Текст книги ""Фантастика 2025-115". Компиляция. Книги 1-27 (СИ)"

Автор книги: Александра Черчень

Соавторы: Василий Маханенко,Дмитрий Янковский,Юрий Уленгов,Валерий Пылаев,Вячеслав Яковенко,Макс Вальтер,Мария Лунёва,Владимир Кощеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 71 (всего у книги 342 страниц)

Тварь углубила два отростка в землю, ощущая мир на много верст вокруг. Да, в этом лесу люди есть. Не только те, что сидят в пещере, и не только те, которые сейчас в страхе и недоумении рассматривают тушу коня на дороге. Были другие, которых с этими почти ничто не роднило.

Один спал на дереве в огромном дупле, он так привык. Совсем рядом, всего в версте к северу. Мужчина, но для спаривания с девкой он не годился – слишком велик. Тварь помнила, что такие люди жили еще в допотопные времена, когда воинству Нави удалось перестроить череду событий, распространив до невероятных размеров ледяной щит в Северном море. Он поглотил огромную часть земли, оттеснив вездесущих людишек далеко на юг. Почти всех. Остались немногие, но именно они не дали воплощенному воинству Нави пройти перевал в Рипейских горах. Сами бы не выстояли, но всегда равнодушные боги в этот раз почему-то пришли к ним на помощь и создали Камень, ставший главным оружием против Тьмы.

Но спящий на дереве не был здесь единственным человеком. В нескольких верстах на восток, в самой чаще, жили другие. Они не спали. Лес был их домом и их миром, а ночь – главным временем в жизни. Ночью они охотились, убивали других и друг друга, ели и размножались, а отсыпались днем, когда не на кого было охотиться и неудобно убивать.

Эти не были древним народом, как допотопные, но, живя испокон веку в лесах, они превратились в нечто среднее между человеком и зверем – еще не став людьми во всех отношениях, уже перестали быть зверьми. Эти прекрасно могли бы исполнить замысел твари, и она поняла это, как только ощутила лесных охотников, только что упустивших добычу. Пятеро мужчин – как раз то, что нужно.

Тварь чуть напряглась, заставляя пространство вокруг себя едва уловимо уплотниться. И тут же события, которые должны были произойти чуть позже или не совсем так, приняли нужное направление.

Комар уже почти попал в паутину, но падающий с дерева лист отогнал его в сторону. Тонко зудя и даже не ведая о подстерегавшей гибели, он пролетел мимо невидимой сети и направился к ближайшему болотцу, в котором и началась его жизнь. Он поднялся над землей повыше, потому что слишком легко у воды прилипнуть к лягушачьему языку.

Но и старая опытная лягушка давно уже знала о такой комариной хитрости. Она забралась на растущее у воды дерево и набивала брюхо, ловко выщелкивая языком высоко роящихся мошек. Заметив крупного комара, она хорошенько прицелилась и выстрелила языком, но промахнулась и сорвалась с ветки, звучно шлепнувшись в воду.

Чуткий заяц вздрогнул от такого громкого звука, прыгнул и не разбирая дороги рванулся через подлесок, привычно накручивая петли и заметая следы. Он так испугался, что нашумел больше обычного, вспугнув подросшего самца лося. Тот фыркнул и заревел, отгоняя возможную опасность.

Вожак охотников остановился и поднял руку, глазами указав остальным направление на звук. Добыть лося – большая удача для племени. Все пятеро чуть пригнулись и осторожно двинулись полукругом, сжимая в руках дротики с кремневыми наконечниками. Они шли так тихо, как вряд ли сможет пройти даже самый ловкий из обычных охотников, в их телах было столько силы, что даже самый обученный витязь остерегся бы вступать с ними в схватку. Это были подлинные дети леса, они даже не знали, что,. кроме леса, может быть что-то еще. Лес был их кормильцем и другом, он давал жилье и укрывал от опасностей. Но он, как и всякая стихийная сила, не прощал даже малейших оплошностей.

Под ногой самого молодого охотника хрустнула ветка. Лось услышал и побежал не разбирая дороги, только бы подальше от напугавшего звука. Люди поняли, что подкрасться незамеченными не вышло, и решили поспорить со зверем в скорости. Они делали это много раз и чаще всего выигрывали – многие звери могут бегать быстрее людей, но ни один не может бежать так долго.

Перестроившись в загонный клин, охотники принялись вопить, подгоняя лося, – так воет волчья стая, настигая жертву, заставляя ее ломиться через лес и попусту тратить силы.

Но и лось оказался молодым, сильным, хоть и неопытным. Мощное сердце мигом накачало кровь в мышцы, ноги сами понесли с такой скоростью, с какой он не бегал еще никогда в жизни. Под копытами проскакивали то земля, то заболоченные лужи под слоем опавших листьев, то целые горы валежника, через которые приходилось перепрыгивать, едва не цепляя рогами низкие ветви деревьев.

– Мошкары на свет налетело… – Ратибор недовольно прихлопнул впившегося в щеку комара. – Пора уже спать ложиться, а то завтра поутру нам силы понадобятся.

Мара раскатала две подстилки, чтобы не спать прямо на земле. Кто-то один постоянно будет в дозоре, так что третью возить с собой глупо, только лишняя тяжесть. Ратибор и это считал излишеством, но при сборах девушке удалось настоять на своем.

– Что это за звук? – внезапно насторожился Волк.

– Небось зверье голосит… – Стрелок как бы невзначай подтянул лук поближе. – Я ничего необычного не расслышал.

– Да нет же… – хотел было возразить Волк, но разглядел спрятанный от Мары Ратиборов кулак.

Певец понял и умолк, показав глазами на выход.

– Да, похоже волки воют, – поправился он. – Пойдем-ка перед сном отойдем недалече.

Они оба встали и вышли из пещеры, тут же пропав в спутавшихся лунных тенях, а Мара как ни в чем не бывало продолжала готовить ночлег.

– Ты ее зря не пугай, – шепнул Ратибор, отойдя с десяток шагов от пещеры. – Может, все еще обойдется, а она всю ночь глаз не сомкнет, завтра сонная будет с лошади падать.

– Это люди кричали, – так же тихо ответил певец.

– Я слышал. Но тут только одни люди могут быть.

– Точно, – кивнул Волк. – «Гай-ду» – это охотничий клич лесных племен.

– Надо бы огонь загасить, – встревожился Ратибор.

– Нельзя. Зверь тогда может вломиться, а это ничем не лучше. Ладно бы медведь, с ним еще сладить можно, а то заползет хорек, перекусит жилы на шее, и все. Поминай как звали.

– Вот зараза… – обреченно вздохнул стрелок. – Выспались, называется. Ладно. Сделаем вид, что ты остался в дозоре, а я будто бы лег спать, как обычно. Чтоб Мару не пугать, понимаешь?

– Ну.

– Только спать я не буду, а если вдруг что, будем отбиваться вдвоем.

Они справили малую нужду и пошли обратно в пещеру.

– Еще не успела остыть. – Микулка убрал ладонь от валявшейся на дороге конской туши. – Зачем же он лошадь-то угробил? Ну, отпустил бы, коль не нужна…

– Уничтожение живого – привычка для этих тварей. – Жур легко соскочил с седла и ощупал землю возле туши. – Ты убиваешь в крайнем случае, а они лишь в крайнем случае оставляют в живых. Для них сама жизнь не меньшее зло, чем для нас смерть. В лес ушел.

Микулка вздохнул и подошел к краю дороги, пытаясь разглядеть следы в серебряном лунном свете.

– Поклажа у него была тяжеленная, – наклонился он над подмятыми кустами подлеска. – С такой далеко не уйдешь. Пешком-то мы его теперь точно догоним.

– Это тебе только так кажется, – покачал головой Жур. – Тварь использует тело совсем не так, как его использует человек. Она не чувствует боли, ей наплевать на раны, даже на очень тяжелые. Поэтому она будет бежать, пока не переломаются кости, и будет двигаться, пока бьется сердце.

– Но ведь туша уже начала остывать, значит, тварь убежала довольно давно, – упрямо сказал Ми-кулка. – Может, она уже переломала все кости. Пойдем поглядим.

Ему было стыдно за недавний приступ ужаса, хотелось рваться в бой и косить врагов, как траву в сенокос.

– Успокойся. – Жур жестко сжал губы. – Ты, видно, не представляешь, что такое идти через этот лес несколько верст.

– Ну, мы не будем далеко заходить. Из твари уже много крови вытекло, может, она ушла совсем недалеко. Ну, подумай, а вдруг при ней Камень!

Волхв замер, и Микулка даже испугался, каким неподвижным может стать человеческое лицо. Словно маска из камня.

– Ладно, – хрипло вымолвил Жур. – Мы войдем в лес ровно на три сотни шагов. Считать буду я, а ты будешь вести меня за руку, потому что видеть перед собой я ничего не. смогу. Меч держи наготове.

– Хорошо, хорошо! – Паренек выхватил меч и повел плечами, разгоняя кровь во всем теле. – Ну… Идем?

Он очертил клинком голову, призывая Рода в защиту.

Жур осадил его холодно:

– Даже в бою разум должен быть холодным и ясным. А сейчас не бой, так что успокойся и внимательно гляди по сторонам. Понял?

– Понял, понял! – отмахнулся Микулка, удобнее перехватив рукоять. – Пусть только кто-нибудь сунется.

Они вошли в лес, и паренек крепко взял Жура за

руку.

Темные низкие ветви то и дело бросались в лицо, Жур их не видел и нередко получал хлесткие пощечины, от которых, будто искры из глаз, разлетались желтые листья. Микулка уворачивался – обе руки были заняты. Губы волхва мерно двигались, беззвучно отсчитывая слова.

Шаг за шагом лес становился гуще, но паренька это не беспокоило. Наоборот, чем страшней становилось, тем больше в теле играла сила, тем больше хотелось драться и побеждать. Правда, драться пока было не с кем, поэтому он просто ломился сквозь лес, стараясь делать шаги пошире.

– Ну что там, в грядущем? – стараясь не показать насмешки, спросил Микулка.

– Ты бы лучше о себе подумал, – фыркнул волхв.

– А чего мне думать-то?

– Ты знаешь, в кого тварь вселяется легче всего?

– Ну, ты уже говорил. В дурачков и пьяных.

– Не только. Еще в напуганных.

Микулка сжал губы и зашагал молча, хотя очень хотелось отвлечь Жура болтовней от подсчета шагов. Но по больному месту всегда получать неприятно, особенно когда это место в душе, а не на теле.

Жур отсчитал сотню. Микулка присел и осмотрел следы, насколько их вообще можно было различить в полутьме.

– Припадать стал на правую ногу, – сообщил он. – Может, нагоним!

Что делать, если действительно получится догнать тварь, паренек не знал, в этом он полностью полагался на удивительные способности волхва. Но то, что меч в руке колдовской, значительно прибавляло уверенности

– Стой1 – внезапно шепнул Жур. – Волки!

– Много? – Паренек остановился, словно налетел на дерево.

– Семеро.

– Вот Ящер… Целая стая. Может, на людей они бросаться не станут?

– Эти волки могут даже не знать, чем человек отличается от другого зверья. Для них разница только в одном – мясо нежнее и шерсти меньше.

– Нарочно меня пугаешь? – насупился паренек.

– Предупреждаю.

– Значит, сам боишься?

– Я вообще ничего не боюсь, – усмехнулся Жур. – Было время, когда я израсходовал весь запас страха, который отпущен человеку за жизнь. Но есть вещи поважнее собственной шкуры.

– Что?

– Стража. Для меня, по крайней мере. Микулка только пожал плечами.

– А Камень? – вкрадчиво спросил он. – Он имеет для тебя важность?

– Да. Потому что он важен для Стражи. Я тебе потом расскажу, коль захочешь и если останемся живы. Но в том, что сейчас Камнем владеет враг, есть и моя вина.

– Тогда ясно, чего ты за ним так носишься. Но раз так, я бы на твоем месте шаги не считал, а шел бы по следу, пока не настиг бы эту тваркжу. Понятно ведь, что Камень у нее.

Жур вздохнул.

– Если мы не заблудимся в этом лесу, – глухо сказал он, – если не увязнем в болоте и если нас не задерут дикие звери, мы сможем предупредить твоих друзей об опасности. А это не менее важно, чем добыть Камень.

– Но, добыв Камень, ты сможешь сковать себе меч, – с хитринкой добавил Микулка.

Жур молча пошел вперед и потянул паренька за собой. Следы под ногами становились все более явными и свежими.

– Постой-ка… – Слепой волхв остановился и присел на корточки.

Он опустил ладонь на слой опавших листьев, затем приподнял и собрал пальцы лодочкой, будто это была не ладонь, а чуткое звериное ухо.

– Что такое? – насторожился Микулка.

– Мы опоздали, – ответил Жур. – Тварь бросила тело и вселилась в другое – даже если мы найдем место переселения, там будет валяться только бездыханный труп.

– Вот Ящер… – расстроился паренек.

– Волки насторожились, – добавил волхв. – Явно уже пробовали человечину.

– Ладно, возвращаемся… – Микулка грустно развернулся и пошел обратно, к дороге. – Как ты узнал, что она бросила тело?

– Это чувствуется, когда тварь пробует изменить череду событий. Она как бы открывается, и можно прочесть ее мысли. Не все, очень немногие, но в другие моменты ее разум вообще недоступен.

– Как это – менять череду событий? – не понял паренек.

– Ты привык, что все в мире течет как бы само собой. Но воины Нави умеют понимать мир целиком, всю Правь, как она есть. И они видят, где можно столкнуть маленький камушек, чтобы он вызвал лавину событий нужного направления.

– Мудрено очень. – Микулка поморщился. – Зачем им это?

– А зачем тебе что-то делать?

– Так я руками делаю.

– А у них нет рук. Вот и появилась возможность достигать результата почти без усилий. Они просто научились видеть, какое событие последует за каким, ивызывать те, которые ведут к нужной цели.

– А цель эту можно определить, пока тварь занята своим колдовством?

– Иногда, – сухо ответил Жур. – Я почти всегда могу понять, что она делает, но понять зачем – выше человеческих сил. Даже самый умный из людей не в состоянии построить всю цепь событий, узреть одновременно начало ее и конец. Вот сейчас тварь гонит через лес лося. Но зачем? Как понять?

Они ускорили шаг, пробираясь через подлесок. Хотелось побыстрее выйти на освещенную лунным светом дорогу, покинуть эту чащу и не возвращаться в нее никогда.

– Но как она заставляет лося бежать в нужную сторону? Ты не знаешь, чем кончится цепь, но ты ведь можешь понять, с чего все началось?

– С комара, – холодно ответил Жур. – С комара, не попавшего в паутину.

Микулка задумался и чуть не споткнулся о корень могучего дуба.

– А в чье тело она вселилась? – продолжал любопытствовать паренек. – Здесь и людей-то нет.

– В медведя.

Микулка вздохнул и стал пробираться через лес осторожнее.

– Эдак нам ее теперь не догнать… – Он грустно опустил плечи. – Кто может поймать медведя в лесу?

Почти у самой дороги Жур придержал его за руку.

– Та-а-а-к… – тихонько шепнул он. – Лес решил показать нам свои клыки.

– Ты о чем? – Микулка почувствовал, как волосы от страха шевельнулись на голове.

Это самый противный ужас – первые секунды, когда еще не знаешь толком, чего же надо бояться, но уже видишь нарастающий испуг в глазах попутчиков. По лицу Жура чувства было невозможно прочесть, только холодная решимость прорезалась в складках на лбу, но от этого стало еще страшнее.

– Вперед! – Слепой волхв неожиданно сорвался на крик. – На дорогу! Там лошади! Быстро! Я как ты не могу бегать!

Микулка так и не понял, что в такой тишине могло угрожать лошадям, но рванулся вперед, подгоняемый в спину криком, словно хлыстом.

– Да не спи же ты на ходу! – сипел Жур. – Загубишь коней, мы же отсюда вовеки не выберемся!

Микулка проломился через кусты и побежал быстрее, срубая и раздвигая мечом самые наглые ветви, так и норовившие преградить дорогу. Он бежал, не зная, что его может ждать через десяток шагов. Волки всегда нападают с воем, изматывая жертву безумной гонкой, рысь прыгает совершенно бесшумно, но она маленькая и не сможет завалить коня, чтобы он вообще не издал ни звука. А тут полная тишина. Даже медведь бы спугнул коней, они бы рванулись, заржали, захрапели…

Лес у дороги быстро редел с каждым шагом, уже видны были пятна лунного света, пробившиеся через листву, но радости этот свет не принес – слишком холодный, мертвенно-бледный. Если не считать хруста веток и шороха листьев, тишина стояла такая, что хотелось самому закричать, завизжать, лишь бы разогнать ее, превратить хоть во что-то.

Микулка увидел впереди между ветвями дорогу, сияющую в свете луны, и ему стало так страшно, что внутренности заледенели, даже глаза захотелось закрыть, и паренек с огромным трудом не поддался порыву.

– А-а-а-а-а! – все-таки закричал он, чуть сожму-рясь, и выскочил на дорогу, несколько раз свистнув мечом по воздуху.

Кони, мирно жевавшие траву у дальнего края дороги, дернулись и отскочили на несколько шагов. Микулка замер, открыл глаза шире и осторожно огляделся. Кроме им же напуганных коней, на дороге никого и ничего не было.

За собственный страх и особенно за крик, который наверняка услышал Жур, стало так стыдно, что Микулка закрыл лицо свободной ладонью.

– Вот же Ящер… – покачал он головой.

И вдруг яркий клинок внезапного понимания пронзил его разум почти физической болью. Он понял, что Жур видел не случившееся, а то, что случится чуть погодя. Рубашка тут же прилипла к телу, а на лбу выступила уже надоевшая за последние дни испарина.

– Да я же просто трусом стал… – с отвращением шепнул он. – Просто трусом поганым!

Он зло рубанул мечом, пробив в плохо утоптанной дороге длинную борозду. Он явственно представил перед собой нечто лохматое, бесформенное, шипас-то-клыкастое…

– Будь ты проклята, тварь! – Он сделал длинный выпад и пронзил пустоту.

Кони подозрительно поглядывали на разбушевавшегося хозяина, но траву есть не переставали – изголодались за время пути.

Злость и возможность помахать мечом, хоть и попусту, прибавили ему немного решимости.

– Я до тебя все-таки доберусь, – пообещал он невидимому противнику. – Доберусь там, рде у тебя будет плоть, чтобы можно было порубить ее на куски.

Он прекрасно понимал, что лохматое и бесформенное существует только в его воображении, что любого из воинов Нави нельзя увидеть глазами, пока он не вселится в зримое тело. Да и тогда увидеть не выйдет – Жур говорил, что на вид они не отличаются ничем.

Досада, обида и злость заполнили все его существо. Микулка постарался взять себя в руки и тут же расслышал, как Жур пробирается через кусты. Этот звук еще сильнее привел в чувство – ведь Жур кричал не зря, он ведь наверняка видел что-то, только сказать забыл, сколь далеко заглянул в грядущее.

И страх ушел, как волна откатывает с пологого берега. По коже пробежала волна мурашек, но это уже не было признаком ужаса, скорее, было похоже на отрезвляющий поток ледяной воды.

Это случилось вовремя – паренек тряхнул головой, сбрасывая последние ослепляющие оковы ужаса, и в тот же миг заметил, как с другой стороны Дороги за ветвями мелькнула сначала одна неясная тень, затем другая, а потом еще и еще.

– Жур! – позвйл он и удивился, насколько хрипло прозвучал голос.

В Микулке боролись два противоречивых желания, едва не раздирая тело на части, – дождаться волхва и без оглядки кинуться к лошадям. Он собрался с духом и, медленно пятясь, вгляделся во тьму. Тени не могли принадлежать людям – слишком большие, грузные и бесформенные. Такой осанки у людей просто не может быть. Но и звери так тоже не ходят. Ну какой зверь будет двигаться на задних лапах, передними раздвигая ветки перед мордой? Медведь мог бы… Но медведи не бродят стаями.

– Упыри! – раздался выкрик у самого уха. Микулка от неожиданности чуть не выронил меч,

обернулся и увидел рядом побледневшего Жура.

– Упыри, – повторил волхв.

Кони жевали траву, не выказывая ни малейших признаков беспокойства. И тут, словно в ответ на слова Жура, из-за кустов раздался трубный рев такой мощи, что листья вихрем сорвались с веток и закружились над дорогой. Микулка зажмурился и изо всех сил рванулся к коням, которые заметались и запрыгали, колотя воздух копытами. Меч в руке мешал, но сунуть его в ножны не прекращая бега не было ни малейшей возможности. Только пробежав шагов пять, он вспомнил про слепого волхва.

– Давай скорее! – обернулся паренек и, пользуясь возможностью, убрал меч.

Огромный плешивый медведь, явно несколько лет назад сдохший от старости, вывалился на дорогу всего в двух шагах. Микулка увернулся от удара могучей лапы, вызвал в теле дремавшую силу, подхватил Жура на руки и бегом побежал по дороге.

Улучив момент, он схватил ближайшую лошадь за щеку и рывком повалил на землю.

– Садись! – Он помог волхву взобраться в седло и, не дожидаясь, пока лошадь вскочит на ноги, поймал за повод второго коня.

Запрыгивать пришлось уже на скаку. Микулка держался за седло, больше всего боясь упустить лошадь, часто перебирал ногами, подпрыгивал, но никак не мог попасть в стремя левой ступней. Наконец он извернулся и сунул в стремя правую ногу, подтянулся и повалился поперек седла.

Нога, как назло, застряла, и сесть нормально не получалось, на рыси седло больно било по ребрам, грозя скинуть на землю. Паренек чуть повернул голову и в мечущихся лунных тенях разглядел четырех огромных медведей с пылающими глазами. Звери бежали на четырех лапах, почти догоняя коня, у одного не хватало половины черепа вместе с одним глазом – видать, кто-то отхватил мечом. Но и без этого не было никакого сомнения, что это нежить, – смрадный дух волнами бил в ноздри, а ревели медведи так, как могут реветь только упыри. Гораздо громче, чем любой дышащий зверь.

Микулка еще несколько раз получил по ребрам прыгающим седлом, наконец высвободил ногу и уселся нормально, раскачав тело в соответствии с быстротой скачки. Он несколько раз крепко ударил коня пятками, разгоняя его в галоп, вжался в седло и прильнул к конской шее, чтобы ненароком не получить по лицу веткой. Спина Жура маячила вдалеке – его конь давно уже шел галопом, выбрасывая из-под копыт комья слежавшихся листьев.

– Хей, хей! – Паренек еще разогнал лошадь, чувствуя, что упыри не собираются отставать.

Скосив глаза, он заметил, что твари даже приблизились, несмотря на ускоряющуюся скачку.

– Жур! – выкрикнул он. – Они догоняют!

– Сбрось мешки на дорогу! – посоветовал волхв. Микулка только сейчас заметил, что конь Жура

скачет налегке, неся лишь седока.

– Ящер… – ругнулся паренек и, вытащив нож, срезал мешки.

Они шлепнулись в ворох опавших листьев, и конь сразу же поскакал быстрее. Но и нож удержать не удалось, он выскользнул из руки и, несколько раз сверкнув, скрылся из виду.

Лес становился все реже и реже, постепенно переходя в Большую плешь, лунное сияние било в глаза сквозь ветви, пятна света и тени судорожно метались по дороге. Конский топот то и дело вспугивал птиц, они срывались с ветвей в хороводе листьев и метались в воздухе, ничего не видя. Конь под Микулкой рванулся и сделал несколько длинных прыжков, едва не скинув седока из седла.

Внезапно лес окончательно расступился и дорога запетляла среди редких деревьев, налетевший ветер бросил несколько листьев в лицо.

– Не доезжая Разбойничьей дубравы есть брошенный дом! – крикнул Жур. – Спрячемся!

– Не успеем! – ответил Микулка. – Они по пятам! Ближайший к нему медведь прыгнул и вцепился гнилыми зубами в лошадиный хвост, конь взвился на дыбы и повалился на бок. От удара в глазах Микулки мелькнули цветные огни, он попытался вскочить на ноги, заметив, как прямо над ним пронеслась огромная лохматая тень. Он резко повернул голову, почти нос к носу столкнувшись с оскалившейся упыриной пастью.

Микулка даже не успел испугаться, как все вдруг завертелось перед глазами – свет, тень, смутные пятна и тут же яркий свет луны в лицо, снова конь под ним несется сумасшедшим галопом, вытянув морду вперед.

– В сторону! – крикнул Жур.

Паренек, ничего не соображая, потянул правый повод и краем глаза заметил, как прыгнувший упырь пролетел слева на расстоянии вытянутой руки. Тот самый, с обрубленным черепом, который несколько мгновений назад вцепился лошади в хвост.

Размышлять, как такое могло получиться, было некогда, оставалось только гнать вперед, пока конь еще мог бежать быстро.

– Изба! – выкрикнул волхв.

Старая, почти сгнившая избенка стояла у края дороги, дверь распахнута, ставни заперты. Видно было, что в ней лет сто уже никто не жил.

– Бросай коня! – расслышал Микулка голос Жура и, вынув из стремян ноги, прыгнул как можно дальше.

Земля встретила его жестко, меч в ножнах больно ударил в тело, но паренек, не обращая внимания на зашибленный локоть, вскочил и бросился в распахнутую дверь.

Жур умудрился вбежать даже раньше него, дернул за руку, затаскивая Микулку внутрь, и рывком захлопнул дверь. Тут же в нее ухнуло так, что толстые доски вздрогнули, выбросив из щелей целую тучу пыли.

Задыхаясь после скачки и бега, Микулка громко чихнул. Тут же раздались истошное конское ржание и такой рев, что бревенчатые стены избы задрожали, как от испуга.

– Живы… – не веря в такую удачу, шепнул паренек и снова чихнул.

Казалось, что пыли в избе было больше, чем воз-Духа.

– Это ты еще погоди, – поспешил обрадовать Жур, запирая массивный деревянный засов. – Избушка еле держится. Сейчас они доедят лошадей и начнут ломиться. Трудно сказать, сколько она может выстоять.

Его слова тут же подтвердились могучим ударом и новым, еще более громким ревом. Бревно стены в одном месте пошатнулось и угрожающе выпятилось.

– А откуда она вообще взялась в такой глуши? – Микулка, поморщившись, ощупал ушибленный локоть.

Страх опять начал приближаться к нему. И Микулка изо всех сил старался занять себя каким-нибудь делом, чтобы не подпустить замаячившую рядом тварь. Только этого еще не хватало. Тут от упырей бы отбиться. Микулка окинул избу взором, прикидывая, долго ли она устоит.

Жур остановился в центре избы.

– Да жил тут один волхв… Уж и не знаю, сколько лет избушка пустует. Может, пятьдесят, может, больше, но меня еще точно на свете не было, когда в ней оставалась хоть одна живая душа. Потом этот волхв то ли помер, то ли в другие места ушел, но с тех пор здесь иногда отдыхают путники. Какой-никакой, а все-таки кров. В этом лесу никакие стены лишними не бывают.

– Да я уж вижу…

В бревна снова ударили. С потолочных балок посыпались труха и мелкий сор.

– Разнесут, – с видом знатока заключил Жур.

– Может, им надоест? – с надеждой спросил Микулка.

– Мозгов у них для этого маловато. Зато упрямства – хоть отбавляй, – пояснил Жур безо всякого волнения, как о чем-то совершенно обыденном и привычном.

– Удивительно, что звери тоже упырями становятся, – снова сказал Микулка.

Он заметил, что, когда разговариваешь, страх будто бы отпускает.

– Да нежити без разницы, во что вселяться. Было бы мертвое тело. В глуши почти все утопленное зверье перерождается, я даже одну лису-упырицу в силок поймал. Утром прихожу, а она гнилая вся, кости топорщатся. Но где людей много, такого нет. Не любят упыри людских толп.

– Почему?

– Любой нежити от людских мыслей худо становится. И чем больше людей, тем хуже. Мысли для них почти то же, что для нас огонь – если один человек или два, так это искорка, если деревня, уже горячо, а город – буйное пламя.

– Странно, что они не извели людей, пока их было совсем мало.

– Боги помогли, – серьезно ответил Жур. Вдруг лицо его напряглось, словно он расслышал

далекий, еле заметный звук. Волхв присел на корточки и коснулся ладонью земли.

– Страх… – коротко сказал он так, что Микулку пробрало до костей. – Твои друзья совсем рядом от нас. Чуть больше версты.

– На них тоже упыри напали? – Микулка облизнул пересохшие от страха губы и отвел глаза от проявившейся в потемках избы твари. При Журе он не мог показать, что страх опять одолевает его, и, мучаясь, терпел.

– Хуже. – Жур сел на утоптанный земляной пол, затем лег на спину и раскинул руки.

– Ты, случайно, не помирать собрался? – не на шутку заволновался Микулка.

– Зря надеешься, – фыркнул волхв. – Не мешай, может, им моя помощь понадобится.

– Да как же ты им отсюда поможешь?

– А как я тебе помог уже после того, как тебя эти упыри сожрали?

– Сожрали?! – Микулка снова почувствовал, как на затылке поднимаются волосы. – Так это мне не привиделось?! Неужто ты время вспять повернул?

– Ты можешь не орать? – устало попросил Жур. – Не мешай, ради всех богов. Да займись делом каким, а то опять подпустишь к себе тварюку.

Микулка присел посреди избы и шумно почесал макушку.

Страшно было подумать, что в каком-то^е повернутом назад времени его сейчас доедают четыре воняющих падалью упыря. А может, он теперешний просто не настоящий? Не могут же быть два человека одновременно? Или могут? Микулка не зн-ал, но уже когда-то думал об этом. Вот когда дерево падает рядом с лесорубом, это случайность. Может, оно его придавить должно было, но что-то у богов на небесах не сладилось, и они чуточку промахнулись. А может, наоборот, отвели беду от хорошего человека. Или это вовсе не боги, а просто мир так устроен? Жур много знает, надо у него будет поспрашивать.

Упыри наконец нащупали самый слабый угол и принялись крошить его в щепы. Избушка ходила ходуном.

– До чего же лютуют… – поежился паренек, достал меч из ножен и положил у ног.

С упырями биться ему уже приходилось, но только не с такими огромными. Правда, тут все-таки стены, а там было чистое поле.

Рев четырех упыриных глоток потряс избушку до основания, тяжелые лапы мерно ударяли в бревна, с треском откалывая щепы.

Микулка решил, что сидеть понапрасну – не самое лучшее дело. Он встал и начал подыскивать жердь покрепче, чтобы в случае чего можно было соорудить копье или рогатину. Влез на стол и, вызвав дремлющую могучую силу, одним ударом выбил потолочную балку – бревно толщиной в руку. Это лучше, чем ничто. Жур рассказывал, что в древние времена люди копьями останавливали огромных пещерных медведей. Микулка видел в Киеве скелет одного из них, так, судя по нему, те медведи были раза в три крупнее теперешних.

Как упыри ни старались, а ударам стены все же не поддавались. Но Микулка зря подумал, что его с Жу-ром дела пошли на лад, – несмотря на безмозглость, твари перестали ломиться в тяжелые бревна и принялись рыть лапами подкоп у стены.

Ревели они при этом неистово, а звук рвущих землю когтей был даже хуже, чем беспрерывное уханье в бревна. Но Жур этого словно не замечал – лежал на спине совершенно не шевелясь, только мерно вздымающаяся грудь выдавала в нем признаки жизни.

Это было похоже на сон, и паренек даже подумал, что Жур действительно замер в какой-то особенной дреме, находясь на самом деле совсем в другом месте мыслью и ощущением. И может быть, его сон сейчас кем-то воспринимается как явь. А может, то, что происходит с Микулкой, – лишь чей-то сон.

Он вспомнил ощерившуюся упыриную пасть у самого лица, покачал головой и, скинув бревно на пол, спрыгнул со стола.

Тварь сосредоточилась, прокладывая дорогу бегущему лосю. Он рвался к дороге, даже не замечая, как легок сегодня его путь в сравнении с другими, куда более опасными днями. Преследователи отставали, медленно, но все больше и больше, их крики сделались гораздо тише и не пугали, как поначалу. Но когда, казалось бы, они отстали совсем, под копытами захлюпала вода и липкая грязь. Пришлось обегать болотце стороной, теряя драгоценное время. Человеческие крики позади снова сделались громче.

Тварь отследила весь будущий путь лося в мгновение ока и поняла, что больше подправлять ничего не придется. Охотники окончательно потеряют добычу в пятистах шагах от пещеры, а значит, уже в состоянии будут почувствовать идущий от костра дым. От них больше ничего и не требовалось. Любопытство и злость на ускользнувшего лося обязательно приведут их к пещере. Осторожность бы остановила, конечно, но тварь знала – это свойство не присуще людям вообще.