Текст книги ""Фантастика 2025-115". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"

Автор книги: Александра Черчень

Соавторы: Василий Маханенко,Дмитрий Янковский,Юрий Уленгов,Валерий Пылаев,Вячеслав Яковенко,Макс Вальтер,Мария Лунёва,Владимир Кощеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 68 (всего у книги 342 страниц)

Несмотря на легкую ношу, Волк начинал дышать все тяжелее, во тьме под деревьями его глаза горели жутковатым зеленым светом, а листья летели из-под когтей ворохом, выпуская в воздух запахи прошлогоднего тления. Вокруг трухлявых пней и деревьев виднелись огромные грибы, в основном мухоморы, но иногда можно было заметить и другие, а некоторые истекали вонючей слизью и слабо светились в темноте.

Чем сильнее сгущался лес, тем больше в нем становилось светящихся тварей – слизняков и червей, ползающих по грубой коре вековых деревьев. Волк их успевал замечать и дивился, а Иван только трясся и ругался малопонятными ругательствами, поминая никому не ведомых черных богов.

– Что у вас за вера такая? – на бегу рыкнул Волк.

– В каждом дереве живет бог.

– Понятно, – фыркнул певец и начал потихоньку сбавлять ход. – Слезай, тут пять десятков шагов осталось.

Теперь дым не только ощущался обонянием, но и был виден глазами – чуть более светлая пелена во мраке.

– Вон там. – Волк мотнул мордой в нужную сторону. – Иди договаривайся. Только это… Хозяйка в избе странноватенькая. У нее настроение от погоды зависит, а от настроения – все остальное.

Иван вышел на поляну, над которой ветви смыкались почти непроницаемым для солнца сводом. Посреди стояла изба. Не на земле стояла, как всякий нормальный дом, а на двух толстых пнях с похожими на когти корнями. Видно, затапливало тут по весне, да и зверье чтобы не лазило. Пни были светлые, без коры, и здорово напоминали куриные ноги. А чуть поодаль действительно росла яблоня. На вид самая обыкновенная, но царевичу уже было без разницы – хотелось поскорей воротиться домой, отдать отцу яблоки, отмыться, поесть и пойти миловаться с девками. Заодно и братьям доказать, что он хоть и младший, а на престоле будет смотреться не хуже их.

Сказы про Бабу-ягу он слыхивал, хоть и не верил, так что без чувств падать не собирался, а только удивленно заломил шапку и присел, разглядывая толстые бревна, на которых стояла изба. Входа в дом видно не было, он был повернут в другую сторону.

– Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом, – пробормотал Иван слышанное в сказке заклятие.

Избушка не шелохнулась. Зато с обратной стороны по лесенке спустилась старуха, кряхтя и опираясь на толстую суковатую клюку.

– Чего надобно? – близоруко сощурилась она на Ивана.

– Отец послал меня за яблоками молодильными. – Царевич с ходу перешел к делу. – Надо принесть, уважить отца.

– Ишь… Какой быстрый. Тебе в детстве что, сказок не сказывали? Сначала службу сослужи, а потом хапай. Эх, молодые да скорые…

– Да я разве против? – смутился Иван. – Говори, что надобно делать?

– Старая я, – пожаловалась старуха. – Сил нет за домом ухаживать. Нашел бы ты мне девку работящую, я бы тебе яблок дала столько, сколько унес бы.

– Мне столько не нужно.

– Возьмешь сколько надо, но работницу, будь любезен, доставь, – грозно притопнула бабка. – Не то съем!

Выглядело это не очень уж страшно – старуха была совершенно дряхлой, едва на ногах держалась. Поняв, что молодца на испуг не взять, она успокоилась и продолжила как ни в чем не бывало:

– Раньше у меня все было иначе… Из окрестных селений водили ко мне девок в обучение, учила их прясть, готовить, да и другим девичьим надобностям тоже учила. А плату брала работой. Но потом мужики всюду власть взяли, теперь не считают, что девкам чему-то надо учиться. Будто они с рождения все должны знать. А это и девкам в тягость, и мне. Уныло одной. Трудно.

– Неужто когда-то власть у баб была? – удивился Иван.

– Была, была. А Мокошь была главной богиней над людьми и другими богами. Но потом сила стала цениться больше ума, вот и вывернулось все наизнанку.

– Да ладно тебе! Всяк знает, что любой мужик будет умнее любой бабы.

– Ну так если их дальше печи и горшка да детской колыбели не отпускать, откуда знанию взяться? А без знания откуда ум? Сами вы их такими сделали, еще и кичитесь. Ладно, тебе этого все равно не понять, а даже если поймешь, все равно не поверишь. Так что веди ко мне девку, забирай яблоки и живи как знаешь.

– Силой ее волочь, что ли?

– Как сумеешь, – хитро ухмыльнулась старуха и не спеша, покряхтывая скрылась в доме.

Царевич уныло побрел туда, где спрятался Волк.

– Ну что? – раздалось из кустов утробное рычание.

– Не дала она мне яблок. Девку ей, работницу, надо привесть. А где ее взять? Да и кто захочет жить в такой глухомани?

Волк вылез из кустов и задумчиво облизнулся.

– Выход всегда можно найти, – прорычал он. – Есть девки, для которых родной дом хуже темницы.

– Так они либо в Киеве, либо в Чернигове. А я пеший!

– Незадача… – Волк уселся и обвернулся хвостом. – Ладно, ты тут обожди немного, я попробую для тебя кое-что сделать. Ну, в смысле яблок добыть Да не бойся ты, постой немного!

Не дожидаясь ответа, он сорвался с места и исче в темноте.

– У бабки настроение доброе. – Волк сообщш, друзьям радостную весть уже в человеческом обличье. – К ней молодец пришел с совершенно дурацкой просьбой, так она его не то что не съела, а даже в бревно превращать не стала.

– Ого, – удивился Ратибор. – Повезло. Надо пользоваться, пока не переменилось чего. Поехали, скорее всего, в этот раз отделаемся легко.

– Погоди… – Волк не стал залезать в седло. – Я тебе про молодца говорил… Беда у него, надо выручить.

– Нашел время другим помогать, – фыркнул стрелок. – Сам ведь меня давеча обвинял, что я от Микулки дурной добротой заразился.

– Не фыркай! Действительно человеку худо. А для помощи много не надо, важно только, чтоб мы с Ма-рой первее тебя в избу попали. Нам этой участи не миновать все равно, а царевичу жизнь облегчим.

– Что-то ты темнишь… – нахмурился Ратибор.

Волк коротко рассказал о случившемся и поделился мыслями, как из этого выкрутиться самим да еще помочь доброму молодцу. Мара ничего против не имела.

– Тоже! – кивнул Ратибор. – Вы двигайте, а я с лошадьми подтянусь чуть позже.

На этот раз Волк обернулся зверем прямо при девушке. Чего стесняться, если ей на его спине скакать?

– Держись только крепче да голову пригибай.

Мара с опаской оглядела жутковатый облик нового знакомого и осторожно устроилась на лохматой спине. Волк сорвался с места и длинными прыжками помчался на север, туда, где поджидал царевич Иван.

Увидев выскочившего из темноты Волка с красавицей на спине, он опешил. Так и присел от изумления.

– Э-э-э… – только и смог протянуть Иван. – Быстрехонько ты управился.

– А что тут бегать-то? – Волк прилег на опавшие листья, помогая девушке сойти. – До Киева и обратно.

У царевича челюсть отвисла.

– И что, она согласна к бабке в работницы? Такая краса? И чего она в мужской одежде?

– Есть у нее в этом свой интерес, – прорычал Волк.

– Нет уж, ты погоди! – Царевич сдвинул шапку на лоб и почесал затылок. – Такая девица в лесу пропадать не должна. Негоже это.

Он собрался с духом и вымолвил, обращаясь к Маре:

– Иди за меня замуж! Я ведь не просто так, а царский сын все-таки.

– Эдак мы с тобой не договаривались, – вместо девушки ответил Волк. – Хрен тебе по самые уши, а не такую жену. За яблоками шел, яблоки и бери, неча рот шире ворот разевать. Да и какой ты, к лешему, царский сын, когда уже почти всей Русью правит Владимир? Развелось царей, как лягушек в болоте…

Иван притих – возразить было нечего.

– Жаль, – вздохнул он. – А то была бы красивая сказка…

– Так тебе жена нужна или сказка? – беззлобно оскалился Волк. – Хотя, если не будешь дураком, сможешь и жену взять, и историю красивую рассказать, почти не соврав ничего.

– Это как? – заинтересовался Иван.

– Веди девку к старухе, – посоветовал Волк. – Бери яблоки и езжай домой. А когда приедешь, начинай рассказывать все, как было. Сразу героем станешь, а за героя любая женой пойдет.

– Добрые ты советы даешь, – кивнул царевич. – Как девицу-то звать?

– Не твоего ума дело, – буркнула Мара и первой пошла через лес.

– А ты говоришь, что у меня имя странное. – Иван посмотрел на Волка и шагнул следом за девушкой. – Но уж не такое, как у нее… Вообще нив какие ворота…

Волк рыкнул ему вслед и почесал лапой за ухом. Теперь оставалось лишь ждать. Вдруг он сморщил морду, так что усы вздыбились, встал и подкрался к самому краю поляны. Иван уже вовсю рвал яблоки в подаренное бабкой лукошко. Ни самой Яги, ни Мары видно не было, скорее всего, старуха сразу увела девушку в дом.

– Эй, царевич! – прорычал Волк. – Хватит грабить дерево, а то по дороге рука оторвется от тяжести. Подь сюда.

Царевич оценил взглядом количество яблок и, решив, что действительно хватит, пошел на зов.

– Тебе конь нужен? – без предисловий спрсил Волк.

– Еще бы! – Иван даже чуть подпрыгнул, отчего шапка съехала на ухо.

– Могу добыть, – уклончиво сообщил Волк и чуть отвернул морду. – Только обычного коня тут днем с огнем не сыщешь, есть только волшебный.

– Да ну? – Царевич поправил шапку.

– Точно. Я бы и рад тебе его так отдать, но есть богами установленный закон, что волшебного коня задаром отдавать нельзя, а то с новым хозяином страшная беда приключится.

– И что нужно дать взамен?

– Что-нибудь ценное, – не моргнув черным глазом, ответил Волк.

Царевич пожал плечами и начал стягивать с пальца золотой перстень с камнем.

– Не пойдет, – рыкнул Волк. – Я же видел, у тебя царская гривна на шее.

– Да где же ты видел коня, который таких денег стоит! В этой гривне не гривня весу, а целых три!

– Ладно, царевич, извини, – фыркнул Волк. – Пойду я. Меня волчица ждет, волчата голодные. Пищат.

– Нет уж, ты погоди! Как же я пешком-то?

– Ну, дошел же сюда.

– Так я коня потерял в пяти верстах отсюда и то все ноги избил! А обратно уж куда дальше! Да еще с яблоками. Давай я тебе на спину сяду, ты меня до дому и донесешь. Что тебе, когда ты до Киева доскакал чуть ли не в один миг. Еще и девку успел разыскать…

– Нет уж. Я же говорю, у меня семейных дел выше ушей. Волчица и так мне хвост отгрызет за то, что я шляюсь без дела и к обеду оленя не завалил. У меня знаешь какая волчица? Зверь! Кстати, если она узнает, что это ты меня отвлекал да еще из лука выцеливал…

– Э… – забеспокоился Иван. – Ты ей лучше не говори.

– Ну уж нет. Своей волчице я врать не могу. Да к тому же волки ложь знаешь как чуют? Ладно, все, побежал я. Довезти тебя не могу, коня волшебного ты брать не хочешь…

– Ну, жалко ведь три гривни за коня! За эту цену можно четырех обычных коней взять, еще и останется. В самом Киеве небось можно домик купить…

– Немножко не хватит, – прикинул Волк. – Разве что очень скромненький.

– А в чем волшебство его состоит? – на всякий случай спросил царевич.

Заранее Волк ответ не придумал, поэтому пришлось некоторое время погонять блох, подыскивая верное слово.

– Вообще-то это даже не конь, – наконец нашелся он. – Это заколдованная девица невиданной красоты.

– Красивее, чем эта? – Иван мотнул подбородком в сторону избушки.

– Раз в десять. И ласковая она очень была. За что и пострадала. Был у нее отец очень строгий, тоже, кстати, царь, и держал он ее в затворничестве. А девка уже не девочка – глядела она через окошко, как парни с девками хороводы водят да по кустам милуются, и тосковала ужасно. Вот в такой тоске она решила, что пойдет за любого, кто ее выручит. Да еще представила, как будет его миловать и разными способами ублажать. Род как увидал ее мысли, чуть с Мирового Дуба не грохнулся. Разозлился за бесстыдство такое и превратил ее в коня…

– А почему не в кобылу? – удивился царевич.

– Сгоряча, – рыкнул Волк. – Раньше он за такие дела только мужиков наказывал, поэтому заклятие у него было наготове – на превращение в коня. Для кобылы нужно другое, а выдумать со злости разве получится? Короче, заклятие действует до тех пор, пока девицу какой-нибудь царевич не полюбит всем сердцем, причем в конском обличье.

Иван слушал жадно,, то и дело сглатывая слюну.

– А ты не врешь? – все же спросил он.

Волк посмотрел на него жалостливо и спросил:

– Ты говорящих волков до этого видывал?

– Нет, – признался царевич. – Ладно, пожалуй, волшебного коня я в. озьму. А долго будет его при-весть?

– Одна лапа там, другая уже здесь, – пообещал Волк. – Тут бежать-то всего в тридевятое царство.

– К вечеру хоть вернешься? Но Волк уже скрылся в кустах.

– Моргнуть не успеешь, – донесся оттуда удаляющийся рык.

Без седока на спине бежать было легче, и очень скоро Волк выскочил на дорогу, перепугав лошадей. Он обернулся человеком, отряхнул пыль с куртки и коротко сказал Ратибору:

– Дай мне самого худого коня.

– Это еще зачем? – удивился стрелок.

– Надо. Он еще спрашивает! Все эти кони – моя собственность, под залог моего дома взяты. С ними что хочу, те и делаю.

– Ладно тебе орать… Бери рыжего, он уже пятую версту хромает. Понятно, почему меняла его отдал…

– Очень хорошо, что отдал. – Волк взял повод и повел коня через лес.

Тот добром идти не хотел, артачился, фыркал. Но с удилами разве поспоришь? Вскоре и шорох листьев под копытами стих, не в силах пробиваться через лохматые ветви.

Волк довел коня шагом почти до самой поляны, но дальше тот уже идти наотрез отказался, стал ржать и вставать на дыбы.

– Тихо, тихо… – Волк привязал повод к суковатой ветке, присел и тут же обернулся зверем.

Он пробежал совсем немного и наткнулся на задумавшегося о жизни Ивана.

– Все, ждет тебя конь.

– Уже?! – подскочил царевич.

– Тут, в двух шагах.

Иван осторожно прошел в глубь леса и действительно увидел тощего рыжего скакуна с такой грустной мордой, будто его собрались вести на бойню.

– Вот это и есть волшебный конь? – Молодец явно собирался отдать гривну за нечто более внушительное.

– Он самый, – кивнул мордой Волк. – На вид неказист, зато сколько в нем кроется…

– Погоди, да онхром на правуюпереднюю ногу…

– А как ты думал? Если бы сам за столь краткое время добрался из тридевятого царства, небось хромал бы на обе ноги.

Иван посмотрел на прохудившиеся сапоги и задумался.

– Надо было помедленнее.

– Тебя не поймешь, – фыркнул Волк. – То поскорей, то помедленнее. Ты уж определись. Хотя уже поздно, конь доставлен, как было прошено. Гривну давай.

– Куда тебе ее?

– На шею мне вешай. Да не бойся, если бы хотел, я бы давно тебя слопал.

Иван нехотя закрепил гривну на объемистой волчьей шее и отвязал повод от ветки.

– В добрый путь, – рыкнул Волк. – Дорога прямо. И не забудь, что, пока коня не полюбишь, он в девку не обратится.

– Спасибо тебе, Серый Волк, – со вздохом ответил царевич и вскоре скрылся среди ветвей.

Лес погрузился в первозданную ^тишину – звуки остались далеко наверху. Уделом этого леса были тишина и мрак. Не верилось, что над всем этим в чистом голубом небе сияет солнце. Даже привычного поскрипывания деревьев не было слышно – деревья были слишком толстыми, чтобы качаться.

Но звериный слух звуки все-таки улавливал. Они смешивались с запахами и тем немногим, что могли видеть глаза. Слышно было, как под слоем опавшей листвы пробираются мыши, как чавкает крот, пожирая крупного дождевого червя, слышна была далекая поступь ежа – слишком шумная для такого скромного зверя.

Волк коротко шевельнул ушами и тремя могучими прыжками одолел расстояние до края поляны. Из трубы избушки по-прежнему валил дым, а если прислушаться, можно было уловить отзвуки разговора Мары со старухой, но слов разобрать было нельзя. Волк дождался, когда до ушей донесется топот копыт и Ратиборова ругань, после чего обернулся человеком и пошел к избе.

– Исполать хозяюшке! – вежливо и громко сказал он у окна, закрытого ставнями. – Пригласишь ли в дом путника?

Ставни со скрипом распахнулись, и в отсветах печного пламени появилось сморщенное лицо Яги.

– Вот вы сегодня расходились-то… – пробурчала она. – Бывает, седмицу никого не дождешься, а то вдруг как медом помазали. За каким же ты Ящером пожаловал? Тоже за яблоками?

– Яблоки мне ни к чему, – признался певец. – От них только живот крутит. Мне бы воды напиться, отужинать да заночевать.

– Может, еще чего? – подозрительно сощурилась бабка.

– Нет, только это.

Яга задумчиво почесала кончик длинного крючковатого носа, припухшего и красноватого, какой бывает от большого количества когда-то выпитой худой браги.

– Ступай-ка ты, витязь, наверно, своей дорогой, – с явной грустью в голосе сказала она. – Не могу я тебя на ночь оставить.

– Это отчего же так?

– Сегодня взяла я себе работницу, молодую девицу. Как же я вас в одной избе вдвоем ночевать оставлю? А понесет она от тебя, что мне с приплодом делать?

– А то я не знаю, что ты с ним делаешь, – сурово глянул на бабку Волк. – Ишь, девкой она меня заманить решила…

– Э… Постой, – опешила Яга. – Ты откель такие подробности знаешь?

– В стране Сунь горбатая лошадь живет, она мне и рассказала. Так можно заночевать или нет?

– Ты постой, не спеши. Не буду же я тебя даром пускать…

Волк уже понял, что настроение у бабки было не таким хорошим, как показалось вначале, – хитринка была в глазах, злая и непредсказуемая. Хорошо, что не поехали мимо избы, надеясь лишь на авось! По всему видать, тут дело серьезное.

– Погоди, я сейчас выйду, – сказала Яга и скрылась за хлопнувшими ставнями.

Заскрипела лесенка, загрохотала по деревянным ступеням клюка.

– Подь сюда, – раздался в темноте старческий голос.

Волк подошел, осторожно ступая. Хотел руку на меч положить, потом понял – глупо. Булатом с пер-волюдьми воевать бессмысленно, у них другая сила. Иначе бы они никогда не пережили ледник, не справились бы с огромными медведями и страшилищами о двух хвостах, имея оружием одни лишь дубины.

– Я тебя могу съесть, – предупредила старуха.

– Знаю, – кивнул певец.

– Но не буду. Мне в людском мясе не сыть важна, а сила. В тебе ее очень мало. Почти нет. Ты уже старый, все твои пути давно определены. Сила лишь в неизведанности, в непредсказуемости. В том, что может быть, а не в том, что было и есть.

– Так чего ты хочешь?

– Это ты царевичу девку привел?

– Я. – Врать Яге было бессмысленно.

– Твоя девка?

– Отчасти.

– Девственница?

– Не знаю. Я ее тела еще не ведал.

– Но хочешь?

– Да, – еще честнее ответил певец.

– А любишь ее?

Волк промолчал, с ужасом поняв – он просто не знает, что такое любовь. Бабка будто бы поняла, нахмурилась, соображая.

– Если придется, чью жизнь оставишь, ее или свою? – пристально взглянула она.

– Ее.

– Почему?

– Честь не позволит бросить в беде ту, что мне доверяет.

Старуха рассмеялась, будто ворона закаркала, ее лицо качнулось, почти исчезнув во тьме.

– Так дело в этом? – Мрак допустил ее слова до ушей.

– Я не знаю. Я привык отдавать свою жизнь за чужую.

– Это не любовь… – прошелестела Яга. – Любовь – это когда ты не можешь допустить смерти другого человека по тем же причинам, что и своей собственной смерти.

– Своей смерти я не боюсь.

– Значит, ты никого не любишь. Тот, кто любит, боится своей смерти не меньше, чем смерти любимого человека. Потому что это одно и то же.

– Врешь ты все, бабка.

Из темноты снова раздалось хриплое карканье.

– Хочешь взять эту девку? – отсмеявшись, спросила Яга.

– Нет. Против воли никогда не возьму.

– А если она сама захочет?

– Отказать было бы глупо, – усмехнулся певец.

– Тогда оставайся, другого раза не будет.

– Волхвовать вздумала? – усмехнулся Волк. – Нет уж, старая, такого счастья мне не надо. Волхвовство ничуть не лучше принуждения. Это одно и то же.

– Волхвовство бывает разное… – прошипела старуха. – Ты бы хотел узнать, что она о тебе на самом деле думает?

– Ну… – Певец почувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок страха.

Он действительно не знал, хочет этого или нет. Точнее, знал, что хочет, но что-то мешало самому себе в этом признаться.

– Всякая девка скрывает настоящие чувства, – почти в ухо прошептала Яга. – Любит или ненавидит, на взгляд не определишь. Если не боишься узнать правду, могу сделать так, чтоб она и словом и делом ее высказала. Если любит, этой ночью станет твоей, если нет, погонит. Но зато ты точно будешь знать, как оно есть на самом деле. Хочешь?

– Хочу, – одними губами ответил Волк.

– Тогда пойдем в дом. Но и ты веди себя честно.

– Погоди! – Певец удержал ее за клюку. – Тебе это все зачем нужно?

– Сейчас незачем, – ухмыльнулась старуха. – Но если вы сегодня ляжете вместе, то у вас родится дочь, которую ты потом приведешь мне в обучение. До того, как она впервые познает мужчину. Это плата за правду. А детей у вас и без того будет столько, сколько захочется.

– А если я потом передумаю?

– Не передумаешь. – Яга выдернула клюку, будто ее пытался удержать малый ребенок. – Никто ни разу не нарушал договора со мной. Идем!

Она застучала палкой по лестнице. Волк помотал головой, стряхивая наваждение, и поплелся следом.

Внутри избы места было немного – четыре стены, печка, стол, пара лавок и широкая полать прямо у печки. Никакого света, кроме гудевшего в очаге пламени. Полумрак. Пахло старыми шкурами, древесной смолой, дымом и волшебством. Сухой травой пахло и каким-то курением, которого Волк не знал.

Мара собирала метелкой сор у печи, ее белая рубаха казалась живой в отсветах пламени. Колыхалась, играя тенями и светом и округлыми формами тела. Иногда свет очага пронизывал ткань насквозь, очерчивая упругую грудь и гибкий стан.

– Исполать тебе, витязь, – с поклоном обернулась она.

– Не делай вид, будто вы впервые увиделись, – сухо хохотнула старуха. – Этот витязь тебя и привел. Неужто вы думали, будто я поверю, что глуповатый царевич где-то в лесу отыскал девку так быстро?

– Она все знает, – махнул рукой Волк. Мара отложила метлу.

– И что вы задумали? – Бабка поставила клюку у печи и присела на лавку.

– Просто проехать хотели, – пожал плечами певец. – Мимо тебя это сложно.

– А царевича откель взяли?

– Сам забрел.

– И вы решили над Ягой посмеяться? – покосила взглядом старуха.

– Не посмеяться, а разузнать твое настроение.

– А… Понятно, – хохотнула Яга. – Разузнали? Ну, есть я вас теперь точно не буду. Дам испытание.

– Какое? – нахмурилась Мара.

– Сейчас отужинаем и спать, а завтра поутру приберете дом, почистите дымоход, соберете грибов, добудете мяса и можете ехать.

– Добро, – согласился Волк. – А что на ужин?

– Кашу сварите.

– А воду где брать? – Он уже закатывал рукава куртки.

– Там ручей за поляной. – Старуха махнула рукой. – Ведро в углу.

Волк йзял ведро, скрипнул дверью и спустился по лесенке, мягкая трава и опавшие листья зашуршали под сапогами. Медленно, чтобы не вызывать подозрений, певец дошел до края поляны, аккуратно поставил ведро, присел и обернулся зверем. Мир туг же ударил в уши и ноздри – тысячи запахов, тысячи звуков.

Он прыгнул – тело вытянулось в струну. Еще прыжок, другой, третий – и ветер засвистел в прижатых ушах. Бег из тьмы в свет, из ночи в желтоватые сумерки. Кони захрапели и вздрогнули.

– Пр-р-р! – прикрикнул на них Ратибор.

Волк выскочил на дорогу и даже не стал тратить время на смену обличья.

– Жди до утра.. Не вмешивайся, – рыкнул он другу и снова скрылся в кустах.

– Н-да… – Стрелок похлопал перепуганного коня по шее. – Час от часу не легче.

Волк отыскал ведро по запаху – пахло зеленой сыростью. Будучи зверем, он не видел цветов, но мог оценивать их обонянием. Воздух свистел в груди от быстрого бега, пришлось даже лечь в траву, но долго лежать было некогда. Встал он уже человеком и, пошатываясь, побрел вдоль поляны. Мышцы подрагивали от каждого шага.

Ручей, громко журча, бил из-под корня пятиоб-хватного дуба, напившаяся земля впитывала влагу медленно, так что лужа разлилась довольно большая. Волк ругнулся и по щиколотку залез в воду, сразу же промочив сапоги. Ведро плюхнулось, накренилось и начало наполняться. В темноте мерцал лишь неясней блик, медленно поднимающийся к кромке. Певец вынул полное ведро и двинулся к избе, расплескивая крупные брызги.

Мара уже перебрала крупу и высыпала в горшок, от Волка не ускользнуло, как неуловимо она вздрогнула, завидев его. Глаза Мары, неестественно огромные, смотрели странным блестящим взглядом, будто зрили по ту сторону Яви. И движения девушки были особенно плавными, будто она спала с открытыми глазами. В избе пахло волшбой. Не зельем колдовским, не мышиным пометом, а самой волшбой, как она есть, – изменением мира. Неуловимо изменилась прозрачность воздуха, по-другому забилось пламя в печи. Яга сидела на лавке спокойно, посапывала, будто дремала, а затем и вправду уронила голову на доски стола, устроила щеку поудобнее и засопела, словно спящая. Огонь полыхнул и рассыпался искрами.

Волк почувствовал легкое, едва уловимое томление в груди, как от ожидания чего-то желанного. Он не понял, но заподозрил, что волшба может действовать не на одну только Мару, но и на него. И что? Ему тоже придется говорить правду и делать все так, как думает?

Почему-то от этой мысли стыд горячо прикоснулся к щекам. От Мары хотелось услышать правду, а самому говорить не хотелось. Слишком темные помыслы? Гнать их! В правде должно быть равенство, а то, может, у Мары в мыслях тоже не так светло… Надо быть готовым и к этому.

Старуха сказала, что девушка покажет свое отношение и словом и делом. Понятно, если любит, а если нет? Метлой по спине? Не хотелось бы.

Он налил воду в горшок, Мара осталась стоять рядом.

– Ухват в углу, – сказала она почти шепотом. Рукав ее рубахи коснулся его руки. Запах волос завихрился, смешиваясь с запахом дыма. Они пахли цветом кувшинки и чистотой теплого озера, Ра-тиборовым взглядом и взглядами тех, кто смотрел на нее до него. Сердце рванулось в груди и забилось, как пес на цепи. Дергалось, разгоняя кровь до свиста в ушах.

Надо было взять ухват, но не было сил отойти. Сердце стучало, стучало, по коже побежали сверху вниз сладкие волны. Мара чуть подтолкнула Волка. Не отстранила, а просто напомнила, что горшок надо все же поставить в печь. Волк помог, пламя охватило круглобокий горшок, раскидав по стенам желтоватые отсветы.

Мара и Волк остались стоять, глядя в огонь.

Бабка посапывала, приплюснув щеку к столешнице. Огонь полыхал.

– Закипит не скоро, а сварится и того позже, – совсем тихо шепнула Мара.

Волк почувствовал, что она тихонько дрожит. В комнате словно струился дым, но гарью не особенно пахло. Это был даже не дым, а лишь марево в воздухе. Он не решился взять ее за руку, но она сама нащупала его ладонь и сжала тонкими пальцами, погладила – едва ощутимо.

– Не по себе мне. Не пойму, не то страшно, не то чудно как-то… Будто мне снится все. И избушка, и огонь, и старуха эта странная, – сорвалось с девичьих губ.

– А ты не бойся. Я же рядом. – Волк едва не коснулся губами кончика ее уха.

– Да… – заторможенно сказала Мара. – И верно… Только не стыдно ли это?

– Что стыдно? – сдерживая дыхание, спросил Волк. – Жур говорил, что стыдно, это лишь когда ты сама себя укоряешь за что-то. А за что бы тебе себя корить?

– Нет, – вздохнула Мара. – Люди не то говорят. Стыдно, когда не по правилам. Стыдно ложиться с мужем, пока не взяла с него клятву перед Лелей. Нельзя же, как кривичи, три раза вокруг куста обвести и тут же в траву.

Волк улыбнулся, чувствуя, как горячее тело Мары становится все более мягким и доверчивым.

– Леля – это не кумир на капище, – сказал он, жарко дыша. – Она везде, где есть любовь. Я могу поклясться ее именем, что буду с тобой и не брошу ради другой. И не дам другому мужу покуситься на тебя…

– Не надо! Я еще не собралась замуж пойти, – слабым голосом остановила она его. – Но уж больно люб ты мне! Так что сдержать я себя не в силах! Не стыдно ли это?

Волк рывком обнял ее за талию и притянул к себе:

– Нет, Марушка! Какой же в том стыд?

Но огромные глаза Мары вдруг еще более потемнели, и, словно что-то вспомнив, она отстранилась:

– Бабка проснется.

– Давай рогожу повесим, – предложил певец. – Она нас прикроет. А бабка точно не проснется! – Волк шептал, захлебываясь словами.

Он сорвал рогожу и примерился, как можно повесить ее поперек. Кроме бечевы, на которой сушились травы, ничего не приметил. Не долго думая, набросил рогожу на бечеву – сухие темные листья закружились в воздухе и опустились на пол. В голове шумело и плыло, как от сильного хмеля, даже казалось, будто пол покачивается под ногами.

– Здесь хорошо? – спросил он.

– Да, – еле слышно ответила Мара.

Он снова обнял ее и принялся целовать, уже ощущая своей. Девушка не отвечала, но и не отбивалась. Не шептала ласковых слов, но и не гнала. Волк оттеснил ее за рогожу, прижал к бревнам стены. Его руки скользили по ее телу, пытались забраться под рубаху.

– Подожди… – Мара чуть отстранилась и ослабила пояс.

Волк стал лихорадочно избавляться от куртки.

Ратибор достал из мешка кусок солонины и пожевывал, глядя, как в непроглядной тьме трепещут отсветы из печной трубы. Вдруг кони забеспокоились, пришлось встать и привязать их.

– Ну что вы, что вы… – ободрил их стрелок. – Не отдам я вас никому на съедение. Перетопчутся. Пусть друг дружку поедом жрут.

Он почувствовал, как волосы на голове затрепетали, но не х) т ветра, а сами собой. Так бывает, если потереть руку о шерсть.

– Так… – Ратибор привстал – Похоже, бабуль-ка порезвиться решила.

Он цыкнул на коней и мягким шагом двинулся к избушке, подошвы мяли траву совершенно бесшумно, лишь иногда сухой лист невнятно шелестел под ногой. Было так тихо, что стрелок явственно слышал голос пламени, бушующего в жаркой печи. И еще что-то торопливое, размйтое, суматошное. Голоса и шорох.

Ратибор уже слышал подобную возню – она была очень похожа на звуки, с которыми торопливо собираются люди, желающие улизнуть так, чтобы ни одна живая душа не успела их задержать.

– Ящер… – ругнулся Ратибор.

Рука сама собой потянулась к мечу, но в этом не было ни малейшего смысла. Против бабкиной волшбы не устояла бы и целая рать. Одна надежда, что Яга не чувствует Ратибора в глубокой занятости. С ней такое бывает, иначе можно было бы вообще не дергаться.

Стрелок усмехнулся, нащупав ногой первую ступеньку лесенки. Даже если бы ничего нельзя было изменить, он все равно бы попробовал выручить Мару. Или вместе жить, или вместе помирать. Все остальное Ратибора никак не устраивало.

Он знал, что дверь скрипнет, когда откроется, поэтому прятаться дальше не имело смысла. Он ударил в тяжелые доски, и дверь отлетела, как от порыва ветра, открыв темное нутро избы.

– Эх… – выдохнул Ратибор и перескочил через порог.

Старуха, сгорбившись, стояла почти у двери, отодвинув клюкой уголок подвешенной на веревке рогожи. За рогожей шевелились тени, но Ратибор не стал задерживать на этом внимание, хотя сердце нехорошо ёкнуло. Он собрал все силы, рванулся к Яге, подхватил ее легонькое высохшее тело и швырнул в жерло печи. Внутри полыхнуло, завыло. Не тратя времени попусту, стрелок задвинул очаг бронзовой крышкой и подпер ухватом.

– Быстрее в лес! – крикнул он в темноту.