сообщить о нарушении
Текущая страница: 148 (всего у книги 197 страниц)
— И как ты мог после этого подпустить меня к Амалии! — Продолжал негодовать вампир. Он поднял кусок ткани в своей руке и показал слуге, — я не контролирую себя, когда пьян. Я был невежлив с ней? Я помню, как домогался бедной девушки. Я говорил ей очень неприличные вещи! — Дмитрий был расстроен, — Амалия не должна была видеть меня в таком виде.
— Простите, — снова повторил гуль.
— Ты должен извиниться перед ней за мои поступки! — Твердо сказал Дмитрий. — Я вел себя неприлично. Отправляйся и извинись!
— Но Сир, через два часа я еду в Гамбург, по вашему распоряжению. У меня важная встреча.
— Да, я помню. Перед этим заскочи к Тремерам и передай Амалии мои извинения. Или мне стоит поехать самому?
— Нет, нет! — Замахал руками гуль, выражая свой протест. — Я все передам ей!
— Хорошо. — Дмитрий немного расслабился, — не хочу, чтобы она обижалась на меня. Ей хватает и боли от моих зубов. Это было очень невежливо с моей стороны.
Дмитрий странно посмотрел на гуля.
— И с твоей.
Ларс сжался, не позволяя своим мыслям быть услышанным. Но Дмитрий и не настаивал. Гуль вдруг понял, что его поступки расстроят господина и стал тщательно скрывать свои эмоции, чтобы не огорчить хозяина.
— Ты извинишься за себя и за меня, — Дмитрий не вник в происшествие со своим гулем, сосредоточенный только на себе он лишь мельком заметил в мыслях своего слуги что-то не ладное. Но сразу забыл об этом.
— Сегодня же заеду к ней, — поклонился Ларс.
— Хорошо, хорошо. И не давай мне больше пить! Ненавижу пьяных! Я ничего не помню, что произошло вчера. И голова болит!
— Больше никакого алкоголя, — покорно кивнул головой слуга.
— Надеюсь, Амалия на меня не сердится. Возвращайся поскорее из Гамбурга. Я буду с нетерпением ждать ее слов. Может пригласить ее сюда, чтобы лично сказать? — Дмитрия это явно сильно беспокоило.
— Я передам ваше пожелание Петру.
— Прекрасно! Тогда смогу насытиться нормально. Пусть приедет в следующий выходной, — распорядился вампир, обрадовавшись предстоящей встречи и забыв обо всех проблемах.
Ларс прибыл в капеллу в два часа ночи, но Диту не застал. Он передал просьбу Дмитрия Петру и, забравшись в повозку, направился в сторону Гамбурга.
***
Груневальд, Herthasee.
19 октября 1811 год. Ночь. Воскресенье (Виктория Грейс)
Виктория приехала поздно, часы показывали семь, когда она вошла в небольшой домик на окраине Груневальда. Высокий мужчина поднялся, приветствуя ее, и критично посмотрел на грязные изорванные вещи. Виктория лишь усмехнулась его недовольному взгляду и стала спешно раздеваться, отбрасывая одежду в угол комнаты. Оголившись, она расправила плечи и подергала редкие, выжившие после стрижки волоски.
— Зато я сытая, — сказала она, подмигивая ему и шлепая голыми ногами по начищенному полу, уселась в кресло.
— Я был уверен, что ты уже не явишься, красотка, — сказал мужчина и слегка поцеловал ее кисть. У него была темная, как у восточных людей кожа, темные волосы и густая темная борода. Выглядел он лет на сорок, казался крепким и сильным, а черные глаза проницательно светились умом.
— Только без нежностей, Грегорис, — отдернула она от него руку, — я жду свежих новостей!
— Ничего из того что ты не слышала. Город в ожидании, Наполеон со дня на день явится за войсками для захвата России, повстанцы готовы напасть на него, как только он окажется в землях их княжеств, а Русские Носферату потирают ручонки в ожидании ошибок великого генерала.
— Думаешь, он ошибется?
— Как только он попадет на территорию владения Русичей, он будет делать то, что будет выгодно лишь им. Он не сможет сражаться с ними на их земле. Наполеон падет, и Франция будет у наших ног. Не пройдет и года, я тебе обещаю.
— Звучит очень привлекательно. А я буду Примагеном! Изабелла пригласила меня на торжественный ужин с Робином, и через пару часов страстных переговоров, старейшина указал на меня, как на лучшего претендента. Изабелла чуть не съела свое платье от негодования, но и слова не сказала поперек.
— Ты прекрасна, когда говоришь о своих победах, — мужчина приподнял ее за подбородок и поцеловал, теряя свою маску.
— А ты отвратительно уродлив! — Сказала она игриво, — укуси меня.
— Все что пожелаешь, моя королева!
Носферату легким движением вытащил из кармана плотную повязку и повязал женщине на глаза, она подалась, словно следуя знакомым шагам привычной игры. Грегорис скинул с себя белую рубашку, и нежно поглаживая ее тело, укусил ее за шею. Женщина от удовольствия заскулила, вцепляясь руками в подлокотники. Когда вампир оторвался от ее шеи, Виктория потянула его к своим губам и прокусила изрезанную глубокими трещинами шею.
— Обожаю тебя, моя королева, — шептал Грегорис, наслаждаясь Поцелуем вампирши.
— Обожаю тебя, мое ничтожество.
***
Берлин, Prenzlauer Tor, военные казармы.
20 октября 1811 год. День. Понедельник. (Бэн)
В маленькой каморке в казармах было тепло и уютно. Дита перенесла в свою комнатку в капелле пару одеял, но согреться под ними зимой ей все равно не удастся. В казармах же была построена хорошая печь, и трубы проходили рядом с комнатой гулей. Тут всегда было тепло. Дита приехала к Бэну с расветом и сразу забралась к нему под бок. Юноша положил на нее тяжелую руку, словно накрывая ее броней раковины, и девушка успокоилась. Заснув в объятьях друга, она ненадолго забыла свои беды...
— Дита, поднимайся, обед уже готов.
Девушка удивленно приподняла голову, а потом вскочила с постели.
— Ты не разбудил меня? — Разочаровано она сжала губы.
— Я пытался, но ты так крепко спала, — Бэн с улыбкой развел руками и быстро подтолкнул ее к стулу, усаживая перед столом.
Девушка приветственно улыбнулась подруге и взяла ложку. Бэн приготовил для нее густую похлебку, но настроение было отвратительным, и кусок в горло не лез. С трудом съев половину, Дита сидела за столом и молчаливо ковырялась в еде. Последние несколько недель слишком сильно давили на ее психику, и Дита ни с кем не могла поделиться своими тревогами и переживаниями. Девушка боялась, что Бэн слишком агрессивно воспримет то, что Ларс ее изнасиловал. Возможно, направит свою злость на гуля и пострадает в итоге сам. Возможно, обругает Диту, что та вела себя не достаточно осторожно. А может рассердиться, что Дита не смогла постоять за себя и обрушит свой гнев на нее, прогонит и более не подпустит к себе. Этого Дита боялась больше всего, ведь тогда она потеряет единственных друзей и Джетт лишится информации, за которую он хвалил свою слугу.
— Ты выглядишь подвалено, — заметила Ангелина, первой управившись с едой.
— Просто не голодна, — натянуто улыбнулась девушка.
— Соскучилась по мне? — Обнял ее юноша, — доедай, и сможем понежиться в постели.
— Фу, как пошло! — Воскликнула Ангелина. — Её явно что-то тревожит, а ты лишь о постели думаешь!
— Все в порядке, Ангелина, — попыталась успокоить подругу Дита.
— Нет, ты должна делиться. Мы же семья! — Громко настаивала женщина.
Дита смущенно улыбнулась такой фразе. Ангелина не редко называла ее «сестричкой», «младшенькой», и они правда напоминали милое семейство, но слышать это вслух было очень приятно.
— Не приставай к ней! — Строго заметил Бэн, — она расскажет, если сама пожелает.
— Тебя вообще ее печали и горести не волнуют. Поэтому я расспрашиваю! — Продолжал гнуть своё Ангелина.
Дита постаралась спокойно выдохнуть и расслабиться, быстро придумывая в голове, что соврать. Она не хотела, чтобы еще и Ангелина узнала ее тревоги. Может с Бэном она бы поделилась. Но женщина воспримет все слишком неадекватно и толкнет Бэна к действиям, требуя возмездия. И хотя Дите не терпелось отомстить, она понимала, что должна все сделать сама.
— Я порвала твое пальто, Ангелина. Мне очень жаль, — Дита опустила голову, надеясь, что Бэн не будет читать ее ауру и не узнает, что она врет.
— Ерунда, я починю.
— Спасибо, — постаралась сказать как можно радостней Дита, — прости, что не сберегла.
— Ну, вот и отлично! — Прервал их Бэн. — Ты наелась, милая? Может, отправим Ангелину?
Женщина фыркнула и, не дожидаясь ответа Диты, поднялась и стала собираться тарелки, сердито бормоча под нос ругательства в сторону братца. Но Бэн не обращал на сестру внимания, обнимая и прижимая к себе Диту.
Девушке ужасно не хотелось близости в этот день. Словно чувствуя отторжение ко всему мужскому полу, Дита хотела, чтобы Ангелина осталась и чтобы Бэн к ней вообще не прикасался. Сжавшись, она ежилась, не зная как объяснить это другу. Но Дита не успела ничего сказать, женщина покинула комнату, и Бэн сразу усадил подругу к себе на колени, стал ласково гладить и целовать. Девушка отвечала с неохотой, зажимаясь все сильнее, но Бэн, казалось, не замечал этого, действуя все настойчивее.
— Прости. Я немного не в настроении сегодня, — наконец выдавила Дита, быстро соскальзывая с его рук.
— Что? — Бэн удивленно свел брови, больше негодуя ее отказом, чем фактом, что он нежеланен.
— Холодно в капелле, я спала совсем мало и … — Дита на ходу придумывала оправдания, — не поела, а еще надо в библиотеку заехать, и … — Дита тяжело вздохнула. — Я пойду.
Бэн удивленно смотрел на нее, все еще не понимая, что происходит.
— Ангелина была права, ты чем-то встревожена. — Твердо сказал он. — Ходила вчера к Джетту? Что-то у него случилось?
Дита не ответила, лишь слабо кивнула. Бэн продолжал следить за ней, и Дита не могла понять причины. Но нередко она была рада, что он знает обо всех ее передвижениях.
Сжимаясь под настойчивым взглядом друга, Дита все не могла найти в себе силы признаться в том, что с ней случилось, чувствуя свою вину и стыд.
— Думаешь, соитие тебя не утешит? — Спросил он, снова притягивая ее к себе.
Дита покачала головой. Она пыталась представить реакцию Бэна, надеялась, что он поддержит и поймет. Что утешит и поможет справиться с внутренним конфликтом и негодованием, что поможет придумать, как отомстить Ларсу, и сам не пострадает. Но Бэн был не из тех, кто слушает и понимает.
— Мне хотелось бы видеть Джетта чаще, быть ближе, спать с ним…
Бэн расстроено вжал голову в плечи, и Дита поняла, что начала совсем не с той стороны.
— Ты ведь знаешь, как тяжело без господина, как хочется быть с ним рядом? — Попыталась объясниться девушка.
Юноша лишь отрывисто кивнул.
— Я думала, ты поймешь, — рассеяно проговорила она.
— Мне не нравиться, когда ты говоришь о других мужчинах. Пусть даже это твой хозяин, — сказал Бэн строго.
— А если все-таки окажется…
— Что? — Бэн вскочил, и у Диты от ужаса екнуло сердце. Она опустила голову, чувствуя себя вновь виноватой во всех своих проблемах и безжалостно критикуя себя и свои поступки.
— Я ведь говорил тебе – никаких других мужчин! Ты обещала! Если я узнаю – убью вас обоих! — Он кричал на нее и Дита всхлипнула.
— Позволь я уйду, — сказала она чуть слышно, девушка была слишком подавленна.
— Ты была с Джеттом? Ты была с кем-то еще? Ты должна была быть лишь моей! — В его голосе слышалась злоба и негодование.
— Как ты можешь требовать такое? — Не выдержала Дита, — мы лишь рабы своих господ, мы подчиняемся их указам, и наши желания не зависят от нас самих. Как можешь ты требовать от меня быть лишь с тобой, когда я не могу пойти против воли Джетта и не могу не желать и не любить его из-за Уз Крови, что связывают нас? — Дита схватила свое порванное пальтишко и бросилась к дверям.
— Не смей убегать! — Почти зарычал Бэн, и Дита замерла, опасаясь его.
Она боялась обернуться, боялась встретиться с ним взглядом и понять, что ему плевать на то, что сделал с ней Ларс. Ведь Бэн считает ее своей собственностью. А значит, она должна принадлежать лишь ему.
Бэн молчал и обстановка угнетала Диту лишь сильнее. Наконец Бэн поднялся, и Дита сжалась, слыша его приближающиеся тяжелые шаги. Возможно, юноша сжимал в руках топор, чтобы разрубить непослушную любовницу. Он подошел и остановился в нескольких сантиметрах от нее. Дита слышала его полное негодования злобное дыхание.
— Джетт отверг меня. Я не была с ним, — быстро и испуганно прошептала она. — Но…
Она не смогла договорить, ее переполняли эмоции и, упав на пол, на колени она стала заливаться слезами, громко и истерично рыдая.
Уж лучше бы Бэн действительно убил ее. Ей бы не пришлось сводить себя с ума неизвестностью и мучится от стыда, что с ней был другой мужчина, что ее изнасиловали и ей некого винить в этом кроме себя. Потому что Ларс прав – она одевается недостойно, она ведет себя как шлюха и она так и не нашла себе покровителя, как полагается тремерскому стаду. Будь она настойчивей и Бэн бы стал ее прикрытием. А теперь слишком поздно. Ведь Ларс рассказал всем о ее доступности, и Дита даже не желала возвращаться в капеллу на ночь.
— Не плачь, — Бэн положил ей ладонь на плечо, но от этого девушка стала плакать лишь сильнее.
Юноша сел рядом с ней и попытался развернуть к себе, обнять и успокоить. Девушка поддалась и, обхватив его шею, прижалась мокрой щекой к его уху.
Дита что-то тихо сказала. Быстро. Не четко. Бэн не смог разобрать ее шепота, но ему показалось, что девушка сказала «я люблю тебя». От этих слов он потерял дар речи, он не мог дышать, не мог попросить ее, чтобы она повторила это, чтобы убедиться в своих ожиданиях. Потому что она могла сказать что-то другое, а Бэну были нужны именно эти слова.
Дита лежала на его плече, постепенно успокаиваясь, а Бэн замер, оглушенный своими эмоциями.
— Я не расслышал тебя. — Наконец выдавил он, молясь услышать всю ту же фразу вновь.
— Прости, — Дита тяжело вздохнула. Смелости, чтобы повторить свое признание о Ларсе она уже в себе не ощущала, — я благодарна за поддержку, — сказала она, оставляя подледную попытку на помощь друга.
— Ясно, — произнес он отрешенно. Тяжело вздохнув, он поднялся и помог встать ей, — ты говорила у тебя дела. Я провожу тебя до капеллы. — Бэн произнес это так, словно хотел избавиться, и Дита покорно кивнула, вновь замыкаясь в себе.
Оставив девушку, Бэн чувствовал гнетущее чувство тревоги. Дита редко была расстроена, и впервые он видел, как девушка плакала. Он винил во всем ее скрытность, и наделся, что рано или поздно она откроется и объяснит, что ее тревожит. Стараясь не думать об этом, он направился в сторону Николаевского Квартала. До заката было еще несколько часов, но юноша собирался поужинать и лишь потом заглянуть к Виктории. Молодая Бруджа всегда принимала его с радостью. И с радостью раздвинет для него ноги, чтобы утешить.
***
Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла.
21 октября 1811 год. День. Вторник. (Амалия)
Дверь в ее комнату никогда не запиралась. Дита пыталась подпирать ее стулом, обматывать ручку веревкой, но все без толку. Если кому-то требовалось – то входили без стука и приглашения. Дита обижалась, но спорить не было возможности, да и не с кем. Девушка могла лишь благодарить судьбу, что у нее есть личная комната.
Когда стул, которым она подперла свою дверь, с грохотом упал, она проснулась и испугано осмотрелась. Ромео, что удивленно глядел на упавшую мебель, зашел и, подняв стул, уставился на девушку.
— Посторожи, — сказал он дружку Кристьяну, который пытался забраться в тесную коморку с ним.
Гуль Принца с неохотой кивнул и спрятался в коридоре.
— Чего тут забыл? — Злобно спросила Дита, натягивая на себя одеяло и пытаясь хоть немного прикрываться.
— Спокойно, красотка, — Ромео усмехнулся, и Дита вскочила с кровати, с ужасом понимая, зачем он явился.
Мужчина схватил ее и толкнул на койку.
— Не дергайся и тебе не будет больно, — сказал он, начиная расстегивать на себе камзол.
========== Глава 8. Плата. Часть 04. Побег ==========
не бечено
(Шёнеберг, поместье Кормфилд. 21 октября 1811 год). Дневник Бэнджамина Груневальда. Страница 4. Gormánaðr «время битв»
Как-то, в один из вторников, я заехал к Дите пораньше. Войдя в тремерский трактир, уверенным шагом я направился к ее коморке в предвкушении приятного соития, но дорогу мне преградил рыжий Кристьян, гуль Густава.
— Куда? — Нагло спросил он.
В комнате я услышал приглушенный крик и шум борьбы.
— С дороги, — прикрикнул я на него, но Кристьян только усмехнулся и, отперевшись на косяки, показал, что никуда не уйдет. Древняя, могущественная кровь Густава давала ему уверенность в своих силах, но я был лет на триста его старше, и с его стороны это была большая глупость. Я напрягся, тратя драгоценную частицу Катерины в своем теле, и заметив лишь легкое недоумение на лице Критьсяна, прежде чем тот вырубился, вошел в комнату.
Дита лежала на полу, Ромео, главный дружок Анжело сидел на ней и бил ее по лицу, на его щеке красовалась глубокая царапина оставленная когтями девчонки. Легко подхватив его, я стукнул его пару раз о стену, а потом выставил за дверь, прежде чем прекратилось действие ускорения. Я вышел с ним. Стараясь не начать бить его снова, я очень вежливо спросил:
— Какого черта?
— Не все ж тебе одному, — потирая ушибленные места, сказал он.
