сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 197 страниц)
— Подними голову и посмотри мне в глаза, — приказал Принц и Бэн неуверенно посмотрел на владыку.
Его серые, почти серебряные глаза неприятно блеснули, и Бэн почувствовал легкий толчок, словно его слегка ударили по голове. Перед газами все поплыло, потемнело. Когда же он пришел в себя, Принц казался все таким же суровым, а вот его дети посмеивались.
— Можешь идти. — Принц махнул рукой Бэну в сторону выхода. — Все остальные тоже, оставьте меня с Катериной наедине.
Проходя мимо хозяйки, Бэн заметил, что она покраснела. Вампиры краснеют? Юноша был удивлен, но вместе с тем смущен, так как чувствовал, что это по его вине.
***
(Берлин. Июнь 1509 года) POV:Записи Бэнджамина Груневальда
Катерина не говорила со мной месяц. Молчала, изредка злобно махала руками, но чаще писала записки на земле, привязывая палочку к культяпке. Мне пришлось срочно освоить немецкую письменность, так как писать на латыни она не хотела. Я решил вести дневник, записывая события со своей встречи с Катериной и о том, как изменилась моя жизнь. Но через год после Обращения Катерина велела мне заняться почтой Густава, и мне пришлось писать так много, что мне не хватало времени ни на дневник, ни на прогулки с Катериной.
Став писарем при вампирах я заслужил уважение у других трэллей, и это помогло мне выжить. Один из слуг Густава согласился оказать мне поддержку и начать обучение. Его звали Томас, и он служил Густаву более двадцати лет. Его прагматизм и педантизм иногда вызывали зависть и восхищение, но, главное, Томас знал о Мире тьмы все. Или, по крайней мере, мне так казалось.
Томас использовал свои гипнотические способности, сделав одного из купцов моим рабом. Теперь этот человек отдавал мне деньги, сколько бы я ни просил. Это значительно облегчило мою жизнь. Я смог покупать себе одежду, купил домик на окраине Тиргардена для себя и Катерины, а так же столь необходимую мне лошадь. Теперь у нас с госпожой было жилье, я стал нормально питаться и спать в тепле.
Еще через год хозяйка сама стала со мной заниматься, обучать технике владения оружием, которой учил ее Вильгельм и некоторым дисциплинам. Томас также знакомил меня с силой крови и очень скоро я познал всё могущество витэ, что бурлила в моих венах. Я стал чувствовать себя крепче, быстрее, лучше, дисциплины подарили мне волшебную силу и скорость, и я восхищался собой и этими способностями. Став старше, я обрел уверенность в себе и в том, что я способен стать достойным Катерины. Я практиковался в письме и обращении с оружием, я тренировал свое тело, надеясь, что когда-либо смогу за нее постоять. Катерина занимала все мои мысли, каждую секунду своего существования я был с ней и думал о ней.
Еще через пять лет я смог открыть небольшую придорожную гостиницу и посадить доверенного человека, чтоб тот работал на меня и отдавал всю прибыль. Постепенно я освоился в этой быстротекущей ночной жизни, научился угождать Катерине и не вызвать ее недовольства. Изредка она одаривала меня улыбкой, и ради этой улыбки я готов был вкладывать в свою работу и душу и сердце.
Теперь у меня не было времени заниматься дневником…
Я записывал туда лишь редкие замечания и мысли…
***
(Берлин. Июнь 1512 года)
Встречи с Густавом длились годами. Каждую ночь Катерина приходила в его подземелье и несколько часов сидела перед Сиром, глядя ему в глаза. Принц сосредоточено бродил взглядом по ее радужкам, иногда рассержено вздыхал, иногда напряженно вытирал покрытый кровавой испариной лоб. Чего он хотел добиться, Катерина не понимала. Принц погружал ее в сон, использовал гипноз, но этого ему было недостаточно. Вампирша открывала сознание и ждала его скрытых команд, его приказов. Густав лишь собирал информацию из ее памяти и продолжал пытать ее взглядом.
Когда впервые произошел прорыв, она уже не помнила. В какой-то момент голова резко разболелась, виски сдавило, словно у нее началась мигрень, и она, пытаясь унять боль, отвела взгляд. Но Густав не выразил возражений. Напротив, вид у него был довольный, расслабленный.
«Встать и отправляйся на поверхность». — Раздался в голове Катерин приказ. Обычная телепатия, Густав временами с ней так общался, когда не желал, чтобы их разговор слышали. Но сейчас эти слова отдавали жуткой болью, мигрень лишь усилилась, и стоило ей подняться, как перед глазами все поплыло, и она с трудом смогла отыскать выход.
«Неплохо», — продолжал говорить болезненный голос Сира, — «отправляйся в покои Вильгельма и сообщи ему, что завтрашней ночью в город прибудет Мазель, пусть подготовит все необходимое».
Когда после выполнения поручения Катерина вернулась в зал склепа, Густав казался еще более воодушевленным и довольным. Его дочь так же чувствовала себя довольной тем, что ублажила желания Сира, несмотря на жуткую головную боль.
— Благодарю тебя, моя милая Катерина, — произнес Принц, и мигрень в одно мгновение пропала, — я знал, что с тобой у меня все получится. Разум женщины намного примитивнее разума мужчины, и я смог подчинить тебя своей дисциплине.
С той ночи Густав продолжал практиковаться, заставляя Катерину делать все более странные вещи. Как вампирша позже поняла, Густав достиг совершенства в Контроле над разумом и проникал в ее рассудок, оставаясь незримым зрителем каждого ее действия. Вместе с Густавом в нее проникала головная боль, но Катерина привыкла этому быстрее, чем к постоянным указаниям, что давал ее Сир.
Густав не только видел ее глазами, он чувствовал ее движение, ощущал движение ее витэ и сладость от поглощения крови смертных. Принц не контролировал ее тело, но она полностью подчинялась его командам и делала все, что он желал. Тело вампира оставалось в его склепе – в безопасности, а его разум, или, точнее, часть его разума, прогуливалась в теле его младшей дочери. Со временем Густав хорошо освоил эту способность и смог одновременно следить за Катерной и управлять своим обездвиженным телом. Через года, Густав жил эмоциями и ощущениями Катерины, впитывал ее силы и командовал ее сущностью. Его навыки развивались, и Густав осознавал и контролировал оба тела в одинаковой степени. Принц Берлина научился вселяться в тела вампиров, пусть не полностью, но другие могли проделать подобное лишь над смертными, и это подарило Густаву огромную власть.
***
(Берлин. Июнь 1512 года) Бэнджамин Груневальд
— Ты должен открыться, — голос Катерины был смеющимся, и Бэн старательно тер глаза стараясь сделать то, что она просила.
— Не он должен открыться, а ты сосредоточиться, — раздраженно повторял Вильгельм, ходя вокруг подопечной. — Чего уж проще загипнотизировать раба, а ты и этого не можешь!
— Не мешайся, — буркнула Катерина и вновь пристально посмотрела на трэлла, — гавкай!
Бэн открыл рот и тут же печально свел брови, показывая, что команда не удалась.
— Надоело! — выкрикнула Катерина и оттолкнула слугу, так что тот свалился со стула. — Учи скорости!
— В этой дисциплине я объяснил тебе все, что знал. — Вильгельм забрал стул, который использовал Бэн и занял место сам.
— Хочу быстрее! — хихикнула Катерина, и Бэн невольно улыбнулся, взглянув на хозяйку. Эта парочка доводила Вильгельма до бешенства. Сумасшедшая сестренка и ее чудаковатый, вечно влюбленный мальчишка.
Женщина выгнула руки, и на пальцах ее удлинились когти, с довольной усмешкой она замерла, напряжено глядя на Вильгельма, а потом сорвалась с места, с нечеловеческой скоростью бегая кругами и разрывая когтями гардины и разрезая свечи.
— Идиотка, — буркнул недовольно Вильгельм.
Молодую Катерину отдали Сенешалю в обучение, но вместо искусства контролировать эмоции и сознание людей, она усваивала лишь скорость и силу. Катерина поглощала эти знания о сверхъестественном могуществе так же быстро, как и кровь крестьянских подростков. Вильгельм часто практиковал на ней свои способности контроля, ломая ее силу воли, но девушка освобождалась от его влияния, становясь все опаснее и опаснее. Это пугало, страшило старого Вильгельма, который чувствовал, как теряет контроль над безумной и кровожадной вампиршей. А контролировать ее очень хотелось. Хотелось чтобы, как и прежде Катерина была у его ног, слабая немощная, чтобы принадлежала ему, была его собственностью…
Сенешаль был уверен, что временами даже Принц боялся этой безумной женщины, которую создал. Никто не знал, откуда в Катерине столько кровожадности, но Вильгельм предполагал, что это кровь Густава пробудила в ней всепоглощающую жажду. Ни слова Принца, ни его дисциплины не моги остановить Новообращенную. И хотя Катерина прекрасно себя контролировала, она никогда не останавливалась, пока жертва не умирала.
***
(Берлин. Лето, 1515 года) Бэнджамин Груневальд
После семи лет служения, трепетной и безответной любви к свой госпоже Бэн смирился, что до конца свои дней будет любить безответно. Его положение не могло ему позволить и надеяться. Любые попытки, намеки на чувства были жестоко откинуты и уничтожены Катериной. Она не желала любить и быть любимой, и Бэн сдался. Нет, любить ее не перестал, это было невозможно, ведь их связывали Узы Крови, и все, о чем Бэн мог думать, – это как угодить своей госпоже. Бэн сдался, оставил попытки добиться с ней близости и смирился с положением раба. Семь лет – большой срок. И Бэн был счастлив быть рабом. Только вот спалось с трудом. Особенно зная, что всего в пяти футах под ним спит прекрасная и желанная Катерина.
В полумиле от своей гостиницы Бэнджамин отстроил удобный домик для дневного сна своей госпожи. Так удобно было и дела вести, и следить за покоем хозяйки. На правах владельца Бэнджамин мог пользоваться гостиницей по своей прихоти, отдыхал там, вел дела, а так же обедал и ужинал за счет заведения. Также он познакомился и с Равеной. Девушка работала на кухне, носила воду и разжигала огонь, а когда у нее появлялась свободная минутка она приходила в его спальню и, не разговаривая, раздевалась, забираясь в его постель.
Она не была особой красавицей, и не поражала своими умениями. Равена просто молчаливо раздевалась и помогала Бэну забыть о Катерине хотя бы на час в день. Временами к Равене приходил ее муж – кузнец, и Бэн чувствовал смесь стыда и ревности, понимая, что Равена не его и что, по сути, она ему и не нужна. Вот только делиться с кем-либо всегда было не в его правилах.
— Ты не будешь возражать, если у меня появится девушка? – задавать такие вопросы хозяйке было странно.
Катерина села напротив, почесала испачканными руками переносицу и махнула стриженой головой в знак отрицания.
— Ты же не собираешься на ней жениться?
— Она уже замужем.
— Значит, мне все равно.
Что в действительности чувствовала Катерина, Бэн понимал с каждым днем все меньше. Она то много смеялась, забавляясь своими способностями и могуществом, то становилась мрачной, пугливой, как дикий зверь, агрессивной по отношению ко всем, особенно к Вильгельму. А Бэн все сильнее понимал, что уже давно ей не друг, не будущий или бывший жених, а просто вещь. Тяжело быть вещью подле того, кого любишь безмерно. Катерина осушала его душу. С каждым мгновением подле нее он понимал, что себе более не принадлежит. Ни телом, ни сердцем. Просто работая, просто исполняя ее желания, просто иногда оказываясь с постели с Равеной, Бэн превращался в куклу.
***
(Берлин. Июль, 1515 года) Бэнджамин Груневальд
Было лето, жаркое и знойное.
— Господин, наши кредиторы требуют выплат по долгам, — сообщил управляющий.
— Откуда у нас долги? Мы же не брали кредитов?
— Засуха, зерно вышло, да и старые долги за сено да овес тяготили.
— Я разберусь.
Денежные вопросы давно Бэна не беспокоили. Постоянная прибыль от торговцев, маниакальные убийства Катерины, которые приходилось хоть как-то скрывать, забирая все до нитки у якобы ограбленных да убитых. Все как-то накапливалось, помогало держаться на среднем уровне, и Бэн давно себе ни в чем не отказывал, теша свое самолюбие. А тут так некстати проблемы с таверной. Пришлось поднять счетовода, заглянуть к торговцам.
Денежные новости оказались неутешительными: торговца и след простыл, весь его товар со склада улетучился, а накопления были растрачены, так как, привыкши жить на широкую ногу, Бэн растратился. Поняв, что внезапно из преуспевающего молодого человека он превратился в банкрота, должника, которого за такое могли на каторгу отправить, Бэн решил срочно продать таверну, избавиться от неприятностей и всех старых связей. Это также помогло бы решить вопрос с его возрастом – как он ни старался, старше двадцати пяти выглядеть не мог.
Тем же днем решить все дела не удалось. Управляющий куда-то отправился, а Бэн повстречал Равену, запыхавшуюся, вечно спешащую.
— Заглянешь ко мне? — скорее указ, чем вопрос.
— Муж пришел.
— Пойдем за городскую стену, там, в полях тепло.
Равена безропотно согласилась. Было ли причиной ее покорности то, что Бэн был хозяином места, где она работала, или ей действительно нравилось с ним быть, юноша не спрашивал. Привык к ее молчаливому присутствию и привык верить, что все именно так, как ему хотелось.
Небо медленно тускнело, солнце садилось, но до пробуждения Катерины было еще пару часов. Бэнджамин отвел девушку к реке, в сумерках он отыскал неприметный сарай чуть в стороне от пастбищ и, убедившись, что никто за ними не следит, затолкал девушку вовнутрь. Прикрыв двери, Бэн отыскал какую-то палку, чтобы подпереть вход – так их никто не побеспокоит. Но сдавленный крик Равены заставил его вздрогнуть, и ненадежная подпорка упала к его ногам. Схватив несостоявшийся засов в качестве оружия, он неспешно двинулся вовнутрь, стараясь привыкнуть к полумраку.
Равену удерживал невысокий мужичок, и еще двое стояли рядом. Наверно, девушка в темноте не разглядела их посиделки – на полу в сене валялась бутыль самогонки и были разложена какая-то снедь.
— Эй, отпустите девушку, — крикнул Бэн, пытаясь сориентироваться и взвесить свои силы. Один против троих – можно справиться, если действовать быстро и у него было оружие.
Но Бэн никак не ожидал, что их окажется больше и кто-то ударил его лопатой пластом по спине. Как только юноша упал несколько крепких кулаков и тяжелых сапог стали колотить его, нанося удары в живот и по голове. Когда они прекратили Бэн не знал, на какое-то время он отключился, потерял сознание и пришел в себя, понимая, что порядочно разбит. Его навыки лечиться, используя витэ Катерины, были на высоте, только вот понять, как много крови вампира сохраняется в своем теле, сложно. Стараясь сосредоточиться на самых опасных повреждениях, Бэн спешно себя лечил, а где-то за его спиной плакала и кричала Равена.
Мужчин было пятеро, и девушку избили, а потом изнасиловали. И Бэн беззвучно лежал в шести футах от них и наблюдал, стараясь не привлечь к себе лишнего внимания. Он был уверен, что не сможет справиться с пятью, и рисковать своей жизнь он не мог – его жизнь принадлежала Катерине.
Коря себя своей некомпетентностью, слабостью и неспособностью защитить даже смертную подружку Бэн мысленно клялся стать сильнее и более никогда не бояться смертных. Найти на них управу, развить в себе те способности, о которых говорил Вильгельм.
Катерина стала сильна, быстра, а Бэн все так же слабый беспомощный смертный, обуза для госпожи, бесполезный кусок мяса для Равены.
Ужасное ощущение безнадежности, когда просто ожидаешь неизбежного и знаешь, что сам ничего поменять не можешь. Ощущение своей слабости и никчемности медленно, но верно ломало изнутри. Наблюдать со стороны, как кого-то, быть может, и не настолько уж важного, но все же дорогого, мучают и убивают – не для слабонервных. А Бэн был рядом, и позволял себе просто наблюдать. Девушка кричала несколько часов, а потом умолкла, и когда мужчины наигравшись, удалились, Бэн с разочарованием обнаружил, что Равена мертва. Она стала непривычно бледная, такая же, как и мертвая Катерина, а в бесцветных глазах Равены – немое осуждение, и Бэну казалось, что оно будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Он вынес ее измученное тело из злополучного сарая и утопил в реке. В последнее время топить много приходилось – Катерина была голодна, а Бэн – бездушный исполнитель – просто избавлялся от ненужных следов. Равена оставила ненужный след в его остывающей душе. Уже тогда, когда он, казалось, свыкся с тем, что просто пустышка, никчемный инструмент. Равена незаметно вошла в его жизнь, приютила, пригрела в своей постели, просто подарила несколько дней безмятежного сна. И так же незаметно, словно никогда рядом и не существовала – ушла. Смотря на бледно-синие очертания идущей ко дну девушки, Бэн понял, что может любить кроме Катерины кого-то еще.
***
(Берлин. Июль, 1515 года) Бэнджамин Груневальд
