сообщить о нарушении
Текущая страница: 101 (всего у книги 197 страниц)
— Я предупреждал, — довольно озлобленно сказал Дмитрий и выскочил из комнаты, хлопнув дверью.
А что девчонка хотела? Вот она, суровая реальность, и Дмитрий ненавидел, когда ему давили на жалость. Любым способом. Всех жалобщиков вампир предпочитал убивать, и очень быстро. Любая жалоба выводила его из себя. Девчонка плакала. Что она понимает в боли? Слабачка! Пусть радуется, что еще жива.
Варан покинул дом. Несколько небольших перебежек. Он спрятал себя в невидимости, оглядываясь и проверяя, чтобы за ним не следили, вошел в один из амбаров и спустился в один из своих тайных ходов. Ему хотелось спрятаться от всего. От эмоций, от чувств, которыми этот мир был наполнен. Которыми был наполнен он.
Кровь очистилась, и боль ушла. Дита тяжело дышала, стараясь привести мысли в порядок.
С трудом поднявшись с липкого пола, залитого ее почерневшей кровью, девушка доплелась до ванны. Опустив в нее руки, смертная пыталась вернуть окоченелым пальцам чувствительность. Дмитрий выпил много, и много Дита потратила на лечение. Ей срочно нужна была кровь. Вампирская. Приближающийся голод чувствовался как сильнейшее похмелье, как жуткая ломка после набора тяжелейших наркотиков. Ее тошнило, а тело ныло и жгло, как будто яд все еще присутствовал в ней.
Платье было мокрое, грязное и пахло смертью, но ей хотелось поскорее добраться до капеллы Тремеров и получить дозу. «Хотя бы глоток, и все бы стало на свои места. Куда сбежал этот урод?» Она бы приняла и его крови. Сейчас уже не важно, чьей. Ей нужна была вите.
На негнущихся ногах, опираясь на стены, игнорируя следы, что оставались за ней, Дита спустилась в холл.
Бэна не было, и девушка не знала, когда гуль вернется. Что ж. Она была готова добраться до дома пешком.
Выскочив на улицу, Дита попыталась вдохнуть ночного свежего воздуха, но от этого стало лишь хуже и, потеряв равновесие, она упала на грязную дорожку. Ее вырвало, и девушка больше не могла встать.
— Ты чего? — Раздалось за спиной.
Ларс. Гуль Дмитрия. Дита хохотнула, понимая, что для него поиздеваться над ней было б святым делом. Или поколотит, или опять будет пытаться пить ее кровь.
— Отравилась твоим гнилым хозяином, — проговорила девушка, сжимаясь.
Анжело за такое вполне мог поломать ребра.
— Бывает, — ответил Ларс, и она услышала его удаляющиеся шаги.
Вздохнув с облегчением, Дита вытерла со лба ледяной пот грязной ладонью. Ее знобило. Идти пешком до капеллы? Она сдохнет в какой-нибудь канаве. Именно так девушка себя и чувствовала. Нет. Конечно. Дита не умрет, просто ломка без крови делала ее слабой.
Добравшись до крыльца, она легла на него. Ее платье было залито отравленной кровью, смешанной с густой мокрой грязью. Лицо и волосы тоже испачкались, но Дита не могла думать о своем внешнем виде. Пусть приедет Бэн, отвезет в капеллу, может, даже покормит и помоет. Сама она заботиться о себе была уже не в состоянии.
***
(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 15 августа 1808 год. Ночь). Воскресенье. (Амалия)
Дита сидела за своим столиком, прижимая подбородок к груди. Боясь поднять голову, она старалась рассматривать свои пальцы, неровности на столе или узор своего платья. Напротив нее сидел Анжело, и одного только взгляда было достаточно, чтобы понять, что мужчина очень зол. Нервно постукивая пальцами по лежавшему на его коленях пистолету, он подергивал губой, впиваясь взглядом в девчонку.
— Это очень важные бумаги, они мне нужны!
Впервые за все время их ссор Дита не имела никакого отношения к проблемам Анжело, но и прекрасно понимала, что он ей ни за что не поверит.
— Даже если к тебе сейчас явится сам Густав, я не позволю тебе уйти! Ты хоть знаешь, что это за документы? Хоть немного думаешь своей бестолковой головкой?
Дита продолжала молчать, не поднимая на него глаз. Она действительно надеялась, что появится какой-нибудь важный клиент, такой, что отпугнет Анжело, и старший гуль отстанет от нее. Дита не знала ничего о тех бумагах, что искал Анжело, но, выслушав его претензии, пожалела, что это не она их украла. Джетт бы был очень благодарен за такие сведения. Гуль Сенешаля возил с собой договоры с французами, которые согласились снять осаду. И всего через пару месяцев французские войска должны были покинуть Берлин, если Анжело передаст им свои документы. Но глупец их потерял.
Принцесса невольно усмехнулась, представив, что сделает со своим гулем Вильгельм, когда узнает, что тот упустил самую великую возможность за последнее столетие показаться героем перед Принцем. Заметив ее улыбку, Анжело ударил ее под столом ногой в колено, и Дита сжалась, опуская голову еще ниже, чтобы не начать кричать и плакать.
— Отвечай, девчонка. Взойдет солнце, и я оторву тебе руки, вытащу кишки и повешу за них на крюке, пока ты мне не скажешь, где эти бумаги! — Анжело трясло. — Ты понимаешь, к какому конфликту между Тремерами и Вентру приведет твой поступок? Тебе все шутки шутить, а там за окном уже третий год идет война!
— Я уже говорила тебе, у меня их нет. — Тихо сказала Дита.
— Хватит врать! Куда ты их дела? Я не отстану, пока не получу их.
Над ними повисла большая тень, закрывая почти весь свет. Пришел Ларс, и Дита сжалась еще сильнее. От мужчины снова несло конским навозом и алкоголем. Рядом с ним девушку начинало тошнить.
— Ну как, отыскал какие-либо следы? — Поинтересовался подошедший мужчина.
— Не могу пытать ее, пока ночь, — зло выдавил из себя Анжело. — Хотя, если господин узнает, что она забрала его бумаги, он сам примчится вытаскивать их из нее.
— Я не брала, — отчаянно повторила девушка.
— Заткнись, сучка! — Рявкнул на нее слуга Сенешаля.
— Тихо, — Ларс поднял руку, останавливая друга. — Она говорит правду. — Подтвердил он, и Дита удивленно глянула на гуля Дмитрия одним глазом, — я вижу ее ауру. Девчонка не врет.
— Проклятье! — Анжело вскочил на ноги. — Столько времени потеряно. Даже не знаю, с чего начинать искать.
— Спокойно, дружище, — Ларс успокаивающе улыбнулся. — Я постараюсь тебе подсобить. Дай мне свою сумку. Я попытаюсь просмотреть прошлое и отследить документы.
— Давай, — Анжело сунул гулю Дмитрия свою сумку и, ругаясь, вышел из таверны.
Дита вздохнула и, расслабившись, сползла со скамьи, радуясь, что избежала бессмысленных побоев и отвратного общества. Ларс постоял над ней, и, словно специально дождавшись, когда девушка будет прибывать в состоянии полного расслабления, наклонился к ней и лизнул ее шею. Дита чуть не вскрикнула, вскакивая, и испуганно уставилась на мужчину. Он, безумно улыбаясь, пристально смотрел на нее, и Дита видела, как дрожат его зрачки, как у опиумного наркомана.
— Уходи, — зашипела она на него.
— Ухожу, — проговорил он, выдыхая на нее перегаром.
Девушка смотрела ему в след, проверяя, что он действительно покинул ее. И, когда кто-то положил ей руку на плечо, она закричала.
— Тихо! — Максимилиан дернул ее за руку, поднимая к себе. — Ты чего шумишь, умалишенная?
— Да меня весь вечер все пугают, — призналась Дита.
— Поехали. Карл имеет к тебе некоторую просьбу, — сказал Тремер и повел за собой на улицу.
Там их уже ждала приготовленная карета и, подсадив девушку вовнутрь, Тремер огляделся, словно похищал ее и боялся преследования.
— Что хочет господин? — Как можно более покладисто спросила Дита.
— Мы едем к одному очень важному смертному. Его жена больна и умирает. Ты должна ее вылечить.
— Ты же знаешь, что у меня плохо получается. Я с трудом управляюсь с девицами из вашего борделя. Если там серьезная болезнь, мне не справиться, — сразу стала оправдываться девушка.
— Ты должна! Это желание Карла. И, если у тебя не выйдет, ты сильно его разочаруешь! — Максимилиан говорил это с таким напором, словно ему это было нужно не меньше.
— Я постараюсь. Но мне надо очень много вите.
Максимилиан сразу прокусил свою руку и протянул девушке. Дита прильнула к его кисти и с удовольствием стала глотать горькую жидкость. Кровь вампиров сводила с ума. Без нее становилось все труднее и хотелось все больше. Почти не в состоянии справиться со своими желаниями, Дита была готова поглощать эту божественную влагу целыми ночами. Даже если взамен с нее будут пить кровь. Впрочем, Поцелуй тоже приносил удовольствие. И Дита стала замечать, что она почти не способна себя контролировать в желаниях получить укус вампира и его вите.
— Я постараюсь, — повторила девушка, когда Максимилиан забрал у нее свою руку.
Через полчаса они подъехали к дорогому дому почти в центре старого Берлина. Рядом с ним располагался небольшой парк, и в окна была видна река. Оставив карету во дворе, вампир и девушка поднялись на второй этаж. Слуги проводили их до гостиной и предложили кофе. Максимилиан отказался, а Дита попросила чая и печенье. Через пару минут в комнату вошел подтянутый мужчина лет пятидесяти, в дорогом мундире, расшитом золотом, и с пуговицами, украшенными драгоценными камнями. Весь его вид говорил о высоком статусе и богатстве.
— Приветствую вас, граф Нейтхардт[1], — Максимилиан поднялся и пожал руку мужчине. Дита опустилась в реверансе.
— Доброй ночи, архиатр[2] Максимилиан Гроверс, — ответил на его рукопожатие граф. — Прошу, проходите за мной. Я покажу вам покои жены.
Август Вильгельм Антон фон Гнейзенау, граф Нейтхардт, принцесса слышала о нем. Читала во французских газетах, которые весьма нелестно отзывались о нем из-за его антифранцузского настроения. Пруссия же, напротив, возлагала на него огромные надежды и пророчила великие деяния.
Граф проводил их на третий этаж. Там, в одной из комнат, в окружении множества сиделок и сестер милосердия, на постели лежала бледная женщина. Было очевидно, что она умирала. С трудом глотая воздух, больная сипло выдыхала.
— Прошу, освободите помещение, — распорядился Максимилиан, и вскоре комната была пуста.
— Господин Гнейзенау, вам тоже придется оставить нас. Мне и моей ассистентке нужна полная тишина.
Мужчина кивнул и вышел, закрыв за собой двери.
— Приступай, — сразу указал на больную Дите Максимилиан и, поставив стул к дверям, уселся сверху.
Девушка же присела на край кровати и осторожно взяла руку умирающей женщины. Сделав небольшой прорез на своей руке, она разрезала подготовленным ножом руку больной. На бледной ладони стала появляться кровь, и Дита чувствовала, что кровь отравлена. Отравлена не внешними ядами, а ядами болезни, что многие годы разрушали организм графини. Осторожно приложив свою рану к ране больной, Дита сосредоточилась, направляя свои силы на лечение. Так же, как она делала с девушками в капелле. Максимилиан заставлял ее тренироваться почти каждую ночь. Лечение вытягивало последние силы, а получалось плохо. Каждая вторая не поддавалась лечению, и Дите удавалось изгонять болезнь только на начальной стадии, а таких больных мог излечить ритуалами и сам Тремер. Когда больные в капелле кончились, Максимилиан стал приводить людей с улицы. Принцесса тратила на них часы, стараясь спасти от различных болезней, а потом вампир съедал их, не позволяя покинуть дом, чтобы тайна магички не проскользнула за пределы таверны, или убивал, если Дита не справлялась.
Кровь графини почти не сопротивлялась, услужливо уступая дорогу. Казалось, женщина уже сдалась. И болезнь была всюду. Волшебница не могла понять, что происходит с телом смертной, словно графиня была с ног до головы опутана сетью, что разрушала ее тело.
— Я не смогу ее вылечить, — сообщила девушка вампиру. — Я просто не могу понять, чем она больна.
— У тебя вся ночь впереди. Занимайся. — Максимилиан откинулся на спинку и, казалось, уснул. Он закрыл глаза и изредка подергивал ртом, словно говорил сам с собой.
Тремер вел беззвучный диалог с Карлом Шректом. Юстициар ожидал от своего гуля более хороших результатов. Впрочем, когда Дита смогла излечить своего первого больного, Карл связался с девушкой телепатически, девушке пришлось впустить его, и поздравил с успехом. Принцесса была бы рада помогать и лечить несчастных дев, если бы это не требовало таких больших затрат энергии. Но ее хозяин продолжал требовать все большего и большего. Максимилиан, как строгий наставник, приводил и приводил ей все новых жертв. За месяц принцесса испытала свою магию на двадцати трех пациентах, и с каждым разом чувствовала, что лечить удается все лучше. Но не достаточно хорошо, чтобы Карл был доволен. Юстициар был недоволен всем. Недоволен, что Дита жила в Берлине, недоволен, что ее магия показывалась медленно и слабо, и особенно сильно его недовольство чувствовалось в довольстве Петра. Лорд Пруссии, в отличие от Карла, был восхищен достижениями волшебницы. Словно видя то, что Карлу было недоступно, он использовал другие пути вытаскивать ее магию. Петр почти не отвлекал ее от ночной работы в таверне, и, лишь когда она приходила к нему сама, чтобы подкормиться или предложить свою шейку старшему тремеру Берлина, Петр задавал ей странный вопросы, предлагал испробовать различные настойки и брал ее кровь на анализы. Петр всегда был в восхищении. И это выводило Карла из себя. Юстициар чувствовал, что Петр знает больше, чем говорит, но скрывает данные. Карл заставлял своего бывшего слугу Максимилиана работать с Дитой, но бывший маг ничему не мог ее научить, потому что забыл, какого это – быть магом. И спор между бывшим хозяином Максимилиана и Петром перерос в настоящий конфликт между двумя Тремерами Берлина.
В пять утра в комнату заглянул граф, но Тремер его снова выставил.
— Будет ли сегодня хоть какой-то прогресс? — Раздраженно спросил он у девушки, когда до рассвета оставалось менее двух часов.
— Тише. — Дита предупреждающе подняла на него руку, словно могла командовать им, — я почти разобралась в источнике. Возможно, еще пару часов, и я смогу приступить к лечению.
— У нас нет этих часов. Заканчивай сейчас.
Девушка сердито посмотрела на вампира.
— Ты хочешь, чтобы я добилась результатов?
— У тебя осталось полчаса. Мы вернемся завтра. — Немного уступил Тремер.
Через сорок минут они покинули покои больной. Графиня выглядела немного лучше, дышала спокойнее, но Максимилиан посоветовал мужу пока не тревожить женщину.
В карете к Дите в голову настойчиво стал рваться Карл, и девушка приоткрыла сознание, позволяя ему говорить с собой.
— Максимилиан сказал, что ты не справилась, — услышала он сердитый голос господина.
— Я старалась. Простите. — Дита злилась от того, что на нее давили, но не хотела перечить навязанному господину.
— Завтра постарайся лучше!
— Да, господин, я постараюсь. — Немного подумав, девушка добавила, — это очень странная болезнь, словно графиня сама себя заражает. Всюду боль и яд. Я немного очистила ее тело, но это поможет ненадолго. А, главное, я смогла уловить, что проблема в ее собственной крови. Словно сама кровь пытается убить свою носительницу. Болезнь живет с ней многие годы, причиняя сильнейшую боль и вызывая много других болячек. Это очень жестокая болезнь.
— Любопытно.
Дита почти физически ощущала, как хищные мысли Карла планируют что-то злое и жестокое, ползают по ее голове и пытаются выловить из нее тайны, которые она не могла доверить никому.
— Ты должна изучить эту болезнь. Не просто изучить. Ты должна уметь заражать других.
— Что?! — От возмущения Дита произнесла это вслух, и Максимилиан сердито глянул на смертную. — Я не буду этого делать! Это отвратительно.
— Ты будешь! — Голос Карла болезненно давил.
— Нет, вы не заставите меня действовать против невинных, заражая их такой страшной болезнью!
— Ты будешь! Девчонка! Ты подчиняешься мне! — Гнев Карла почти ослеплял, и Дита сжалась.
Ей очень хотелось выкинуть его из своих мыслей, выкинуть или ударить в ответ. Девушка постаралась успокоиться.
— Я приеду в Берлин через несколько месяцев, и жду от тебя существенных результатов, — продолжил Тремер, — или Джетт незаметно лишится своей защиты.
Дита вздрогнула. Карл лез не только в ее мысли, он лез в ее сердце и душу, и она постаралась спрятать от него свою любовь к Джетту. Но Тремер давил все сильнее, и в отчаянии девушка вышвырнула его из своей головы, насильно прервав связь.
В то же мгновение Максимилиан поднялся со своего места и страшно блеснул глазами.
— Маленькая мразь! — Выдавил мужчина и, подняв свою трость, с огромной силой ударил девушку по голове набалдашником. Девушка тихо вскрикнула и упала к его ногам без сознания.
***
(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 16 августа 1808 год. День). Понедельник. (Бэн)
Дождь продолжал лить пятый день, и дороги стали скользкими, а Шпрее выползла из берегов, словно хотела затопить город. По проселочным дорожкам целыми стайками скакали толстые жабы, и мальчишки отлавливали их и жарили, пытаясь продать на рынке. Французы забрали не только прекрасную квадригу с Бранденбургских ворот, но и тонны зерна и другого пропитания. Сельские жители голодали. И зима никому не принесет облегчения.
