Текст книги ""Фантастика 2025-132". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Джон Голд

Соавторы: Василий Панфилов,Роман Романович,Антон Аркатов,Талия Осова,Владимир Босин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 350 страниц)

Пока не вижу выхода. Наверное, мне придётся тратить на бесполезный в общем-то предмет массу сил, продираясь сквозь абзацы пропаганды и заучивая даты, чтобы выезжать хотя бы на их знании.

Так-то бы чёрт с ней… но история, как часть идеологического воспитания, нынче важный предмет, и историки, как правило, являются ещё и парторгами школы! Вот так вот… «забить» не получится при всём желании, если, разумеется, я обираюсь оканчивать десять классов.

– Вот ведь чёрт… – вздохнул я, весьма живо представляя себе не только объём работы, но и степень отвращения к ней. А ведь придётся!

Ещё раз глянув на часы, и поняв, что читать я решительно не в настроении, скинул рубашку и майку, размялся наскоро и принялся отрабатывать связки, работая исключительно на технику. Оказывается, в Москве это всё очень востребовано…

– … и моется, и моется… – услышал я старческий зудёж, выходя из ванной, – я посчитала, сколько вы там…

– Потом дадите, что посчитали, – перебила её мама, и старуха недовольно поджала дряблые губы. Собравшись с мыслями, она открыла было рот, явно готовая ко второму раунду зудёжа, но я решительно закрыл дверь в комнату перед её носом.

– Опять твой спорт? – для порядка поинтересовалась мама, смотрясь в зеркальце и поправляя пуховкой какие-то неведомые мне изъяны во внешности.

– Угу…

– А я пробежалась по парикмахерским, – похвасталась она, ноги гудят…

– Так, а что у тебя с ухом? – живо переменила она тему.

– А… ерунда, – отмахиваюсь я, – дурак какой-то… и главное, на ровном месте прицепился!

Она вздохнула, но воспитывать, рассказывая благоглупости о том, что все споры нужно решать мирно, не стала. Не та у неё биография…

– Пробежалась… – возвращаю её к теме.

– А, да… – кивнула мама, – есть, кажется, пара мест интересных.

Она с увлечением начала рассказывать о «девочках» и условиях работы, забредая подчас во что-то очень и очень женское, что я не могу не то что принять, но и даже понять.

– Кстати! – перебила она саму себя, – Я тут столовую неподалеку нашла, говорят, хорошая! Сходим?

– Давай, – оживился я, и, вспомнив о мамином пристрастии к домашним делам, живо пересказал ей недавнюю сценку с зонтиком на кухне.

– Ужас какой, – мама зябко поёжилась, – Не выдумываешь?

– Да зачем?! – вскидываюсь я, – Сама потом, думаю, увидишь! Да и после кастрюль с замками…

– Ну да… – погрустнела мама, – чем в таких условиях готовить, действительно, лучше в столовую.

– Ага… – киваю согласно, – а потом придумаем что-нибудь! Главное ведь – сама прописка, а остальное… Ладно, я тебя на улице подожду!

Выскочив на улицу, машинально хлопаю себя по карманам, и только сейчас вспоминаю, что бросил курить.

– Заебали, – закуривая, в сердцах сообщил мне остановившийся рядом грузчик лет сорока, одетый в потёртый серый халат, изрядно потрёпанный и видавший виды, – все зады у магазина обоссали! Как намазано!

– Ага… соглашаюсь с ним, озираясь на подъезд, из которого вот-вот должна выйти мама, – у нас вон тоже…

– Местный? – осведомился грузчик, выпустив клуб ядовитого дыма.

– Ага… – снова киваю, – недавно переехали, в седьмую квартиру.

– Соседи, значит… – задумчиво подытожил мужик, кивая чему-то своему.

– А ты молодец! – внезапно продолжил он, – Ловко того… ссыкуна! Да и с милицией что связываться не стал, это ты правильно…

Не говоря ничего, еле заметно пожимаю плечом.

– И не болтун, – хмыкнул мужик, пристально оглядывая меня, – А так ничего, крепкий… спортсмен?

– Ну… так, для себя! – снова пожимаю плечами, чувствуя себя, как на собеседовании.

– Эт правильно… – снова пыхнул мужик, замолчав.

– Миша! – позвала меня вышедшая из подъезда мама.

– Мамаша твоя? – прищурился грузчик.

– Ага… – я уже делю шаг от него, – только не говорите ей, ладно? А то волноваться будет…

– Х-ха… – неведомо чему развеселился тот, – не буду!

– Ты это, малой… – громко окликнул он меня, когда я уже подходил к маме, – подработать захочешь, сюда, на зады подойди! Дядю Сашу спросишь!

Глава 8
Позитивно-гормональная

Просыпался я медленно, вкусно, тягуче зевая и ненадолго засыпая снова, досматривая сон, который, вот хоть убей (!), напрочь забылся через несколько секунд после пробуждения, осталось только приятное послевкусие и отличное настроение.

Улыбаясь миру, сладко потянулся, выгибаясь совершенно по-кошачьи, и ничуть не смущаясь смешку, донёсшемуся от уже одевшихся родителей, сидящих у широкого подоконника, заменяющего нам стол, за чаем.

– Доброе утро, досточтимые предки! – весело говорю я, усаживаясь на матрасе.

– Доброе, – кивнул отец, салютуя чашкой. Несмотря на всю свою брутальность, как личную, так и профессии, пить чай или кофе он предпочитает, по возможности, из маленьких, изящно расписанных фарфоровых чашек.

– Доброе… – усмехнулась мама, – Предки, ну надо же!

– Досточтимые! – поиграл я бровями.

– Это радует, – почти серьёзно сказала она, и некоторое время мы, разминая мозги и настроение, пикировались, перебрасываясь шуточками, двусмысленностями, цитатами и отсылками на разного рода произведения, классические и не очень.

С недавних пор, по моей просьбе, они начали вставлять в разговор слова, а иногда и целые фразы из идиша, и… хм, родной язык очень легко укладывается в голове. Знаю уже порядка пятисот слов, и, к собственному удивлению, не просто заучил их, а могу вести пусть примитивный, но достаточно уверенный разговор на бытовые темы. В планах – алфавит… благо, он у иврита и идиша общий, и переучиваться, если вдруг что, не придётся.

Не знаю, чего в этом больше – желания изучить культуру народа, ставшего родным для меня в этом воплощении, или же это чудит мозг, привыкший перерабатывать огромные массивы информации, и ныне изнывающий от безделья.

Интернета нет, с хорошими книгами, да и книгами вообще – проблема…

… и с научными, к слову, тоже! В теории, есть библиотеки, и можно сделать заказ, который привезут тебе из другого города, если нет в твоём.

Учись! Развивайся, Гражданин Страны Советов! Всё во имя Человека, для блага Человека!

Но! Есть разного рода допуски, и если в теории «Ленинка» является публичной библиотекой, то на практике – школьнику доступен только отдел с детской и юношеской литературой. Читайте, детки, Дюма, Майн Рида, и про подвиги советских разведчиков! Для особо продвинутых – Перельман.

А если, скажем, я захочу почитать что-то о монашеских орденах Средневековья, то в библиотеке мне предложат что-то очень пережёванное и прошедшее через жернова цензуры. Если оно, пережёванное, вообще есть в наличии.

Хочешь что-то более серьёзное? Притащи справку из школы о том, что ты готовишь доклад, и тогда, может быть…

… но вернее всего – нет! Но «на карандаш» попадёшь в любом случае.

Пробиться через эти заслоны и препоны, в теории можно. Но ради этого придётся пройти через все круги бюрократического ада, пробивая головой укрепленные казёнными печатями бумажные стены и доказывая, что ты, советский гражданин, имеешь право…

А я не уверен, что хочу этого. Что эта игра вообще стоит свеч…

… и уж в чём я совсем не уверен, так это в том, хочу ли я быть советским гражданином! Чем дальше, тем больше не уверен…

В общем, всё сложно. Но здесь, в СССР, вообще всё сложно.

Отстояв очередь в туалет, умывался и чистил зубы уже на кухне, под ворчание одной из старух, толкающейся на кухне, кажется, вовсе без цели.

– Елозит и елозит… – бурчала она, лязгая кастрюльками и переставляя с места на место тарелки, – ишь, чистюля какой! Все они, как не наши…

Недовольна она, кажется не тем, что я ненадолго занял мойку, или (о ужас!) полощу потом рот, сплёвывая туда, а тем, что вообще существую. Есть такая категория людей, которые вечно, от рождения, чем-то недовольны, и щедро делятся этим недовольством со всем окружающим миром, выплёскивая его, как содержимое ночного горшка.

– У-у… геркулес! – с удовольствием констатировал я, вернувшись в комнату, – С сыром?! Шикарно!

Запах керосина, неизбежный при использовании примуса, нисколько не мешает наслаждаться мне завтраком. Сыр, покрошенный на мелкие кубики, уже расплавился в горячей каше, стал тягучим, добавив свои нотки к блюду.

Нотки керосина, увы, в блюде тоже присутствуют, но это – неизбежность! Нас при заселении ещё предупредили, что проводка здесь слабая, и что лишняя нагрузка на сеть чревата пожаром, заставив расписаться, что мы, Савеловы, поставлены о том в известность.

На мой вопрос о том, когда же в последний раз меняли проводку, дама из домоуправления ответила уклончиво, и подозреваю, что она и сама не знала, не желая в том признаваться. Либо, что ещё хуже, проводка осталась в доме от времён довоенных, и может быть даже, дореволюционных.

Жмурясь от удовольствия, одобрительно закивал на вопрос мамы о бутерброде и чае, краем уха прислушиваясь к разговорам родителей.

Отец пока ещё присматривается и потому высказывается осторожно, но кажется, коллектив не самый плохой. Есть своя московская специфика, в которой предстоит разобраться, но в целом – жить и работать можно!

Мама пока в сомнениях – есть несколько мест, куда она может устроиться, и все они имеют как преимущества, так и недостатки. Благо, ей, как замужней женщине, не грозит статья за тунеядство, и выбирать она может, сколько угодно долго.

Другое дело, что выбрать нужно с умом, чтобы не мучиться потом, и не бежать, сломя голову, через месяц-другой после устройства на работу. Бегунков не любят, по делу и без песоча в «Крокодиле» и стенгазетах, и хотя уходят, чаще всего, от плохих руководителей и бытового неустроя, здесь, в СССР, преодоление бессмысленных трудностей воспевается.

Настоящему советскому человеку положено жить, денно и нощно беспокоясь о благе родного завода, плане, пятилетке за четыре года и построении коммунизма на всей планете. Согласно не опровергнутым обещаниям Хрущова, ждать осталось недолго, и к 1980 году в СССР будет один сплошной Коммунизм!

Пока он не наступил, можно с надеждой всматриваться туда, на линию горизонта, где вечно алеет заря светлого будущего. Надо чуть-чуть потерпеть, и из бараков и коммуналок всей страной – прямо в Коммунизм! На Марс, на Венеру, и конечно же – в собственную благоустроенную квартиру.

А некоторых, особо несознательных, туда не возьмут. Как я понимаю, в бараках оставят, и в коммуналках.

– … в этот день милитаристская Япония… – внезапно сообщило радио, едва ли не полную громкость включенное у кого-то из соседей. С полминуты мы всей квартирой слушали про знаменательный день, а потом ещё столько же – щёлчки переключения каналов, хрипы настроек и обрывки фраз.

– … да вашу мать! – услышал я сквозь эту какофонию возмущённый ор, – Сколько можно?! Если не слышите, купите себе наушники!

– Впору себе наушники покупать, – буркнул отец, допивая чай.

Да… одна из проблем коммунальной жизни – обилие собственно жизни. Семь комнат, и в большинстве не по одному человеку, с не самыми простыми характерами и часто – привычками, раздражающими окружающим, но самим обладателям привычек кажущимися совершенно естественными, и часто – единственно правильными!

– … мой в сорок пятом прямо из Берлина, и на японский фронт, – услышал я обрывки кухонного разговора, обуваясь в прихожей.

– Дверь не закрывай! – крикнул мне Пал Игнатьич, – Я сейчас тоже выйду!

Угукнув, оставил дверь приоткрытой и сбежал вниз по лестнице, внимательно глядя под ноги. Здесь, бывает, не только ссут…

«А я ведь то аниме так и не досмотрел…» – вспомнилось мне, и настроение чуть-чуть, самую малость, но испортилось. Не сильно, а так…

Пробегая мимо Большого Театра, покосился на кучку поклонников, столпившихся вокруг какой-то знаменитости, и хмыкнул. Никогда не понимал…

– Бе-бе-бе! – мелкий пацан, обогнав меня и пробежав несколько метров, обернулся, и, приставив пальцы к уголкам глаз, растянул их, став неизвестно кем, но узкоглазым, и судя по возмущённым воплям сзади – очень обидным!

– Сам такой! – звонко проорали позади, и, чуть толкнув меня, мимо пронеслась тощая девчонка, грозя обидчику всеми карами, – Сам ты япошка!

Мыли снова заскакали вокруг утреннего происшествия, Японии…

«Чёрт… – я чуть не споткнулся, – Горовицам начертил аж несколько вариантов мебели, годной для их крохотного помещения, а себе-то что?!»

Мне такую мебель и монтировать в студенчестве приходилось, и… в общем, разбираюсь! Не так чтобы очень, но на безрыбье! Да и куда нам, собственно, деваться? Комната узкая, неудобная…

Поставить нормальную кровать у входа, а напротив шкаф – как у всех, так останется только узкий проход, да и тот – боком! А если поиграть с пространством…

Я аж остановился, представив несколько интересных, и очень… очень бюджетных вариантов!

Во-первых, и это самое главное – мне просто скучно. Нет интернета, проблема с книгами… и даже, мать его, ТВ нынче – позорное угрёбище… которого у нас, к слову, нет!

А во-вторых… не уверен пока, но при здешнем дефиците всего и вся, все эти мебельные изыски могут принести нам… чего-нибудь.

Не знаю пока, что именно, но твёрдо уверен, что руки, растущие откуда надо, и голова, в которой есть пусть чужие, но очень интересные идеи из будущего, это хороший такой стартовый капитал!

А деньги это, выгодные знакомства или что-то ещё – не суть важно! Лишь бы на пользу…

Несколько минут спустя, стоя неподалёку от школы, я, взрослый, состоявшийся мужчина…

… собираюсь с духом.

В животе – противное сосущее чувство, ноги, ставшие чуть-чуть ватными, и, мать её… неуверенность в себе…

Откуда?! Понятно, что я сейчас подросток, и гормонам плевать на весь мой жизненный опыт… тем более, что опыт из той, прошлой жизни! Это там у меня сформировались нужные нейронные связи, рефлексы и прочее…

А здесь… знаю, понимаю, но, сука, заново! Заново это дурацкое, нелепое ощущение, понимание, что ты новичок в школе, и от того, как тебя примет коллектив, как отнесутся учителя, зависит, чёрт подери, слишком многое…

Я не боюсь… не люблю драться, но не боюсь! Но взгляды, перешёптывания, притирки к коллективу… чёрт бы их побрал!

В новом коллективе даже взрослому не всегда бывает просто притереться, да и не всегда получается! Часто – внешне всё благополучно, улыбки… а за спиной – подставы, козни, и в результате – стресс, стресс, стресс…

А ещё нервные срывы, увольнения по собственному и прочие неприятности. Часто – не потому, что коллектив так уж плох, или новичок совершенно никчемушен, а просто – не сложилось. Бывает.

Но взрослому проще выстраивать отношения, да и взрослые, в целом, более терпимы, у них не так бушуют гормоны, не лезет в голову юношеский максимализм, не так остро желание утверждаться в стае. Взрослому, в конце концов, проще уйти, написав заявление по собственному…

Детство – счастлива пора[75]75
  Если что – ребёнок переживает стрессы намного острее взрослых, а советская и российская школа – один сплошной стресс. Это, к слову, не просто мнение автора (детского психолога по образованию), а мнение всех психологов и педагогов. Реформа образования, о которой криком кричат не первое десятилетие – не только про образование, но и про необходимость переформатирования всей школьной системы так, чтобы она не ломала ребёнку психику.


[Закрыть]? Ну-ну… Шесть дней в неделю с восьми тридцати утра и до пол второго, в замкнутом помещении с тремя десятками детей или подростков с неустоявшейся психикой, и, мать их гормонами, которые давят на мозг!

С инстинктами, унаследованными от диких предков, заставляющих не просто бегать, прыгать и играть, но – самоутверждаться, часто – за счёт других. Здесь – развитие личности, но здесь же – психологические травмы.

А ещё – педагоги. Сертифицированные, с дипломами о высшем образовании… и у каждого – характер. Особенности. Не всегда приятные… и не всегда во благо ученика.

«Справлюсь, – уверяю себя, делая шаг ко входу в школу, – не впервой! Я…»

… справился, всё-таки я – взрослый мужчина, пусть даже отчасти.

– Пришёл? – невесть зачем спросила завуч, глянув на меня поверх очков, – Посиди чуть-чуть.

– Хорошо, Светлана Эдуардовна, – киваю я, усаживаясь на стул у стены и ставя рюкзак в ногах. Стараясь не пялится вовсе уж нагло, разглядываю кабинет и его обитателей, заняты́х и деловитых.

Сейчас у них горячая пора, можно сказать – страда́. Утверждаются планы и сметы, принимаются всевозможные комиссии, проводятся заседания, заканчивается ремонт…

В общем, вся та суета, известная любому педагогу, но почти неизвестная мне. Понятно только, что люди заняты делом, которое считают важным.

– Савелов? – завуч обратила-таки на меня своё внимание.

– Так точно, – невесть зачем отвечаю в армейской манере, встав со стула и вытягиваясь.

– Миша, значит… – она начинает перебирать бумаги, а меня будто кто-то подталкивает.

– Ну, можно и так…

Язык уже прикушен, но поздно, я – под прицелом нескольких пар глаз, разглядывающих меня с разной степенью заинтересованности.

– Пятая графа… – наклонившись, шепчет завучу пожилая сутулая девушка с некрасивым пучком жидких волос на маленьком черепе, туго обтянутом сухой желтоватой кожей.

– Миша – лучше, – веско припечатывает завуч, выслушав приспешницу и давя меня взглядом. Склоняю голову, как бы соглашаясь, что Миша – лучше…

Удовлетворённая этим, завуч кивает, и дальнейшее моё знакомство с педагогическим коллективом проходит достаточно однообразно. Светлана Эдуардовна читает моё личное дело, иногда поднимая глаза и с некоторым сомнением глядя поверх очков. Я в это время вытягиваюсь и всем своим видом показываю, что готов отвечать на любые вопросы.

– Ну… – закончив чтение, завуч с некоторым сомнением поглядела на меня, постукивая пальцами по столу.

– Б класс, – чётко артикулируя буквы, предложила властная полная дама, даже здесь, в учительской, не расстающаяся с массивной указкой, – к Елене Дмитриевне!

– Понятно, что не А, – согласилась с ней другая, – но может, В?

В ответ властная только поджала губы, показывая, что она думает об этом предложении.

– Б класс английский изучает, – протянула Светлана Эдуардовна, – потянешь?

– Ес! Оф кос! – вытянулся я.

– Ну вот видите! – удовлетворённо кивнула властная дама, и добавила зачем-то:

– Они все английский изучают!

Развивать тему Светлана Эдуардовна не стала, хотя по чуть сгустившейся атмосфере в учительской стало ясно, что этой ремаркой она не слишком довольна.

– Зиночка! – обратилась она к пожилой девушке, – Будьте добры, сходите за Еленой Дмитриевной!

– Хорошо, Светлана Эдуардовна, – кивнула та, и вышла прочь той деревянной бесполой походкой, которая лучше любого психолога скажет о больших проблемах с психикой и личностной самооценкой.

– А ты сядь пока, – приказала мне завуч, и я послушался, постаравшись слиться с местностью.

«Ну вот на хера брякнул?» – тоскливо думал я, и мысль эта, как закольцованная, вертелась в моей голове раз за разом.

За эти минуты я, кажется, неплохо прокачал невидимость, слушая малопонятные разговоры педагогов и стараясь не отсвечивать, и соответственно – не раздражать. Наконец, дверь скрипнула, и в учительскую газообразно просочилась пожилая девушка, и, подойдя к столу завуча, что-то прошелестела бумажным, каким-то пыльным голосом.

А потом…

– Вызывали, Светлана Эдуардовна?

… вошла она. Высокая, медно-рыжая, несколько сухопарая по этим временам… и именно такая, какие мне всегда нравились!

«Хедшот…» – подумал я, сглатывая, и кажется, краснея так, как могут только краснеть подростки, а рыжеволосая богиня, властительница моих ночных дум начиная с сегодняшнего дня, прошла мимо меня, мельком глянув синими глазами.

А потом богиня наклонилась к столу, выслушивая Светлану Эдуардовну, и её ягодицы под юбкой шевельнулись маняще и соблазнительно, а медный тугой локон, вырвавшись из большого пучка волос, закрученных на затылке, качнулся возле маленького розового уха.

«Комбо!» – решил я, и потом добавил, охрипший даже в мыслях:

«Бля…»

– Миша, с тобой всё в порядке? – подойдя ко мне, поинтересовалась Елена Дмитриевна, в голосе которой звучат хрустальные обертоны и нотки тревоги. От неё едва заметно пахнет духами, и совсем чуть-чуть, женщиной…

– А? – не сразу реагирую я, вслушиваясь в волшебный голос, всё ещё звучащий в моей голове, – Да-а… жарко и вот… волнуюсь…

Оттягиваю и без того расстёгнутый воротник рубахи, стараясь не смотреть…

… а смотреть хочется. И не только смотреть…

– Понятно… – соглашается классная руководительница, – новая школа, это всегда волнительно! Но ты, Миша, не переживай, у нас ребята хорошие, дружные!

Одна часть меня, взрослая и циничная, мысленно отвечает, что ребята, если верить словам учителей, всегда хорошие и дружные, даже если они чуть не поголовно стоят на учёте в детской комнате милиции.

Другой я, преисполненный гормонами и томлением духа, разрывается на части, желая слушать, смотреть…

А смотреть, честное слово, есть куда! Елена Дмитриевна, как и положено советскому педагогу, одета весьма скромно и консервативно, и полагаю, пожелав того, могла бы выглядеть много лучше…

… но мне хватает и имеющегося, а юношеская фантазия и взрослый опыт дорисовывают недостающее.

– Ну, пойдём! – тронув меня за плечо и вызвав бурный отклик в организме, она вышла, и, цокая каблучками по коридору, пошла рядом, рассказывая о школе и своём, а теперь уже и моём, классе.

– … у нас очень сильная школа… налево… особенно химия, биология и английский. Потянешь?

– Ну… да, – не сразу спохватываюсь я.

– Не сомневаюсь, – тепло улыбается Елена Дмитриевна, – оценки у тебя неплохие, справишься! Первое время, возможно, будет немного трудно, но ты не расстраивайся, подтянем!

– Я… – уже толкаются на языке хвастливые слова, но взрослое альтер-эго берёт верх, – постараюсь.

– Уверена в тебе, – снова улыбается Елена Дмитриевна – она вообще улыбчивая, и улыбка у неё, чёрт подери, красивая! – Но ты, кажется, немецкий учил?

– В школе, – киваю ей, стараясь не смотреть… не слишком пристально смотреть… – а так потихонечку учу английский. Самостоятельно.

В голове – столько всякого хлама, который хочется вывалить в разговоре! О том, что у меня, официально, третий взрослый разряд по шахматам, а неофициально я играю намного лучше…

… о том, что я могу подтянуться двадцать два раза, и о том, что деньги я зарабатываю самостоятельно, а не беру у родителей…

… и вся та хрень, что несёт подросток, желающий понравится симпатичной девушке!

Сдерживаюсь, но откровенно – с трудом! Если бы не прежний жизненный опыт, я бы уже завалил её ненужной информацией, поинтересовался бы, замужем она или нет…

– Ну вот и пришли, – снова улыбнулась мне классная, остановившись перед дверью.

«Классная у меня – такая классная» – растёкшись мёдом, скалабмурил я в голове, но хвала Будде – хватило сил смолчать.

– Ребята! – войдя в класс, громко сказала Елена Дмитриевна, придерживая меня за плечо, – Миша Савелов наш новый ученик и ваш одноклассник! Приехал с Севера, и теперь будет учиться с нами!

Чуть кивнув, и отчаянно стараясь не смотреть на неё, едва заметно улыбаюсь новым одноклассникам. Народа в классе немного – всего-то три девочки и двое ребят, глазеющих на меня с разными эмоциями.

Одна из девочек, некрасивая и улыбчивая, одетая в старенький спортивный костюм, искрится положительными эмоциями и близоруко щурится, опустив тряпку, с которой на пол капает грязная вода. Она уже, и это видно, записала меня если не в друзья, то как минимум в приятели, и я, скорее всего, не буду против.

Двое других, такие себе девочки-девочки… хохотушки и болтушки, с уже проснувшимися женскими инстинктами, которые они вот прямо сейчас и оттачивают, стреляя глазами в меня и двух других мальчиков, перешёптываясь и хихикая. Обычные в общем-то девочки, уже начавшие оформляться и со сладким ужасом осознавать, что оказывается, мужчинам от них нужно…

… Это Самое!

Пока они прокачивают социальный интеллект, учатся манипулировать окружающими и фонтанируют эмоциями, которые могут менять полюс за считанные секунды.

Один из ребят – худой, сутуловатый, держащийся с преувеличенной серьёзностью, и кажется, готовый любую усмешку истолковать не в свою пользу, насторожен и колюч. Эта колючесть и настороженность мешает оценить его нормально.

Второй – улыбчивый, чуть полноватый, со свежей ссадиной на щеке и маленькими, чуть заплывшими, но кажется, умными глазами, держится спокойней. Этакий середнячок, не лезущий в лидеры, но и не скатывающийся на социальное дно. Такие, как он, всегда себе на уме, и, к удивлению многих, часто неплохо «выстреливают» после школы, делая карьеру в самых неожиданных областях, под рефрен «Кто бы мог подумать»!

– Хорошо-хорошо, Еленочка Дмитриевна! – затараторила некрасивая, улыбаясь очень ярко и солнечно, – Можете быть спокойны! Присмотрим, приветим…

– Таня… ну вот сколько можно? – укоризненно спросила учительница, но в её голосе, если прислушаться, укоризна была, в общем, скорее дежурной.

– Ой! – улыбчивая одноклассница преувеличенно серьёзно зажала себе рот, – Виновата!

– Всё! – поставила точку Елена Дмитриевна, – Мне в РОНО надо, оставляю Мишу на тебя! Смотри, не обижай его!

– Да, мэм! – вскинула та ладонь к пустой голове, – Слушаюсь, мэм! Смотреть! Не обижать!

Засмеявшись, классная вышла, прикрыв за собой дверь, а я, подхватив эстафету дурашливости, рявкнул, приставив ладонь к виску и накрыв голову левой, как беретом.

– Мэм, капрал, мэм! Новобранец Савелов, мэм!

Девчонка засмеялась так солнечно и открыто, что я понял – у неё, если эта солнечность сохранится, проблем с мужчинами не будет никогда! Никаких! А красивая она или нет… да какая разница, если она умеет улыбаться и смеяться – вот так…

Захихикали девочки, стреляя глазами и то и дело шепча что-то на ухо подружке.

Улыбнулся полноватый крепыш со ссадиной, и даже его приятель, сутулый и неуверенный, усмехнулся, тут же, впрочем, стерев улыбку.

– Мне б переодеться где… – я скинул рюкзак, – а потом – командуйте, но не обижайте!

– Да, – спохватился я, – моё имя вы уже знаете, а вы…

– Татьяна… – улыбчивая, ухватив себя за штанины и слегка растянув их, присела в дурашливом подобии книксена. На язык попросилось «Итак, она звалась Татьяной[76]76
  «Итак, она звалась Татьяной…» – отрывок из «Евгения Онегина».


[Закрыть]…», но без моей рыжеволосой похитительницы снов я снова могу нормально думать, и решил, что это очень уж очевидно, и наверное, банально.

Но настроение у меня всё равно дурашливое и чуть пьяное, как после пары бокалов шампанского. Поддавшись ему, делаю подобие придворного поклона, нарочито шаржировано, размахивая перед собой пустой рукой так, будто в ней шляпа… или веник.

– Ну а вы, прЭлЭстницы? – вскидываю бровь, обернувшись на девочек.

Залившись хохотом и постоянно перешёптываясь, прелестницы поведали мне, что их зовут Света и Вера, но они так хихикали, перешёптывались и постоянно сбивались, отмахиваясь от меня ладошками, что я, хоть и переспросил несколько раз, так и не понял, кто из них кто.

– Артём, – подал мне руку крепыш, и по характерным мозолям я понял, что он занимается тяжёлой атлетикой. Рукопожатие, к слову, было очень деликатным.

– Валерий, – у сутулого рука несколько влажная, а само рукопожатие излишне энергичное, как будто от его силы напрямую зависит уважение окружающих, – и никаких Валер и прочих сокращений!

– Принято, – без удивления киваю ему, – а меня можете сокращать как угодно, лишь бы без оскорблений.

– Так… – поменял я тему, подавив желание вытереть влажную ладонь об одежду, – где здесь переодеться можно?

– Ну, – несколько неуверенно пожал плечами Валерий, – можно найти пустой класс…

– Да здесь давай, – перебил его крепыш, и Валерий недовольно поджал губы, явно разгоняя в себе негатив и воображая много больше, чем Артём вложил в эти простые слова, – Девочки, отвернётесь?

– Ой, да было б на что смотреть! – ответил кто-то из хохотушек, и я с трудом подавил желание ввязаться в бессмысленную и весёлую перепалку, доказывая, что у меня – есть на что!

Быстро переодевшись и слушая за спиной взрывы хохота и перешёптывания, я присел зашнуровать рабочие ботинки.

– Ого! – удивился Артём, оценив мою рабочую одежду, – Серьёзно подготовился!

– Ну так… – встав, шевелю ступнёй, и, присев, чуть ослабляю шнуровку, – привык. Всю жизнь с родителями по окраинам мотался, так у нас и школьная практика такая иногда была… вполне взрослая.

– Ого! – ещё раз сказал Артём, и в его голосе послышались нотки зависти, показавшиеся мне несколько странными, – Нет… у нас всё просто – максимум, штукатурам помогать поставят, а это так… всей работы, что таскать да пачкаться!

– Специфика маленьких посёлков, – пожимаю плечами, не придавая этому значения, – Рабочих рук всегда не хватает, вот и…

– Здорово! – восхитился Артём, и я покосился на него – он что, серьёзно? Похоже, что да…

– Это же профессия с юных лет, самостоятельность! Сразу во взрослую жизнь вливаться! – фонтанирует он неподдельным энтузиазмом.

– Ну… да, – соглашаюсь я, – сходу. Когда всех развлечений – кино по выходным, танцы в клубе и драка после, то вливание во взрослую жизнь происходит очень естественно. Или тухнешь от скуки, или по посёлку шатаешься, в поисках приключений, весьма, я бы сказал, однообразных, или, к примеру, идёшь после школы к отцу на работу, и вливаешься…

– А кто у тебя отец? – не отстаёт он, и я, пожав плечами, сообщаю, что механик, – Ух ты… это ты с детства, значит?

Артём не отстаёт, переполненный непонятным для меня энтузиазмом. Вижу, сутулый Валерий тоже прислушивается, старательно делая вид, что ему всё равно. Слишком, я бы сказал, старательно…

– Ну… да, – пытаюсь отвечать ему, слушать задание Татьяны и пропускать мимо ушей взрывы смеха, слов и энтузиазма от Светы-Веры, – и починить, и вообще… что ж не уметь-то? Вот, подшабашили недавно с родителями в колхозе…

– Слу-ушай… – подхватив меня под локоть, Артём повёл показывать, где здесь можно взять воду, попутно выспрашивая меня об особенностях жизни в северных посёлках и выплёскивая желание поехать на одну из комсомольских строек.

Сразу! После школы! – полыхал он, – Или нет… сперва в армию, а потому – туда! Это же… это же люди Коммунизм строят!

– … представляешь?! Тундра или тайга, а потом – посёлки, города!

А я – не представляю, я, чёрт подери, – знаю…

… весь этот неустрой, специфический контингент, удалённость от всех благ цивилизации, мошку и комарьё и вечная погоня за планом, за производством, за тоннажом и кубометрами в ущерб элементарным удобствам.

А главное… как сказать ему, что это всё – зря? Да и стоит ли говорить?

– … нет, это всё-таки здорово! – полыхает энтузиазмом Артём, нагружая мои уши своими планами, весьма сомнительными с любой точки зрения, но в первую очередь – с точки зрения здравого смысла, – Это всё настоящее, не наносное…

С трудом удерживаюсь от того, чтобы сказать ему, что с удовольствием обменял бы свою «настоящую» жизнь, причём хоть эту, хоть прошлую, на возможность вырасти нормально, не преодолевая постоянные трудности и отсутствие всего и вся.

Да, я вырос, и некоторым образом сделал карьеру, но честное слово – это было вопреки всему! Быт, он такой… определяет.

Ловушка нищеты, ловушка окружения… Как ни назови, но если вырос, по факту, в гетто, в маленьком умирающем райцентре, где культура существует только в отчётах чиновников, как, впрочем, и образование, то многие пути, по факту, просто перекрыты.