сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 197 страниц)
— Решила? Включиться? — Вампирша звонко рассмеялась. — Я верчу этим городом, как мне захочется уже двести лет. Думаешь, мне требуется учитель? Хотя... — женщина кокетливо улыбнулась, как молоденькая фрейлина перед юным королем. Она играла, смешно, мило, по-детски. — Научи меня искусству гипноза!
— А взамен?
— Взамен? — Улыбка превратилась в оскал. — Ты будешь учить меня дисциплинам, будешь передавать информацию, что шепчет тебе Яснотка, будешь передавать Носферату то, что я скажу, а взамен ты не получишь ничего!
— Зачем тебе это? Зачем тебе я?
— Мне всего лишь нужен ручной Носферату! — Катерина стояла совсем рядом и пальчиками поглаживала ворот его рубахи.
— Согласен, — с улыбкой сказал Дмитрий. Палач удивленно на него посмотрела, впервые показывая свои настоящие эмоции.
— Вот так просто? Не побежишь жаловаться мамочке? Не побежишь ябедничать Вильгельму?
— А, правда, что Сенешаль твой любовник?
— Ревнивые нотки? — Катерина снова играла.
«Ревность?» Она преследовала Дмитрия всюду. Его Сир обожал свою дочку Алису, и все время сравнивал Дмитрия с ней. Яснотка давала ему крови, давала лишь в сосуде, не позволяя прикасаться к ней, кусать ее, а сама придавалась любовным утехам с Эрилес у Дмитрия на глазах. Эрилес тоже давала ему крови, редко, скудно, лишь чтобы поддерживать в нем Узы. И жажду, жажду чувств. Любых. Таких, которые испытывал сам Дмитрий. А он презирал Яснотку, за то, что она использовала его, за то, что она дразнила его, посмеиваясь над его психозами. И он ненавидел Эрилес, за то, что ее любила Яснотка, за то, что она была моложе Дмитрия, но Яснотка учила ее больше и чаще.
Катерину он пока не ненавидел. Но он был уверен, что будет.
— Кровь вампира вкусна, зачем мне отказываться, когда Вильгельм подает мне ее сам. Поцелуй вампира прекрасен. Пусть пьет мою кровь, пока я кручу им, как мне нравиться. Я презирала Вильгельма всю свою жизнь и нежизнь. Теперь он у моих ног! Ничто не сравнится с этим.
Дмитрий наклонился к ней, потянувшись к ее шее. Катерина резко отступила и закрылась от него.
— Нет, не так!
Самообманом можно заниматься долго, но действительность всегда одна – НИКТО НИКОГДА не пожелает давать ему крови из шеи, потому что его зубы причиняли адскую боль.
— Если желаешь моей крови, я могу поделиться, — произнесла женщина, надкусывая свое запястье.
— Ключ! — Холодно сказал Дмитрий, вновь надевая личину прыщавого подростка.
Катерина кивнула, улыбка пропала с ее лица, превращая его вновь в каменную маску. Достав из кармана военных штанов две связки ключей, она протянула ему одну, а вторую вернула в карман.
— До встречи, ручной Носферату, — произнесла она и исчезла.
— До встречи, Палач, — сказал в пустоту Дмитрий.
23 июля 1759 в сражении при Пальциге Салтыков наголову разбил двадцативосьмитысячный корпус прусского генерала Веделя. 12 августа 1759 года произошло Кунерсдорфское сражение. Фридрих был наголову разбит, из 48-тысячной армии у него, по собственному признанию, не осталось и 3 тысяч солдат. В результате одержанной победы дорога для наступления союзников на Берлин была открыта. Пруссия оказалась на грани катастрофы. «Всё потеряно, спасайте двор и архивы!» — панически писал Фридрих II. Однако преследование не было организовано. Это дало возможность Фридриху собрать войско и приготовиться к обороне Берлина.
15 февраля 1763 года Пруссия подписала с Австрией и Саксонией Губертусбургский мирный договор, подтвердивший права Пруссии на Силезию и графство Глац (ныне город Клодзко в Нижнесилезском воеводстве Польши).
Война окончилась победой англо-прусской коалиции. В итоге войны Пруссия окончательно входит в круг ведущих европейских держав. Начинается процесс, завершившийся в конце XIX века объединением немецких земель во главе с Пруссией.
(Шёнеберг, поместье Кормфилд. 1759 год). POV: Записи Бэнджамина Груневальда.
Когда я стал теряться в примитивных человеческих чувствах? Я не помню. Не замечал пока Катерина сама не начала подшучивать надо мной. Но это не правда! Я не верю ни в дружбу, ни в любовь, ни в счастливый конец. Уже давно перестал верить. Я оставил все попытки жить человеческими эмоциями и критериями, когда убийства на моем счету перевалили за сотню. Просто в какой-то момент мне захотелось одуматься и взглянуть на себя со стороны. Я знал, к чему приводит бессердечие, к чему это может привести и меня. Моя госпожа не сберегла свою душу, и я видел, как изменяется она и ее отношение к смертным. Я не хотел становиться таким же. Я пытался отдергивать себя, замечать хоть что-то хорошее кроме ненависти и страха. Но люди примитивны. Люди больны своей пошлостью и жадностью, и лечат себя они новым заветом и моралью, которая выеденного яйца не стоит.
Чего стоит моя мораль? Чего стоит моя душа? Если я не верю в любовь и дружбу, зачем так бессмысленно ищу их, словно это то спасение, которое избавит меня от бессмертия и любимой хозяйки. Но бессмертие – это именно то, что мне нужно, именно то, чего я искал всю свою смертную жизнь. Почему же теперь она пугает меня? Усталость? Слабость? Я не хочу быть усталым и слабым. Но я и не хочу превратиться в чудовище.
Но все не так просто. Я не добр, не милостив. Я рука Катерины, что лишь рубит и казнит. Есть ли хоть одно смертное существо, что захотело бы любить меня или дружить со мной?
Человеческая психика слаба и в тяжёлых ситуациях вырабатывается зависимость от людей, имеющих огромную власть над их эфемерными судьбами. Зависимость ведёт к привязанности, привязанность к любви. Мне ничего не стоит заставить их любить. Несчастные глупые девицы повторяют мне слова любви. Я вытягиваю их чувства, будто это именно то, что я жду. Но я жду именно любви. Словно умирающий от голода я жажду этих слов, как ничего иного. Я вытягиваю их признания и теряю к ним интерес. Пусть сотни барышень с чудесными формами одаривают мои уши признаниями, я глух к ним. Я жду эти слова не от них.
Я пытался искать дружественных отношений. На что может быть похожа дружба? Я не знаю, я никогда ее не видел и не испытывал. Могу ли я называть друзьями своих соратников по несчастью – таких же слуг, как и я? Мне казалось, что я завидую Анжело и Ларсу. Но это не так. Какой бы не была настоящая дружба она не должна быть похожа на притворную дружбу, проданную за услугу. Я не знаю, что такое дружба, но я ищу ее с не меньшем усердием, чем любовь. И в поисках, я превращаю людей в своих подопытных, ставя эксперименты над их слабой психикой и рефлексами.
Я хватаюсь за эти понятия, как за спасительную трость в глубоком болоте. Я понимаю, что мне уже не выбраться, что я давно утонул в крови и своей собственной лжи. Но каждая новая встреча, новый смертный, что пересекает мой путь, дает мне надежду, что все получится. В этот раз точно, наверняка.
Обрету ли я спасение? Божественное проведение: любовь и дружба. Бессмысленные слова. Мнимая философия моей давно проклятой души. Я подарил себя дьяволу и мне не на что надеяться. Лишь на ее любовь и дружбу. Но Катерина уверяет, что она никогда не станет для меня тем, что я ищу.
Зачем же я продолжаю пить тебя и обожать? Протяни мне руку, спаси мое сердце. Или моя новая мораль, возведенная на пьедестал моей безнадежности, обожжет меня огнем. И огонь этот сожжет мою любовь и дружбу, что я испытываю к тебе, госпожа.
Комментарий к Глава 1. Добро пожаловать в Берлин. Часть 09. Игры
[1] Фридрих II, или Фридрих Великий, известный также как по прозвищу Старый Фриц — король Пруссии с 1740 года.
[2] Семилетняя война (1756—1763) — крупный военный конфликт XVIII века, один из самых масштабных конфликтов Нового времени.
[3] 1 дюйм = 2,54 см
[4] 152см
[5] 15 дюймов – 38 см.
[6] Карл Генрих фон Веделль (Ведель), королевско-прусский генерал-лейтенант и военный министр
[7] Талер — В 1750 году в Пруссии была проведена реформа и введена так называемая Грауманская монетная стопа (по имени автора реформы Филиппа Граумана): теперь из марки стали чеканить 14 талеров. По новому стандарту вес талера составил 22,3 г, а содержание серебра снизилось до 16,7 г (750-я проба).
[8] После совершения Диаблери аура убийцы покрывается сетью чёрных полос, рассказывающих о его преступлении. Эта аура подсознательно вызывает отвращение и отталкивает даже тех, кто не способен её видеть.
[9] Королевская резиденция – имеется ввиду Берлинский Городской дворец (нем. Berliner Stadtschloss) – главная (зимняя) резиденция бранденбургских маркграфов и курфюрстов, а позднее прусских королей и германских императоров на острове Шпрееинзель на реке Шпрее в центре Берлина.
========== Глава 1. Добро пожаловать в Берлин. Рукопись 03. Сестры ==========
Беты (редакторы): Havoc
(Горж-де-Лу[1], 1781)
Жером был недоволен. Предыдущий клиент вернул дочерей разочарованный и потребовал свои деньги назад. Ему с трудом хватило, чтобы купить хлеба семье, и если сегодняшний клиент тоже откажется, им придется голодать. Нового клиента ему посоветовал хороший товарищ из закусочной “Куриные ножки”. Сказал, что мужчина обходительный, экстравагантный, но товар никогда не портит, и девушки всегда довольны. В Лионе клиент бывал проездом, останавливался в дорогих гостиницах Сэн-Жана, появлялся в светском обществе по ночам, транжиря свои несметные богатства, и снова уезжал. Жером обошел все гостиницы города в поиске знатного клиента и этой ночью ему удалось, наконец, его встретить, или клиент сам вышел на него. Описав своих дочерей, Жером попросил пять серебряных экю за пару дней развлечений. Клиент как-то уж слишком легко согласился, и обещал заехать к ним под утро.
Уже второй час, нервно утаптывая сухую траву, Жером бродил у своего дома, поджидая дорогого гостя.
В пять утра на горизонте показалась обшитая черным бархатом карета, запряженная четверкой красивых черных лошадей. Жером замахал им руками, привлекая внимание. Карета остановилась у дома, дверь распахнулась, и с подножки соскочил аккуратно одетый мальчик. Приняв из рук господина мешочек с деньгами, он передал его Жерому и потребовал привести девиц.
Жером вбежал в дом. Дочери были готовы уже давно. Младшая из зеркальных близняшек - Анэ, дремала на плече своей сестры Мари. Отец осторожно приподнял ее головку, пробуждая.
— Клиент ждет, милая, — сказал он, заставляя подняться.
— Не хочу, папочка, устала, — заныла она.
— Да ладно тебе, — жестко перебила Мари, — ты все равно большую часть времени валяешься как бревно, пока всю работу выполняю я.
Мари была ярко накрашена, на ней был тугой корсет, доставшийся еще от погибшего мужа, Анэ же даже не уложила волосы, казалась светлым и нежным отражением сестры.
Подгоняя девушек, Жером давал строгие наказания:
— Клиента не злить, если вы ему понравитесь, он приедет еще, клиент щедрый и богатый. Так что не шалить, — он погрозил Мари пальцем.
У дома их уже ждал слуга и, подхватив девушек под руки, он повел их к карете, помог забраться. Захлопнув дверцу, заскочил на козлы, говоря кучеру трогаться.
Лошади резко мотнули головами, разворачивая повозку, и карета умчалась, оставляя Жерома одного.
В карете было очень темно. Девушки молчали, Анэ испуганно прижалась к сестре и дрожала. Сидящий перед ними мужчина был в широком тяжелом плаще с острым воротником и большой шляпе. Наконец он обратил на них внимание. Приподнял глаза и снял головной убор. Мужчина был стар, старше их отца, широкоплеч и невероятно красив. Девушки, затаив дыхание, смотрели на его глубокие голубые глаза, аккуратно выбритое лицо в тонких морщинах, безупречно белые зубы в улыбающемся рту.
— Жак Сирк, — представился он, нарушив тишину.
— Анэ Бланшар.
— Мари Жарнуэ.
— Вы ведь сестры? — Клиент удивился их разным фамилиям.
— Вдовы, — хитро улыбнулась ему Мари. Их мужья погибли в один день на стачке рабочих год назад. Мужики были бедны, брак был по любви, и после их смерти девушкам пришлось голодать и продаваться, чтобы хоть как-то прокормить семью: отца, мать и четырех младших сестер и братьев.
Мари подсела к нему и фамильярно стала поглаживать его невероятно холодную, ухоженную руку.
— У нас большой опыт, мы можем доставить вам неземное удовольствие, — шептала она ему.
— Уверен, — мужчина провел языком по зубам, разглядывая шею проститутки.
Девушки были весьма недурны. Мягкая светлая кожа, полная, упругая грудь, узкая талия и бедра. Жак ждал с ними встречи давно, и сегодня предвкушал чудесный час наслаждений перед дневным сном. Ему хотелось поторопить конюха, он был голоден, а присутствие девушек в такой близости раззадорило его аппетит.
Анэ сидела скромно опустив глаза, на ней было платье с очень глубоким декольте и шнуровкой на спине, на голове светлый чепчик и на ногах туфельки-мюли – подарок отца на ее двадцатилетие. Корсета у нее никогда не было, но и без него ее талия казалось очень узкой и привлекательной.
— Разденься, — сказал ей Жак, не дожидаясь прибытия к гостинице.
Анэ, подняв глаза, испуганно посмотрела на сестру. В ней не было той горячей страсти и похоти, которой славилась ее более живая и активная половинка. Это Мари предложила зарабатывать подобным образом, и Анэ ничего не оставалась делать, как последовать за ней. Каждый клиент был для нее пыткой, и Анэ старалась оставаться в стороне, не привлекая их внимание, предоставляя инициативу сестре.
— Я хочу взглянуть, — повторил клиент.
Анэ потянула за ремешок за спиной, распуская узлы. Все еще смотря в пол, она стала неспешно стягивать с себя платье. Жак не торопил ее, с удовольствием следя за ее движениями и тем, как обнажается светлая кожа. Спустив платье до бедер, девушка остановилась. Клиент продолжал смотреть на нее, предвкушая, как останется с ней один на один и позволит своему желанию разорвать ее кожу. Мужчина пожирал Анэ взглядом, вдыхая ее живой аромат.
Карета остановилась около загородной гостиницы. Жак наклонился к девушке и помог спрятать ее грудь в платье, не позволяя его завязывать. Анэ пришлось придерживать платье рукой, чтобы одежды не упали.
Слуги помогли им выйти, и, взяв девушек под руки, Жак ввел их в свой номер, занимавший почти весь этаж. В спальне уже стоял столик с фруктами и несколько бутылок шампанского, рядом с огромной кроватью стояла тяжелая ванна, полная горячей воды. Мари с удовольствием причмокнула, такого богатого клиента у них не было никогда.
Мужчина снял с себя камзол и передал его слуге, оставшись в безупречно белой накрахмаленной рубашке с отглаженным жабо и манжетами. Слуга, приняв платье, поклонился и вышел, но на его смену пришел другой. Плотно сложенный, с узким серым лицом. Сложив руки перед собой, охранник встал у двери. Мари презрительно оглядела его, он был похож на профессионального наемника, и хозяин, вероятно, имел его при себе в качестве телохранителя.
Жак подошел к столу и, открыв бутылку, наполнил два бокала. Потом подошел к Мари, которая ослепительно ему улыбнулась и приняла бокал. Проститутка села на край кровати и, закинув ногу на ногу, приподняла край платья, обнажая стройные ноги. Мужчина подал бокал и Анэ, которая скромно стояла посреди комнаты. Взяв бокал из его рук, девушка сделала большой глоток и попыталась улыбнуться. Он обошел ее, поводя своей гладкой рукой по ее оголенной спине, девушка слегка кашлянула, шипящее шампанское щекотало ей горло. Жак снова вернулся к Мари, и сев рядом с ней, положил руку на коленку девушки.
— Позволь я тебя омою, — сказал мужчина, наклоняясь к ее шее.
Мари игриво кивнула, она слышала от отца, что о богатом клиенте ходили странные слухи, она была готова к причудам и потянулась к завязкам корсета. Но мужчина остановил ее руку, и сам стал медленно и неспешно снимать с нее одежду, целуя ее грудь и плечи. Эти поцелуи были невероятно мягки и приятны, девица чувствовала, как возбуждается и заводится.
Мужчина снял с нее корсет, широкую юбку и нижнее платье, обнажив ее полностью. Она гордо выпрямилась, расправив плечи и приподняв и без того большую грудь. Клиент медленно провел пальцами по ее соскам, от чего те затвердели, и стал целовать ее в ложбинку между грудей, медленно спускаясь по ее животу.
Жак с трудом сдерживал себя, но это были любимые моменты его игры. Он обожал чувствовать, как жжет его зубы, пока он не позволяет им появиться, как наполняется слюной его рот, приближаясь к зовущим и мягким венам, полным крови. Его зачаровывали эти живые, еще теплые тела, и он с упоением ждал, оттягивая момент.
Мужчина подал Мари руку и подвел к ванне, от воды шел пар, но она была не слишком горячей, идеальной температуры для человеческого тела. Он помог опуститься девушке в воду, капнул себе на руки пахучего масла и стал гладить ее под водой, прижимая к ней свои руки. Так смертная не почувствует, как холодна его кожа. Рукава рубашки намокли, но Жак продолжал сидеть с ней рядом, сжимая ее грудь и поглаживая девушку между ног. Мари громко дышала. Опустив руку в воду по плечо, Жак ввел в нее свои пальцы. Она задрожала и застонала. Мужчина продолжил ласкать девушку, пока она не кончила, закричав и выгнувшись, погружаясь в воду.