Текст книги ""Фантастика 2024-107". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Джон Голд

Соавторы: Игорь Вереснев,Софи Анри,Sleepy Xoma,Дмитрий Лим,Евгений Лисицин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 249 (всего у книги 354 страниц)

Глава 11. Квинтет избранных

Сказать, что экспедиция на Лабиринт стала для Аниты Ржавикиной неожиданностью, значило не сказать ничего. Ти-ви она не смотрела – работа куда интереснее любых ухищрений средств массовой информации. Особенно с тех пор, как Анита получила в своё распоряжение целый сектор, – самый интересный сектор Лунной Базы! И вместе с должностью – неограниченный доступ ко всем секретам внеземной биологии. О да, там было с чем поработать! Взять хотя бы жёлтую лептоспиреллу, не позволяющую начать активную колонизацию Славии. Ржавикина билась с бактерией долгих семь месяцев, пока получила устойчивый и эффективный прототип антигена. Она экспериментировала с математическими моделями вакцины, пока код-червь «Генезиса» внедрялся в мозги землян. Информация о десятках тысяч «счастливчиков», зачем-то ринувшихся на прежде закрытую от посторонних планету, прошла по краю её сознания, не заинтересовав. И вот когда эксперименты над виртмоделями дали положительный результат, когда пришло время вплотную заняться лабораторными опытами над малыми биологическими объектами – морскими свинками, говоря языком обывателей, – а в перспективе задуматься о наборе отряда добровольцев, на имя заведующего сектором «сигма» пришло письмо из Администрации Президента.

После первого прочтения Анита поняла лишь, что от неё требуют на время отложить интересную и очень важную для государства работу и отправляться к чёрту на кулички то ли на симпозиум, то ли на экспертизу. После второго прочтения оказалось, что лететь предстоит уже завтра на ту самую планету Лабиринт, а симпозиум посвящён якобы разработанной тамошними учёнными методике достижения физического бессмертия путём пересадки сознания в клоны. Как раз эту методику она должна подвергнуть экспертизе и, если та окажется действенной, перенять для использования в Евроссии.

Бессмертие? Пересадка сознания? Какая чушь! Практикующий нейрофизиолог, имеющий доступ к результатам всех подобных исследований, проводившихся в Евроссии, и к весьма многим за её пределами, Ржавикина знала, что тема закрыта как бесперспективная полстолетия назад. История походила на фейк, потому Анита принялась читать в третий раз. И добралась-таки до состава делегации. Вернее, до её руководителя – советника Берга. Сразу вспомнилась история пятилетней давности. Тогда она спасла косморазведчика Елену Пристинскую от умственной деградация, а, возможно, и от смерти. И вместо благодарности оказалась объектом глупого розыгрыша, в котором фигурировал пресловутый «советник Берг». Пристинскую Анита давно простила, как прощала всех своих неблагодарных пациентов: лучшая благодарность для врача – их выздоровление. Но почему теперь бывшая пациентка взялась за старое? Это было непонятно и нелогично, однако разгадывать ребусы, если они не связаны с нейрофизиологией, доктор Анита не любила.

Правильнее всего было забыть о глупом розыгрыше. Но письмо оказалось подлинным! Значит, игнорировать его Ржавикина не могла. И вежливым отказом ответить не имела права – её не приглашали стать членом делегации, ей предписывали это сделать! Придётся участвовать в розыгрыше до конца, и день, а то и два – коту под хвост.

На счастье, лететь на Землю в Администрацию Президента не требовалось, делегацию собирали по соседству, в Лунограде. Рассудив, что на долго розыгрыш не затянется, и, тем более, глупо к нему готовиться, Ржавикина отправилась в виварий отбирать «малые биологические объекты» для предстоящей серии опытов. А на следующий день за полчаса до назначенного времени вызвала лунотакси, переоделась в цивильное, взяла сумочку-косметичку и полетела в администрацию Лунограда.

Советник Берг существовал в реальности! Морщинки в уголках умных серых глаз, сильно побитые сединой коротко стриженые волосы, высокий, всё ещё крепкий, несмотря на возраст. И делегация присутствовала: четверо иностранцев, подозрительного вида белокурая женщина и двое охранников, чью профессию Анита определила по характерной экономности движений и цепким взглядам.

Блондинка демонстративно высветила на экране коммуникатора циферблат часов.

– Я полагала, что госпожа Ржавикина прибудет первой. Учитывая расстояние, которое ей пришлось для этого преодолеть.

– Я не думала… – Анита стушевалась.

– Не ворчи, Уна, всё нормально, – пресёк её оправдания Берг. – Госпожа Ржавикина не опоздала, прибыла точно в срок, минута в минуту. Так что все в сборе, можем отчаливать. Кстати, Анита, где ваши вещи?

– Мои вещи… – Ржавикина вконец растерялась.

– Должно быть, коллега предпочитает начинать путь к новым знаниям налегке, – ответил за неё худощавый пожилой индус. – Это правильно. Негоже отягощать ауру излишней привязанностью к миру вещей.

Девушка-латиноамериканка при этих словах вдруг покраснела так, что румянец стал заметен сквозь смуглую кожу, опустила глаза. А толстенький китаец со смешными усиками и клочком волос на подбородке, отмахнулся:

– Уважаемый, не надо возводить личное пристрастие к аскезе в ранг добродетели. Я, например, начал «путь к новым знаниям» с сытного обеда у здешнего губернатора. И ничуть об этом не жалею!

Пятый член делегации, – то ли араб, то ли турок, – лишь беспокойно переводил взгляд с одного собеседника на другого, отчего возникало сомнение, что он понимает английский, на котором шёл разговор. Всё это слишком походило на спектакль, пусть не дешёвый, но исполняемый дрянными актёрами. Реальностью были морские свинки, поджидающие её в лаборатории, свежесинтезированная вакцина, заботы, как добыть нужное количество добровольцев для опасных, что там ни говори, и весьма болезненных опытов.

Такие мысли клубились в голове Ржавикиной и когда она садилась в шикарный аэролимузин губернатора, и десять минут спустя на космодроме, когда занимала место в шаттле, и ещё двадцатью минутами позже, когда шаттл вышел на орбиту и состыковался с космическим кораблём, явно гиперпространственным. Только оказавшись на жилой палубе, когда симпатичный, но строгий капитан начал разводить пассажиров по каютам, Анита опомнилась. Никакой это не розыгрыш, она действительно летит на этот треклятый Лабиринт! Сейчас летит, без сменной одежды, без предметов первой необходимости, без всего. Даже без пижамы!

Она бросилась к Бергу.

– Постойте, задержите рейс! Я не могу лететь на семинар, я ничего не взяла с собой, даже пижаму! Я думала… это шутка.

Белобрысая, мгновенно оказавшаяся рядом с Бергом, уставилась на неё:

– Ничего себе шутка. Нет, из-за этого мы старт откладывать вряд ли станем.

– Не станем, – согласился Берг. – Анита, не переживайте, это поправимо. Пижаму не обещаю, но комплект нательного белья капитан обеспечит.

– Или спи голой! – подытожила блондинка, беспардонно переходя на «ты».

Анита не поняла, серьёзно это было сказано или в шутку. Когда добралась до отведённой ей каюты, убедилась – шутка. Потому что каюты были двуместными, оборудованными узкими двухъярусными койками. Да и вся прочая обстановка – спартанская.

Девушка-латиноамериканка, оказавшаяся соседкой по каюте, уже была здесь, копалась в громадном чемодане, что-то искала. Ржавикина присела на краёшек койки, помедлила. Предложила:

– Давай знакомиться? Я – Анита.

Девушка вздрогнула, оглянулась испуганно, будто угодивший в капкан зверёк. С трудом выдавила:

– Нина… Нина Дорадо.

Доставала она из чемодана пакетик с пижамой, пастельно-розовой, даже на вид мягонькой. Анита завистливо вздохнула. И, прикинув, что комплекцией они с соседкой схожи да и ростом та не намного выше, спросила:

– Нина, у тебя случайно нет запасной пижамы? Понимаешь, такая глупость, я чемодан с вещами… забыла.

Девушка съёжилась затравленно.

– Ты хочешь носить мои вещи? Я не знаю… Мне кажется… это неправильно.

Да что с ней такое? Анита пошла на попятный. Улыбнулась беззаботно, насколько могла:

– Нет, так нет. Не переживай из-за подобной мелочи. Капитан мне что-нибудь подберёт.

Дорадо не ответила, принялась заталкивать чемодан во встроенный шкаф. Чемодан был чересчур объёмным и тяжёлым, никак не хотел входить в проём. Ржавикина дёрнулась было помочь и осадила себя. Как врач она поняла – у соседки проблемы с коммуникативными функциями. Не стоило пока усугублять ситуацию, вторгаясь в личное пространство девушки.

Наконец чемодан поддался, и Нина торопливо вскарабкалась на верхний ярус. Тем самым сделав излишним вопрос, где она предпочитает разместиться.

Спустя час их позвали в кают-компанию на ужин. Там Анита узнала, что «Солнечный Ветер» уже сошёл с орбиты и полным ходом удаляется от плоскости эклиптики, чтобы где-то там в космической пустоте проделать Манёвр Перехода. А ещё – познакомилась со всеми участниками экспедиции, постаралась запомнить имена. И подивилась странному подбору научной делегации. Что общего приглашающая сторона нашла в профессиях астрофизика, кибернетика, нейрофизиолога, филолога и химика-технолога? В довесок темпераменты у всех тоже различались. Индус почти ничего не ел, на коллег поглядывал с явным высокомерием. Китаец, напротив, поглощал пищу обильно и неряшливо, причмокивая, сопя и отрыгивая, словно никого, кроме него, за столом не было. Араб ел в меру, медленно, комментируя каждое блюдо. Правда, делал он это на своём языке, и понимала его разве что полиглот-латиноамериканка. Переводить Дорадо, ясное дело, не собиралась. Сидела весь ужин, уткнувшись носом в тарелку, и словечка не проронила. «Странные люди эти четверо!» – к концу ужина сделала вывод Анита. Подумала, и добавила к странным Уну Паппе, которая не столько ела, сколько следила за всеми. Ещё лучше подумав, включила в группу странных и себя – ради справедливости. По-настоящему нормальными в их делегации были только охранники. И, возможно, советник Берг. Хотя его она пока не раскусила.

После ужина Паппе принесла ей пакет с форменным корабельным бельём:

– Держи. Капитан говорит, самый маленький размер, какой у них есть.

В пакете были майка и трусы-боксёрки. Не пижама конечно, но ничего не поделаешь! Анита вздохнула и отправилась в душевую. «Самый маленький размер» на три номера превосходил тот, что она носила. Майка висела бесстыдно коротким платьицем, трусы не хотели держаться на бёдрах. Вдобавок санузел на корабле расположен ужасно неудобно – через коридор от кают. И если в пижаме она бы свободно преодолела эту преграду, то в подобном наряде – никак. Пришлось натягивать брюки и джемпер.

Нина была в каюте. Лежала на втором ярусе в своей замечательной пижамке и таращилась на соседку. Анита потопталась у койки. Демонстрировать висящее как на вешалке бельё не хотелось, но просить, чтобы девушка отвернулась – вдвойне глупо. Она решительно потянула джемпер через голову. Ясное дело, майка увязалась за ним, оставив хозяйку топлес. Ржавикина поспешно привела себя в порядок, начала снимать брюки… боксёрки повторили тот же финт, что и майка. Чувствуя, что пунцовеет как варёный рак, Анита юркнула под одеяло, отвернулась к стенке, зажмурилась. И заснула на удивление быстро и сладко. Чем-чем, а бессонницей она никогда не страдала.

Когда Анита проснулась, на тумбочке у изголовья кровати лежала аккуратно сложенная бежева пижама.

– Спасибо, Нина, – поблагодарила она.

Наверху заворочались.

– Пожалуйста. Носите на здоровье, – донеслось оттуда.

Собственно, это была самая длинная фраза, какую она услышала от Дорадо за два дня полёта сквозь Солнечную систему. «Разговорчивость» девушки дальше «Доброго утра» и «Спокойной ночи» не заходила. Ржавикиной не составило труда диагностировать расстройство аутистического спектра. Пожалуй, она смогла бы помочь Нине. Но, во-первых, не за два дня, во-вторых, не тогда, когда головы участников экспедиции заняты «семинаром по бессмертию» или что там предполагается. Она твёрдо пообещала себе поработать с соседкой по каюте на обратном пути.

Выполнить обещание Анита Ржавикина, заведующая сектором Лунного карантина, лучший врач-нейрофизиолог Земли, не смогла. По причине более чем уважительной.

Глава 12. Воскресшие из мёртвых

Елена открыла глаза. Белёный потолок, обитые шпалерами стены. Да, именно в этой комнате она уснула вчера. Перина была непривычно мягкой. И подушка, и набитое лебяжьим пухом одеяло. Деревянная кровать – напротив, чересчур массивная, основательная, с места не сдвинешь. И стол такой же, и стул, платяной шкаф, комод. Всё сделано нарочито прочно, натурально в этом зыбком, изменчивом мире. Словно якоря, за которые можно удержаться, чтобы не вывалиться из реальности сцены, где идёт спектакль.

По щеке скатилась слезинка. «Не хнычь! Всё правильно, так и должно быть», – приказала себе Елена. Но встать и начать действовать, сил не было. За распахнутым настежь окошком зеленел лес. Такой же нарочито естественный, реальный. Где-то в нём, совсем близко, куковала кукушка.

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? – спросила Елена.

Кукушка поперхнулась от такого вопроса. И внезапно залилась соловьиной трелью.

– Тут-тук! Леночка, ты проснулась? – Коцюба осторожно заглянула в избушку. В руках у неё был поднос с кружкой молока и горкой аппетитных сырников на тарелке. Тарелка была белой, с голубой каёмочкой – как положено в сказке.

Елена вздохнула. Интересно, слышала Коцюба её вопрос, окно-то открыто? Если и слышала, какая разница?

– Доброе утро, тётя Лена. Что это?

– Завтрак. Перед трудным днём следует подкрепиться, верно? – Коцюба поставила поднос на стол.

– Верно.

Пристинская вылезла из-под одеяла, встала с кровати, как была в ночнушке подошла к столу. Подумала, что надо бы умыться… А, ерунда! Присела на стул, взяла стакан, сырник. Молоко было настоящее, тёплое, не иначе парное. Квази-настоящее и квази-парное. Очень вкусное. И сырники были безупречными.

– Тётя Лена, это вы нажарили?

– Нет, я готовить не люблю и не умею. Это Корневые для тебя постарались.

– Корневые?

– Те, кого ты назвала «детьми», корневые доминанты, основа Лабиринта.

– А на самом деле по сколько им лет?

– Откуда мне знать! Не я здесь задаю вопросы. И не ты. Но ты что-то задумала, верно, Мышонок?

Пристинская перестала жевать, внимательно посмотрела на Коцюбу. Спросила:

– Тётя Лена, вы мне поможете?

Та согласилась, не раздумывая:

– Помогу. И ради тебя, и ради Вероники, и ради… не важно! Сделаю всё, что потребуется.

– А если…

– Надо будет умереть? – Коцюба улыбнулась. – Тогда тем более. Жду не дождусь такого подарка.

На губах её играла улыбка, но глаза оставались серьёзными. Пристинская хотела было спросить о Лесовском – не посмела.

– Хорошо. Тогда первая просьба: сообщите Джакобу Бове, что я готова воскресить Иорико Танемото.

– Танемото? Я знала её и…

– Нет, тётя Лена, вы её не знали. Теперь узнаете. Потому что вторая моя просьба – и последняя – выполнить всё, что она попросит.

Коцюба нахмурилась.

– Надеюсь, ты понимаешь, о чём говоришь? И знаешь, к чему это приведёт?

Второй вопрос Пристинская переадресовала Диане. Тут же получила ответ: «Не знаю. Надеюсь – никто не знает». Задуматься о его смысле она не успела, Коцюба вновь заговорила:

– Что ж, Леночка, допивай молоко и пойдём. Джакоб Бова тебя ждёт.

Далеко идти не понадобилось: от бревенчатой хижины до лаборатории – три десятка шагов, как и запомнилось накануне. Хотя Елена не удивилась бы, изменись всё кардинально в этом квази-натуральном мире. Она поднялась на невысокий порожек, отворила дверь со скрипучими петлями. Всё как вчера: длинный коридор, третья дверь направо.

Корневые доминанты стояли, обступив колбу. Мальчики и девочки, большие и маленькие, в одинаковых белых рубахах. Лишь президента «Генезиса» среди них не было.

– Доброе утро! – поприветствовала их Елена. – А где Джакоб Бова?

Дети дружно повернули к ней головы. Несколько секунд сосредоточенного молчания, затем высокая девочка лет четырнадцати с медно-рыжей косичкой на макушке ответила:

– Джакоб Бова опасается твоей сущности. Он не придёт, он наблюдает издали.

Пристинская неуверенно пожала плечами:

– Ладно, мы и без него справимся. Тебя как зовут?

– Может быть, меня зовут Эллис Малкольм? – вопросом на вопрос ответила девочка.

Елена кивнула. И вдруг сообразила, что рыжеволосая назвалась именем самого известного и самого загадочного врача-нейрофизиолога XXII века. Той самой Малкольм…

– Это не твоё имя! – запротестовала она.

– Может быть, это моё имя?

Портреты Эллис Малкольм, создательницы знаменитого теста, присутствовали в каждом учебнике истории. Тёмнокожая мулатка ничуть не походила на рыжую девчонку... а если бы походила? Внезапно Пристинской захотелось подыграть:

– Если ты Малкольм, то где Бёрн?

– Может быть, он Бёрн? – девочка указала на пятилетнего малыша, с интересом разглядывающего Елену.

– Я Олаф Бьёрн. Но я маленький, я только начинаю вспоминать. Говори с Эллис Малкольм.

Несомненно, это была игра, но сути её Елена понять не могла. Она снова взглянула на девочку. Та поняла её замешательство, предпочла сменить тему:

– Ты сказала, что готова вернуть сестру Иорико Танемото. Как ты это сделаешь?

Пристинская понятия не имела, как это должно произойти. Их с Половинкой «сеанс связи» получился таким коротким, что она ничего не успела уточнить. Теперь не позовёшь, не спросишь – Корневые таращатся со всех сторон, слушают. Не слова, мысли слушают!

Однако девочка, называющая себя Эллис Малкольм, неожиданно сама подсказала объяснение:

– Личность не способна существовать в двух точках Вселенной одновременно. Пока Иорико на Дзёдо, она не может быть на Лабиринте. Или ты хочешь сказать, что…

– Да! – ухватилась за подсказку Елена. – Сегодня она умерла на Дзёдо, чтобы вернуться домой!

Корневые смотрели недоверчиво.

– Откуда ты знаешь? – девочка прищурилась. – Дзёдо далеко от Лабиринта, даже мы не смогли бы почувствовать её смерть.

– Вы не были в креатроне Путников, а я была, – парировала Пристинская. – Иорико тоже была. Кто прошёл сквозь алое облако, тот меня поймёт.

– Но ты не была в облаке… или была… нет… – во взгляде Эллис появилась растерянность. – Я не могу рассмотреть вероятностные линии твоей жизни. Хорошо, мы тебе верим. Наша помощь потребуется? Что мы должны делать?

– Как вы пытались вернуть Иорико прежде? Сделайте так же.

Корневые безмолвно подчинились. Стали кружком вокруг колбы, взялись за руки. Елена сама не поняла, как оказалась звеном этой цепи. Правую ладонь её сжимала Эллис Малкольм, за левую крепко держался Олаф Бьёрн.

Затем Корневые что-то сделали. Услышать Елена не могла, но поняла сразу: они зовут! Так же, как когда-то на Горгоне она звала Диану, и Танемото помогала ей. В этот раз ментальный вопль был гораздо мощнее. Сам воздух словно затвердел, стал жёстким и холодным как лёд – ни вдохнуть, ни шевельнуться. Он вморозил в себя Елену, затем лопнул, рассыпался мириадами острых, рвущих тело осколков, разлетелся во все стороны Галактики, исчез. Всё исчезло! Лишь пустота, в которую она опрокинулась.

Упасть Елене не дали. Не по годам сильная рука Эллис Малкольм выдернула её обратно в реальность… Не по годам?! А сколько ей лет? Сколько должно быть лет человеку, родившемуся в конце двадцать первого века? «Единственный ребёнок здесь ты, Леночка…»

Когда зрение вернулось, Елена увидела, что жидкость из колбы исчезла. Маленькая черноволосая женщина стояла на дне, кожа её была сухой и чистой. Вот она расправила плечи, коснулась пальцами бедёр. Повела ладони вверх, будто заново знакомясь с собственным телом. Подняла голову. Улыбнулась. В тот же миг прозрачная преграда, отделяющая её, исчезла.

– Здравствуйте, мои милые! Здравствуй, Лена!

Дети радостно засмеялись. Да, сейчас они казались обыкновенными детьми. Маленький Олаф шагнул к Танемото, протянул руки… Эллис внезапно остановила его.

– Ты изменилась сестра. Очень изменилась!

– Да, я изменилась. Ещё один шаг по бесконечной дороге от человека к… нечеловеку. Надеюсь, из-за этого ты не перестанешь любить свою ученицу? А где Джакоб? Он боится меня?

Иорико повернула голову к двери лаборатории, и та, словно уловив её взгляд, распахнулась. На пороге стоял Джакоб Бова. За его спиной – Коцюба.

– Глупо бояться того, что случилось. Если мы можем предотвратить нежелательное будущее, мы должны это сделать. Если не можем – надо войти в него с наименьшими потерями и искать новую развилку вероятностей.

Он отступил, позволяя Коцюбе пройти в комнату. Та подошла к Танемото, протянула ей аккуратно сложенную белую рубаху, благоухающую чистотой. Скользнула взглядом по Пристинской. Впрочем, во взгляде не было вопроса. Жизнь среди полубогов научила её контролировать мысли.

– Твоё появление знаменательно, – продолжал говорить Джакоб Бова. —Сбывается то, о чём мы мечтали. К сожалению, мы не предугадали, как именно сбудется эта мечта. И к каким последствиям приведёт.

– Предугадать будущее нелегко, – согласилась Танемото, ныряя в рубаху. – Слишком много вариантов.

«Солнечный Ветер» стартовал с орбиты 21 января – правительства Земли торопились, потому на сборы команде дали всего сутки – и два дня спустя вышел на исходную позицию Манёвра Перехода. Только двое на его борту по собственному опыту знали, как реагирует человеческий организм, не погруженный в стасис, на масс-информационное преобразование – капитан и бортинженер. Джаеш Тхакур, Таналь Кассис, Нина Дорадо и вовсе прежде не покидали локальное пространство Солнечной системы. Волновались ли неофиты гиперпространственных путешествий в преддверии испытания? Конечно. Но куда больше каждого члена экспедиции заботило, что ожидает их по ту сторону перехода, на таинственном и отнюдь не дружественном Лабиринте. «Новая эпоха в истории человечества, самое великое открытие тысячелетия» – как пафосно окрестил цель экспедиции Джаеш Тхакур? Или «самое наглое надувательство», – по предположению пекинского профессора? Ян Шпидла не исключал, что всё обернётся банальной ловушкой, слишком яркими были его воспоминания о Горгоне. Подозрениями он не делился ни с кем, да и обстановка на корабле тому способствовала. Не то, чтобы представители пяти великих держав демонстрировали друг другу недружелюбность. Но напряжение ощущалось. Была бы возможность, все пассажиры заперлись бы по каютам, да так и просидели до самого Лабиринта.

Увы, к сожалению или на счастье «Солнечный Ветер» такой возможности людям предоставить не мог. Всего четыре каюты, и, значит, каждый получил по соседу: Джаеш Тхакур и Хао Зэн, Анита Ржавикина и Нина Дорадо, Рихард Берг и Таналь Кассис, Георгий Тагиров и Виктор Пиврон. Команда телохранителей разместилась в четырёхместном кубрике, переоборудованном из отсека стасиса. Тагиров с Пивроном предложили было Уне Паппе поменяться местами, едва та ступила на корабль, – неудобно женщине жить в одной каюте с двумя мужиками. Уна и слушать не захотела об обмене: «На войне мужчин и женщин нет, все – солдаты. А мы летим на войну, не обольщайтесь». Возразить ей не посмел никто, даже Шпидла. Хотя он-то предпочёл бы видеть рядом старых товарищей, а не эту остроносую выскочку.

Потом был Переход. Ян в полной мере осознал, каким разным он может быть. И каким странным. Он вдруг увидел себя со стороны: один Янек Шпидла лежал на кушетке согласно инструкции и таращился на второго Янека Шпидлу, каким-то чудом оказавшегося под потолком. Затем этот второй спустился на пол, подошёл к двери. И понял, что открывать её надобности нет, он может с лёгкостью проникать сквозь любые преграды. Чтобы убедиться, заглянул в каюту к Тагирову и Пиврону – всё равно там пусто, экипаж на рабочих местах. Снова получилось! Зазудело подсмотреть, как ведут себя высоколобые участники экспедиции. Тут же одёрнул себя – нехорошо подсматривать! Но двери остальных трёх кают сами собой сделались прозрачными, и Янек увидел. И услышал заодно. Джаеш Тхакур сидел на полу каюты в позе гомукхасана, а Хао Зэн танцевал вокруг него, хихикая от удовольствия. Нина Дорадо читала стихи на каком-то невообразимом наречии, Ржавикина с восторгом смотрела на неё, заламывала руки и рыдала. Наконец, Таналь Кассис тянул древнюю песню аравийских кочевников. Самым адекватным выглядел Берг. Он лежал на кушетке и бесстрастно наблюдал за соседом по каюте, видимо, ожидая, когда песня закончится. Ох и долго ему ждать…

Внезапно Янек осознал, что в его собственном кубрике происходит что-то нехорошее, поспешил обратно. Он не ошибся: Уна Паппе лежала на полу и билась в припадке. Глаза закатились, только глазные яблоки белеют из-под век, на губах пена, скрюченные пальцы царапают пол. Ламонов сидел рядом с ней, придерживал за плечи, пытался привести в чувство. И с тревогой поглядывал на кушетку Янека. Вернее, на самого Янека-первого, который там по-прежнему лежал, таращась в потолок. Янек-второй, бестелесный, поспешил слиться с Янеком-первым, «бездушным». Моргнул, перевёл дыхание, сел.

Всё же «пробуждение» не было мгновенным, так как в кубрике произошли изменения. Паппе очнулась, сидела на своей койке, жадно пила воду из стакана, который держал уралец. Допила, вдохнула, выдохнула. Поблагодарила:

– Спасибо.

– Не за что! На здоровье! – Ламонов взглянул на Яна, покачал головой. – Ну вы даёте! Один лежит с открытыми глазами и не дышит, вторая в припадок хлопнулась. Это что, и есть Переход?

– Он самый, – кивнул Шпидла. – А у тебя какие впечатления?

– Да никаких! Моргнуть не успел, как всё закончилось. Так мы уже ТАМ, получается? Типа, боевую готовность объявлять пора?

– Пора, – согласилась Паппе. И попросила: – Мальчики, Бергу о моём припадке не говорите, пожалуйста.

– Конечно не скажем! – поспешил заверить Ламонов. Вновь взглянул на товарища, добавил: – И Янек не скажет.

К Лабиринту «Солнечный Ветер» не подпустили, как и ожидалось, заставили зависнуть на сверхвысокой орбите. Точнее следовало называть её сверхдальней, так как планета отсюда выглядела небольшим грязно-коричневым мячиком, – если смотреть невооружённым глазом. Но и телескопы «Солнечного Ветра» не многое добавляли в эту картину: испещрённая оспинами метеоритных бомбардировок, выжженная жёстким излучением светила, вымороженная космическим холодом поверхность мёртвой планеты. «Псевдомёртвой», разумеется. Лабиринт надёжно скрывал свои тайны.

Едва корабль выровнял орбитальную скорость, как к нему устремился челнок, похожий на разведшлюпку. Это и была разведшлюпка! Шпидла как раз дежурил в боевой рубке. Не то, чтобы Берг и Тагиров опасались банальной атаки на орбите, но дополнительная страховка никогда не бывает излишний. ВР-шлем, соединяющий зрение наводчика с датчиками корабля, позволил Янеку первым разглядеть маркировку на борту шлюпки: «Химера». Всё как три года назад на орбите Горгоны. История повторяется? Руки сами собой потянулись к гашеткам.

Тут же ожил экран терминала связи с ходовой рубкой. «Ян, дублирую на тебя переговоры с пилотом. Думаю, тебе будет интересно», – писал Тагиров. Надпись исчезла, уступив место картинке. Ян и предположить не мог, что повторяется настолько! Память услужливо «подправила» зрение: ужас в светло-карих глазах женщины, дрожащие губы, спутанные, упавшие на лицо светлые пряди: «Заберите меня скорее! Я жить хочу! Пожалуйста!» И в ответ: «Первая рубка! Уничтожить!» Короткий луч, вспышка… Ладони сделались влажными от испарины. Ян с ужасом сообразил, что они уже лежат на гашетках! Отдёрнул, словно обжёгшись. Совпадение? Чушь собачья! Проверка нервов это, а не совпадение.

Впрочем, сегодня Дженнифер Рейнфорд выглядела спокойной. Сосредоточена, серьёзна, полна осознанием возложенной на неё миссии.

– Вызываю «Солнечный Ветер». Слышите меня?

– Да, слышу вас хорошо.

– Разрешите начать стыковку?

– Стыковочный модуль активирован, начинайте.

– Параметрия получена, благодарю.

Дальше ничего интересного не было, рутина орбитальной стыковки. Минута, другая и еле заметная вибрация разошлась по корпусу – есть контакт! Экран интеркома погас, в наушниках шлема раздался голос Берга: «Ян, отбой. Спускайся, грузимся в шлюпку».

В кубрике он застал только Паппе. Женщина засовывала какую-то мелочёвку в свой саквояж. Коротко глянула на оперативника, приказала:

– Поторопись!

Шпидла кивнул. Собственно, вещи он упаковал заранее, осталось подхватить рюкзак и…

– Я сяду в кабине, рядом с пилотом? – предложил он. Идея возникла внезапно, должно быть из-за того, что никак не отпускала картина трёхлетней давности. Но при том выглядела вполне удачной и, чем чёрт не шутит, продуктивной.

Паппе задумалась на секунду, согласилась:

– Да. Мне лучше быть рядом с Бергом, – направилась к двери. – Идём, все уже в шаттле.

Шпидла удивлённо посмотрел на встроенный шкаф, ту его секцию, что использовала Уна. Дверца там была приоткрыта, позволяя увидеть содержимое.

– Эй! – окликнул он женщину. – Ты что, не берёшь с собой вещи? Даже одежду?

– Она мне не понадобится.

– Почему ты так решила? – вконец опешил Янек.

Паппе остановилась, обернулась. Пристально посмотрела не него.

– Во время Перехода – это был не припадок. Я увидела, как закончится экспедиция… Как она может закончиться.

– И как?

– Не важно! Я не допущу такой развязки.

В шлюзовом отсеке уже было пусто, лишь Тагиров провожал улетающих, да Дженнифер Рейнфорд принимала на борт пассажиров. Скользнула по Янеку равнодушным взглядом, ответила кивком на приветствие.

– Я полечу с тобой в кабине, – сообщил он.

Пилот не удивилась:

– Разумеется. В салоне восемь мест и все они заняты. С оружием осторожнее, не хватает нам разгерметизации.

Со шлюпкой Рейнфорд управлялась профессионально. Сильные, крупноватые для женщины кисти рук её уверенно сновали по сенсорам пульта. Гул маршевых двигателей, лёгкий толчок – серебристый корпус «Солнечного Ветра» поплыл прочь, уменьшаясь с каждой минутой. Шпидла наблюдал за Рейнфорд украдкой. Одно дело – знать, что «Генезис» владеет секретом бессмертия, совсем другое – видеть подтверждение тому воочию. Особенно если ныне живой и здоровой женщине на твоих глазах монстр оторвал голову.

– Ты меня не узнала? – наконец спросил он.

Рейнфорд и головы не повернула.

– Почему же, узнала. Ты Ян Шпидла, подполковник службы безопасности Евроссии. Я изучала досье всех членов делегации, я ведь ваш куратор или пресс-атташе, или как там у вас называется.

– На Горгоне ты назвалась «младшим инженером».

Дженнифер улыбнулась.

– Ты, наверное, догадался, что я не «младший» и не «инженер».

– Ещё бы не узнать коллегу! В каком ты звании, если не секрет?

– У нас не используются звания, ранги и тому подобное. Я старший офицер обеспечения безопасности. Почему ты так мной заинтересовался? Мы успели познакомиться на Горгоне? – теперь женщина посмотрела на него. В глазах её появилось нечто, похожее на любопытство.

– Ты не помнишь?

– Последнее ментоскопирование я проходила перед включением креатрона. Более поздних собственных воспоминаний ни у меня, ни у других погибших там, нет. Кое-какую информацию доставил Корриган. Но что творилось на станции после того, как «Химера» улетела, мы не знаем. Я думаю, вы снова нас штурмовали, воспользовавшись аварией в лаборатории. Я погибла в бою. Это ты меня убил, верно?