сообщить о нарушении
Текущая страница: 82 (всего у книги 197 страниц)
— Я, вообще-то, гуль.
— И в чём, по-твоему, разница? Ты живёшь с общественным стадом и кормишь собой вампиров. Обычная раба, без прав и возможностей.
— Приятный разговор…
Эрих рассмеялся.
— Не дуйся, прими правду. Расскажи, как ты познакомилась с Джеттом?
— Я была ребёнком, когда он рассказывал мне про свои приключения. А потом я влюбилась в него и, испив его крови, помогла украсть несколько тон драгоценностей из казны Испании и сбежала с ним в море.
— Как романтично. А что с твоими магическими силами?
Дита притронулась к висевшей на шее серебряной пуле. Ей нельзя было открывать свою связь с пиратом, но даже просто разговоры о Бруджа сильно тревожили её сердце.
— Не думаю, что я могу это вам рассказывать. Тремеры запретили мне распространяться.
— И всё же? — Эрих выразительно на неё посмотрел, и девушка почувствовала, как настойчиво Шериф тянется сознанием к её мыслям.
Дита закрылась, не позволяя читать её, и сердито взглянула на Вентру.
— Что вы хотите узнать? Если вас интересует моя магия, обращайтесь к Петру.
— Меня не интересует твоя магия, — попытался успокоить её Эрих и заискивающе улыбнулся.
Девушка надула губки и опустила плечи, Шериф сразу усилил свои попытки прорваться в её мысли, и магичка, словно ножницами, разрезала его ментальную связь. Эрих вздрогнул, почти физически ощущая её преграду, и удивлённо взглянул на принцессу.
— Необычная способность.
— Питайтесь, и я пойду работать.
— Не терпится вернуться на кухню и мыть посуду? Ты же королевских кровей, тебе по статусу положено пользоваться смертными как своими рабами, а при этом ты сама стала рабой.
— Я никогда не пользовалась слугами как рабами. Я уважала их. Мои воспитатели говорили со мной как с равной, я играла с кухонными девушками. И моим лучшим другом был сын моего крёстного, который служил в королевской гвардии охранником.
— Какая простота. И сколько ты уже гуль? Лет десять? А смогла бы ты дружить со своими кухарками спустя пятьдесят лет? Как бы ты к ним относилась, зная, что ты бессмертна, что ты слуга могущественного существа, а они простолюдинки, которым повезёт, если они удачно выйдут замуж?
— Не вижу разницы. Я не относилась к ним плохо, будучи Принцессой, и не стала бы считать себя лучше, будучи слугой вампира.
— Представь на мгновение, что ты получила становление. Ты думаешь, что смогла бы относиться как раньше к своим детским друзьям?
— Я всегда уважала человеческие жизни и ценила тех, кто заботиться обо мне.
— Наивно. Ты ведь даже не задумываешься, каково это, жить столетиями во тьме, одиночестве, вечном голоде. Это сводит с ума, ты смотришь на людишек и видишь лишь кровь, лишь стадо, что должно удовлетворять твои потребности.
— Уверена, что даже изменившись, я бы не перестала видеть в людях личности. Я бы относилась к ним, как и раньше, никогда бы не убивала, беря лишь немного. И моё стадо бы жило в прекрасных условиях, ни о чём не задумываясь.
Эрих громко рассмеялся, прерывая её речь и смущая.
— Ты потеряла бы ощущение их индивидуальности уже через пару убийств!
— Я не стала бы убивать!
Шериф вновь рассмеялся, и Дита обижено отвернулась.
— Извини. Давно не слышал такого наивного бреда.
— Ты знаешь, что я молода, зачем спрашиваешь такие вещи? — девушка, прижимая подбородок к груди, подошла к нему и, опустившись на колени, открыла свою шею. — Еда, — сказала она с вызовом.
Шериф кашлянул и прокусил её кожу.
Напившись, он зализал рану, но не позволил девушке подняться.
— Садись. Поговорим ещё.
— Ты опять будешь смеяться надо мной.
— Тебе ли не всё равно? Мне интересно послушать мнение юных и не посвящённых в нашу жизнь.
— Ладно, спрашивай.
— Ты любила кого-либо по-настоящему? Без Уз Крови.
Дита с недоверием на него взглянула.
— Почему ты спрашиваешь? Я же говорила, что была влюблена в Джетта.
— Нет, я о другом. У тебя был смертный друг?
— Да, нравился один мальчик, но я была слишком молода, чтобы осознать полностью свои чувства.
— Ты бы смогла сделать его гулем?
— Да, — Дита рассмеялась, — в моих детских представлениях о наших отношениях, я мечтала, чтобы он обожал меня и боготворил.
— Но ты понимаешь, что Узы Крови не заставили бы гуля любить тебя по-настоящему, он просто бы был связан с тобой магически и, понимая это, мог и возненавидеть тебя!
— Разве можно ненавидеть хозяина? Я бы была добра к нему, заботилась, с чего бы ему меня ненавидеть?
— Ну, хорошо, прошло сто лет, ты продолжаешь заботиться об этом гуле, но понимаешь, что он для тебя уже никто, пустое место и большего тебе совершенно не нужен. К тому же он слаб и бесполезен. — допытывался Эрих.
— Если он любит меня, я о нём забочусь, это стало бы привычкой, и я бы действительно любила его и не видела причин, чтобы его разлюбить.
— Смертные надоедают, они глупы, хрупки, а тело вампиров не пылает страстью. Даже обычные привычки со временем надоедают.
— Если я полюблю, то надолго, навсегда, — уверено сказала девушка.
— А если бы ты поняла, что любишь, а гуль, осознав, что скован с тобой насильными Узами, в душе тебя ненавидит?
— Откуда такие предположения? — непониманием спросила Дита.
— Я не раз встречал ситуации, когда любимые гули проклинают своих домитеров и мечтают убить их, даже если это приведёт и к их смерти.
— Мне кажется это странным.
— Ты не вампир.
— Неужели!
Эрих снова рассмеялся, но, как только девушка дёрнулась, он снова сжал её плечо.
— А ты не побоялась бы держать рядом с собой любимого, зная, что ты можешь в любой момент потерять контроль и уничтожить его? Неудачное пробуждение, случайная царапина – и ты теряешь себя, и твоя любовь превращается в кусок мяса, который невозможно уже спасти ничем.
— Зачем такие страшные варианты? Ты можешь использовать более добрые сценарии?
— То есть ты признаёшь возможность такого исхода?
Дита вздохнула.
— Я не хочу о таком думать. И я бы следила за собой, поддерживала Зверя сытым и старалась контролировать себя, чтобы не навредить любимому.
— После ста лет психика любого существа кардинально меняется, чувства усыхают, теряется связь с эмоциями. Тебе становится скучно от всего, скучно от жизни. Цена человека неумолимо стремится к нулю, всё, о чем ты думаешь – это твоя безопасность и возможность прожить ещё пару дней.
— Ты ошибаешься. Не все становятся безмозглыми чудовищами, способными только убивать.
— Убеди меня!
— Даже ты предпочитаешь говорить со мной.
— Это всё скука. Ты меня развлекаешь.
— Ты говорил, что не убиваешь!
— Так ты меня слушала? — наигранно удивился Шериф.
— Джетт не молод, но он любит меня по-настоящему! Любил, — осеклась она.
— Значит, он разлюбил тебя всего за пару месяцев?
— Я не знаю, возможно, и нет.
— Но ты-то его больше не любишь? Поставь себя на его место. Как бы ты себя чувствовала, зная, что объект твоей любви к тебе полностью равнодушен?
Дита не отвечала, склонив низко голову: она старалась не слушать вампира, не думать о Джетте. Она сдерживала слёзы, боясь открыть свою тайную связь.
— Почему не отвечаешь? Тебя мучает совесть или ты измеряешь своё влечение к бывшему любовнику?
Девушка всё так же молчала.
— Бессмертие. Все боятся жажды, защищают себя от солнца, других вампиров, — Эрих отпустил её плечо и, откинувшись на спинку кресла, задумчиво стал говорить сам с собой. — Но самое страшное – это вечность. Ты не стареешь, не болеешь, почти не чувствуешь боли. Ты словно камень. Разве камни могут любить? Разве камни могут заботиться или понимать? Камень вечен, и это самое страшное проклятие. Бессмертие сводит с ума. Однообразие, бессмысленность. Тебя постоянно преследует страх, что тебя выследят, что убьют, отберут богатства. Паранойя. Просыпаешь с ней и засыпаешь под её мелодичный стук в ушах.
— Зачем фиксироваться на чём-то плохом? Я всё время стараюсь думать о хорошем, о добрых эмоциях, и это делает мою жизнь позитивной. Я знаю, что Джетт такой же. Он оптимист и всегда улыбается, полон энергии и счастливых мыслей.
— С трудом верится. Смысл жизни у вампиров один – выжить и победить. Вечный Джихад. Убить врагов. Наесться впрок. Отомстить. Да! — Эрих потянул «да» с восклицанием, — Месть! Сладкое наслаждение. Нет ничего приятнее, чем наблюдать поверженного, уничтоженного, растоптанного врага. Месть захватывает, поглощает. Ты словно одержим. Вампиры жаждут мщения. А причину найти можно во всём.
— Я бы дружила со всеми, не давая повода…
— Так же, как ты дружишь сейчас с Анжело? — вампир довольно улыбнулся, заметив ее смущение. — Вампиры все повёрнуты на мести. Повод не нужен. Неважно за что. Кто-то мешал мне, пока я пытался стать Шерифом – буду мстить. Кто-то убил мою смертную любовницу – мстить. Кто-то лишил меня возможности показать себя с лучшей стороны перед будущим Сиром – месть. И так до бесконечности. Мстить можно за что угодно.
— А я вот не верю! И ты меня не убедишь! Скажи, ты мстишь сейчас кому-то? За что? И кому удалось уже навредить?
— Многие пали. Поверь. И у меня есть очередная жертва, заслуживающая моего презрения.
— Лучше думай о чём-нибудь приятном.
— О чём?
— О хорошо сделанной работе, завтрашнем дне, новой интересной книге! — Дита, наконец, подняла на него взгляд и, встретившись с его сияющими глазами, удивлено подняла брови. — Что?
— Как я об этом раньше не подумал?
Вампир продолжал смотреть на неё с восторгом, а потом залился смехом и похлопал её по плечу.
— Спасибо за заряд положительного бреда.
— Да, всегда, пожалуйста, — мрачно кинула ему девушка.
— Сделаешь кое-что ещё для меня? — спросил он, доставая из кармана десять гульденов[2].
— Конечно, — Дита улыбнулась и протянула ладошки, принимая монеты.
— Доставь эту посылку по адресу. Сейчас. И если хозяин будет задавать вопросы, скажи, что ответы есть у Густава.
— Ладно, — кивнула головой девушка и приняла из его рук ещё и небольшую коробку, на которой был написан адрес и имя.
Выбраться из капеллы не составило труда. Дита воспользовалась проходами слуг и уже через десять минут бежала по пыльной, выложенной камнями дорожке. Поместье на севере лесов Грюнвальда было достаточно большим и известным, и добраться до него на нанятом экипаже заняло бы час, однако пришлось бы заплатить два гульдена за дорогу в одну сторону, и Дита не хотела тратиться. Пешком до Хертхазее было более трёх часов, но Дита привыкла бегать по лесным тропинкам, привыкла добираться пешком до Шпандау и была уверена, что будет в поместье уже через два часа.
Ночь была в самом разгаре, когда девушка вышла к прекрасной фазенде с аккуратно выстриженным газоном и волшебным садом, полным ярко-красными розами. Грюневальд летом – непролазная трущоба, и Дита порядочно измазалась. Ветки растрепали ей волосы, мох запутался в тонкой ткани платья, и выглядела она оборванкой. Девушка немного привела себя в порядок и направилась по садовой дорожке к дому. Поместье было огорожено забором по всей протяжности, но ворота у главного входа оказались распахнуты, так что Дита вошла беспрепятственно. Лишь рядом с домом господина её заметили. Несколько вооружённых мужчин подбежали к девушке, выставляя на неё пистолеты.
— Кто такая, что здесь забыла? — спросили они строго.
— Меня направили к Теорону. Передать послание.
— Передавай нам. Мы отнесём хозяину, — строго произнесли охранники. Дита вглядывалась в них, пытаясь понять, гули ли они. Но смертные слуги вампиров почти ничем не отличилась от обычных людей.
— Это послание от Эриха Хонихера и мне нужно передать его прямо в руки. Прошу, сообщите господину об этом, и пусть он сам примет решение, — ответила девушка.
Мужчины переглянулись, и один из них направился в дом. Вернулся он минут через пятнадцать и позволил девушке войти. Дита облегчённо избавилась от компании второго охранника, который за это время нашёл в ней благодарную слушательницу и стал жаловаться на жизнь. Охранники были простыми смертными, и Дита обрадовалась, что не сказала ничего лишнего.
В доме ей приказали снять обувь, и какая-то служанка смахнула с её платья грязь. Лишь после этого ей позволили пройти. Главное здание поместья было шикарно оформлено: хозяин, очевидно, было очень богат. Девушку проводили в приёмную залу, и Дита с восторгом уставилась на огромный белый рояль. С тех пор, как она покинула Севилью, она нигде не встречала свой любимый инструмент. Девушка, затаив дыхание, обошла его, надеясь, что хозяин инструмента позволит ей поиграть.
Теорон вошёл почти сразу за ней и одобрительно покивал её восторженным вздохам. Рояль Тореадор заказывал у лучшего мастера, и этот он стоил почти целого состояния.
— Присаживайтесь, — сказал вежливый хозяин, предлагая девушке занять диван. Посетительница была красива, и Тореадор с удовольствием рассматривал её правильные черты лица.
— Благодарю, — очень вежливо откликнулась Дита и, поклонившись, заняла указанное место.
— Что хотел сообщить мне Шериф? — подкинув полы сюртука Теорон сел рядом, поглаживая набалдашник тяжёлой дорогой трости и стреляя ей глазками.
— Эрих просил передать вам это, — ответила девушка и протянула мужчина коробку.
Теорон улыбнулся и ласково пропел.
— Что же это могло быть? — погремев содержимым, он вскрыл прибитую крышечку. Дите тоже было очень любопытно, но она старалась быть вежливой и терпеливо ждала, когда хозяин закончит осмотр.
Тореадор замер. Он бы побледнел, если бы вампиры были способны на это, и, молча прикрыв крышку, повернулся к девушке.
— Чей ты гуль? — спросил он строго, забыв об этикете.
— Я... я... — Дита не понимала, почему он спрашивает.
— Зачем Эрих прислал тебя? — закричал мужчина, вскакивая на ноги и вынимая тонкую шпагу из своей трости. — Отвечай или я отрублю тебе голову!
— Я гуль Карла Шректа, — быстро ответила Дита, пятясь от него по дивану.
— Гуль кого? Не знаю такого! Не местный? Зачем Шериф тебя сюда подослал? Что он сделал с моей сестрой? Где Виктория? — продолжал сыпать он вопросами, направляя на девушку оружие.
— Не знаю, я ничего не знаю, — испуганно бормотала смертная.
— Тогда свали отсюда, пока я не убил тебя! — мужчина кинул от злости шпагу на пол и схватился за голову.
— Простите, Шериф заплатил мне, чтобы я доставила вам посылку. Я сожалею, что это вас расстроило, — Дита медленно пятилась к двери, стараясь не привлекать внимание Тореадора.
— Стой! — вдруг что-то понял он, — значит, Шериф знает, где моя сестра! Отправляйся к нему и спроси, где она. И возвращайся как можно быстрее!
— Я сюда пешком пришла, — обиделась Дита, — да и Шерифа в капелле уже и нет, наверно, — с секунду помолчав, девушка с неохотой добавила: — Эрих просил передать, что все ответы на свои вопросы вы можете получить у Густава.
Теорон повернулся к смертной, и девушка заметила, с какой злобой горят его глаза.
— Простите, — пробормотала она снова и быстро побежала прочь из зала. Ей ещё нужно было вернуться в капеллу, и Дита стала переживать, что не успеет до рассвета. Учитывая, что Эрих вряд ли отчитался перед Марианной, Дита вдруг осознала, что никто не знает, куда она пошла и ей серьёзно достанется за то, что отсутствовала в капелле ночью. Надевая обувь на ходу, девушка выбежала в сад, быстро сориентировалась и побежала к старому Берлину.
Стараясь обогнать встающее солнце, Дита добежала до ворот «Либеайма» и остановилась, чтобы перевести дух. От сегодняшней пробежки разболелись ноги, и лёгкие жгло огнём. Девушка сжала монеты и радостно улыбнулась. Пробежка того стоила, на пять талеров[3] можно будет жить месяц, прилично питаться или даже купить пару книг. Дита обошла заведение и тихо забралась в дом через служебный ход. До её новой комнаты добираться было проблематично, так как располагалась она на одном этаже с кухней, и Дита решила переждать день в комнатах стада. Там всегда были свободные койки, и быстрая текучка не позволила бы никому ничего заподозрить. Но в коридоре, ведущем в спальни Дита столкнулась с Марианной, которая тут же истерично стала на неё кричать.
— Простите, Шериф послал меня со срочным делом, — пыталась оправдаться Дита.
— Ты должна была хотя бы предупредить! Ты знаешь, что Пётр требовал твоего обязательного присутствия в капелле, ты нарушила указания господина! — кричала Марианна, привлекая внимания всё больших свидетелей.
— Простите, этого больше не повториться. Но Эрих сказал, что дело весьма срочное!
Марианна стала успокаиваться, и Дита вздохнула, думая, что обойдётся простым замечанием, но женщина, прекратив кричать, схватила девушку за руку и повела в подземные ходы Тремера. Принцесса продолжала оправдываться, придумывая всё новые и новые отговорки.
Гуль Петра довела девушку до лабораторий и сердито приказала раздеваться. Дита отрицательно покачала головой. Что собралась с ней делать Марианна, девушка не знала, но добровольно идти в эти комнаты она не собиралась.
