сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 197 страниц)
Она удовлетворённо кивнула, и я, оставив дом, поспешил за ней.
Луна ярко освещала крохотные дома. Она направилась к следующему, и я с ужасом подумал, что она продолжит убивать. Но, войдя в дом, она лишь взяла пару свечей, а также немного хлеба и воды для меня. Я только сейчас понял, что не ел уже двое суток и был безгранично ей благодарен за такую заботу. Катерина, смеясь, смотрела на то, как жадно я поглощал сухой хлеб. Этот смех, лаская мой слух, согревал меня. Я был счастлив.
Неспешно двигаясь, мы прогуливались по ночному Тиргартену, вслушиваясь в редкие звуки леса. Воздух остыл и я понял, что замерзаю. На мне были лишь чулки и тонкая рубаха без ворота, но такими мелочами я не смел её тревожить. Когда доел, она зажгла свечу и передала мне, только теперь я заметил, насколько было темно. Освещая перед собой дорогу, стал идти быстрее. Катерину же темнота нисколько не смущала. Она шла легко и грациозно, длинная белая юбка Катерины развивалась шлейфом и стелилась по мокрой земле, цепляя мелкие ветки и листья. И мне очень хотелось нагнуться и освободить любимую от этого груза. Словно зачарованный я следовал за ней.
Через несколько часов мы дошли до беседки, что располагалась почти в центре леса. Благородные охотники использовали её для отдыха в жаркие летние дни. Женщина присела на мягкий не убранный на ночь пуфик и, указав мне на место рядом с собой, стала говорить:
— Ты можешь забыть те сказки, что слышал от деревенских старух, это просто детские пугалки. Вампиры не выбираются из своих могил, если, конечно, не легли туда в прошлую ночь, не считают потерянные зёрнышки и не боятся чеснока. Я отражаюсь в зеркале, а кол… — она не секунду запнулась, — не убивает вампира. Только солнечный свет - если он коснётся меня, то мгновенно умру.
Я вдруг с ужасом понял как близко рассвет. Мы находились далеко от любого укрытия, и сереющее небо говорило о приближении солнца.
— Тогда нам надо поспешить и найти тебе укрытие.
— Я сама могу позаботиться об этом, — она была спокойна. — А ты... ты стал рабом моей крови. Она будет удерживать тебя и твои желания. Сегодня дам тебе выбор, мой друг, ты сможешь уйти, пока ещё не слишком поздно.
— Нет, — в своём решении я был твёрд, и хотя сейчас в моей голове мелькнула мысль, что пробудившиеся к ней чувства вполне могут быть вызваны силой проклятой крови, я знал, что это были мои чувства, только мои, — никогда не оставлю тебя. — Опустившись перед ней на колено и сжав любимую ладонь, посмотрел в прекрасные глаза. — Я много лет любил тебя, и сожалею, что был слаб и не сказал тебе об этом, был слаб и не забрал тебя от твоего мужа-тирана, был слаб и ушёл. Я больше никогда не уйду. И больше не буду слабым. Прошу, прими мою любовь, я хранил её долгие годы. Даже будучи уверенным, что ты мертва, я не забыл тебя.
Она отвела взгляд.
— Не говори мне больше об этом.
— Я молчал слишком долго и вот к чему это привело. Позволил тебе остаться в том доме и твой муж превратил тебя в вампира, но клянусь, больше не буду сдерживать свои чувства.
Катерина забрала свою руку и, отодвинув меня, поднялась.
— Не говори мне о любви, в моём сердце её больше нет, и не уверена, что у меня вообще есть сердце, — голос Катерины был спокоен. — И не Равенсбург сделал меня такой. Мой создатель Густав Брайденштайн, он мой Отец и я благодарна ему за тот дар, что получила от него. И не Вильгельм виноват в этом, это моя мать, она продала меня Густаву за твоих лошадей и мои поля. А ты, ты можешь ещё выбрать жизнь. Простую человеческую жизнь, которая закончится через пару десятков лет, тихо и мирно. Со мной же ты будешь знать только смерть. Ты видел, что мой голод делает с людьми, это неизбежное зло. Мне надо питаться, и так будет продолжаться вечно. Ты хочешь этого?
— Да, любовь моя!
— Прекрати, — теперь Катерина рассердилась. — Я просила не говорить мне о любви. Никогда. Никогда более не говори мне об этом. Ты понял?
Я опустил голову. Мне очень хотелось рассказать ей о переполняющих меня чувствах, о неземной любви, что ещё мальчишкой я испытывал к маленькой подруге, о горячей страсти, что мучила подростка, о болезненной, тянущей тоске, что давила на меня, когда я стал взрослым мужчиной.
— Да, Катерина, больше никогда.
Я видел, что она была расстроена. И переживал, что это была моя вина. Сжав кулаки, поклялся больше не тревожить её своими глупыми словами. Любовь это не слова, а поступки, и я сделаю всё, чтобы Катерина знала, как сильно она дорога мне. И мне плевать на всё человечество, которое вампирша в один прекрасный миг поглотит в своей вечной жажде, пусть они все исчезнут. Лишь бы она была рядом, была со мной.
— Я останусь с тобой, и это мой выбор.
Женщина кивнула. Потом обошла беседку и приоткрыла погреб, что слуги использовали как кухню и склад. Мы спустились в сырое и грязное помещение. На полу она открыла ещё один люк, погреб для вина, и легко спрыгнула вовнутрь. Я решил последовать за ней, но она остановила меня
— Если ты войдёшь, то не сможешь выйти до заката. Мне придётся запереть его.
— Я готов.
Она позволила мне войти и задвинула тяжёлый засов, прикрученный с другой стороны люка. Здесь было очень мало места, сыро и земляной пол был влажный и липкий. По углам было раскидано несколько бочек, а у одной из стен валялась грязная мокрая шкура. Она подошла к ней и легла, сложив руки на груди, как мертвец. Держа тусклую свечу, я сел рядом с ней на землю и осветил её лицо. Катерина резко отпрянула и отодвинула мою руку. Быстро задул свечу и, оказавшись в полной темноте замер, не зная, что делать. По шороху я понял, что она снова легла. Меня начал охватывать страх, я вдруг осознал, что весь день мне придётся провести в этой кромешной тьме.
— Когда усну – моё тело умрёт, и я буду похожа на труп, но ты не пугайся, это нормально для вампира, — я слышал голос Катерины очень близко с собой, и понял, что интуитивно нагнулся к ней, испугавшись темноты. — Что бы ни случилось, не открывай люк. Если ты это сделаешь - моя сущность умрёт. Окончательно и бесповоротно.
Я кивнул, но, поняв, что она не сможет этого увидеть, сразу подтвердил свой жест. Мой голос оказался хриплым и испуганным и я несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.
Пальцы Катерины пробежали по моему плечу, локтю и, добравшись до кисти, обхватили ладонь. Моё сердце радостно и звонко заколотилось, страх мгновенно прошёл, и я мысленно поблагодарил Катерину.
— Спокойного дня, — сказал мягкий, журчащий голос. В темноте и полной тишине он ещё долго звучал в моих ушах.
Я понял, что взошло солнце, потому как одеревенели её руки. Моё же тело, пробудившись от долгого сна, пылало огнём. Кровь Катерины, как будто желая выбраться на поверхность, разрывала меня, наполняя силой и безудержной страстью к прекрасной женщине, лежащей у моих ног. Весь день я сжимал её руку, шепча слова любви, стараясь сдержать себя и не обидеть своими грязными желаниями. Целовал любимые пальцы, изливая свою нежность и боль, скопившиеся во мне за все эти годы. Я видел, как кровь Катерины отзывается во мне, заставляя желать её ещё сильнее. Но возлюбленная была мертва, неподвижна, бездыханна. Я сходил с ума, боясь, что она не проснётся, молился всем богам о спасении. Плакал от счастья, что был с ней и горя, что её здесь нет.
Когда Катерина проснулась, я был истощён физически и духовно. Я хотел её, хотел её крови, хотел близости и любви. Но не смел просить ни о чём. Не сегодня, не сейчас... ни сотни лет спустя.
Комментарий к Глава 1. Добро пожаловать в Берлин. Часть 04. Верный пес /POV
[1] Вильмерсдорф — район расположен в двенадцати километрах от старого Берлина
[2] Грум — слуга, сопровождающий верхом всадника либо едущий на козлах или на запятках экипажа; также мальчик-лакей
[3] Моабит — район расположен в двух километрах от старого Берлина
[4] Тиргартен — леса на западе от Берлина назывались Большой лесной бор, использовались как охотничьи угодья. Расположен в трёх километрах от старого Берлина
[5] Прислужка — слуги в доме, дворня, люди, для домашних работ и услуг
========== Глава 1. Добро пожаловать в Берлин. Часть 05. Жизнь трэлла ==========
Беты (редакторы): Норвен Анариэль
(Берлин. Осень 1508 года)
Служить бессмертной оказалось тяжелой задачей. Первые недели после обращения Бэн послушно ходил следом, впитывая каждое слово, каждое движение своей госпожи. Познавая и знакомясь с миром тьмы, юноша постепенно терял связи с миром живых.
У них не было денег, не было постоянного крова. Днем Бэн спал, чтобы были силы следовать за Катериной ночью. Он смотрел за тем, как она убивает, и понемногу воровал у своих бывших товарищей. Но на объедки крепостных особо не разживешься. Через полгода Бэн чувствовал себя измученным, измотанным. Постоянный страх, постоянное недоедание, постоянный недосып ослабили его, несмотря на вампирскую кровь, которая дарила необычную силу и стойкость.
Кроме того к его обычному голоду присоединился какой-то противоестественный. Жажда, которая насыщалась лишь кровью Катерины. Без этой крови уже через три недели начинала кружиться голова, ломить суставы, ныло тело. Без этой волшебной крови через месяц смотреть на то, как питается госпожа, становилось пыткой, он почти себя не контролировал, временами приходил в себя рядом с допитым Катериной телом, слизывая капельки засохшей крови с шеи жертвы. Это сводило с ума, появлялись провалы в памяти, иногда ему снились сны, в которых он убивал, зверски съедал своих жертв.
Жуткая нищенская жизнь в грязи и отбросах выжимала из него остатки человеческого.
Катерина пыталась давать ему больше витэ, но Бэн не хотел ее тревожить своими проблемами, и перебои с питанием доходили до двух месяцев. Тогда он действительно убивал. Но это больше походило на наваждение…
***
(Берлин, Берлинский Городской дворец. Июнь 1509 года)
Катерина решилась сообщить о трэлле Густаву лишь в начале лета. Она не боялась Сира, как это делали Вильгельм и Клаус. Старшие сыновья Принца уверяли Катерину, что за подобное своеволье ее казнят. Густав никому не позволял передавать витэ. Никаких Уз, никаких рабов. Никому. Все его дети пили кровь своего создателя и все они пользовались его трэллами, что давало Принцу безграничный контроль над своими Потомками.
Катерина верила, что Густав правитель справедливый и добрый, но, когда она явилась к нему с повинной, Густав, казалось, рассвирепел.
Принцу, конечно же, было известно о проступке дочери, но он ждал этих слов от нее лично, именно для того чтобы выразить свое негодование в полную силу.
Его глубокий сухой голос наполнял всю залу, дребезжал и носился по коридорам склепа под строящимся дворцом Берлина. Густав снова и снова повторял дочери, что она ослушалась, нарушила его законы и за это должна быть наказана. Вильгельм и Ульрик лишь одобрительно кивали, поддерживая своего создателя, а несчастной вампирше ничего не оставалось, как просить о милости.
Велико же было удивление старших Отпрысков, когда Густав внезапно дал ей позволение на слугу и велел доставать его следующей ночью для представления. После все посторонние зрители были выгнаны, и Густав продолжил беседу с вампиршей наедине.
— Я никогда не делаю ничего за просто так, — голос Принца был вкрадчивым и угрожающим.
— Ты будешь наказана, как я и говорил. Сегодня тебе будут отсечены руки, а после того, как явится твой пасынок, ты будешь лишена голоса. И я запрещаю тебе восстанавливаться месяц. — Наказание было не настолько уж суровым, сколько унизительным. — И по истечении месяца ты будешь приходить ко мне каждую ночь, помогая мне обучаться наивысшей дисциплине Контроля над мыслями. Никому не должно быть об этом известно, и ты не должна пропускать ни одной ночи, пока я не добьюсь успеха. Это твоя плата.
— Да, мой господин. — Катерина глубоко поклонилась. В глубине души она была уверена, что Густав сделал ей одолжение и то, что ей придется оказать ему помощь, это лишь великая честь, которую она может оказать своему любимому создателю.
Но потом Катерину отвели в одну из небольших камер. В комнате присутствовали все Каиниты Бранденбурга – дети Густава, Бруджа Мазель, Малкавиан Суе, а так же большинство трэллей Густава. Наказание было показательное, чтобы никто не смел более ослушаться приказов Принца, Ульрик отсек ей обе руки когтями. Это было невыносимо болезненно и Катерина, крича и плача, каталась по полу под презрительными взглядами братьев.
Вернувшись к своему слуге, Катерина соврала Бэнджамину о причине отсутствия кистей. Она не знала и не понимала почему, но ей не хотелось травмировать юношу своими проблемами. Несмотря на то, что воспоминания о смертном были смутными и расплывчатыми, она чувствовал сильную тягу к нему, и вела себя с ним, не как хозяйка, а как равная.
***
(Берлин. Весна 1509 года) Бэнджамин Груневальд
После того как Катерина вернулась на тренировки к Вильгельму, она объяснила, что голод и плохое самочувствие вызывается отсутствием ее крови в теле смертного и стала давать Бэну полпинты в неделю. Переносить жажду стало легче, а вот встречи с Вильгельмом и его постоянные насмешки и угрозы были невыносимы. Так же Катерина обмолвилась, что Бэну предстоит представиться Принцу, она стала больше рассказывать про мир бессмертных, объясняла правила. Готовила…
Но подготовка оказалась ни чем по сравнению с настоящей встречей с древним Каинитом.
Катерина велела слуге не поднимать головы, не смотреть на Принца, лишь на его ступни. Не приближаться к владыке домена и не говорить с ним без приказа. Сотни раз заставляла повторять фразу приветствия, правила и законы домена и также Традиции Камарильи, на которых стоились взаимоотношения бессмертных.
В день представления, перед стоящимся Берлинским дворцом, Катерина вдруг сообщила, что Принц вправе казнить Бэнджамина без особых причин. Юноша посмотрел на госпожу – она была необычайно бледна и лишилась кистей после последней встречи с Густавом. Его сердце обволок страх, но отступать было некуда – отступать было невозможно. По утверждению Катерины Принц мог отыскать их где угодно и призвать к ответу дисциплинами.
Вампирша подвела его к подземному входу рядом с часовней. Тут располагалась старые склепы, а также строилась подземная тюрьма для особо опасных негодяев. По длинным узким коридорам она провела своего трэлла до большого зала в гробнице Гогенцоллернов и с опаской открыла пред ними дверь.
Принц восседал на огромном каменном троне, одного взгляда на него Бэну было достаточно, чтобы наполнится трепетным страхом. Густав Брайденштайн – древний могущественный старейшина – выглядел как пожилой мужчина лет тридцати пяти с седеющими волосами, гладко выбритым волевым подбородком, широким грузным телосложением и небольшими, но очень прозорливыми глазами.
По указу Катерины Бэн сразу опустил голову и, пройдя на середину зала, упал на колени. Рядом встала его госпожа, и лишь это удерживало его от безудержного желания броситься прочь. Катерина тоже склонила голову, она не позволяла себе смотреть на Сира без его позволения. В такой позе они простояли минут десять, Бэн покрылся холодным потом, постоянно считал про себя до десяти и повторял заученные фразы. Принца окружал ореол значимости и властности. И эта аура давила на бедного смертного.
— Говори, — наконец велел Принц.
— Господин, — Катерина сделала к нему шаг, но не приблизилась более чем на длину вытянутой шпаги. — Я привела своего раба, о котором рассказывала вам. Он готов представиться, прошу, дайте ему позволение служить мне и быть моим трэллем.
— Пусть представится, — голос принца – холодный, бездушный. От его тембра у Бэна пересохло во рту и прежде чем начать говорить, юноша неловко кашлянул.
— Ваше Величество, великий хранитель домена Бранденбурга, Принц объединенного Берлина, создатель Камарильи, Густав Бранденштайн, мое имя Бэнджамин из Грюневальда, я был рожден двадцать лет назад в Шёнеберге. И я прошу вашего величайшего дозволения отдать мою душу, сердце и все жизненные силы на служение госпоже Катерине Кормфилд с сего дня и до скончания моего века.
Принц не ответил, и у Бэна затряслись ноги, напряжение росло, ему стало тяжело дышать, словно в старом склепе не осталось воздуха. Но присутствующие в зале другие слуги Густава чувствовали себя нормально, и как уже объяснила ему Катерина, они тоже были смертными.
— Пусть встанет и подойдет, — указал Густав, и Катерина махнула слуге культяпкой прикрытой плащом.
Бэн резко выпрямился, не поднимая головы, сделал два шага к старейшине и замер. Рядом с ним стоял Вильгельм и второй Отпрыск Густава – Клаус. От этого обстановка казалась еще более напряженной. Бэн чувствовал себя кроликом рядом с этими кровопийцами. Любой из них мог легко убить его в считанные секунды. Осушить или просто свернуть шею.
