Текст книги ""Фантастика 2025-132". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Джон Голд

Соавторы: Василий Панфилов,Роман Романович,Антон Аркатов,Талия Осова,Владимир Босин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 350 страниц)

Его фигура начала рассыпаться. Лицо стало дрожать, как отражение на воде, прежде чем исчезнуть.

– Нет… – пробормотал он, голос становился всё тише, пока полностью не исчез.

Мир вокруг нас взорвался ярким светом.

* * *

– Семён… Семён… – Этот голос исходил словно изнутри меня. – Очнись!

Я открыл глаза и увидел испуганное лицо Слави. Её светлые волосы горели в лучах яркого летнего солнца. Славя помогла мне, я сел и осмотрелся: мы находились на той же самой поляне, а в центре неё одиноко возвышалась старая водонапорная башня.

– Цел? Ничего не сломал? Ничего не болит? – Славя начала резко и довольно грубо ощупывать меня.

– Да всё в порядке. Вроде бы… Но ты даже не представляешь, где я был и что я там видел!

– Ты всё это время был здесь. – Она отстранилась и нахмурилась. – Ты выстрелил из пистолета и тут же отключился. А твой братан просто исчез, растворился в воздухе. – Славя вдруг улыбнулась и продолжила: – Но есть и хорошие новости: аномалии больше нет!

– Да что ты такое говоришь? Мы же…

Вдруг я начал чувствовать, как воспоминания исчезают одно за другим. Ещё долю секунды назад я помнил, что было написано на тех деревьях и на арке, но сейчас в памяти остались только размытые образы каких-то узоров.

– Мы ведь с тобой были в лесу! А потом спасались от одного чудовища, от второго! А потом я чуть не провалился в колодец. И монолит! Ты помнишь монолит? То есть это был мой двойник…

– Тебе это приснилось, – мягко сказала Славя. – Пока ты был в отключке, я много думала. Наверное, дело в реликте. Возможно, на этой поляне нельзя использовать реликты. Или этот конкретный реликт. Не знаю, в общем. Но я рада, что с тобой всё в порядке. – Она потянулась ко мне и легонько поцеловала в губы.

– Ты уже это говорила. А двойник? Что с ним? Куда он исчез? – спросил я её, обращаясь скорее к самому себе.

Тот странный город и монолит. Если это была некая квинтэссенция его сущности, его воспоминаний, то что с ней стало? Всё это растворилось во мне? Однако никаких особых изменений внутри я не ощущал. А те монстры, конструкция невозможной формы, колодец, арка – зачем было всё это?

– Очень хотелось бы верить, что мы его больше не увидим, – фыркнула Славя.

– Он на самом деле не плохой, просто у него были свои причины. Теперь я их лучше понимаю. Точнее, наверное, понимал всегда, только не отдавал себе в этом отчёта.

Я с трудом встал на ноги, меня прилично шатало, но голова всё больше прояснялась. Однако с этой ясностью истирались и воспоминания о пережитом, оставляя после себя лишь неопределённое чувство незавершённости, щемящую тоску на краю сознания.

– Хватит уже философствовать! Пошли отсюда наконец! – Славя обхватила меня рукой и подставила своё плечо.

* * *

По дороге обратно в лагерь реальность начала вновь вступать в свои права, а с ней появился и зверский голод. Воспоминания о пережитом во сне практически полностью исчезли из памяти, однако я был точно уверен, что всё это не просто видение, вызванное реакцией аномалии на реликт. Пусть те события и произошли в каком-то другом измерении, ещё более призрачном, чем лагерь «Совёнок», но – произошли, случились со мной, а не просто явились плодом работы спящего мозга.

– Можно я задам один вопрос? – Идти в молчании мне уже надоело.

– А у меня есть выбор? – Славя обернулась и наградила меня милой улыбкой.

– Что за человек послал тебя на поиски фотоаппарата? Я уже понял, что это какая-то девушка, а не очередной мой двойник, но всё равно интересно!

Славя остановилась, задумалась, сорвала высокую травинку, покрутила её в руках, а затем прислонилась спиной к берёзе и серьёзно посмотрела на меня.

– Не думаю, что ей понравится, что я тебе об этом рассказываю, но после всего ты заслужил правду, – начала она. – Я познакомилась с ней, по твоим меркам, не так давно, однако, думаю, она помогала мне не раз. Помогала неявно, не проявляя своего присутствия. Я вроде уже говорила, что мне не так повезло, как тебе, и в первом цикле никто мне земляничных тортов не пёк. И вот тогда случилось одно событие… Ладно, неважно. Короче, в итоге, спустя много времени, в другом цикле, где не было знакомых тебе пионеров, я обратила внимание на одну странную девочку. Странную – не в том смысле, в котором ты мог бы подумать. Просто было в ней что-то такое… Ну, вот когда ты смотришь на Электроника – с ним сразу всё понятно, а тут не так! В итоге оказалось, что она здесь чуть ли не с сотворения мира и знает про лагерь всё.

– А имя у этой загадочной девочки есть?

Славя тяжело вздохнула и продолжила:

– В каждом цикле она представлялась разными именами. Более того, у неё вообще не было определённой роли в сюжете!

– Ого! – присвистнул я.

– Ну да, вот тебе и ого.

– Хорошо, а почему тогда она сама остаётся в «Совёнке»? Почему не помогла выбраться тебе?

– Её мотивов я не знаю, а что касается меня… – Славя поджала губки и отвела взгляд, хотя было видно, что она отчаянно не хотела так реагировать на мой вроде бы логичный вопрос. – У меня в этом мире ещё остались дела.

– Это какие же? – усмехнулся я.

– Такие! – Она засмеялась, схватила меня за руку и потянула за собой. – Идём быстрее, я с голода умираю!

* * *

Я вспомнил, что сегодня на обед рыба, но сейчас как будто был готов съесть и её. Свободные места оказались только рядом с Леной – что же, всё по сценарию. Мы подошли, а Лена, заметив нас, сделала такой вид, как будто увидела два привидения.

– Где же вы были? Вас Ольга Дмитриевна по всему лагерю искала! – запричитала она. – Вчера ещё и Шурик пропадал, но, правда, потом нашёлся.

– Так мы его и искали, – бросила Славя и села рядом с ней.

– Всю ночь? – Лена вдруг злобно прищурилась, но затем улыбнулась. – В любом случае я рада, что он нашёлся. И что вы нашлись. Кстати, Ольга Дмитриевна мне поручила земляники на острове собрать, только вот мне не с кем. Я Сыроежкина просила, но он занят с роботом.

Повисла неловкая пауза. Лена явно ожидала, что мы вызовемся помочь. Я посмотрел на Славю, но та была настолько увлечена обедом, что не замечала ничего вокруг. Сбор земляники казался хорошим занятием, чтобы отвлечься, однако компания нам для этого точно не нужна. У меня совсем не было времени поговорить со Славей о наших отношениях, ведь они изменились, это очевидно! Впрочем, поведение Слави не изменилось совершенно: она всё так же остервенело запихивала в себя еду и пошла уже за второй порцией.

– Вы поругались? – неожиданно спросила Лена, пока Славя выпрашивала у поварих добавку.

– С чего ты взяла? – удивился я.

– Между вами как будто какое-то напряжение.

Я не знал, что ей ответить, ибо сам не чувствовал, что что-то поменялось, хотя считал, что должно бы. Впрочем, Лена, как девочка, некоторые моменты может подмечать более тонко, чем я.

– Так ты поможешь нам с земляникой? – Она просительно заглянула мне в глаза.

– Э-э-э, ну…

И кому «нам»? Будто Славя уже согласилась! Но, что важнее, у меня почему-то не получилось сразу отказать Лене. Вроде бы я столько всего пережил за последнее время, столько узнал об истинной природе этого места, что повторение в десятый раз одних и тех же бессмысленных действий должно вызывать у меня резкое отвращение.

– О чём вы тут? – Славя с довольным видом опустила поднос на стол.

– Приглашаю Семёна сплавать с нами на остров за земляникой, – робко сказала Лена.

– С нами? – усмехнулась Славя в ответ. – И с чего это ты взяла, что мы с тобой поплывем?

– Но как же… Ольга Дмитриевна…

– Вот с ней и плыви! – отрезала Славя и набросилась на еду, как будто до этого уже не съела полноценный обед.

Лена разрыдалась, вскочила и выбежала из столовой.

– Зачем ты с ней так? – сурово спросил я.

– Ну догони, если хочешь. Можешь даже землянику помочь собрать, – фыркнула Славя.

– Ревнуешь небось? – бросил я полушутя, полусерьёзно.

– Если ты считаешь, что после одного перепихона у нас любовь до гроба, то смею тебя огорчить. – Она даже отложила вилку и внимательно посмотрела на меня.

– Если для тебя это ничего не значит…

Я не знал, что дальше сказать, так как был не готов к подобной реакции. Конечно, не стоило ожидать, что Славя тут же начнёт растирать по мне розовые сопли, но такое… Наверное, в другой ситуации, в более нормальном мире она бы повела себя по-другому. И тут я опять возвращаюсь к тому, что даже не знаю, сколько ей на самом деле лет.

– Чего пригорюнился? – усмехнулась она, закончив с едой. – Нам ещё фотоаппарат искать. В этом деле мы не продвинулись ни на йоту.

– Ну да, фотоаппарат, как же я мог забыть! – саркастически воскликнул я и всплеснул руками. Соседние пионеры с недоверием обернулись. – Других проблем-то у нас с тобой нет! Самое главное – найти хреновину без задач и отдать её непонятной девчонке с туманными намерениями.

– Извини, я не хотела. – Славя вдруг погрустнела.

– А может быть, тебе надо было хотеть! – Но я уже настолько завёлся, что остановиться не мог. – Например, чего-то для себя самой.

Я резким движением встал, а стул подо мной ужасно заскрипел по кафельному полу, после чего десятки пар глаз уставились на нас.

– Увидимся, – бросил я и вышел из столовой.

* * *

И стоило ли вообще на что-то надеяться? Я шёл по дорожке и только сейчас понял, что пистолета в кармане нет. Значит, мне всё это не привиделось и я действительно был в том кошмарном мире, созданном подсознанием моего двойника. Впрочем, воспоминания окончательно исчезли, и остались только туманные вспышки и образы – как отголоски давно забытого кошмара.

Я подошёл к домику вожатой, намереваясь поспать пару часов, но возле него в гамаке сидела какая-то пионерка и читала книгу. Невысокая девочка с длинными тёмными волосами. Кажется, я её здесь раньше не встречал. Впрочем, я даже не уверен, что сейчас нахожусь в том же цикле, в который попал изначально.

– Привет! – Заметив меня, девочка отложила книгу и улыбнулась. Она слегка картавила.

– Здравствуй, – устало ответил я и уже собирался пройти мимо, но что-то в ней вызвало мой интерес, и я остановился.

– Поругался со Славей? – продолжила девочка.

– Ты видела?

Странно, что она успела сюда из столовой быстрее меня.

– Милые бранятся – только тешатся.

Я повнимательнее пригляделся к пионерке, но на первый взгляд в ней не было ничего необычного.

– На вот тебе конфетку. Только сразу не ешь. – Она вдруг встала и протянула мне «Ласточку». Даже и не помню, какая она на вкус.

– Спасибо. – Я машинально убрал конфету в карман.

– Увидимся. Может быть. – Девочка загадочно улыбнулась мне на прощанье.

* * *

Во сне мне вновь привиделись те загадочные измерения, что были порождены надломленным сознанием моего двойника. Плоть их – иллюзия, его мысли – их лабиринты. Я стоял на границе миров, где реальность, как зеркало, отражала меня, но не моё лицо.

Горизонты качались, как тростник на ветру, и изгибались в невозможные формы, а искажающиеся очертания превращались в картины невозможного.

Прямо передо мной раскинулся город, в котором дома не были домами, – их стены представляли собой тончайшую ткань, сплетённую из звуков и красок. Я слышал, как они дышали, едва уловимо, словно вспоминали времена, когда были настоящими. Улицы города состояли из потоков света, а строения – из колеблющегося воздуха, вибрирующего в такт невидимым шагам. Я знал, что здесь всё смотрит на меня, каждое окно, каждая трещина, каждая тень. Город жил своей жизнью, которая не требовала ни времени, ни смысла.

Я шёл вперёд, хотя не чувствовал ног. Каждая улица была похожа на следующую, но я знал, что они разные. В этом мире одинаковое – обманчиво. За каждым поворотом скрывалось что-то, что я никогда раньше не видел, и что в то же время было странно знакомо.

Всё это уже случалось. Этот город, его странный ритм, это неистовое стремление добраться до центра. Казалось, будто само пространство притягивает меня туда, но не спешит раскрывать свои намерения.

И вдруг я увидел его. Он стоял спиной ко мне, неподвижный, но в то же время подёргивающийся рябью, как отражение в воде. Не было сомнений – это был я. И не я. Двойник. Обретённая форма моих мыслей, отброшенных однажды в порыве страха или отчаяния. Меня захлестнуло странное чувство, в котором смешались гнев, жалость и страх. Он был частью меня, но я не мог признать его собой, как будто каждый его жест, каждый изгиб его тени пытается рассказать мне нечто важное, но смысл ускользал, как песок сквозь пальцы.

Я стоял, и он стоял. Время вокруг замерло. Город дышал, а мы двое – нет. Что-то внутри звало меня сделать шаг, подойти ближе, коснуться его. Но я знал, что это не просто шаг. Это решение, которое нельзя будет отменить. Либо он станет мной, либо я – им. И я не мог сказать, чего боюсь больше.

Я смотрел в его лицо, но видел только собственные страхи, свои сомнения, свои утраченные возможности. В зеркальной глади его фигуры отражалась моя боль. Я почувствовал, как вокруг рушатся стены, рассыпаются улицы, а дома падают, как карты. Всё это было моими мыслями, моими мечтами, которые я отверг. Я шагнул вперёд, и мир вокруг начал трескаться, как стекло. Тонкие линии расползались, создавая причудливую сеть трещин. Я тянулся к центру этого узора, к тому месту, где стоял он. Тянулся и знал, что это движение – лишь иллюзия. Этот шаг был первым. Или последним.

* * *

Я проснулся от ощущения удушья, словно словил сонный паралич. За окном в свои права вступал вечер, а комната Ольги Дмитриевна окрасилась в устрашающий багрянец, и от этого мне стало ещё страшнее. Понадобилось несколько минут и стакан противной тёплой воды, чтобы прийти в себя.

После пары часов тяжёлого сна чувствовал я себя ещё хуже, чем днём, но мысли в какой-то степени пришли в порядок.

До конца смены оставалось не так уж много времени, а отношения со Славей становились всё сложнее. И ещё эта её маниакальная фиксация на фотоаппарате! Видимо, пока Славя его не найдёт, бесполезно ждать, что её внимание переключится на меня.

Тишина в комнате начала давить. Я поднялся, чувствуя, как затёкшие ноги отзываются слабой болью, и решил выйти наружу. Свежий воздух должен был помочь избавиться от тяжёлых мыслей.

Однако на улице я столкнулся с вожатой.

– О, Семён, всё дрыхнешь! – Она грозно подбоченилась.

– Ольга Дмитриевна, давайте не сейчас.

– Не сейчас, говоришь? А когда? Вас два дня не было! Я уже в милицию звонить собиралась.

– Ну так а чего не позвонили? – хмыкнул я и прошёл мимо неё.

* * *

Итак, до конца смены мне нужно разыскать этот чёртов фотик, иначе даже не стоит лезть к Славе с выяснением наших изменившихся отношений. Однако вероятность вообще найти фотоаппарат с каждым днём становилась всё меньше. Поначалу у нас хотя бы были какие-то идеи и зацепки, а теперь, с исчезновением моего двойника, последняя из них – очки для поиска предметов – потеряла свою актуальность. Ну не нацеплю же я их на себя! Да и обречь кого-то другого на опасные последствия использования реликта я не готов.

Пятый день – это поход, а значит, на площади лучше не появляться. Я вышел к спортплощадке, посреди которой одиноко лежал футбольной мяч. Я почеканил его и ударил по воротам. Мимо. Мяч улетел далеко и скрылся в сумраке вечернего леса. Оставлять его там не хотелось в первую очередь потому, что я не любил уходить с поля, не забив гол.

Поиски заняли у меня какое-то время, а когда я вернулся на спортплощадку, внезапно наступил день, словно в тёмной комнате кто-то резко включил свет. Я зажмурился и тут же услышал крик Ульяны:

– Семён, иди к нам!

На поле шёл футбольный матч. Но как?! Неужели я опять перенёсся в другой цикл? Однако предыдущие перемещения всё же не происходили сами по себе, они всегда были связаны с чьими-то целенаправленными действиями.

– Ну, чего стоишь? Хоть мяч нам брось тогда! – продолжала орать Ульянка.

Мяч мне теперь был точно без надобности, так что я подкинул его в воздух и, когда он отскочил от земли, сильно ударил его подъёмом в сторону будущей звезды советского футбола. Футбольный снаряд летел быстро и совсем не крутился, однако в паре метров от девочки вдруг остановился, завис в воздухе и начал увеличиваться в размерах, как воздушный шарик, наполняющийся водой. Мяч начал светиться, сначала еле заметно, затем всё сильнее и сильнее. Пионеры смотрели на всё это, разинув рты, а я просто стоял на месте, не зная, что предпринять. Одному «Совёнок» меня точно научил: если что-то должно случиться, то бежать бесполезно.

Тем временем свечение мяча становилось нестерпимым. Посреди футбольного поля словно рождалось новое светило. Когда мяч разбух настолько, что его нижняя часть коснулась земли, он вдруг взмыл в воздух и полетел в сторону площади.

– Нам пора! – Знакомый голос.

На плечо мягко опустилась чья-то рука, и в следующую секунду всё вернулось в норму: вечер, сумерки, пустынная спортплощадка и тишина. Я обернулся и увидел Славю.

– Как ты вообще меня находишь во всех этих циклах? – Только сейчас я понял, что дрожу, сердце бешено стучит, а к горлу подбирается противный ком.

– Я не знаю, что это было, но это точно не твой братан. И не кто-то другой, кто тоже умеет перемещаться. – Славя выглядела на удивление спокойно. – Возможно, это последствия схлопывания аномалии у водонапорной башни.

– Знаешь, меня сейчас онтологические объяснения интересуют меньше всего. – Шатаясь, я дошёл до скамеек, стоящих у бровки, и тяжело повалился на одну из них. – Как ты меня нашла?

Славя села рядом и загадочно улыбнулась.

– Я однажды видела нечто подобное. Очень давно. В самом начале.

– Что ты видела? – устало спросил я, понимая, что ответ на свой вопрос всё равно не получу.

– Большую огненную сферу. Она сожгла весь лагерь.

– Ты как хочешь, а у меня от всего этого сахар упал! – Я достал из кармана «Ласточку», быстро развернул фантик, бросил его на траву и отправил конфету в рот.

И тут что-то произошло. В памяти начали появляться образы, картинки, лица и эмоции. Сначала они походили на внезапно всплывающие воспоминания, однако воспоминания вызываются ассоциациями, а я просто лежал на скамейке и смотрел в ночное небо, ничего не делая и даже ни о чём толком не думая. Казалось, будто кто-то открыл мою черепную коробку и шандарахнул по мозгам электрошокером, сформировав новые нейронные связи. Но воспоминания не ощущались чужими – они были моими собственными!

И тут я вспомнил всё.

– Семён, ты плачешь? – Встревоженное лицо Слави нависло надо мной.

Однако мыслями я был далеко – в той лесной хижине, где я нашёл фотоаппарат. В том лагере, где все пионеры вели себя странно. Мёрз от холода ночью в лесу, забравшись в спальный мешок. В том пустом лагере, где кроме меня была только Славя. Спасался от дышащего огнём шара, зависшего над площадью. Сидел в бомбоубежище, в котором нашёл фонарь, разрезающий что угодно. Стоял на площади, залитой багровыми реками…

– О нет! – Я задохнулся от рыданий.

– Да что с тобой такое? – Славя трясла меня за плечи.

– Я всё вспомнил…

– Вспомнил что?

– Я… Я уже раньше был в этом лагере…

– Ну конечно был! А через два дня побываешь снова.

– Нет, я имею в виду, что я провёл здесь не десять циклов, но я почему-то забыл. А когда съел эту конфету, то всё вспомнил.

Славя тут же подобрала фантик и внимательно его изучила, нахмурилась и посмотрела на меня.

– Ты думаешь, это реликт? И что ты вспомнил?

– Много… всего.

Как я мог ей рассказать про всё, что натворил? Про то, что сам стал тем пионером или даже хуже.

Однако я всё же попытался взять себя в руки и упорядочить новые воспоминания. Последним из них тоже была конфета – «Белочка». А её мне подсунул, скорее всего, именно двойник. Не знаю, как чувствуют себя шизофреники, которые внезапно возвращаются в здравый рассудок. Как они воспринимают все те галлюцинации, бред и навязчивые идеи, которые мучили их раньше? Как нечто, что произошло с другим человеком или как часть своей собственной истории? Казалось, что тогда всё до определённого момента шло нормально, а потом мне словно кто-то в голову вложил новые мысли, новые идеи, даже целое новое мировоззрение.

– Это точно реликты, – уверенно сказал я. – И эта «Ласточка»… Твою же мать! – Я расхохотался. – Когда я был маленький, у нас была машина. Уже не помню, то ли «Москвич», то ли «Жигули». Так вот батя называл её Ласточкой. Прилетели!

– Ты можешь нормально объяснить? – Вместо сочувствия – недовольство.

– Была еще одна конфета. «Белочка». И вот после неё я всё и забыл. Её мне дал двойник. Какой-то из них. Наверное.

С другой стороны, почему я решил, что виноват именно двойник? Конфета как будто сама собой материализовалась у меня в кармане после того, как странная девочка из бомбоубежища вернула меня в привычный цикл. Однако просто не хотелось верить, что именно она обрекла меня на такие муки!

– М-да, про съедобные реликты я ещё не слышала. А «Ласточку» тебе кто дал?

– Какая-то пионерка. Я её раньше не… То есть нет! Конечно, я её видел. Тогда, в бомбоубежище…

Вспомнив это, я тут же ощутил жгучий стыд и вину, ведь ту Славю я оставил в пустом мире вполне осознанно, по своей воле, без каких-либо конфет, изменяющих сознание.

– Что за пионерка? – нахмурилась Славя.

– Невысокая. С тёмными длинными волосами. Слегка картавит. И она… как ты. Я имею в виду, что она умеет путешествовать по циклам и, уверен, много чего ещё.

Славя ничего не ответила, лишь тяжело вздохнула, села рядом и отсутствующим взглядом уставилась в наступившую ночь.

– Подожди-ка, – догадался я. – Это та девочка, которая отправила тебя на поиски фотоаппарата?

– Я догадывалась, – грустно ухмыльнулась Славя после долгой паузы. – Точнее, у меня было предчувствие, я просто не хотела в это верить. Но теперь я вообще не понимаю, что у неё на уме.

– Прилетели.

* * *

Ночной «Совёнок» с каждым вздохом всё больше погружался в тишину, и казалось, что каждый вздох может стать последним. Небо, чёрное и густое, словно разлитые чернила, висело над лагерем без единой звезды. Только бледный свет Луны пробивался сквозь рваные облака, бросая холодные пятна на выцветшую землю и потрескавшуюся брусчатку дорожек. Деревья в лесу замерли, как исполины, охраняющие это место от чего-то незримого и угрожающего. Даже ветер не касался их ветвей, как будто боялся потревожить покой этой странной ночи.

Каждый уголок лагеря был пропитан духом времени, которое остановилось. Лавочки, однажды покрашенные весёлыми советскими красками, которые давно облезли и облупились, поблекли, будто забытые воспоминания. Футбольные ворота, потонувшие во мраке ночи, больше напоминали проход в царство теней. Лагерь стоял покинутый и забытый, а дурная толпа пионеров в это время ходила кругами в окрестном лесу, изображая из себя туристов. В «Совёнке» остался только я. И Славя.

– Я тоже видел этот огненный шар. – Дальше сидеть в молчании было невыносимо. – Точнее, меня ненадолго забросило в цикл, где он висел над площадью, лагерь сотрясали подземные толчки, всё горело. Ад, короче!

– И что ты там делал? – Славя резко повернулась ко мне и угрожающе нахмурила брови.

– Там была ты. Ну, точнее, твоя копия.

– Дальше, – злобно рубанула она.

– Да что? – Мне стало не по себе от такого допроса. – Мы сели в автобус и уехали.

– Дальше.

– Ты хочешь сказать, что это была ты? – Я нервно рассмеялся. – Да не может такого быть!

– О чём вы говорили в следующем цикле?

– О чём?..

С одной стороны, все эти воспоминания появились у меня только пару минут назад. Но с другой – прошло уже два месяца.

– СССР, интернет, что-то такое.

– А ты и рад был оказаться в мире без интернета. – Её лицо не выражало ничего, кроме предельной сосредоточенности.

– Что?! – Я вскочил и ошарашенно уставился на Славю. – Так это действительно была ты?! Ты всё вспомнила?

– Ничего я не вспомнила. Но я пробыла в этом проклятом лагере столько, что на десять жизней хватит! Однако я не забыла, как ты меня кинул!

Она резко встала и быстро зашагала прочь.

– Подожди, я ведь не знал! Тогда – я не знал!

Славя не остановилась, не обернулась. Уместны ли сейчас какие-либо оправдания? Для неё я фактически стал первым человеком, с которым она познакомилась в этом мире. И этот же человек её и предал. Я не знаю, что с ней было до «Совёнка». Может быть, она вообще не существовала, может быть, она – порождение этого лагеря, но что это меняет? В каком-то смысле Славя родилась перед самым концом того безумного цикла, сгорающего в адском пламени футбольного мяча, превращающегося в сверхновую. В любом случае первым, что она пережила, обретя самосознание, стало предательство.

И имел ли право оправдываться такой человек, как я? Даже если все мои поступки были вызваны «Белочкой», они не произошли сами собой, без моего участия. Побывав в разуме двойника, я отчётливо осознал, что и во мне прячется много такого, о чём я не знал или просто не хотел думать. Может быть, реликт не сделал меня другим, а просто мгновенно поднял на поверхность то, что скрывалось глубоко внутри? Двойнику, чтобы стать таким, понадобилось много циклов. Сотни, тысячи? «Белочка» же просто ускорила процесс. И если всё так…

Однако оставался вопрос с той девочкой, которая и запустила всю эту череду событий. Она наверняка знала, что мы со Славей уже встречались. Именно она дала мне «Ласточку», чтобы я всё вспомнил. У неё точно есть какой-то план! Только вот я понятия не имею, как её найти, чтобы расспросить об этом.

* * *

В другой ситуации лучшим решением сейчас было бы лечь спать, однако я только недавно проснулся, а лежать в кровати наедине со своими мыслями не хотелось. Конечно, меня отчаянно подмывало поговорить со Славей, всё ей объяснить, но сейчас, по горячим следам, это не лучшая идея. Ей нужно время, да и мне нечего сказать.

Дорожка вывела меня на пристань. Здесь стояла тишина, а тёмная гладь воды выглядела как зеркало. Созерцание ночной речки умиротворяло, и я почувствовал, что успокаиваюсь. Вспомнились мои забытые рассуждения о природе ответственности в этом странном мире. Что же я могу сказать сейчас? Ведь если лагерь – это просто иллюзия, временная петля, построенная кем-то или чем-то, то разве мои действия здесь действительно имеют значение? Разве я могу быть виновен, если это место – не больше чем сон? Но вот что тревожит меня: даже если «Совёнок» нереален, боль, которую я видел в глазах других, была настоящей. Их страх, ужас, агония – они настоящие, всё то же самое испытывали бы и реальные люди. А если это так, разве не настоящие и мои преступления?

Но что, если я – просто пешка в чужой игре? Если все мои действия заранее предопределены, если каждый мой шаг – это лишь часть заранее написанного сценария? И совсем не того сценария, по которому я жил в лагере раньше. Это сценарий в сценарии, сценарий над сценарием, метасценарий, если угодно. Моё знакомство со Славей, то, что я натворил под «Белочкой» – если всё это часть чьего-то плана, то несу ли я ответственность? Несёт ли ответственность марионетка в кукольном театре? Может быть, виноват всё же тот, кто создал этот лагерь?

И даже если сценарий существует, что это меняет? Я помню лица тех, кто пострадал из-за моих поступков, тех, кто погиб. Их молчание, их крик, их осуждение, их боль – их искажённые предсмертной мукой лица. Я не могу отделаться от этого. Даже если завтра этот «Совёнок» сгорит в пламени забвения, а я вернусь в реальный мир, воспоминания останутся во мне. Они будут преследовать меня, как тени пионеров, в которые я стрелял из фонаря около старого лагеря.

И тогда я задался другим вопросом: а что, если эта ответственность – единственное реальное, что у меня здесь есть? Что, если «Совёнок» и существует только для того, чтобы заставить меня нести этот груз? Научиться понимать, что даже в мире без понятных правил и прописанных законов, без государственных институтов и социальных норм, без полиции и судов мои действия имеют значение, потому что они отражаются на других людях. Тогда я не считал местных пионеров людьми, но эти действия отражаются и на мне!

Я не знаю, что ждёт меня дальше, но я знаю одно: если лагерь – это проверка, я должен найти свой ответ. Не оправдание, а именно ответ. Потому что, реальный этот мир или нет, я нахожусь не только внутри него, но и внутри своего собственного сознательного континуума. И, наверное, в этом и заключается природа ответственности. Она не в том, чтобы искать оправдания собственным действиям или бездействию, а в том, чтобы научиться двигаться вперёд, стойко принимая все последствия.

И тут я вспомнил. Фотоаппарат! Точно! Ведь это именно я его нашёл, а потом оставил под кроватью в домике вожатой, перед тем как проснуться в пылающем огнём лагере.

Я бросился бежать. Естественно, фотика под кроватью не оказалось – это было бы слишком просто. Я вздохнул и повалился на постель. Теперь стало точно понятно, что моё присутствие в этой истории не просто не случайно, а играет ключевую роль. Понимание временных парадоксов и причинно-следственных связей во всём происходящем мне вряд ли доступно, так что до какой-то степени сейчас ими можно пренебречь.

Фотоаппарата под кроватью не нашлось, зато там была рация, которую я положил туда за ненадобностью. Бесконечные рефлексии, а также невозможность что-либо предпринять добивали меня, так что послушать эфир показалось хорошим занятием. По крайней мере, скоротаю время. Было ещё не так поздно, так что в домике вожатой в других циклах другие Семёны могут о чём-то разговаривать с другими пионерами.

– Ну Ольга Дмитриевна! – послышались мои причитания из динамика, и я сразу же крутанул колёсико.

На другой частоте, похоже, кто-то занимался сексом, но были слышны только ахи и вздохи, без голосов. Это напомнило мне о нашей вчерашней близости со Славей, однако воспоминание, хоть и приятное, вызвало в душе тоску и тревогу. Я продолжил поиск частот.

– Все, кто меня слышит! – Незнакомый надрывный голос из рации.

И почему мне никогда в голову не приходило, что, вообще-то, у меня в руках устройство двусторонней связи! Я нажал на кнопку и произнёс:

– Ты кто?

– А ты кто?

– Семён.

– Ты в каком цикле?

– Откуда я знаю? Где номер посмотреть? – Наш диалог напоминал бесталанную комедийную сценку.

– Разве у тебя нет устройства? – Слово «устройство» он произнёс с особым нажимом. – Откуда тогда у тебя рация?

– Нашёл в здании рядом с антенной.

Молчание.

– Тебе что-то нужно? – продолжил я.

– Ты мне никак не сможешь помочь, раз у тебя нет устройства, – жалобно отозвался он.

Опять это чёртово устройство! Очевидно, что речь идёт о некоем реликте, который позволяет путешествовать между циклами. Я так и не добился от Слави объяснений насчёт этого устройства. Ничего удивительного, ведь это, пожалуй, самый ценный реликт, который можно найти в «Совёнке». Грубо говоря, бесполезно требовать у фокусника раскрыть секрет его главного фокуса. Можно нарваться на нежелательную реакцию. И это как минимум.