Текст книги ""Фантастика 2025-115". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"

Автор книги: Александра Черчень

Соавторы: Василий Маханенко,Дмитрий Янковский,Юрий Уленгов,Валерий Пылаев,Вячеслав Яковенко,Макс Вальтер,Мария Лунёва,Владимир Кощеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 342 страниц)

Наконец человек победил, он оказался сильнее.

– Пойдем, – сипло выдохнул Ратибор и улыбнулся.

Мара улыбнулась в ответ.

– Пойдем, – повторил он уже нормальным голосом и подал руку.

Ладонь Мары оказалась горячей, как он и ожидал. Как он и хотел. Девушка встала, и запах ее волос смешался с запахом ветра, шуршащего только что упавшей листвой. Ветер подул сильнее, и огромный клен осыпал их обоих кружащимся золотым потоком. Цветок кувшинки в волосах затрепетал, будто белое пламя.

Мара не отняла руку, только потянула за собой, и Ратибору почудилось, словно весь мир закружился в красно-желтом хороводе и они закружились с ним, отделившись от всего существующего. Казалось, от стрелка струился едва уловимый ветер, а от Мары – вполне ощутимый огонь. Две стихии встретились, раздули и завихрили друг друга, венец падающих листьев закружился над головами.

Ратибор добежал до ручья, впадавшего в протоку, остановился и, подхватив девушку на руки, перенес «через воду. Краткий миг близости – стрелок сам сделал его коротким, чтобы не сорваться в пучину страсти.

Он отпустил Мару, взял за руку и потянул за собой. Только в тени каменной башни они остановились, задрав головы.

– Какая высокая… – шепнула Мара. Ратибор чувствовал, как в ее руке бьется жилка. Часто-часто. Наверное, от бега.

Башня раздвигала кроны деревьев и убегала к яркому небу, залитому солнцем. Там, в хрустальной синеве, черной точкой парил орел. Изнутри через огромный проем веяло сыростью.

– Издалека она казалась меньше… – Голос девушки ворвался во внутреннюю полутьму и тут же раздробился звенящим гулом объемного помещения. – Тут до сих пор идет война.

– Ты тоже чувствуешь? – удивленно глянул на нее Ратибор.

Она кивнула.

– Поплывем назад, а то идти колко, – сказала девушка, подошла к обрывчику и спустилась в воду.

Ратибор разогнался и нырнул щучкой, подняв целый фонтан сверкающих брызг.

Когда выплыли из протоки и направились в сторону пляжа, Ратибор потянул носом воздух.

– Похоже, Волк что-то добыл нам поесть, – сказал он. – Дымом пахнет.

Вода журчала, мягко обтекая тела. Цветок кувшинки выскользнул из волос Мары и медленно поплыл к середине озера. Впереди показались песчаный пляж и кони, стоящие почти по брюхо в воде.

Волк сидел у костра и подкладывал ветки в огонь, рядом лежали три освежеванные заячьи тушки. Пламя, едва видное в солнечном свете, трепетало и пускало густой дым в небеса.

– Явились, – буркнул певец, когда Ратибор с Ма-рой вышли на берег.

На девушку Волк глянул украдкой, на соратника посмотрел внимательно. И сразу отвел взгляд к костру. Пошурудил палкой превращающиеся в угли ветви.

– Скоро прогорит и можно будет готовить.

– Надо их сначала душистой травой обложить. – Мара надела портки, рубаху и отжала воду с волос. – Пойду соберу.

– Я тебе помогу. – Волк встал и пошел следом, потом оглянулся и сказал Ратибору: – Ты ветви чаще подкладывай, а то угли прогорят напрасно.

Стрелок даже ответить ничего не успел – певец и девушка скрылись за ветвями подлеска. Он вздохнул и принялся ломать ветви, стараясь сорвать на них внезапную досаду. Не на себя, не на Волка, а на Мару – могла бы и его взять с собою за листьями.

– Ящер… – Толстая ветка о колено ломаться не стала. Ратибор положил ее концом на камень и прыгнул всем весом. Поддалась. Полегчало. – Сам виноват, – фыркнул он, чувствуя, что Волк просто оказался шустрее.

Но от обиды на Мару отделаться не удалось. Какое-то даже предательство за ней виделось, вроде вот только что с ним говорила, гуляла, а тут бросила и пошла с другим.

Ветки ломались одна за другой, желание близости начало отступать, оставляя сладкие воспоминания в памяти и дрожь в мышцах. В голове прояснялось, и досада развеялась, стало ясно, что девушка не его собственность и вольна ходить, куда угодно и с кем вздумается.

Ратибор даже подумал, что ничего особенного не было, что он сам многое додумал и домечтал, а на самом деле они с Марой просто купались, бегали по лесу и глядели на башню и детенышей смоков. Сбило с толку нагое тело. А если бы она была в рубахе? Было бы что-то особенное в этой прогулке?

Представилась промокшая рубаха, прилипшая к девичьему телу, но он усилием воли отогнал эти мысли.

Стрелок решил, что для него и для Мары все выглядело немного по-разному. Для нее не было разницы, в одежде она или нет, а для него была. Только потому, что она его не стеснялась, Ратибор надумал, что она его предпочла. А она просто такая. Не стесняется наготы, и все. Тем более она звала купаться и его, и Волка, просто Волк застеснялся и не пошел. Так что о каком-либо предпочтении говорить рановато.

Стрелок улыбнулся и следующую ветку сломал о колено. Он снова прокрутил в памяти всю прогулку. Нет, не сделал он ничего такого, за что ему было бы стыдно и за что Мара могла бы его упрекнуть хотя бы мысленно.

– Ничего не добиться – это лучше, чем все испортить, – сказал он вслух и подкинул сучьев в огонь.

– Вот такие надо искать. – Мара сорвала и показала лист. – Только чтоб не завядшие.

Волк глянул на лист мельком, задержав взгляд на девушке. Он отошел на несколько шагов, будто его и впрямь интересовали душистые листья, а сам принялся выискивать цветы покрасивее. Он хотел сорвать такой букетик, чтобы ни один цветок в нем не повторялся по цвету. Но на этой полянке росли почти одни белые и только два синих. Как назло.

Волк сорвал два цветка и на другом краю поляны заметил в траве красное мельтешение. Прошел туда и действительно нашел красный цветок, а рядом желтый. Повезло. С цветом теперь выдумать что-то было трудно, и он принялся собирать букет по форме соцветий. Дело пошло быстрее.

Наконец он посчитал букет подобающим, спрятал его за спину и пошел удивлять Мару.

– Ну что, нарвал? – спросила она у него еще за десяток шагов. – А то я только три пригодных листа нашла, а надо хотя бы шесть.

– Нарвал, – улыбнулся певец.

Девушка улыбнулась в ответ, и он протянул ей букет. Только она как-то странно на него посмотрела, а улыбка сошла с ее губ.

– Я думала, ты листьев нарвал, – разочарованно вздохнула она. – Я все руки крапивой себе обожгла.

– Хотел тебе сделать приятное. – чуть обидел'ся Волк. – Подбирал по форме, по цвету… А ты с этими листьями.

Он в сердцах отбросил цветы и пошел собирать листья. Нашел два, тоже обжегся крапивой и зло направился к костру.

– Ты что, Мару одну оставил в лесу? – вытаращился на него Ратибор.

– Да что с ней станет… Она скорее витязь, чем девка. Как за ней ухаживать?

– Ну уж, по крайней мере, одну в лесу не следует бросать. Следи за костром.

Ратибор кинулся через густой подлесок. Белое пятно рубахи он заметил почти сразу и сбавил шаг, чтобы Мара не подумала, будто он за ней бегает. Не пристало витязю выказывать свои чувства.

– Собрала? – спросил он.

– Да там их целая охапка, – показала она в заросли крапивы. – Но как достать?..

– Запросто, – усмехнулся стрелок, вломился в крапиву и сгреб листья в сноп, не обращая внимание на жжение. – Столько хватит?

– Хватит, – рассмеялась она.

Они вернулись к костру и обложили листьями мясо.

– Шел бы искупался, – предложил Ратибор Волку. – Мы не станем подглядывать.

– Переживу, – ответил певец.

– Хотя бы пот смыл. Да не беспокойся, я пригляжу за костром.

Волк встал и молча пошел вдоль берега, пока деревья не скрыли его. Через какое-то время послышался громкий всплеск и вдалеке от берега по воде разбежались круги.

– Чего он какой-то обиженный? – осторожно спросил Ратибор.

– Не знаю, – пожала плечами девушка.

Стрелок взял нож и срезал подходящие прутья, затем нанизал куски мяса вместе с листьями и закрепил над жаром. Зайчатина почти сразу запузырилась, зашипела и пустила сок. Ратибор достал из мешка каравай хлеба, отломил кусок и повесил над углями так, чтобы жирок с тушек стекал на мякиш. Когда хлеб с юшкой чуть припекся, стрелок подул на него и предложил девушке:

– Попробуй. А то когда еще мясо сготовится.

Она взяла и разломила горячую корочку, половину отдав стрелку. Они сели на корточки и захрустели поджаристым хлебом, от которого исходил ароматный мясной пар.

Волк не возвращался долго, хотя плеска давно уже не было слышно. Скорее всего, тоже выстирал одежку и лежал в траве, ждал, пока высохнет. Зайчатина уже сготовилась, когда он вернулся.

– Легок ты на готовенькое, – усмехнулся Ра-тибор.

– Да уж прямо, – фыркнул певец. – Я их подстрелил, я огонь высек, так что нечего себе чужие заслуги приписывать.

Он уже не выглядел ни обиженным, ни рассерженным, видно, купание и уединение пошли ему на пользу. Взяв положенную ему тушку, Волк нарезал ее и разложил на листе, чтобы быстрей остывала. Небольшой кусочек отправил в рот.

– Хорошо приготовилось, – заключил он и налег на остальное.

На Мару он теперь обращал внимания не больше, чем на любого человека рядом, будто в его глазах она и впрямь превратилась из девушки в витязя. К тому же в почти незнакомого витязя. Причины Ратибор не знал, но решил обязательно выяснить, что же у них произошло там, в лесу.

После еды решили немного поспать у воды, чтобы потом можно было ехать до самого вечера. Ратибор назначил в дозор по очереди себя, Волка, а потом Мару. Двое спят, один охраняет.

– Ей-то зачем в дозор, – вступился за девушку Волк. – Пусть спит.

– А чем она от нас отличается? – пожал Ратибор плечами. – Взяла меч в руки – значит, витязь. Различия в теле тут не играют роли.

– Совести у тебя нет. – Певец махнул рукой и прилег на траву. – Она же девица… А ты ее в дозор.

– Тут все равны, – серьезно повторил стрелок. – Детей малых нету. Если бы я тебя от дозора освободил, ты бы не обиделся?

– Так я же не девка.

– Значит, девка, по-твоему, не человек?

– При чем тут это… – рассердился Волк. – Умеешь ты все перевернуть. Просто к девкам завсегда относятся мягче, а тебе словно нет никакой разницы.

– Спи давай. – Ратибор решил завершить бесполезный спор. – Тебе следующему в дозор.

Волк улегся, а Ратибор принялся доедать зайчатину.

Глава 14

Случай со странным мертвецом в кузне и убийством одного из чужаков переполошил всю деревню. Люди у колодца собрались хмурые, перепуганные, в основном мужики. Женщин, детей и девок, от лиха подальше, решили держать в домах. Пока все не образуется и чужаки наконец не уедут.

– Никто из наших вашего не убивал, – уверенно сказал низкорослый пожилой староста.

– Знаю, – спокойно ответил Жур, слепо уставившись в пространство над головами собравшихся. – А что взяли плату за худое дело, пусть боги с вами разбираются.

В устах слепого это прозвучало не просто мрачно, а до ледяного ужаса страшно. По толпе будто прокатилась короткая волна.

Стоящий рядом Микулка поежился, хотя ему вовсе не было жалко никого из собравшихся. Хотелось не дожидаться небесного возмездия, а самому, сразу, жестоко и скоро наказать виновных в гибели Мякши. Никому нельзя спускать с рук худые дела, иначе безнаказанное зло силится и плодится, пронизывая мир уродливыми корнями.

Но Жур об этом был иного, странного, как всегда, мнения. Иногда Микулку это раздражало сверх всякой меры, но почтение к возрасту волхва не позволяло выразить чувства словами. Хотя порой очень хотелось. Микулка припомнил недавнее наставление Жура о том, что насилием зла не одолеть. Глупость какая… Чем же его тогда побеждать? Целоваться с врагами, что ли? Или стоять и глядеть, как злодей убивает, ворует, калечит? Или ждать, когда ленивые боги соизволят принять участие в жизни людей и наказать поганца? Микулка считал, что своя рука гораздо верней непонятной божественной воли. А главное, быстрей.

– Мне нужно знать, кто из ваших этим днем выехал из деревни, – прервал его мысли Жур. – Как только мы узнаем приметы, сразу справим тризну по Мякше и уедем. Всем от этого будет лучше.

Народ стоял тихо, осторожно, украдкой оглядываясь. Словно пытаясь убедиться, что знакомцы все рядом.

– Мужики все на месте, – уверенно сказал староста.

– Может, жена от кого сбежала? – насмешливо спросил Микулка.

Староста покачал головой:

– Нет, наши все здесь. И бабы, и девки. Если бы жена или дочь у кого пропали, уже крику было бы…

– Этого быть не может, – по-прежнему спокойно произнес Жур. – Кто-то из деревни все же уехал, прихватив коня и мечи, скованные чужаком. Вам лучше знать, кто это мог быть.

Староста только пожал плечами. >

– Народ весь здесь, – кивнул он и насупился.

– Врет… – шепнул Микулка. – По глазам вижу, что врет.

– Погоди. – Жур отстранил его за спину могучей ладонью.

Один из мужиков, стоящих в первом ряду, усмехнулся.

– Чубика нет, – сказал он, и народ вокруг заметно повеселел, кое-кто даже засмеялся.

– Нашел время дурачиться! – прикрикнул на него староста. – Не время нынче для шуток.

– А чего? – пожал мужичок плечами. – Он спросил, я ответил.

По толпе снова прокатился смешок.

– Кто этот Чубик? – насторожился Жур.

– Дурачок местный. Шатается где хочет, иногда даже в лесу без всякого страха ночует. Вреда от него никакого, а ума, наверное, у курицы больше.

– Дурачок? – сжал губы Жур. – Что же вы раньше молчали?

– Да что о нем говорить? Он и мухи не обидит, да и ездить верхом не может. Совсем дурной, его на пожаре бревном по голове угадало, так он с того времени едва с десяток слов связать может. Никто ему не указ. Кормят добрые люди…

– Каков он из себя?

– Крепенький. Три десятка весен точно ему стукнуло, а может, и боле, но на вид и двадцать можно дать, и все сорок. К тому же седой он. Сутулый очень.

– Готовьте тризну, – сказал Микулка. – Если в память о витязе чего пожалеете, то я гнева богов ожидать не стану. Ясно?

Староста кивнул и тут же принялся раздавать указания. Он понимал, что отделался легко. Главное, чтобы чужаки поскорее уехали, а там все наладится. Пусть гоняются за дурачком, если хотят, ему до этого дела нету. А выставить еды и меда на тризну – не такая большая вира с деревни. Могло кончиться и хуже.

Ратибор сам не понял, отчего проснулся. Может, что-то приснилось нехорошее, да не запомнил, а может, просто сработало чутье, выработанное беспокойной жизнью. Он открыл глаза и тут же сощурился от яркого солнца. Пришлось перевернуться на бок и потереть лицо, разгоняя остатки сна.

Мары у костра не было, хотя ее время стоять в дозоре. Волк посапывал рядом. Ратибор вскочил на ноги и пристально огляделся.

Кони мирно пощипывали траву, в костре догорали объедки.

– О чем задумался? – раздался за спиной голос Мары, и стрелок обернулся резче, чем сам хотел.

– Ты где пряталась? – изумился он.

– Я не пряталась, – смутилась девушка. – Я под обрывчик пошла. По нужде. До чего же неудобно в портках…

– Тьфу ты… – Ратибор вытер ладонью лоб. – Где тебя выучили ходить так бесшумно?

– Во мне веса меньше, чем в половине тебя, – улыбнулась Мара. – Мне легче.

– Ладно.

Он растолкал Волка и принялся седлать коня.

Вскоре все было готово – мешки с поклажей увязаны, оружие приторочено к седлам, а отдохнувшие кони полны желания двигаться дальше. Хотя коням, конечно, было все равно, но вид у них был боевой, задорный.

– Поехали! – Ратибор взобрался в седло и подогнал коня пятками.

Путники снова выехали на солнечную тропу, отдохнувшие кони так и рвались перейти на рысь, но низкие ветви позволяли ехать лишь шагом. Наконец тропа кончилась, и лошади, похрапывая, вышли на простор черниговской дороги. Тут уж их сдерживать не стали, пустили рысью.

Уже через версту лес снова загустел настолько, что мир погрузился в красно-желтые сумерки. Толстые стволы деревьев выпирали из подлеска и возносили обширные кроны на головокружительную высоту – взгляд затруднялся различать детали. Казалось даже, что легкие облачка плывут порой ниже верхушек.

– Голова кружится. – Мара глянула вверх. – Будто смотришь не на верхушки деревьев, а в облака.

– Скоро это кончится, – пообещал Волк. – Лес загустеет, и взгляд не проникнет выше двух вытянутых рук. Вообще не будет разницы, день или ночь.

И действительно, древесные ветви становились толще, листья на них кудрявились, будто клочья желтой и красной пены, а лапы елей выглядели уже не зелеными, а совсем черными. Да и елей таких Мара отродясь не видела – в ветвях любой можно было терем построить.

Еще и вечер не наступил, а дорога погрузилась в самую настоящую ночь, только не в черную, какая бывает зимой, укутанной тучами, а чуть желтоватую, светлую, какая бывает летом при полной луне. Только теней не было, отчего глазам было трудно оценить верное расстояние и мир стал плоским, будто хорошо нарисованным. Смолкли голоса почти всех птиц, теперь в вышине раздавались только хрипловатые выкрики, которые и на птичьи-то были почти не похожи. То и дело ухали совы. И вдруг, словно отточенным лезвием, воздух разорвало криком выпи.

– Тут озеро переходит в теплые болота без конца и без края, – нахмурился Ратибор. – Одним богам известно, что и кто там водится. Да и боги время от времени забывают, для чего сотворили эти болота. Так что тут пополам – от богов половина, а половина от Ящера.

– И вы бывали на этих болотах? – поежилась девушка.

– Заносила нелегкая пару раз. – Певец довольно сощурился.

– Все бы тут было нормально, – сказал стрелок, – если бы не эта вечная ночь. В других местах между днем и ночью есть подлинное равновесие – летом дня больше, а зимой ночи. Но тут не бывает ни зимы, ни весны, да и дня тоже никто не видывал. Лето и осень. И ночь. Поэтому нормального зверья тут с огнем не сыщешь, а живут сплошь какие-то выродки и нежить. Но другой дороги на Чернигов все равно нет, так что богатыри без хлеба никогда не останутся – то грамоту отвезти, то купцов проводить.

– А вы ездите бесплатно, – усмехнулась Мара.

– Счастье не в деньгах, – вздернул подбородок Волк.

– А в чем?

– В доблести.

Ратибор фыркнул, но Волк только выше задрал подбородок.

– А почему здесь такой лес густой? – поинтересовалась девушка. – В других местах самый обычный, а чем дальше на полуночь от Киева, тем гуще и гуще…

– Ты слыхала, что были времена, когда от края земного диска и почти до самого Киева лежал толстенный ледяной щит?

– Вот такой толщины? – Мара во всю ширь раскинула руки.

– Гораздо толще. Жур говорит, что тысячу раз по

столько.

– Не бывает такого льда, – покачала головой девушка. – Даже в самую суровую зиму не было.

– А в древние времена был. И зима тогда была круглый год, оттого и намерзло. До самого Киева лед маленько не дополз, а тут уже был очень толстый. Так что, когда он начал таять, случился потоп.

– Понятное дело. – Мара кивнула. – Ежели столько льда растопить.

– Ну да. Потоп был такой, что без лодки или плота шагу нельзя было сделать, а когда вода маленько сошла, тут везде остались огромные озера и болота. Вот и наросло на них. Воды много, а деревьям что еще надо?

Коням надоело скакать рысью, и Ратибор первым перевел лошадь на шаг. Теперь звуки леса, странные и незнакомые, слышались гораздо отчетливей, а редкий топот копыт полностью тонул в толстом ковре опавшей листвы.

– Это еще ничего, – вспомнил Волк. – А как-то мы тут ехали поздней осенью, так листьев навалило столько, что дорога стала почти непроезжей. Прямо замело все, хуже чем снегом.

– Мне кажется или дымом попахивает? – осторожно спросил Ратибор.

Волк намочил слюной кончик носа и принюхался тщательней.

– Верстах в трех отсюда топят печь, – уверенно заключил он.

– Ты в своем уме? – Стрелок постучал пальцем по лбу. – Может, все же костер?

– От костра дым совсем по-другому пахнет. Этот дым идет из трубы, покрытой сажей толщиной в палец. С десяток лет ее точно не чистили.

– Тут что, кто-то живет? – удивилась девушка.

– Да, – коротко ответил Ратибор и остановил коня. – Но не всегда. Я думал, на этот раз проскочим. Аннет.

Остановились и остальные – витязи оба хмурые, а на лице Мары удивление пополам с беспокойством.

– Ну… Дым… – пожала она плечами. – Что тут такого?

– Человек тут жить не может. Да и незачем человеку забираться в такую глушь.

– Если это только не особенный человек, – еще мрачнее заключил Волк. – Но если тот, о котором мы подумали, то запросто мимо него не проедем.

Мара тоже нахмурилась. Уж если такие витязи стерегутся, значит, для других там место вообще непосильное.

– Рассказали бы хоть… – пожала она плечами.

– Про Бабу-ягу слышала? – не очень охотно спросил Ратибор.

– Краем уха, – призналась девушка. – Говорят, она младенцев ест.

– Тоже бывает, – кивнул стрелок. – Но и проезжими путниками не брезгует.

– Но уж не страшнее же она жряка!

– Страшнее, – холодно сказал Волк. – Жряк – это тварь безмозглая, а у Яги есть разум, да к тому же такая сила к волшбе, что любому волхву и не снилась. Даже Журу, я думаю. Яга сама из перволюдей, жила здесь с потопа, знает самые потаенные законы мира. И пользуется ими как хочет. Единственное, чего она не может, – это читать мысли, а иначе бы с ней вообще никто не смог бы справиться.

– Значит, кто-то справлялся?

– Было дело. Есть у бабки один недостаток, только им и можно воспользоваться. Если ее кинуть в огонь, то все ее силы уходят на то, чтобы не сгореть. Так что, пока из пламени не выберется, волхвовать не может.

– Да как же ее можно в огонь? – испугалась девушка.

– Почти никак, – ответил Волк. – Мало кому удавалось.

– А объехать никак нельзя? – спросила она.

– Можно, – недобро усмехнулся Ратибор. – Ты думаешь, как мы на эти болота попали в тот раз, про который Волк рассказывал? Тоже сдуру решили врага обойти. Больше не хочется.

– Можно пожить у озера, – предложила Мара. – Там дождемся Мякшу, Микулку и Жура.

– Нельзя. – Ратибор покачал головой. – Озеро далеко от дороги, так что они запросто могут мимо нас проехать. Но главное даже не в этом – выручать из беды их потом придется. Так что лучше проехать и предупредить, чем потом…

Он не договорил, глянув на Волка.

– Погоди-ка… – Стрелок пристально глянул на друга.

– На мне что, цветы выросли? – покосился певец.

– Не… – хитровато усмехнулся Ратибор. – Пока не выросли. Но у тебя ведь может кое-что другое вырасти, а нам это сейчас бы очень пригодилось.

– Это ты о чем? – Мара вытянула шею от любопытства.

– Погоди, – успокоил ее стрелок. – У нас важная беседа намечена.

– Экий ты… – обиделась девушка. – Как в дозор, так я равная, а как секреты…

– Ладно, – пожал Ратибор плечами. – Ты оборотней боишься?

Мара вздрогнула и покрутила пальцем над головой, призывая Рода в защиту.

– Кто же их не боится? – шепнула она.

– Вот все так, – нахмурился Волк. – Ну чего нас бояться? Ну да, может у меня волчья шерсть вырасти, но вред-то от этого какой?

– Никакого, – успокоил друга стрелок. – Даже польза.

Мара побледнела и не могла понять – улыбаться ей глупой шутке или валиться с седла без чувств. Валиться не хотелось – высоковато. Улыбаться было особенно нечему, поэтому она замерла и помалкивала, надеясь, что все разрешится само собой.

– Хочешь, чтоб я в волчьем обличье все разведал? – Певец слез с коня.

– Так будет вернее, – кивнул Ратибор. – Пешего или конного заметить проще, а волков тут, сам понимаешь, как мух в деревне.

– Если не отличит.

– Раньше тебе это с рук сходило.

– Давненько я в волчей шкуре не бегал, – вздохнул Волк. – Ладно, так действительно лучше будет.

Он присел уже было на корточки, но Ратибор на него шикнул:

– Девку перепугаешь до смерти. До леса, что ли, трудно дойти?

Певец вздохнул и скрылся в лесу.

– Он что, правда может? – тихонько спросила Мара.

– Запросто, – кивнул стрелок. – Точнее, по-простому. Без всяких пней, топоров и прочей волшбы. Присел, обернулся – и дело с концом.

– А одежка?

– На нем остается. Жур говорит, что он даже не совсем волком становится. Ну… Знаешь, я сам в этом не понимаю ничего ровным счетом, но Волк вроде слишком сильно верит, что становится зверем. И все вокруг не сговариваясь видят его в зверином обличье. Даже следы за ним остаются волчьи. Но Жур слепой, и его не обманешь. Он видит самую суть вещей.

– Какой же тогда с этого толк, если он взаправду не становится зверем? – пожала плечами Мара.

– Нет никакой разницы, – серьезно ответил Ратибор. – Если абсолютно все, кроме Жура, видят, что он стал зверем, если они ощущают клыки на собственном горле, если им приходится путать следы, чтоб уйти от его нюха, значит, он и вправду становится волком. Иначе как доказать обратное?

Девушка задумалась.

– Но он ведь все то же самое мог бы сделать и без того!

– Нет. Прежде всего ему нужно убедить себя в том, что стал зверем. Иначе как убедить других?

Волк привычно присел на корточки и почувствовал, как шерсть с затылка постепенно расползается по всему телу, как лицо вытягивается в морду, как руки и ноги превращаются в мощные когтистые лапы. Сердце забилось чаще, как у всех зверей по сравнению с человеком. И тут же уши уловили звуки, которых раньше не слышали, а в ноздри ворвались тысячи запахов, каждый из которых обозначал свое.

В глазах мир тоже изменился – теперь желтоватая тьма не мешала глядеть, да она и не была желтоватой. Цвет перестал иметь всякое значение, зато все стало более четким и выпуклым, позволяя с поразительной точностью оценить расстояние.

Волк коротко рыкнул и сорвался с места, оставив позади вихрь опавшей листвы. Бежать на четырех лапах было легко и приятно, мышцы рывками катались под косматой шкурой, мокрый язык приятно увлажнял врывающийся в грудь воздух. Для такого сильного зверя три версты не расстояние. Так, побегать для удовольствия.

Кое-где уже позабытый солнечный свет все же прорывался сквозь ветви тусклыми пятнами, в таких местах роился гнус, от которого приходилось отфыркиваться на бегу. Волк влетел в очередной вихрик мошек и несколько раз чихнул, прикрывая глаза. И только он отчихался, как в ноздри буквально ударил человеческий запах.

Остановившись, Волк увидел сначала острие стрелы, потом древко, потом лук и только в последнюю очередь разодетого молодца в красном кафтане, широких штанах, сапогах и шапке, отороченной соболем. Кафтан на нем изрядно потрепался, а сапоги прохудились от сырости, так что вид был средним между жалким и смешным.

– Ты че, сдурел? – резко остановившись, рыкнул Волк, не теряя при этом звериного облика. – Зайцев тебе для охоты мало?

Молодец несколько опешил, он явно не думал, что звери могут сносно объясняться по-человечески. Правда, оставалось непонятным – стоит отвечать или нет?

– Какого Ящера ты на меня уставился? Лук убери! – прорычал Волк и присел на задние лапы.

Молодец повиновался, с глуповатым видом опустив лук. Стрелу он сунул обратно в подвешенный за спиной колчан.

– В этом лесу все волки говорящие? – наконец поинтересовался он.

– Да уж хрен там, – фыркнул Волк. – Поди сыщи. И какого лешего тебя занесло в чащобу?

– Заблудился, – признался молодец.

– Ну ты даешь… – выдохнул Волк и закашлялся совсем по-человечески.

Звериная глотка была мало приспособлена к извлечению таких звуков.

– Тут три десятка шагов до черниговской дороги. – Он мотнул мордой в нужную сторону. – Налево будет Чернигов, направо Киев. А тебе куда надо?

– А я знаю? – пожал плечами незнакомец. – Батька мой, царь древичей, что живут на полуночь от большого болота, видать, к старости совсем умом тронулся. Он и раньше был веселого нраву, особенно когда наберется медом по горло, а тут его что-то совсем разобрало. Видать, с похмелья прихватило сильнее обычного, так он меня призвал и говорит: мол, стар я стал, того и гляди помру ненароком. Но говорят, есть в лесу между Киевом и Черниговом яблоня, на которой растут молодильные яблоки, вот они-то от такой хвори помогут наверняка.

– Рассол бы ему помог. – Волк задумчиво почесал задней лапой за ухом. – Хотя кислое яблоко тоже бы впору пришлось.

– Так а. где его взять? – вздохнул молодец. – Я уже по этому лесу бродил и вдоль, и поперек, с дороги сбился, кафтан разорвал, коня потерял, сам от голода едва на ногах держусь. Думал, волка съем, а попался, на тебе, говорящий. А без коня совсем худо.

Он бросил печальный взгляд на остатки сапог.

– Да… – Волк почесал другой лапой за другим ухом. Блохи на нем появлялись вместе с волчей шерстью – у всего есть свои недостатки.

– Знаю я тут одно место, – прорычал он. – Там растет яблоня вполне приличная. Яблоки на ней кислющие до слез, но твоему папаше как раз такие и нужны. Помолодеет враз.

– Да мне бы уже хоть какие-то, – с надеждой поднял взгляд царевич.

– Ладно. Мне как раз по пути. Только знаешь, там можно в передрягу попасть. Это я тебе наперед говорю, чтоб потом не обижался.

– Что за передряга?

– Ну… – Волк наморщил морду и фыркнул. – Время от времени яблоки можно даром взять, но бывает, что у них вдруг хозяин объявляется. Сейчас как раз так и выходит, так что ты не очень вовремя. Может, чем-то платить придется, а чем – неизвестно.

– Хуже не будет, – поспешил согласиться царевич.

– Как тебя звать-то? – запоздало поинтересовался Волк.

– Иваном.

– Христианин, что ли? – Волк подозрительно покосился.

– Да спасут меня боги! У нас, у древичей, обычай такой – давать царским детям– имена от деревьев. Меня назвали от ивы Иваном, среднего брата зовут Ельником, а старшего Дубицем. Еще сестрица у нас есть – Ольха.

– А чего же отец только тебя припряг?

– Не только. Он всех сыновей отправил за яблоками, но мы у Чур-камня разъехались на три стороны, каждый в разном месте счастья искать. Меня вот сюда занесло.

Волк встал на четыре лапы и отряхнулся, как собака, вылезшая из воды.

– Ладно, царевич, пойдем, покажу тебе яблоню. Заодно узнаю, какое у старухи сегодня настроение, а то от этого очень много зависит. —

Они пошли на север, Иван с трудом пробирался через подлесок, сквозь который Волк проскальзывал серой тенью.

– Не отставай! – рыкнул он. – Время с тобой только даром трачу.

– Сил нет! – пожаловался Иван. – Все ноги сбил. Погоди, сделай милость.

Волк понял, что молодцу и впрямь худо. Не до шуток. Но он не хнычет, не причитает, хоть и царский сын. Такому помочь не зазорно.

– Ладно. – Волк дождался прихрамывающего царевича. – Садись мне на спину. Ухи осторожно, Ящер тебя задери! Чай, свои бы так дергать не стал!

– Прости заради богов! – Иван уселся на крепкую спину и горстью ухватил жесткую шерсть на загривке.

– Голову нагни, – посоветовал Волк. – Не то морду ветвями так разнесет…

– У людей это место называется лицом, – поправил царевич.

– То, что останется после хлестких ударов, лицом уже не назовешь, – фыркнул Волк и прыгнул вперед.

Иван оказался совсем не тяжелым, прямо как девица, и нести его было легко. Волк поддал жару, чувствуя, как мышцы налились прежней силой, а жилы стали крепкими, словно проволока, из которой вяжут кольчуги. Дымом пахло все сильнее, и Волк уже понял, что не ошибся – впереди человеческий дом. Ну, почти человеческий. Достаточно человеческий, чтобы его можно было назвать домом.