сообщить о нарушении
Текущая страница: 80 (всего у книги 197 страниц)
Он торопливо прокручивал варианты, как ещё намекнуть ей. Впрочем, намёки – глупое дело для романтиков. Бэн себя таким не считал, хотя почему-то спросить принцессу прямо язык не поворачивался. Его вдруг охватила паника: что, если девушка ему откажет? Хотя Дита являлась частью общественного стада, она вправе выбирать себе покровителя.
Анжело, почти сразу после появления девиц в капелле, придумал правило, позволяющее гулям выбрать смертную из тех, что предназначались для еды господам. Девушку, которая соглашалась с выбором мужчины, и более никому из других гулей было не позволено трогать. А если покровитель был достаточно щедрым, то смертную избавляли и от работы шлюхой. Дита в капелле уже несколько месяцев и она вполне могла выбрать для себя партнёра.
Конечно, Бэн мог заплатить за неё Марианне, не предлагая свою поддержку и не ища её согласия. Впрочем, принцесса и так имела его расположение, так как допускалась в его с Ангелиной дом. И гулю очень хотелось и сохранить их тёплые отношения, и сделать так, чтобы Дита влюбилась в него и первая выразила интерес.
Девушка ещё шире улыбнулась и положила свою ладошку на его сжатую от напряжения руку.
— Ах, Бэн, знал бы ты, как я давно мечтаю о пироге! Я бы отдала тебе свою испанскую корону, будь она всё ещё при мне!
Юноша медленно переваривал её слова. Либо Дита действительно так наивна и глупа, что не понимала, чего он от неё хочет, либо давала понять, что Бэн ей в качестве покровителя не нужен. И спать она с ним не собирается.
— Пирог, будет тебе пирог, — кивнул гуль, поднимаясь.
Расталкивая веселящихся пьянчуг, Бэн подошёл к стойке. За ней суетился Коган, ему помогала Марианна, принимая деньги из второй комнаты, в которой жизнь в эту ночь тоже бурлила. Протянув монету, Бэн мрачно заказал кусок пирога.
— Хочу девушку снять, — добавил он, когда Коган ушёл на кухню.
— Вам во второй зал, господин, — вежливо ответила женщина, озаряя его улыбкой. — Все девушки там, да и столиков свободных побольше. Вход всего десять пфеннигов[1]. Впрочем, для вас бесплатно.
— Нет, я уже выбрал. Сколько за Диту?
— Дита? — Марианна занервничала. — Простите, она не продаётся. Пётр оставил её только для клиентов, — она учтиво поклонилась. — Вы, конечно, можете поговорить с ней лично.
— Я заплачу вам пятнадцать талеров! — настойчиво произнёс Бэн, не теряя надежды.
— Вопрос не в деньгах, мой друг. Анжело предлагал мне и двадцать. — Марианна поклонилась ещё ниже, открывая ему обзор в своё декольте. — Девушка отказалась работать с мужчинами, а так как она гуль Юстициара, мы не можем её заставить, — на её лице появилась заискивающая улыбка.
— Но работать на кухне-то её заставили?
Юноша не стал ждать ответа, а вернулся за столик Диты и печально вздохнул. Девушка, положив подбородок на ладошки, с нетерпением смотрела на дверь в подсобные помещения, ожидая своё блюдо.
Бэн откинулся на спинку скамьи и попытался рассуждать логически. Если ему хочется переспать с девушкой, он может заплатить пару монет Марианне и выбрать любую из второго зала. Тратить своё время на строптивую недотрогу слишком невыгодно в его положении. Сегодня у него свободный день, возможно, завтра тоже, но раскидываться своим временим гуль не мог. Его время принадлежало Катерине.
— Дита, — начал Бэн серьёзно, намериваясь сказать ей все напрямую. — Хочу предложить тебе…
Коган промелькнул перед ним, выставляя перед девушкой тарелку.
— О! Он ещё прекраснее, чем я представляла! — воскликнула Дита, хватая вилку и нож. Отрезав небольшой кусок, она положила его в рот и, закатив глаза, застонала: — О, Бэн, ты просто чудо, спасибо тебе!
Бэн быстро поднялся. Принцесса сводила его с ума, он не мог смотреть на неё, не мог думать рядом с ней.
— Мне надо идти, — быстро проговорил гуль и покинул её столик. Дита словно издевалась над ним: он и так почти не мог дышать. А она ещё делала такие жесты и издавала такие звуки!
Девушка даже не посмотрела в его сторону, увлечённо поглощая еду.
Пройдя мимо стойки, Бэн щёлкнул Марианне пальцами и та, поняв его жест, последовала за ним. Войдя во вторую комнату, Бэн пробежался глазами по столикам, его выбор остановился на темноволосой высокой девице. Кивнув в её сторону, Бэн отсыпал Марианне горстку монет.
— Это очень щедро, — улыбнулась распорядительница борделя.
— Лишнее передадите девушке.
Бэн твёрдым шагом направился к шлюхе и, подав ей руку, вывел из-за стола. У него не было времени на детские игры. А если влечение мешает ему работать и сосредотачиваться, ему требовалось просто снять напряжение. Обычно это помогало.
Уже давно у него не было подобных проблем с женщинами. Он спал либо с влюблёнными до обожания глупыми простушками, влюбить которых в себя не составляло никаких проблем, и все они потом отправлялись на корм Катерине, либо со шлюхами, что искусно изображали и любовь, и обожание. По-другому он не мог. И это были не просто какие-то моральные принципы: ему было некомфортно с женщиной, которая его не любила.
***
(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 28 июня 1808 год) Понедельник. (Амалия)
Дита вошла в приготовленную для клиента комнату. Вампир стоял у какой-то картины, повешенной для услады глаз. На его каменном мрачном лице ничего не отображалось. Смотря сквозь полотно, вампир глядел куда-то вдаль. Дита, не зная как себя вести, тихо откашлялась и присела в реверансе. Вампир не шевелился, и девушка замерла, перебирая пальчиками, оглядываясь в поисках того, чем бы могла себя развлечь. Это была одна из комнат, являвшаяся прекрасным примером самолюбия Тореадоров и самомнения Вентру: дорогие китайские рисовые обои, шерстяной ковёр с высоким ворсом, дорогая мебель, расписанная искусными мастерами. Несколько кресел и диванчик, обитые плотным шёлком с заводским рисунком. Потолок хоть и низкий, но украшен узорной лепниной, и в центре над лампой красовалось широкое зеркало, в которое влюблённый в себя вампир мог любоваться, питаясь со смертной.
За спиной вампира висела полка с несколькими книгами в дорогих чёрных переплётах с золотыми буквами. Вероятно, научные труды каких-то деятелей или библии на разных языках, но Дита добраться до них не могла, так как вампир явно не собирался двигаться.
— Вчера Густав казнил двух приезжих Бруджа, — вдруг сказал гость и замолчал.
У Диты от ужаса перехватило дыхание. Она притронулась к груди, словно проверяя своё сердце.
— Они представились, но не получили разрешение жить в Берлине, — продолжил он, и Дита выдохнула. — Но близился рассвет. Бруджа растеряно просили дать им хотя бы ещё одни сутки. Густав в ответ любезно предложил им переночевать в Элизиуме.
Вампир снова замолчал, что-то высматривая в картине.
— А на утро он придал их смерти, казнив сначала старшего, а потом его потомка, заявив, что разрешение на пребывание в городе даровано не было, а предложение дневать – лишь формальная учтивость. Младший был связан Узами со своим Сиром и, смотря, как убивают драгоценного Каинита, он рыдал, предлагая все богатства вселенной, предлагая свою жизнь и бессмертие. Густав казнил старшего. И вновь спросил, готов ли Потомок теперь заплатить хоть что-то за прах своего Сира? Младший ответил, что не готов. Густав казнил и его. «За непостоянство», как он выразился.
— Зачем вы мне это говорите. Я – общественное стадо, я могу рассказать это кому угодно!
— А может, я хочу, чтобы все знали об этом! — вампир медленно повернулся к девушке. У него были разноцветные глаза. Тёмно-зелёный правый и коричневый, с зелёными прожилками левый.
Она снова поклонилась, но он лишь усмехнулся и медленно подошёл к ней, поднимая голову Диты за подбородок и заглядывая в глаза. Девушка не отводила взгляда, отчего он улыбнулся.
— Говорят, на «бездонном сосуде» невозможно использовать гипноз. Но я также слышал, что Густав беспрепятственно стёр твою память.
— Слухи слишком быстро разносятся в Берлине.
— У нас маленький городок. Французы называют его деревней. Но могу заметить, что все сплетни друг о друге вампиры знают благодаря Носферату и... гулям.
— У ваших слуг длинные языки!
— Многих это устраивает, так как в случае необходимости они могут разнести весть угодную мне, в том ключе, как её подам я.
— Всё-то вам в угоду себе, — сказал Дита и тут же зажала рот ладонью: перечить вампирам и, тем более, смеяться над ними запретил Джетт.
Вампир усмехнулся.
— А как, по-твоему, можно выжить в этой гонке за кровью и властью? Любая ошибка может стоить тебе жизни, любой неверный взгляд, жест или слово – и тебя приговорят к смерти. Причину можно придумать. Мир Каинитов жесток, и, рано или поздно, станешь жестоким в попытке выжить.
— Я бы себе не изменила.
— Может, поэтому ты еда, а я господин? — клиент зверски усмехнулся.
Дита фыркнула, сведя брови, и ответила:
— А может, потому, что я не хочу быть трупом!
Теперь вампир рассмеялся в голос. Он отпустил её и, продолжая делать вид, что очень сильно развесёлён, уселся в одно из кресел.
— Твои слова лишь доказывают, что ты как раз этого хочешь, — он остановил свой смех и улыбнулся девушке, показывая увеличивающиеся клыки, — может, моё тело и мертво, но лишь ты тут труп, что претворяется живой. У тебя нет своей воли, своей жизни, значимости. Даже хозяина тебя лишили, ты сосуд с кровью, который используют для получения удовольствия, для развлечений и игр. Ты – пустое место. Ты – тварь дрожащая, и всё, что ты можешь сделать – это молить наш род о пощаде, чтобы мы не уничтожили тебя и тебе подобных! Человечество – стадо, что лежит у наших ног. И вы, жительницы этого заведения, можете быть счастливы лишь потому, что мы выбрали вас для своих клыков.
— Да уж, счастья тут у каждого в глазах, — Дита стала говорить смелее.
— А ты не счастлива получать вампирский Поцелуй? Преклони передо мной колени, и я подарю тебе ту радость, ради которой ты явилась сюда.
— Вот ещё, это ты пришёл сюда вымаливать кровь у Петра, ты и подойдёшь!
Вампир опустил голову, и Дита ужаснулась своей смелости.
— Простите, — тут же проговорила она и подошла к вампиру, опустившись перед ним, наклоняя голову.
Вампир поднял на неё глаза, и они как-то странно блеснули, отчего девушка вздрогнула. Мужчина коснулся её шеи, она опустила веки в ожидании укуса. Он был прав лишь в одном – Поцелуй, что дарили вампирские клыки, приносил наслаждение, и принцесса всё сильнее желала его.
— Нравится?
Дита почти не слышала его слов, словно сквозь сон доносился голос, терялся смысл.
— В том то и дело, что мы все тут – рабы своих желаний. Ты желаешь Поцелуй, я – лишь крови. Но кто из нас больший раб своего зверя? Ты бы смогла отказаться от такой жизни? Возможно. Тебя ничего не связывает с миром мёртвых, кроме привязанности к господину. Вампиры же не могут отказаться от крови. Это наше проклятье. И я смеюсь над теми, кто отвергает свою суть и ест животных. И над теми, кто уверен, что никогда не убьёт. Длящаяся столетиями нежизнь в вечной тьме и голоде – вот что значит быть проклятым.
— Я знаю тех, кто не хочет убивать и воздерживается от этого.
— Это слабаки, которые рано или поздно падут в грех убийства, и именно такие становятся самыми хладнокровными и безумными тварями.
— А ты кто? — спросила Дита, выпутываясь из пелены забвения. — Безумная тварь или грешник, не желающий убивать?
— Убивать вредно, деточка, это привлекает внимание Инквизиции и других им подобных фанатиков. Я следую закону Камарильи и слежу, чтобы и другие следовали.
— То есть, волей-неволей ты отказываешься от убийства?
— Как ты ловко управляешь словами, — рассмеялся вампир. — Я не отказываюсь. Я создаю свой идеал.
Он поднялся. Обойдя её, вампир направился к дверям.
— Ты вкусна. Жаль, что ты не девственна и не служишь Господу. Ты понравилась бы мне ещё больше. Но было приятно с тобой поболтать, — он открыл дверь, собираясь уходить, — кстати, меня зовут Эрих, я Шериф Берлина, и я отказался от убийств.
— Молодец, — буркнула Дита. Когда он ушёл, она поднялась, вышла из комнаты, забывая о своём посетителе.
***
(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 29 июня 1808 год) Вторник. (Бэн)
«Очередной бестолковый день».
Бэн стоял у дверей комнаты принцессы и пытался успокоить своё дыхание.
«За ним очередная бесполезная ночь».
Ему хотелось ворваться в покои Сенешаля и свернуть Равенсбургу шею, лишь бы тот оставил его госпожу в покое.
«А ещё Дита».
Маленькая пигалица, строящая из себя чёрт знает что. Ведёт себя как королевна, и она прекрасна.
«Божественно прекрасна».
Бэн не думал о ней двое суток, но избавиться от неё так и не смог. И сейчас принцесса сядет к нему на колени и будет смеяться, шутить, обнимать и смотреть в глаза, словно не замечая, что он живой мужчина, который от таких игр чувствует себя не в своей тарелке. Бэн старался обозначить для себя отношение к девушке, однако все попытки найти хоть какое-то хорошее решение сводились к одному: он хотел её, он мог взять её.
Девушка вышла, как всегда нарядившись для Каинитов в премиленькое платьице и собрав волосы в аккуратную причёску.
— Как я тебе? — спросила она, крутясь перед ним.
Бэн лишь отвёл взгляд. Дита словно намерено пыталась его совратить.
— Ты так мил, когда краснеешь, — рассмеялась она, проводя ладошкой по его лицу. Бэн скинул её руку.
Посмотрев в потолок и закусив губу, он грубо отставил:
— Ты ведёшь себя неприлично.
— Прости, не хотела тебя обидеть, — девушка нежно улыбнулась и, оставив его одного, справляться со своими чувствами, вышла в зал.
— Не хотела, говоришь, — Бэн пару раз ударил себя по щекам.
Девушка ждала его у лошади, поглаживая животное по морде и что-то говоря ему по-испански. Бэн отвязал узду и забрался в седло. Дита привычно подала ему руку, и он подкинул её, усаживая к себе на колени. Юноша знал, что ему будет тяжело, и, сосредоточено думая о своей цели, он молча игнорировал болтовню девушки большую часть пути.
В районе Тиргартена Дита прижалась к нему сильнее, и Бэн, осторожно потянув поводья, снизил скорость. Вокруг непроглядный лес, пустая дорога и девушка с ним в седле. Он представил её жаркие поцелуи, прекрасное тело в своих руках…
— Не останавливайся, Бэн, — сказала она, прижимаясь к нему ещё сильнее, — я ужасно боюсь темноты.
— Не бойся, я с тобой, — серьезно сказал он.
— Спасибо, Бэн, я знаю, что ты меня всегда поддержишь!
— Если ты попросишь, — прошептал он, наклоняясь к ней всё ближе.
— Я очень рада, что сдружилась с тобой и Ангелиной. И благодарна тебе за поддержку, — вторя его голосу, прошептала девушка. — Спасибо за твою дружбу.
Бэна словно холодной водой окатило, и он отпрянул от неё.
— Ты конечно очень старый, точнее, опытный, и, наверно, не принимаешь это в серьёз, но для меня важна твоя дружба, очень важна, — заговорила принцесса громче, заметив, что гуль отодвинулся.
— Я понимаю, — он чувствовал себя совершенно протрезвевшим. — Для меня она тоже важна.
Дёрнув поводья, Бэн погнал лошадь быстрее.
Никаких жарких поцелуев и объятий. Гуля словно озарило, что та несуществующая связь, которую он искал столько лет, возможна именно с этой девушкой. Дита захотела поиграть с ним в дружбу, и Бэн не мог себе отказать понаблюдать за развитием её эмоций. И, хотя юноша ждал, чтобы девушка просто отдалась ему, чтобы принцесса влюбилась, как многие до неё, возжелала оказаться с ним в одной постели, её слова о дружбе заставили Бэна изменить своё мнение. Пусть дружба разочаровывала гуля раз за разом, как и носители этих эмоций, Бэн, как заговорённый, продолжал искать её, ставя эксперименты над окружающими его людьми.
Кроме того, юношу не просто влекло к ней: девушка нравилась ему, и гуль Палача хотел нравиться ей. Бэну было хорошо от её нежного голоса, от внимательных глаз и тёплых рук. А то, что его эрегированный член упирался девчонке в бок, Дита даже не замечала. Или игнорировала. Потому что Бэн был её другом. И он хотел им остаться. Это было важно для подтверждения его теорий, для его проверок.
А соитие? Бэн испробовал его во всех возможных вариантах, и единственная женщина, которая его по-настоящему должна была интересовать – это Катерина. А Дита, маленькая инфантильная девчонка, что она понимает в совокуплении? Бэна ждало разочарование, наивные слёзки и глупая мишура про дружбу. Потом Дита будет обижаться и доводить его идиотскими проказами, а может, и ненавидеть. Бэн обвил девушку своей рукой, помогая удержаться в седле, и лошадь ускорила шаг, переходя на галоп.
«Кому ещё в этом городе позволено обнимать тебя?» — Гуль поцеловал принцессу в затылок.
(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 29 июня 1808 год) Вторник. (Бэн)
Бэну с Дитой пришлось ожидать. Но даже когда их допустили в покои любовников, те не желали оставлять друг друга. Вильгельм успел приодеться, Катерина же была нага, а постель – залита их кровью. Положив голову на колени к Сенешалю, Палач, словно кошка, целовала его пальцы, прокусывала кисть и пила его кровь.
— Закусочка, — промурлыкала она, заметив появление Диты.
Бэн с отвращением посмотрел на Вильгельма. Его голова переполнялась картинками о расправе над ним, и Сенешаль старался не смотреть в его сторону, словно чувствуя его мысли, даже не читая их.
