула, и, гордо вскинув голову, прошествовала в кадр.

– Запускай, – кивнул я технику.

от вздохнул, нажал какой-то переключатель, и подняв голову, заговорил уже ровным и даже почти сонным голосом: видимо, привычные действия помогли ему успокоиться.

– До выхода в эфир пять… четыре… три… два… В эфире!

Я ободряюще кивнул Елизавете, она тряхнула головой, поправляя сбившийся локон, и, улыбнувшись, взглянула прямо в камеру.

А я сделал шаг назад, скрестил на груди руки и облокотился на стену, наблюдая за выступлением, которому суждено стать по-настоящему историческим событием вне зависимости от достигнутого результата… Впрочем, я был склонен рассчитывать на положительный.

Инача зачем мы вообще все это затевали?