Текст книги ""Фантастика 2025-115". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"

Автор книги: Александра Черчень

Соавторы: Василий Маханенко,Дмитрий Янковский,Юрий Уленгов,Валерий Пылаев,Вячеслав Яковенко,Макс Вальтер,Мария Лунёва,Владимир Кощеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 129 (всего у книги 342 страниц)

– Острый! Острый, на связь! – вторил ему Корф. – Вовка, ты живой⁈

Меньше всего на свете мне сейчас хотелось что-то объяснять. Невыносимой казалась даже сама мысль, что надо заставить себя отыскать проводок где-то на поясе. Потом засунуть чертову штуковину обратно в ухо, нажать кнопку…

Но что уж тут поделаешь?

– Острый на связи, – проговорил я, прижимая гарнитуру к губам окровавленной перчаткой. – Я в порядке.

– Ты не ранен⁈ Прапорщик, мать твою за… – Судя по голосу, Гагарин уже готов был спустить на меня всех собак – как только я доложу, чем все закончилось. – А где объект? Ушел?

– Объект здесь… Так что прихватите носилки. – Я со вздохом скосился на распростертое на снегу огромное тело. – И можете уже не торопиться.

Эпилог

Главное – не спешить. Поспешность лишь кажется полезной, а на деле всегда несет за собой последствия, с которыми разумному человеку лучше не сталкиваться. И если уж Григорий Ефимович Распутин чему-то и научился за немыслимо долгую даже по меркам Одаренных жизнь, так это обходиться без суеты.

Он умел ждать. Сначала успеха и признания – столице понадобилось почти десять лет, чтобы разглядеть в едва научившемся читать и писать мужике из Тобольской губернии редкий талант. Необычные способности, к услугам которых не стеснялись прибегать даже члены императорской семьи, проложили Распутину путь в Зимний дворец.

Но графский титул он получил куда позже. Снова пришлось терпеливо ждать – спесивые столичные аристократы никак не хотели признавать равным какого-то лапотника, и лишь в середине века тогдашний император решился пойти против их воли.

Но куда важнее титула, орденов и монаршей милости было другое. Даже прожив сотню с лишним лет, Распутин так и не избавился от того, что люди обычно называют тщеславием. И уважение ученых мужей значило для него неизмеримо больше прочих успехов. «Сильнейший Конфигуратор в России» – так впервые написала столичная газета в далеком шестьдесят четвертом году, и с тех пор этот почетный чин появлялся на их страницах чуть ли не каждую неделю.

И лишь немногие теперь вспоминали, что Распутин когда-то пришел в Петербург чуть ли не босиком, закинув за плечо холщовый мешок с куском хлеба и парой истертых до дыр портянок. Личность «сибирского старца» внушала трепет, однако он старался не злоупотреблять полученной властью. А просто пережил всех своих прошлых недругов – и собирался точно так же пережить и нынешних. Без суеты, без спешки и без прочей ненужной ерунды, которая только мешает на пути длиною в уже почти две сотни лет.

Распутин умел ждать.

И ждал, пока не случилось то, что даже его, человека многомудрого и степенного, заставило разве что не бежать вприпрыжку, забыв опираться на узловатую палку, чуть ли не такую же древнюю, как и сам ее владелец.

– Ваше сиятельство… – Плечистый парень в штатском, дежуривший у лестницы, удивленно захлопал глазами. – Не ожидали… Поздно ведь уже. Ваше сиятельство, не положено. Мне не веле…

– А ну прочь с дороги, щенок! – рявкнул Распутин. – Пока кости целы!

Едва заметное движение рукой – и охранника буквально смело. Неведомая сила швырнула его в сторону, и бедняга с тихим стоном сполз по стене. А Распутин уже поднимался наверх, буквально взлетая по ступенькам. Промчался по коридору и сердито рванул на себя дверь, не потрудившись, конечно же, постучаться.

Но хозяина кабинета ничуть не смутила подобная бесцеремонность. И даже грозная фигура «старца», замершая на пороге – зрелище, от которого половина столичных аристократов, пожалуй, тут же обделалась бы со страху – не заставила его прервать свой труд. Его сиятельство все так же неторопливо скреб ручкой по бумаге, выводя букву за буквой.

– Вы знаете, что сегодня случилось⁈

Распутин сразу перешел к делу. Если уж вошел без приглашения – расшаркивания ни к чему.

– Сегодня… сегодня случилось многое. Так что потрудитесь объяснить, что именно вас так обеспокоило. Но для начала присядьте, Григорий Ефимович. – Острие ручки на мгновение оторвалось от письма, указывая на кресло напротив. – Полагаю, разговор может затянуться.

В кабинете царил густой полумрак. На улице уже давно наступила ночь, и единственным источником света в помещении была настольная лампа. И ее зачем-то наклонили так, что глаза могли разглядеть лишь бумагу, две сухие худощавые руки и левый локоть. Плечи и голову хозяина кабинета скрывала темнота. И пусть Распутин уже видел его сотни раз, сейчас он почему-то никак не мог избавиться от ощущения, что вломился не к старому знакомому, а к кому-то другому.

Человеку, у которого нет ни лица, ни имени, ни возраста… вообще ничего.

– Вы прекрасно знаете, о чем я! – Распутин заставил себя подойти и опуститься в кресло. – Мой сын погиб… Мы все погибли!

– Приношу вам свои искренние соболезнования. – Темнота напротив устало вздохнула. – И обещаю – жертва Григория Григорьевича не станет напрасной.

– Боюсь, вы сейчас не в том положении, чтобы обещать что-либо! – Распутин не выдержал и громыхнул палкой об пол. – Все это зашло слишком далеко. Не удивлюсь, если уже к утру нас всех арестуют!

– В таком случае, потрудитесь сделать так, чтобы этого не случилось, – невозмутимо отозвался знакомый голос. – И для начала возьмите себя в руки, друг мой.

– Взять себя в руки? – прорычал Распутин. – И это ваш совет⁈

– И не впадайте в уныние, Григорий Ефимович. Ведь оно, как известно, является одним из смертных грехов. – Из темноты донесся едва слышный смешок. – Даже сейчас у следствия нет никаких доказательств против вас, и Совет не посмеет…

– А мальчишка? – Распутин сжал зубы. – Что делать с мальчишкой?

– Ничего. Всему свое время, друг мой. Вы забываете…

– Нет, ваше сиятельство. – Распутин стиснул зубы. – Кажется, это вы забываете, кто теперь сидит в теле Острогорского. И что ждет всех нас, если он успеет набрать силу.

– На это уйдут годы, Григорий Ефимович. А может, и десятки лет – даже с его талантами. Но пока это всего лишь курсант. – В тихом голосе прорезались презрительные нотки. – Самонадеянный и прыткий юнец, который едва ли стоит хоть чего-то без тех сил, которые сейчас пытаются выковать из него оружие, чтобы направить против нас… Не забывайте о тех, кому мы на самом деле противостоим, друг мой.

Распутин ухмыльнулся. И Морозов, и весь Совет имперской безопасности были для него мальчишками. Как и сам хозяин темного кабинета, хоть тот и прожил на свете немало лет. И все они унаследовали от благородных предков не только силу, богатство и власть, но и уверенность в собственном всемогуществе.

Уверенность глупую и ненужную. Распутин помнил старейших аристократов столицы еще мальцами, которые ходили пешком под стол, когда его борода уже давно начала покрываться сединой. И не раз становился свидетелем того, как многоопытные ветераны придворных интриг гибли только лишь потому, что недооценивали своих противников.

Если его сиятельству угодно считать мальчишку Острогорского чем-то совершенно неважным, лишь досадной помехой на пути к великой цели – пусть так. Но сам Распутин такой ошибки не допустит. И тот, кто лишил жизни его сына, умрет. И умрет куда раньше, чем успеет вернуть хотя бы десятую часть былого величия.

Это случится уже совсем скоро… Но не сегодня и не завтра. В конце концов, его сиятельство прав, и все, что сейчас есть у Совета и столичной полиции – лишь намеки и домыслы, о которых даже сам Морозов пока предпочтет умолчать.

– Возвращайтесь домой, Григорий Ефимович, – негромко произнес голос из темноты. Знаю, у вас была тяжелая ночь, но все же постарайтесь отдохнуть. И восстановить силы – они нам еще понадобятся.

Распутин молча кивнул. Что бы ни случилось завтра, пока время еще есть.

Главное – не спешить.

Валерий Пылаев
Гардемарин Ее величества. Идентификация

Глава 1

– Так, может, все-таки потрудитесь объяснить, как это вышло, господа офицеры?

Последнее слово его сиятельство произнес с нажимом и даже с некоторой издевкой, при этом не сводя с меня сурового начальственного взгляда. Будто желал ненавязчиво напомнить, кого я должен благодарить за полученный раньше срока, хоть и не совсем «настоящий» чин прапорщика.

А заодно за награды, за ООО «Конвой», которое принадлежало мне лишь формально и в первую очередь – за особую милость, оказанную какому-то там не в меру прыткому курсанту. Похоже, в понимании его сиятельства место в гардемаринской роте само по себе было высшим благом.

С этим я бы спорить уж точно не стал – хотя истинные причины таких благодеяний и вызывали немало вопросов.

Стоявший рядом со мной Гагарин украдкой вздохнул. Разнос длился уже чуть ли не четверть часа, однако завершаться явно не собирался. И вместо воздаяния за отлично проделанную работу нас ожидали, похоже, только гром, молнии и то, что в военной среде на любом уровне называют тем самым непечатным словом.

Впрочем, чего-то такого и следовало ожидать. Хотя бы исходя из одной только оперативности, с которой нас обоих вызвали на «ковер». Вручение медалей и орденов обычно случается куда позже, ведь положенным по такому случаю документам предстоит сделать целый круг – а иногда и несколько – по кабинетам руководства. От младших чинов к старшим, потом обратно. А если уж кому-то из особо отличившихся полагается первая степень награды, помимо всего прочего требуется еще и резолюция высших инстанций. И уж там, в Зимнем, Генеральном штабе или в здании министерства на углу Вознесенского и Исаакиевской бумага может запросто застрять хоть на полгода.

А быстро можно получить только… Да-да, только их самых – в изрядном количестве.

Так что когда меня прямо с лекции по военной топографии сначала выдернули к дежурному офицеру, а потом даже без захода к Разумовскому отвезли на машине с черными номерами прямо на Дворцовую площадь через все кордоны, я уже сообразил, к чему все идет.

И, поднимаясь на верхний этаж отведенного Совету бывшего здания штаба Гвардейского корпуса, даже успел подготовиться… Во всяком случае – морально.

А вот для Гагарина разнос, похоже, оказался чуть ли не сюрпризом. Ведь за вычетом одного… кхм, нюанса, операция прошла почти безупречно. С минимальными потерями личного состава и запредельной эффективностью, которая позволила взять не только еще одну базу террористов в поместье покойного Распутина, но и организовать путевку в казематы Петропавловской крепости еще примерно дюжине его сподвижников разного калибра. Включая тех, кто носил весьма громкие фамилии и титулы.

И на этот раз у меня уже почти не было опасений, что следствие вдруг свернет не туда или снова застрянет. Столичный Комитет работал без выходных, а Соболева я крепко держал за жабры, и если вдруг у Третьего отделения появятся какие-то неизвестные сыскарям материалы, я узнаю об этом даже быстрее Совета имперской безопасности.

Не самый плохой результат. Да, пусть не блестящий, однако вполне удовлетворительный. А с учетом поспешности и раскладов, в которых нам с Гагариным приходилось работать – пожалуй, даже выдающийся.

Но у Николая Ильича Морозова на этот счет явно было другое мнение.

– Я вас спрашиваю, Сергей Юрьевич – как такое вообще могло случиться? – продолжал бушевать он. – Вы, как командующий операцией, несете полную ответственность за произошедшее. Или кто-то здесь готов возразить?

– Никак нет, ваше сиятельство, – вздохнул Гагарин.

– В таком случае потрудитесь объяснить, почему единственного человека, которого вам велели взять живым, доставили в Петербург по частям? С головой, отделенной от туловища? Я читал отчеты лейб-медиков, господа офицеры. – Морозов подался вперед и облокотился на стол. – И там говорится, что срез на шее гладкий, как от бритвы. Иными словами, кто-то сработал чистым атакующим элементом. И при этом сработал с близкого расстояния, отправив на тот свет Одаренного… Вы знаете, какой ранг был у Распутина?

Вопрос явно был чисто риторическим, так что мы с Гагариным лишь молча переглянулись, вздохнули и приготовились слушать дальше.

– Официально покойный Григорий Григорьевич не аттестовался ни разу – так как не утруждал себя ни военной, ни гражданской службой, – продолжил Морозов уже чуть тише. – Однако по данным Третьего отделения он обладал способностями на уровне не ниже четвертого ранга силы.

Скорее третьего – слишком уж хорошо держался, даже с высушенным чуть ли не до дна резервом. Надо признать, драться младший Распутин умел неплохо. И случись наша встреча чуть раньше или не окажись при мне перстня, подаренного ее высочеством Елизаветой, вероятнее всего, это я остался бы медленно остывать на снегу с головой, отделенной от туловища хирургически-точным разрезом.

– И именно поэтому я никак не пойму, как такой человек мог погибнуть якобы случайно, да еще и от рук подготовленного офицера, который получил приказ брать его живым. – Морозов перевел взгляд на меня. – Вы знаете, почему я позвал еще и вас, господин прапорщик?

– Никак нет, ваше сиятельство. – Я пожал плечами. – Вряд ли есть хоть малейший смысл полагать, что это я мог убить Распутина.

– Казнить! По-моему, это слово подходит куда лучше. Впрочем, обвинять в подобном курсанта действительно глупо. Однако, судя по рапортам остальных участников операции, вы первым… одним из первых, – поправился Морозов, – отправились в погоню за Распутиным за пределы здания и территории усадьбы. А значит, вполне могли видеть, что там произошло.

– Вероятно, мог. Но, к моему же глубочайшему сожалению – не видел, ваше сиятельство. – Я развел руками. – Когда я обнаружил тело, все уже случилось. Голова лежала отдельно, примерно в десяти шагах. И никаких следов или…

– Достаточно. – Морозов махнул рукой. – Все это я уже неоднократно читал. И если вам больше нечего сообщить…

– При всем уважении, ваше сиятельство! – не выдержал Гагарин. – Неужели вы считаете, что кто-то из офицеров гардемаринской роты станет утаивать столь важную для нашего общего дела информацию? Или – не приведи господь! – обманывать старшего по званию?

– Откуда мне знать, Сергей Юрьевич? – Морозов насупился еще сильнее. – Смею предположить, что в том лесу не было никого, кроме ваших людей и покойного Распутина. Если уж он, уж простите меня, скончался… Не станете же вы утверждать, что это случилось само по себе?

– Разумеется, нет, – буркнул Гагарин. – Однако и добавить мне совершенно нечего. Разве что… могу только предположить.

– Уж будьте любезны, Сергей Юрьевич – предполагайте!

– В лесу было еще темно. Возможно, из-за плохой видимости кто-то из бойцов неверно оценил местонахождение… объекта. Или расстояние до него. – Гагарин говорил нарочито-неспешно, осторожно подбирая слова. – И случайно сработал атакующим элементов по цели, а не рядом.

– И случайно одним ударом обезглавил Одаренного четвертого ранга? – Морозов поморщился, как от внезапного приступа зубной боли. – Вы сами-то в это верите?

– Я верю в то, что написал в рапорте. И верю своим людям, – холодно отозвался Гагарин. – И если у вашего сиятельства остались еще какие-то вопросы или претензии к работе гардемаринской роты, я попросил бы оформить их официально. Если мне не изменяет память, гардемаринская рота не обязана отчитываться перед Советом безопасности.

– Похоже, вы не в полной мере представляете себе наши полномочия, Сергей Юрьевич, – усмехнулся Морозов. – Не говоря уже о том, что не далее, как этой ночью сами запрашивали у меня разрешение на проведение операции, разве не так?

– Времени было мало. Я мог бы обратиться напрямую в министерство, но… – Гагарин замялся и поджал губы. – Вы и сами знаете, сколько пришлось бы ждать подтверждения.

– Мы оба знаем. Так что давайте не будем делать вид, будто мы не заняты одной и той же работой. За последствия которой отвечаем все вместе, начиная с меня и заканчивая господином прапорщиком. – Морозов устало потер глаза и провел ладонью по лицу, приглаживая усы. – И мне бы очень не хотелось, чтобы кто-то здесь думал, что я сейчас таким образом пытаюсь назначить виновных или подозреваю кого-то.

– Никак нет, ваше сиятельство, – буркнул я. – И мысли такой не было.

–Мысли не было… Ладно вам уже… обоим. – Морозов махнул рукой. – Бог с ним. Отработали как надо. И все, что вам по такому случаю причитается – получите, слово офицера. Жалко, конечно, что самого Распутина взять не вышло, но что уж тут поделаешь. Всем иногда свойственно ошибаться.

Его сиятельство, наконец, сменил гнев на милость. И даже любезно пригласил нас с Гагариным присесть на диван у стены. Видимо, обязательная часть «порки» подошла к концу, и пришло время поговорить по делу.

– В общем, нормально. Мы в той усадьбе столько всякой дряни взяли, что хоть сто человек посадить хватит. И надолго. Но в целом ситуация складывается… В общем, хреново она складывается, господа офицеры, – вздохнул Морозов. – Я пока еще не знаю, какая именно гадость назревает, но чую, нас ждет что-то похуже девяносто третьего года. Не исключаю, что к весне Совету придется ввести в столице чрезвычайное положение.

– Все подъезды к Зимнему перекрыты с конца октября. Так что, полагаю, для гардемаринской роты уже почти ничего не изменится. – Гагарин улыбнулся одними уголками рта. – Если это не чрезвычайное положение, то не знаю…

– И, надеюсь, не узнаете, Сергей Юрьевич, – ядовито огрызнулся Морозов. – Так или иначе, я настоятельно рекомендую вам готовить личный состав к активным действиям. И дай бог нам не придется стрелять по своим.

Старик явно знал куда больше, чем говорил – но нам с Гагариным об истинном положении дел в стране знать, конечно же, не полагалось. Наверняка за толстыми дверями начальственных кабинетов уже кипели самые настоящие сражения, и я мог только догадываться, когда эта закулисная бойня начнет превращаться в то, что вырвется на улицы Петербурга.

Действительно, как в девяносто третьем… И хорошо бы, если не хуже!

– Впрочем, давайте не будем заранее настраивать себя на худший исход… Ступайте, господа офицеры. – Морозов откинулся на спинку кресла. – Можете быть свободны.

Мы с Гагариным поднялся с дивана и, козырнув, направились к выходу. Гроза миновала, и в целом расклад оказался не так уж плох: похоже, его сиятельство решил «пропесочить» нас лишь для порядка, а на самом деле был вполне доволен исходом операции. Я мог только догадываться, что обнаружили в изрешеченной крупнокалиберными пулями усадьбы столичные сыскари, но «улов» наверняка получился богатый. И взятых в бою документов, дисков и вещдоков вполне хватало, чтобы следствие обрело второе дыхание.

Не говоря уже о возможности под шумок расправиться с теми, кто и вовсе никак не связан с террористами. Не то чтобы я считал Морозова настолько наглым и беспринципным, однако знал достаточно хорошо и ничуть не сомневался: старик своего не упустит. А избавление Петербурга от такой заразы, как Распутин – весьма и весьма мощный козырь.

Которому еще предстоит сыграть, когда придет время.

– Ну ладно, десантура. Вроде отбились. – Голос Гагарина вырвал меня из размышлений. – А теперь, может, наконец расскажешь, зачем прикончил Распутина?

Значит, все-таки видел… Или угадал. Или просто сделал вывод. Вполне очевидный – с учетом того, что рядом с обезглавленным и еще чуть подергивающимся на красном от крови снегу телом не было никого, кроме меня.

Я шумно выдохнул через нос, попытался изобразить искреннее удивление…, но врать все-таки не стал. Во-первых, Гагарин был слишком хорошо осведомлен о моих талантах и видел все собственными глазами. А во-вторых…

Во-вторых – просто некрасиво. Одно дело изображать неведение и втирать очки высшему руководству, и совсем другое – обманывать командира и боевого товарища. Последствия такой глупости рано или поздно окажутся куда сильнее, чем у ошибки, допущенной во время операции.

– Да оно как-то само вышло, ваше сиятельство, – вздохнул я. – Может, у него резерв закончился, может, еще чего… Я и не думал, что пробью.

– Ага, не думал он… – Гагарин прищурился и замедлил шаг. – Интересная ты личность, прапорщик Острогорский.

– Да уж, куда интереснее. – Я чуть понизил голос. – А чего не доложили? Тогда бы Морозов с меня спрашивал.

– Ну ты чего, десантура, такое говоришь? Гардемарины своих не сдают! – Гагарин сверкнул глазами и даже как будто чуть приосанился – но тут же снова принялся хмуриться. – А вот сам теперь приглядывать буду повнимательные – ты уж извини.

Я молча кивнул – не поспоришь. Да и виноват, если разобраться, сам: опять поторопился. Ведь мог бы ударить похитрее – Копьем в корпус, или руку, там, отрубить… с ногой вместе. А не сносить голову, как манекену на показательных выступлениях.

Но, как говорится – имеем то, что имеем.

– Ладно, ничего. Всякое бывает, брат… прорвемся! – Гагарин легонько хлопнул меня по плечу и зашагал дальше. – Лучше скажи, что ты теперь делать будешь.

– То же самое, что и раньше. Ковыряться во всем этом… богатстве. – Я пожал плечами. – У Морозова теперь свои сыскари, а у нас – только мы.

– Ну, допустим, не то-о-олько… – с усмешкой протянул Гагарин. – Что, так и не скажешь, что там у тебя за источники?

– Не скажу… Пока что. Но, в свое оправдание – и Морозову тоже не скажу. Уж как-нибудь и без Совета разберемся.

– Да неплохо бы… А знаешь что, десантура! – вдруг оживился Гагарин. – А ведь есть у меня человечек, которому всю эту гадость с диска можно показать. Большой ученый, между прочим!

– И кто же? – поинтересовался я.

– Одна хорошая девушка. И ты ее уже, кстати, знаешь.