412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александра Черчень » "Фантастика 2025-115". Компиляция. Книги 1-27 (СИ) » Текст книги (страница 174)
"Фантастика 2025-115". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)
  • Текст добавлен: 25 июля 2025, 14:38

Текст книги ""Фантастика 2025-115". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"


Автор книги: Александра Черчень


Соавторы: Василий Маханенко,Дмитрий Янковский,Юрий Уленгов,Валерий Пылаев,Вячеслав Яковенко,Макс Вальтер,Мария Лунёва,Владимир Кощеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 174 (всего у книги 342 страниц)

Глава 25

Дверь в кабинет еще не успела открыться до конца, а его сиятельство Николай Ильич Морозов уже знал – не получилось. Ни сегодня, ни вчера. Острогорский будто сквозь землю провалился. А последняя попытка поймать старого знакомого закончилась…

Закончилась тем же, чем и все предыдущие. Серый Генерал снова ушел, оставляя после себе трупы, искореженные автомобили и наверняка еще дыры в стенах какого-нибудь исторического здания, где членые Совета безопасности так и не смогли взять его ни мертвым, ни уж тем более живым. И примерно такие же дыры появились и на авторитете самого Морозова – так что скрывать свои замыслы от ее высочества и списывать любые просчеты на очередных террористов или мятежников становилось все сложнее.

Иными словами, все в очередной раз катилось в тартарары. И за последний год это происходило так часто, что, черт возьми, можно было уже привыкнуть. Но Морозов, конечно же, не привык. Видимо, поэтому пока еще и надеялся. И надежда теплилась в увешанной орденами груди, пока замок не щелкнул, отделяя кабинет главы Совета имперской безопасности от коридора звуконепроницаемой дверью.

Значит, новости. И наверняка паршивые – Иван Людвигович Книппер определенно не выглядел, как человек, способный принести хорошие. Ни вообще, ни уж тем более в тот день, когда его облик напоминал посланника ада… Или даже самого черта, явившегося, чтобы забрать с собой многогрешную душу Морозова.

Четыре дня назад серый костюм с протертыми чуть ли не насквозь локтями, который Книппер носил еще с конца прошлого века, выглядел так, будто по нему проехался асфальтоукладочный каток. Протез, заменявший старику руку со дня злосчастной бойни в Воронцовском дворце, превратился в уродливый кусок оплавленного металла, а на одноглазом лице добавилось то ли новых ожогов, то ли ссадин.

Они уже успели зажить – да и тогда, пожалуй, не стоили внимания. Книппер проводил операции по захвату Одаренных высших рангов столько лет, сколько Морозов себя помнил, и такие мелочи едва ли его беспокоили. Единственное, что могло волновать железного старикашку – задача.

Которую он, очевидно, не выполнил.

– Полагаю, нет никакого смысла спрашивать об успехе нашего… мероприятия? – со вздохом поинтересовался Морозов. Господи, я до сих пор не могу понять, что же такого могло случиться, милейший Иван Людвигович, что даже вы не справились?

– Там был Гагарин. Старший, глава рода. – Книппер невозмутимо пожал плечами. – А уж его возможности вам наверняка прекрасно известны.

– Мне также известно, что вас было четверо. Против дряхлого старика и мальчишки!

Из зайдествованных в операции членов Совета – разумеется, из числа особо доверенных – двое, включая, собственно, самого Книппера, вполне попадали под определение «дряхлых стариков», однако Морозов начал выходить из себя, и остановиться уже мог.

– Какого черта там случилось? Четверо… Четверо, мать вашу! – Тяжелый генеральский кулак громыхнул по столешнице. – Четыре Одаренных высших рангов не могут взять одного пацана?

– Пацана?

Голос Книппера так и остался спокойным и ровным, будто тот вел непринужденную светскую беседу, а не получал взбучку от старшего по чину и положению. Старикашка прекрасно владел собой и умел не терять голову – наверное, поэтому и смог в свое время к неполным пятидесяти годам получить неофициальный титул сильнейшего во всей Империи Одареного боевика.

– Не стройте из себя идиота, Николай Ильич, – продолжил он. Так же тихо и неторопливо, будто только что и не нарушил субординацию вопиющим образом. – Вам прекрасно известно, что формально этот – как вы изволили выразиться – почти мой ровесник. И обладает силой Дара на уровне…

– Да какая разница⁈ – рявкнул Морозов. – Сейчас ему девятнадцать. К этому возрасту синапсы еще не способны выдать мощность элементов высших рангов.

– Боюсь, его синапсы очень даже могут. – На лице Книппера на миг промелькнуло что-то отдаленно похожее то ли на обиду, то ли на раздражение. – К тому же ваши сиятельство и сами знаете, что не все определяется мощностью. Порой опыт куда важнее грубой силы. А опыт генерала Градова колоссален.

– Не называйте его так, Иван Людвигович! – прошипел Морозов.

Конечно же, все – то есть, все, кому следовало – уже давно знали тайну личности бравого гардемаринского прапорщика. Но одно дело знать, и совсем другое – признавать что-то подобное, пусть даже и в личной беседе, которую никто и никогда не услышит. Хотя в последнее время Морозов все чаще ловил себя на мысли, что вздрагивать его заставляет самого имя старого друга – и нынешнего злейшего врага.

Оно имело силу и особую власть над всеми, кто его слышал. И упомянуть Серого Генерала вслух понемногу становилось все страшнее, будто он каким-то немыслимым образом мог услышать. И тут же явиться, чтобы…

Нет уж, куда лучше продолжать называть его мальчишкой Острогорским – даже про себя!

– Как будет угодно вашему сиятельству.

Книппер изобразил поклон, однако в голосе его уже не осталось почтительности – только усталость, раздражение и едва заметная издевка. Которую он еще неделю назад не мог себе позволить.

Власть главы Совета трещала по швам.

– Господь милосердный… неужели вы не понимаете?

Морозов никогда не считал себя глупцом. И сейчас весьма проворно сообразил, что продолжать наседать и окончательно портить отношения с одним из самых опасных членов Совета, пожалуй, несколько несвоевременно. И тут же поспешил сменить тон с гневного на почти жалобный.

– Сейчас мы все в одной лодке, Иван Людвигович. А значит, и ко дну пойдем тоже все вместе. – продолжил он. – Если не найти мальчишку в ближайшие дни, он найдет способ связаться с ее высочеством. И непременно вернет себе и имя, и положение. И вы наверняка представляете, что случится! – Морозов на мгновение смолк. И тут же принялся объяснять – то ли для Книппера, то ли для самого себя, хотя прокручивал в голове возможные последствия возвращения Серого Генерала уже тысячу раз. – Он вышвырнет нас к чертовой матери. Или вообще расформирует Совет. Мы станем никому не нужными стариками… А от этого, Иван Людвигович, недалеко и до национализации имущества заседателей. Или вы думаете, что Градов позаботиться о сохранении имущества тех, кто более не несет пользы короне?

– Нет, Николай Ильич. Я так не думаю, – с улыбкой отозвался Книппер. – Но, в отличие от вас, никогда не утруждал себя накоплением богатства. Некоторым из нас, в общем-то, нечего терять.

– Нечего терять? – ехидно переспросил Морозов. – А как насчет жизни и свободы? Вы замазаны во всем этом точно так же, как и я!

На этот раз Книппер не потрудился ответить – просто посмотрел единственным уцелевшим глазом так, что даже главе Совета имперской безопасности вдруг стало не по себе.

И неизвестно, сколько бы еще длилась эта бессловесная дуэль, не появись в кабинете еще один человек.

– Ваше сиятельство! – Невысокий седоволосый мужчина в мундире гренадерского полка распахнул дверь. Изрядно оробел и даже на мгновение застыл на месте, увидев небольшую, но грозную фигуру Книппера. – Доброго дня, Иван Людвигович… Вам уже известно, что случилось?

Погоны с золотым шитьем, две звездочки… генерал-майор. Похоже, один из младших членов Совета, сменивший на посту то ли отца, то ли брата. В последнее время Морозов все хуже запоминал имена и, как ни старался, сейчас не мог сообразить, кто именно вломился к нему в кабинет.

– Ваше сиятельство, включите телевизор! – Генерал, видимо, сообразил, что никто его не понимает. – Быстрее! Прямой эфир!

Первой мыслью было выставить наглеца вон, но тот едва ли стал бы так надрываться, не имея на то серьезной причины. Морозов поморщился, вздохнул, коротко кивнул Книпперу, извиняясь за неудобство – и все-таки потянулся к пульту, лежавшему на столе рядом с телефонным аппаратом.

Жидкокриссталический экран под потолком вспыхнул…

И на нем появилось ненавистное лицо. Второй человек – после Острогорского, конечно же – которого его сиятельство Николай Ильич Морозов предпочел бы видеть лежащим в гробу под толстым слоем алых гвоздик.

А еще лучше – никогда не видеть вообще.

– Да, слухи не врут. Я имел честь намедни беседовать с ее высочеством Елизаветой Александровной.

Гагарин – впрочем, как и всегда, буквально воплощал собой уверенность, утонченные манеры и ту аристократичную небрежность, которая редко достается даже сиятельным князьям в бог знает каком поколении. Погода на улице выдалась жаркой, так что сегодня он выбрал светлый костюм, надетый поверх угольно-черной рубашки. Никакого галстука – зато пуговиц сверху расстегнуто две или даже три. На ком-нибудь другом это наверняка смотрелось бы неуместно или даже безвкусно, но, но старик умел любой костюм носить так, что столичные модники в четыре раза моложе тут же принимались копировать его наряды.

Икона стиля, черт бы его побрал.

– Вы действительно собираетесь занять должность канцлера Государственной думы? – поинтересовался женский голос за кадром.

– Да, это так. – Гагарин чуть склонил голову. – Рано или поздно кто-то должен был взять на себя смелость и принять нелегкое бремя, которое прежде нес безвременно покинувший нас его сиятельство Иван Петрович Мещерский. И, по единодушному мнению заседателей, сейчас я справлюсь с этой работой куда лучше любого из них. Возраст дает о себе знать, конечно же. – Гагарин улыбнулся и будто бы невзначай пригладил и без того безупречно уложенные седые волосы. – Однако на год или два меня еще хватит. Вполне достаточно, чтобы подыскать себе достойную замену.

– И что же сподвигло ваше сиятельство?..

– Как я уже говорил – личная беседа, – с явной охотой отозвался Гагарин. – С той, кого я надеюсь уже через неделю назвать «ваше императорское величество». Полагаю, я буду первым, кто сообщит соотечественникам это судьбоносное решение: Елизавета Александровна считает, что затягивать не следует. – Гагарин посмотрел прямо в камеру. – И назначила коронацию на третье сентября – уже через неделю.

– Господь милосердный… – Морозов стиснул пульт от телевизора так, что тонкий пластик затрещал. – Прекратите это безобразие!

– Прекратить? – с мрачной ухмылкой поинтересовался Книппер. – Прямо сейчас отправиться на Дворцовую площадь и арестовать Гагарина? Боюсь, это едва ли возможно… Не говоря уже о том, что старик силен, как сам черт. Я не рискнул бы выйти против него ни в одиночку, ни вдвоем, ни даже…

– Я знаю! – рявкнул Морозов. И, взяв себя в руки, продолжил уже тише. – Знаю, черт бы вас всех побрал… Нельзя дать девчонке надеть корону. Сейчас – нельзя. Значит, у нас есть всего неделя, чтобы…

Мысли скакали, как бешеные, и ничуть не желали встать в привычный ровный строй. Морозов изо всех сил пытался заставить себя дышать ровнее, но пока без особого успеха. Вытер со лба пот рукавом кителя, бросил взгляд на стоявшую на полке бутылку коньяка…

А телевизор, тем временем, продолжал издеваться.

– А что вы думаете об исчезновении нашего героя – Владимира Острогорского? Куда мог подеваться советник ее высочества? – продолжила невидимая репортерша. – И как вы прокомментирует слухи, которые…

– Прошу меня извинить, сударыня, но слухи я комментировать не собираюсь. – Гагарин на мгновение нахмурился – и тут же снова натянул на лицо лучезарную улыбку. – А что касается Острогорского – он обладает загадочным для меня талантом всякий раз неизменно оказывался в нужном месте и в нужное время. Не сомневаюсь, что так будет и впредь. И даже если героя почему-то не слишком интересуют ордена и титул, которые ждут его в столице, – усмехнулся Гагарин. – То коронацию ее высочества он наверняка не пропустит.

– Что ж… Пожалуй, вы правы. И, ваше сиятельство – позвольте еще один последницй вопрос! – не унималась репортерша. – Фактически, у нас беспрецедентный случай: должность канцлера готовится занять действующий член Совета имперской безопасности… Вы собираетесь также возглавить и Совет?

– О нет. Нет-нет, ни в коем случае. – Гагарин даже не поленился изобразить на лице притворный испуг. – Мне и так предстоит много работы, и я уж точно не собираюсь отбирать хлеб у моего друга – его сиятельства Николая Ильича Морозова. К тому же дело Думы – разрабатывать законопроекты, предоставлять их государыне и далее следить за выполнением ее указов. Мы – власть, в то время как дело Совета – обеспечивать безопасность в столице и во всей стране. – Гагарин снова посмотрел в камеру, улыбнулся и уже совершенно хулиганским образом подмигнул. – Вот пусть этим и занимаются.

Глава 26

С момента моего визита к Елизавете прошла неделя. Полная, насыщенная, выматывающая и вместе с тем до странного тихая неделя.

Обманчивая тишина перед бурей. Когда воздух натянут, как струна, а самые умные и предусмотрительные звери уже прячутся в норы. Или наоборот – убираются от них подальше, чтобы не быть погребенными под толщей камня или земли.

Однако после событий последних месяцев я воспринимал тишину как… просто тишину – и был благодарен судьбе за хоть какой-то отдых.

Гагарин вступил в должность. Без фанфар, без парада, без речей с трибуны. Просто подписал бумаги, обговорил ключевые назначения, забрал печати и запер за собой дверь в канцлерский кабинет.

А уже на следующее утро в городе начались зачистки.

Никаких массовых расстрелов. Никаких «чрезвычайных комиссий». Все чинно, почти вежливо, с аккуратностью и расчетом хирургической бригады. Только вот пациенты этой «хирургии» почему-то дергались, орали и порой даже пытались выскочить в окно.

Сторонники Морозова – бывшие и нынешние, тайные и явные – спасались, кто как мог. Одни пытались улететь: выкупали билеты на ближайшие рейсы в Иберию, Францию и бог знает, куда еще. Клялись, что спешат на конференцию по устойчивому градостроительству, или что срочно нужно отвезти двоюродную бабушку на лечение в Баден-Баден. Другие – паковали семьи в поезда и рвались на юг, в провинции, надеясь раствориться среди степей и забытых станций.

Их арестовывали в поездах, останавливали на досмотрах. В чемоданах – золотые слитки, паспорта на вымышленные имена… Секретари с канцелярским прошлым, «референты» при бывших советниках, сами члены Совета – сейчас вся эта публика медленно, но верно, заполняла казематы Петропавловской крепости.

Кто поумнее – присягали и каялись, принимали новую власть с таким проворством, будто всего этого балагана и не было вовсе. Писали пространные письма: «прошу считать мое участие формальным», «действовал под давлением», «не знал, что исполняю преступные приказы»…

Некоторые действительно не знали. А другим просто везло оказаться незапятнанными. Но даже в тех случаях, когда прямые доказательства вины отсутствовали, я не стеснялся ставить на бумагах особую отметку.

Государственные должности эти люди уже не займут никогда. Впрочем, кажется, они были и не против. Самые хитрые успевали избавиться и от сомнительных знакомств, и от не менее сомнительных капиталов – зато спасали жизни и судьбы семей. Их я не трогал.

Пока что.

Самые недальновидные из сторонников Морозова надеялись просто отсидеться. И очень быстро начинали понимать свою ошибку, но исправить ее возможности уже не имели.

За ними приходили ночью. Без лишнего шума и огласки.

Пара автомобилей со спецномерами, отряд спецназа в камуфляже без знаков различия, тяжелые шаги на лестнице, лязг железа. Двери выламывали с одного удара. Кто оказывал сопротивление – уезжал в мешке. Кто нет – на заднем сиденьи в наручниках.

Темница. Допрос. Изоляция.

Наверняка кто-то считал, что это слишком уж похоже на очередные репрессии. Но с волками жить – по-волчьи выть, и других, более надежных методов я пока не придумал.

А сам Морозов исчез. Буквально растворился в воздухе по мановению волшебной палочки. Последний раз его видели за пару часов до выступления Гагарина по телевидению. Кто-то говорил, что его сиятельство снялся на вертолете и ушел в сторону Ладоги, чтобы раствориться в карельских лесах. Кто-то шептал про подземные ходы под Смольным, про старые убежища… А кто-то был уверен, что бывшего главы Совета имперской безопасности уже давно нет в стране – пересек границу под чужим именем и теперь пьет бренди в какой-нибудь уютной резиденции иберийской контрразведки.

Лично я смеялся над первыми гипотезами и сомневался в последней. Очень не похоже на моего старого друга. Особенно после того, как мне пришлось убить его сына. Уходить – не в его духе. Нет, Морозов просто взял передышку. Притаился в каком-нибудь углу, как матерый волк во время травли, и ждал удобного момента, чтобы отомстить.

Что ж. Я уже давно привык оглядываться по сторонам.

В розыске были и все его ближайшие соратники. Те, кто еще недавно сидел в кабинетах и рассылал приказы по всей стране. Те, кто ставил подписи, когда списки заключенных уходили вниз, в подвалы. Те, кто ходил с папками и высокомерными взглядами, теперь – стали беглецами.

Книппер тоже был среди них

И меня это удивляло – до сих пор. Я считал старика куда сообразительнее. Но то ли он успел слишком сильно замараться, поставив на Морозова, то ли у него были какие-то личные обиды – не знаю. Я не жалел, что не прикончал его там, в безымянном баре, где нас с Гагариным пытались взять четверо высокоранговых Одаренных, но почти не сомневался, что случись нам встретиться еще раз, в живых останется только один.

А город… Город просто жил.

Питер умеет притворяться. Снаружи – все как прежде: кофе, дождь, брусчатка. Люди спешат по делам, спорят в очередях, обсуждают погоду и сериалы. Но если задержаться взглядом, если присмотреться – увидишь: они ждут.

Сквозь музыку в наушниках, сквозь шелест новостей, сквозь шум трамваев – они прислушиваются, пытаются понять: не вернется ли снова то время, когда они боялись высунуться на улицу.

Не вернется. Пока мы здесь – не вернется.

По крайней мере, мне очень хотелось в это верить.

* * *

Дверь распахнулась настежь – так что створка с грохотом ударилась о стену, и в кабинет влетел взмыленный Корф. Выглядел бедняга так, будто его подстрелили где-то в коридоре, и он, истекая кровью, добрался до меня только благодаря силе воли.

Хотя, присмотревшись, я констатировал, что потеря крови юному Корфу не грозит. А вот немного дополнительных занятий физкультурой явно не повредило бы: он тяжело дышал, лицо пошло красными пятнами, а пальцы, сжимающие планшет, подрагивали.

– Нашли! – выдохнул Корф, немного отдышавшись. – По камерам засекли!

– Кого? – я подался вперед и невольно впился пальцами в столешницу.

– Книппера!

Я с трудом сдержал вздох разочарования. Мне хотелось услышать другую фамилию, но… Но и эта звучала неплохо. Для начала сойдет.

– Говори нормально, – Я откинулся на спинку кресла. – Где и когда его видели?

– В Сортавале, – ответил Корф. – Вчера вечером. Камера наблюдения на въезде в город. Книппер замаскировался, но сомнений нет – это он.

– Он еще в городе?

– Похоже на то. По крайней мере, не выезжал. Может, конечно, ушел куда-то в леса пешком…

Я покачал головой.

– Нет. Не его стиль.

Поднявшись, я подошел к окну.

Сортавала. Маленький, сонный городок в Карелии, но довольно важный железнодорожный узел. Практически Финляндия. А там еще немного – и все пути перед тобой. Слиться с толпой, аккуратно выехать через границу, предъявив поддельный паспорт… Если найдутся заинтересованные лица – а они наверняка найдутся – уйти легче легкого. А дальше – беги куда хочешь, покупай себе новую жизнь хоть в Соединенных Штатах, хоть на архипелаге, хоть в Альпах…

– Мне нужен список поездов, уходящих из Сортавалы в ближайшие сутки, – задумчиво проговорил я, все так же глядя в окно.

– Уже, – Корф усмехнулся и победоносно потряс планшетом. – Через четыре часа уходит поезд на Юваскюлю.

– Ювяскюля… – повторил я вслух. – Красивый город. Маленький, аккуратный. И, можно сказать, рукой подать до Швеции.

– Именно, – кивнул Корф. – Он хочет раствориться. А потом, глядишь, всплывет лет через пять – уже без волос, зато с шведским паспортом и колонкой в каком-нибудь эмигрантском журнале.

– Или в подкасте. – Я скривился. – С рассказом о том, как все было не так уж однозначно.

Мы помолчали. Я подумал, кивнул сам себе и озвучил решение:

– Готовим вертолет и группу захвата. Из Особой роты. Вылет – через час. Я пойду за старшего.

– Не много ли чести для одинокого беглеца? – удивился Корф.

– Во-первых, он не просто беглец. Он – высокоранговый Одаренный. «Двойка», а то и «единица». Без меня с ним справиться будет намного сложнее, если вообще возможно. А во-вторых… – Я усмехнулся. – Во-вторых у нас с Иваном Людвиговичем остались кое-какие недомолвки. И я бы хотел завершить разговор. Лично.

Корф вздохнул, слегка втянул голову в плечи, и на миг показалось, что в его глазах я увидел отблески горящего вокзала Сортавалы – уж очень недвусмысленным был взгляд товарища. Я улыбнулся.

– Ты тоже собирайся. И Камбулата позови.

– Понял. – Корф уже развернулся, но замер в проеме. – А Поплавский? То есть… Жан-Франсуа?

Я на секунду задумался. Перед глазами встала ухмылка француза, его фирменное «Мсье, неужели вы всерьез…» и тот тон, которым он мог довести до инфаркта кого угодно – от солдата-срочника до штабного генерала.

– Пусть сидит здесь, – буркнул я. – Это – наше дело. Внутреннее.

– Он будет недоволен.

– Значит, день пройдет не зря, – я лишь пожал плечами, всем видом показывая, насколько мне безразлично недовольство гражданина Третьей Республики.

Корф тихо хмыкнул и ушел, затворив дверь куда аккуратнее, чем открывал. И я остался наедине с собой, картой и мыслями.

Сортавала, значит, да?

Будем надеяться, что я прав, и Книппер действительно собирается уйти по железной дороге. Потому что ловить его по карельским лесам ой как не хочется… Впрочем, если понадобится, мы найдем его и там. Разве что это займет немного больше времени.

А времени у меня сейчас – с избытком.

* * *

Сортавальский вокзал выглядел так, будто застрял где-то между веками. Узкие перроны, чернеющая плитка, желтоватый свет старых фонарей, разбросанных по территории без особого порядка. Моросило. Вода мелкой крошкой лениво сыпалась с низкого неба, будто сама Карелия вдруг решила поплакать.

Интересно, по кому на этот раз?

«Рускеальский экспресс» стоял чуть в стороне, на запасном пути. Элегантный, отреставрированный под старину поезд казался здесь чем-то инородным, как театральный реквизит в заброшенном ангаре. Чуть дальше виднелась длинная гусеница товарняка, уходящего куда-то за горизонт.

Людей почти не было. Пара таксистов, ожидающих пассажиров у входа, да сотрудник в желтом жилете, ковыряющийся в платформе – вот и вся массовка.

Из-за здания вокзала, сдержанно постукивая каблуками по мокрой плитке, вышел невысокий старик в сером дождевике. Под мышкой у него болтался потертый кожаный саквояж, а на голове красовалась нелепая шляпа с мягкими полями, с которых капала вода. Он остановился на краю платформы, поднял руку и посмотрел на часы.

– До прибытия еще десять минут, Иван Людвигович, – произнёс я спокойно, поднимаясь со скамьи, на которой сидел все это время, будто обычный пассажир. – Поезд идет по расписанию. У вас еще есть время на размышления. И на этот раз уже я предлагаю вам пойти со мной по своей доброй воле.

Старик вздрогнул, узнав мой голос. Повернулся, огляделся по сторонам… Хмыкнул.

Пара фигур в черной форме отрезали путь к зданию вокзала. Еще несколько, как из-под земли, возникли по обе стороны перрона. Еще тройка выбралась из-под товарняка. Тихо, спокойно, без шума и пыли.

Книппер провел взглядом по оцеплению и усмехнулся.

– Боюсь, на этот раз уже я вынужден отказаться, – проговорил он

И вдруг швырнул в меня саквояж. Я даже не стал уворачиваться, просто выставил Щит, щедро накачав его мощью Дара. Вовремя: вместе с саквояжем в меня ударил поток чистой энергии – и ее было так много, что я покачнулся, а подошвы ботинок скользнули по мокрой плитке.

– Стоять! Сам! – рявкнул я через плечо, обернувшись к уже рванувшим вперед гардемаринам. – Ни шагу!

Бойцы замерли. Камбулат, застывший у входа в здание вокзала, нервно сжал кулаки.

Книппер атаковал снова. Плетью, ворохом Звездочек, и сразу же – Молнией. Первые два элемента я отбил, третий отвел в сторону. За спиной грохнуло, я услышал треск раскалывающегося перрона и сам бросился в атаку.

Ложный замах Саблей, удар Молотом, следом, сразу же, без паузы – Молния, Плеть и Пекло. Высшие элементы плелись, будто сами собой, и я отстраненно подумал, что вернулся к своему потолку – первому рангу Дара. Но что-то подсказывало – в этом теле я способен на большее.

Поживем – увидим. А пока нужно успокоить одного зарвавшегося старикашку.

Книппер отвел в сторону Молот, растворил в своем Щите Молнию и увернулся от Плети. Огненного вихря он от меня явно не ожидал, и даже крякнул, когда пламя пробило его защиту и опалило лицо. Нужно отдать старику должное: он был чертовски силен. Кого-то другого пламя обратило бы в горстку пепла.

Но не Книппера. Он лишь выругался и снова бросился в атаку, вхмахнув призрачным лезвием Сабли. Я принял его магический клинок на свой собственный, увел удар в сторону, извернулся и атаковал. Старик отскочил, визгнула Плеть, от которой мне пришлось отмахнуться Щитом, а противник уже снова напирал.

В этот раз – в лоб, без изыскков. Рывок, удар Плетью – я блокирую, Сабля искрит, Дар гудит в пальцах. Рука в локте ломится наружу, но я не отступаю. Щит – вперед, импульс. Он гасит его встречным.

Тонко сработано. Старик, а так тонко владеет энергетикой…

Схватка длилась всего полминуты, а пространство вокруг гудело от высвобожденного Дара. Несколько фонарей загнулись на чугунных ножках, будто камыш на ветру, практически касаясь земли, в здании вокзала не осталось ни одного целого стекла, на перроне дымились глубокие воронки, а мы все еще продолжали бой. Я правильно сделал, отправившись сюда сам. Взвод гардемарин, пусть даже усиленный кем-то в чине генерала, скорее всего, здесь бы и остался.

– А ты все еще хорош, – хрипло выдохнул я, когда наши Сабли снова замерли в клинче.

– Зато ты – бледная тень себя прежнего, – прошипел Книппер и попытался достать меня каким-то хитрым элементом. Я отскочил в сторону и вбил в него Молот. Резко, снизу вверх, под дых. Старик вздрогнул, но остался на ногах.

Силен, силен, зар-р-раза!

Книппер снова взорвался россыпью элементов. Я блокировал их своим Щитом, парировал Саблей, просто уклонялся… И ждал. Каким бы колоссальным ни был у старика резерв, рано или поздно он закончится.

В какой-то момент Книппер начал выдыхаться. Моя Плеть срезала у него кончик уха, Молот сбил с ног, но упрямец продолжал лезть вперед. Вот только его движения замедлились, а былая ловкость стала сходить на нет. Удары становились слабее, атаки – реже…

Я не стал ждать, пока он выдохнется окончательно. Почему-то мне стало жаль Книппера, и я решил поставить точку здесь и сейчас. Шагнув в сторону, я резким движением вырвал из земли фонарный столб, и, взмахнув им, будто дубиной, ударил.

Удар сбил старика с ног, он пролетел с десяток шагов и тяжело упал на дымящийся перрон. Попытался встать, вздрогнул – и обмяк. Я подошел ближе.

Жив. В крови, без сознания, но дышит. Одно движение – и в этой истории можно ставить точку. Но я почему-то не стал этого делать.

Потому что в кои-то веки встретил по-настоящему достойного соперника? Или потому что еще не забыл, как старик, не сомневаясь ни секунды, встал между Елизаветой и лучом смерти, бьющим сквозь потолок, прекрасно понимая, что шансов выжить у него практически нет?

Не знаю. Да и не важно это.

Я повернулся к гардемаринам, оашарашенно взирающим на то, во что превратился еще пять минут назад чистый и аккуратный вокзал, и коротко кивнул.

– Взять его. Наручники, подавитель – и в вертолет.

Я переступил через бессознательное тело Книппера и не спеша двинулся по перрону, туда, где темнело квадратное здание местной столовой. Когда-то здесь подавали весьма недурной гречишный чай. Интересно, не испортился он, за столько-то лет?

Надо попробовать. А то зябко что-то нынешней ночью…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю