Текст книги ""Фантастика 2025-132". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Джон Голд

– О чём задумался? – наконец нарушил молчание двойник. – Дай угадаю: размышляешь, что делать дальше? Если бы я был на твоём месте, то воспользовался бы пистолетом правды! – Он злобно ухмыльнулся в своей манере. – Конечно, я не могу знать, остались ли у тебя пистоны, но, если остались, ты наверняка сейчас придумываешь вопрос, который мне задать.

Он словно читал мои мысли. Даже не так: он точно знал, о чём я думаю! Знал – потому, что он бывал на моём месте. А вот я никак не мог проникнуть в его голову, как ребёнку невозможно понять, о чём думает взрослый.

– Ну, что молчишь? – спросил он, испытывая очевидное наслаждение от собственного превосходства.

– Если и так, может, есть предложения? – у меня в голове созрел план.

– Может, и есть, но зачем мне это?

– Тогда позволь мне предложить кое-что. – Я встал на ноги, достал из кармана очки и высоко поднял их над головой. – Это ищешь?

– Ты что делаешь? – зашипела рядом Славя и встала.

– Мне в ваши игры играть надоело, – продолжил я, не обращая внимания на девочку. – Я не собираюсь сидеть здесь и ждать голодной смерти. Да и плевать мне, зачем вам сдался этот фотик! Выведешь нас отсюда – очки твои.

Двойник явно не ожидал подобного. Однако мой план в этом и состоял: сделать что-то, что я бы никогда не сделал при других обстоятельствах.

– Я тебе не верю, – медленно произнёс двойник.

– Твоё право, – ухмыльнулся я и тут же представил, что со стороны наверняка выгляжу почти так же, как он. – Ты можешь не верить мне, и тогда мы простоим здесь до конца цикла. Конечно, у тебя в башне наверняка есть запасы, а вот мы три дня без воды вряд ли протянем, если не пойдёт дождь. Только что-то мне подсказывает, что ты сам себе в моём лице такой участи не желаешь.

Двойник выглядел крайне удивлённым и явно озадаченным и даже не пытался этого скрыть. Я решил не продумывать свои слова на десять ходов вперёд, а использовать исключительно аргументы ad hoc. Главная моя задача сейчас – посеять зерно сомнения. Да, с его точки зрения, скорее всего, я вру. Однако он не может быть в этом уверен на сто процентов. К тому же мне всё-таки казалось, что зачем-то я ему нужен. Вряд ли двойник действительно беспокоится о моей безопасности и благополучии, но иначе он вёл бы себя по-другому по отношению ко мне. Даже думать страшно, что случилось с местным Электроником. Что-то подсказывало, что двойник не стал бы тратить время, чтобы отправить его в другой цикл, как поступила Славя со своей копией.

– Ну, что решил? – Молчание затягивалось.

– Да что же ты творишь? – Славя дёрнула меня за руку, но я вновь проигнорировал её.

– Ладно, давай так, – наконец отозвался двойник. – Я тебе не верю, и мне нужны гарантии. Что бы ты там ни придумал, в новом цикле всё повторится. И чтобы сейчас мы оба точно остались в плюсе, ты расскажешь мне, где найти очки. Таким образом, я выведу вас с поляны, вы вырубите меня линейкой, или свистком, или что у неё там ещё есть, но зато я буду знать, где находятся очки.

Я машинально посмотрел на Славю, хотя твёрдо собирался этого не делать. На её лице читалось выражение такой злобной решимости, что мне стало не по себе.

– Твой ход! – прокричал двойник.

– Ладно, договорились. Очки лежат на складе, в серой большой коробке на верхней полке крайнего правого от двери стеллажа, – сказал я, хотя был уверен, что это не прокатит.

– Ну да, конечно! – ухмыльнулся он и скрестил руки на груди.

Мой расчёт не оправдался. Двойник смекнул, что даже если я сказал правду, то нам со Славей ничего не помешает воспользоваться свистком, когда он пройдёт мимо нас, надеть на него очки и первыми найти фотоаппарат.

– Слушай, ну мы ведь так далеко не уедем. В какой-то момент тебе всё равно придётся решиться на что-то, веришь ты мне или нет. Ты ведь сам это предложил!

Вся ситуация ощущалась как бесконечный внутренний спор относительно какого-то важного решения. Бывают люди, которым с самим собой договориться сложнее, чем с кем-либо ещё. Я как раз из таких людей. Как и он.

– Тебе нужно просто сказать правду. – Двойник нахмурился.

– Почему ты думаешь, что я тебе вру?

– А это не так?

– Даже если это так, то как ты узнаешь, что я скажу правду в следующий раз? Мы можем продолжать эти игры до бесконечности.

– Тогда просто отдай мне очки. Брось их в мою сторону.

– Ага, чтобы ты их забрал, а нас оставил здесь умирать!

– Да заткнитесь вы оба уже! – заорала Славя, всё это время стоявшая молча рядом со мной. – Мне и одного Семёна выше крыши хватает! Двоих я не выдержу! Ты! – Она обратилась к двойнику. – Тебе всё равно не найти фотоаппарат раньше нас. Ты хоть знаешь, зачем он нужен?

– А ты знаешь? – коротко ответил двойник вопросом на вопрос.

– Что я знаю, так это то, что тебе он абсолютно без надобности!

– Это уж позволь мне самому решать. Если для неё он представляет такой интерес, то вещица явно занятная.

«Для неё»? И почему я вообще всегда думал, что человек, отправивший Славю на поиски фотоаппарата, – мужчина?

– Ты просто хочешь вечно всё делать наперекор другим! – продолжала кричать она. – Пока я пытаюсь налаживать контакты и искать помощи, ты пытаешься всё разрушить!

– Я просто хочу отомстить этому месту и его создателям.

А вот мой двойник выглядел не в пример спокойнее. Казалось, в этом и состоял его замысел – вывести Славю на эмоции. Необходимо было что-то предпринять.

– Ладно, хватит! – вмешался я, обращаясь к двойнику. – Понимаю, ты не поверишь ни единому моему слову. Справедливо, я бы тоже не поверил. В таком случае предлагаю дождаться здесь окончания цикла. Уверен, смерть здесь не конец.

Славя злобно посмотрела на меня, но ничего не сказала, а двойник лишь вновь дьявольски ухмыльнулся.

– Просто не вижу других вариантов. – Я пожал плечами и убрал очки в карман.

* * *

Время шло, темнота неторопливо накрыла поляну. Мне безумно хотелось есть и пить, а Славя выглядела ещё хуже. Всё это время двойник простоял на одном месте, не шелохнувшись. Наверное, у него есть какой-то специальный реликт выносливости или типа того, потому что иначе я никак не мог объяснить такую стойкость. Мы изредка перебрасывались со Славей ничего не значащими фразами, касающимися нашей ситуации, но в остальное время просто сидели спина к спине, чтобы сэкономить силы. Шла война на истощение, и подавляющее преимущество было на стороне моего двойника.

Я убедил Славю поспать, а сам остался наблюдать за двойником, который всё это время не произнёс ни слова и, казалось, даже ни разу не переменил позы. Через несколько часов настала моя очередь, и я с облегчением закрыл глаза.

День А. 2. 3

Мы бежали. Бежали из последних сил. Так бежит человек, отчаянно цепляющийся за жизнь. Обречённый человек, который знает, что ему уже не спастись, но он всё равно борется с неизбежным – с судьбой. Я с трудом закрыл за собой тяжёлую металлическую дверь. Не знаю, насколько глубоко это бомбоубежище и способно ли оно выдержать ядерный взрыв, но сейчас нам больше негде спастись. Она крепко сжала мою руку.

– Не бойся.

– Да я и не боюсь, – недоумённо пожал я плечами и проснулся.

* * *

– Тьфу ты, опять эта хрень снится!

Только в этот раз я действительно оказался в бомбоубежище. Сколько сейчас времени, понять было совершенно невозможно, но чувствовал я себя отдохнувшим, хоть голова и гудела от сна в душном помещении. Вода в этот раз показалась ещё более мерзкой на вкус, а галеты после вчерашнего опорожнения желудка я решил вовсе не есть.

Итак, мой путь лежит обратно в лагерь, но теперь я точно знаю, что должен сделать!

На поверхности занимался новый день, ночью, по всей видимости, шёл дождь, поэтому в воздухе висел противный запах сырости, смешанный с гнилью от старого лагеря. Я вышел за порог, обернулся и в последний раз окинул взглядом утонувший в сумраке холл, скамейки, лестницу и откинутый в сторону люк в бомбоубежище. Мне здесь не место, – пронеслось в голове. Это они загнали меня под землю, вынудили бежать и прятаться! Но теперь всему этому конец!

Я уверенным, быстрым шагом направился в сторону лагеря. Лишь спустя некоторое время до меня стало доходить, что что-то не так. Окружающий лес, ещё недавно пышущий жизнью, словно утратил свою сущность. Там, где прежде ветвились и шуршали кронами высокие деревья, теперь стояли обугленные останки, угрожающе простирая свои головешки ввысь. Выгоревшая земля была иссечена глубокими трещинами и казалась выжженной до самого сердца. Над головой нависало небо, зловеще алое, словно кроваво-красный щит, затмевающий дневное светило, хотя объект в небе был скорее похож на огромную мёртвую Луну, застывшую как мокрое пятно на потолке.

– Ну, всё, окончательно поехал, – хмыкнул я, стараясь сохранить хотя бы видимость самообладания. Глухой, нервный смешок отозвался эхом в ушах.

Мысль о том, что весь этот кошмар меня не пугает, едва мелькнула на краю сознания и тут же потонула в бурлящем потоке других размышлений. Вся моя суть была сейчас нацелена на одно – месть! Цель была предельно ясной, всё остальное ощущалось лишь досадным раздражителем, не более важным, чем писк комара над ухом.

Я шёл всё дальше и заметил движение. За обугленным остовом когда-то могучего дуба появилась фигура. Тень. Едва уловимый силуэт, расплывчатый, полупрозрачный фантом, в котором с большим трудом угадывались черты пионера. Я крепче сжал фонарь, который всё это время держал в руке, и включил его. Тень мгновенно исчезла, но в паре шагов от неё тут же возникла новая. Ловким движением я направил фонарь на неё. Щелчок – и снова пустота. Одна за другой тени продолжали появляться. Я начал стрелять в них, не давая себе остановиться, и вдруг почувствовал азарт. Это напоминало игру, сумасшедший лазертаг, в котором моё оружие было непобедимо, а противники – бесконечны.

Я начал считать. Десять. Двадцать. Сотня. Их число всё возрастало, но это меня совершенно не пугало. Я словно на время перестал быть собой. Тени не нападали, не пытались отбиться – они просто исчезали в тот же миг, когда я нажимал кнопку фонаря.

Вскоре я устал от этого абсурда. Опустил фонарь, сделал несколько шагов к ближайшей тени, но вдруг остановился. Она заговорила:

– Ты не в ту сторону воюешь, – услышал я свой собственный голос, однако с какой-то совершенно нечеловеческой интонацией.

– Что ты такое?

– Ты знаешь, что ты должен сделать, – ответила тень.

– Знаю, – выдохнул я, не ощущая в себе ни капли сомнения.

Я прошёл сквозь неё, словно через густую пелену. Ветер шептал мне что-то на ухо, но отдельные слова не складывались в предложения, которые могли бы обрести смысл. Я шёл вперёд, и каждый шаг отзывался в моём сознании эхом: «Ты знаешь… ты должен…»

* * *

Когда я вышел к лагерю из леса, окружающая действительность пришла в норму: лето, голубое небо, зелёная трава и густые деревья. Что же это было – реальность или галлюцинация? Граница между этими понятиями в «Совёнке» размывалась всё сильнее. Я вдруг почти физически ощутил, что теряю связь с самим собой и мне становится всё сложнее контролировать собственные мысли. Как будто один нейрон в мозгу превратился в раковую клетку и начал беспорядочно размножаться, вытесняя остальные, здоровые, нейроны. Всё моё естество поглощала единственная идея – отомстить.

Я вышел на площадь, где на линейку собрались пионеры. Тот факт, что полчаса назад было раннее утро, меня совершенно не волновал. Я приближался к ним медленно, все пионеры стояли ко мне спиной. Вот Ольга Дмитриевна, в очередной раз самозабвенно декламировавшая какой-то бред перед отрядом, меня заметила. Вот её рот открывается и закрывается, но слов я не слышу. Вот вверх, словно сама собой, взмывает моя рука, крепко сжимающая фонарь. И вот, как будто прошло всего мгновение, площадь завалена телами пионеров. Алые галстуки слились с багровыми реками, площадь наполнилась тихой, зловещей безмятежностью.

И тут меня охватила паника. Но это была не та паника, что сковывает тело, заставляя судорожно хвататься за любую возможность спасения. Нет, это была паника глубже и противнее: внутренняя, беззвучная, которая обжигала разум вопросами, на которые я боялся отвечать. Мне вовсе не было жалко пионеров, ведь они всего лишь куклы, но ответственность за поступки существует не только перед обществом, но и перед самим собой. Естественно, в этом мире тюрьма мне не грозит, а даже если кто-то и сможет запереть меня в каком-нибудь чулане, то вскоре я опять проснусь в том чёртовом автобусе, и вожатая забудет, что пару дней назад я кратким движением фонаря отделил её голову от тела, а затем эта голова в панамке, как бадминтонный воланчик, поскакала по площади. Проблема состояла в том, считаю ли я сам собственные действия преступными. Да, в реальном мире существуют законы об этичном обращении с животными, но куклам прав пока, слава богу, никто не давал!

Оставался вопрос с моей собственной ролью в этом мрачной кукольной пьесе. Очевидно, что кукловодом я не являлся, но не был я и бездушной марионеткой. Я мог сам принимать решения, я знал, что нахожусь в этом мире не по своей воле и что у меня была другая жизнь до попадания сюда. Достаточно ли всего этого, чтобы обладать большими правами, чем местные? Но кто вообще сказал, что я должен считать себя виноватым? Может быть, этого мира и не существует! Может быть, всё это только в моей голове! А если я, например, уже в аду, то снизу теперь точно не постучат…

За этими рассуждениями я потерял счёт времени. Я просто стоял, смотрел на трупы пионеров на площади и всё больше понимал, что во мне неуловимо что-то изменилось. Словно одни детали в мозгу заменили другими. Новые были не хуже старых – они просто были не такими, к которым я привык.

Обкатка и притирка происходили практически незаметно для сознания. Я лишь изредка ловил себя на какой-то мысли, которой там раньше не было. Казалось – даже, скорее, явственно ощущалось, – что полторы недели назад в лагерь попал какой-то другой Семён. Словно все клетки моего тела обновились не за семь лет, а за десять дней. Только вот новые отличаются от старых на куда большую сигму, чем по идее должны.

Однако, как бы там ни было, мне всё равно было тяжело лицезреть тот гуляш, в который моими стараниями превратился бравый пионеротряд, так что я поспешил убраться с площади.

* * *

Бойня бойней, а обед по расписанию. В столовой нашлись остатки завтрака: сырники с вишнёвым вареньем, бутерброды с сервелатом, омлет, овсяная каша и здоровый чайник с какао. Я наложил всё это добро на поднос, сел за стол в центре зала и принялся с аппетитом есть. Будто специально для меня старались! Сырники я как раз больше любил холодными.

В столовой было непривычно тихо, но это совсем не та тишина, которая запомнилась мне в ночь моего первого дня в лагере. Природа, не знавшая, что такое одиночество или отсутствие людей, шумела и дышала жизнью. Птицы, казалось, соревновались в звонкости своих песен, ветер гнал мимо тучи и запах нагретой солнцем травы. Летний день оставался равнодушным к внезапной пустоте, поселившейся в этом лагере, ведь у природы всегда были свои заботы. А в столовой лишь изредка шуршали занавески от дуновения лёгкого летнего ветерка да поскрипывала оставленная мной открытой входная дверь.

Теперь у меня в запасе целых пять дней, чтобы придумать план действий. И пройдут они в тишине и спокойствии. Не надо выполнять дурацкие поручения вожатой, не надо прятаться, не надо бояться!

Я мирно доедал последний сырник, как вдруг сзади послышался монотонный и сразу же показавшийся отдалённо знакомым голос:

– Здесь теперь очень одиноко.

Я обернулся и увидел ту хвостатую девочку, которую встретил в лесу несколько дней назад. Да, точно! Она ведь тоже не простая пионерка, да и не пионерка вовсе, а значит, точно должна что-то знать!

– Какие люди! – воскликнул я и отодвинул стул рядом с собой, приглашая нежданную гостью к столу. – Прости, грибов сегодня в меню нет, но зато сырники у поварихи получились отличные!

Интересно, а где сами повариха и медсестра? Небось сбежали, заслышав ужасные вопли с площади. Девочка тем временем продолжала стоять, не двигаясь, опустив плечи неестественно низко и склонив голову набок.

– Ну? Что молчишь? Это невежливо, знаешь ли! – Я нахмурился и задвинул стул назад.

– Что ты сделал – это плохо. – Девочка словно обращалась к какому-то невидимому собеседнику у меня за спиной.

– Ты про сорвавшуюся линейку? Досадно вышло, согласен. Но вы сами виноваты!

Я долго ждал реакции на моё «вы», но девочка – если её вообще можно было считать с человеком – явно имела особенности развития и с трудом следила за нитью разговора, а уж тем более не была способна углядеть контекст между строк.

– Вы – это лагерь и те, кто его придумал!

Я медленно достал фонарь из кармана, положил его на стол и развернул по направлению к девочке, однако никакой реакции не последовало. Она либо не понимала, что перед ней страшное оружие, либо попросту его не боялась. Такая реакция (точнее, её отсутствие) меня немало расстроила: ещё минуту назад я был уверен, что, по крайней мере в пределах этого цикла, я – царь и бог.

– Ты стал таким же, как остальные, – после долгой паузы заговорила она. – Но ты не должен таким быть.

Кажется, мне кто-то уже говорил что-то подобное. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения, и я сказал:

– Остальные – это кто? Ты имеешь в виду другие версии меня? Знаешь, чем дальше, тем больше я начинаю думать, что они правы. Конечно, весь их замысел мне неизвестен, но он у них хотя бы есть! Они не слоняются по этому чёртовому лагерю, как неприкаянные, не таскают мешки с сахаром, не собирают поганую землянику! Только подумать, – меня скрутило приступом истерического смеха, – а ведь я даже не люблю землянику, представляешь?! Все они настоящие люди, которых заточили в этой тюрьме! Ты в курсе, что в Бразилии побег из тюрьмы не считается преступлением? Стремление к свободе – это естественное человеческое поведение! Это вас надо судить! А раз судов здесь нет, то я взял на себя обязанность выступить и прокурором, и судьёй в одном лице! А потом привёл справедливый приговор в исполнение!

Ни один мускул не дрогнул на лице девочки во время моей пламенной тирады.

– Что ты такое?! – выбившись из сил, обречённо спросил я.

– Я – Юля, – неожиданно улыбнулась девочка. – Юля – это моё имя.

– Приехали…

– Дай мне конфету. – Существо, называющее себя Юлей, продолжало улыбаться.

– Конфету? Иди возьми в буфете – там их полно.

– Нет. Ту конфету, что у тебя в кармане.

– У меня в кармане?..

Я полез в карман и действительно нашёл там конфету «Белочка». Неужели она всё это время там лежала? Разговор с этой Юлей шёл не туда. Точнее, она, очевидно, вообще не понимала, про что я толкую. Похоже, у неё развитие трёхлетнего ребёнка. И это пугало ещё больше! Допустим, она одна из тех, кто создал это место… Помоги мне Господь в таком случае! Впрочем, кто сказал, что всемогущая сущность должна обязательно быть одновременно и всезнающей? Гиппопотам – большой и сильный, но при этом считается одним из самых глупых животных на планете.

Тем временем девочка подошла и забрала у меня конфету. Покрутила её в руках, словно изучала диковинную ракушку, найденную на берегу моря, а затем осторожно развернула фантик и протянула маленький шоколадный батончик мне.

– Ешь, – коротко сказала она.

– Ну уж нет!

Конфета на вид казалась совершенно обычной, но – бойтесь кошкодевочек, дары приносящих! Естественно, в «Белочке» не было никакого яда, ведь, чтобы меня убить, такие хитрости ни к чему. Но ведь и дьявол не может напрямую вредить людям – он лишь искушает их, провоцирует на грех. Может быть, и это место всё же зиждется на концепции свободы воли – меня лишь подталкивают к тому, чтобы я убил себя!

– Это тебе поможет, – всё тем же бесцветным тоном продолжала девочка. – Ты не на своём месте, не там, где должен быть.

– И где же я должен быть?

– Не здесь, – серьёзно ответила она, словно в её словах был какой-то смысл.

– И для этого я должен съесть эту конфету?

– Да.

– И что тогда произойдёт?

«Юля» проигнорировала мой вопрос. Я задумался. А что, если это и правда выход? В конце концов, даже та низенькая девочка из бомбоубежища сдержала своё слово. Я на мгновение вспомнил о Славе, которую оставил в том пустом мире, но эта мысль сейчас показалась бесконечно неважной.

– Я не буду делать то, что неизвестно к чему приведёт.

Девочка опустила руку с конфетой, но её взгляд не отрывался от меня. В этом взгляде не было ни злобы, ни насмешки – только странная, детская прямота. Она словно знала что-то, что мне пока оставалось недоступным.

– Ты и так всё понимаешь, – произнесла она, едва шевеля губами, а в её глазах внезапно появилась осмысленность. – Просто боишься признать.

– Что именно я понимаю? – Я нервно усмехнулся. – Что мне нужно поверить хвостатому непонятно кому и съесть какой-то волшебный гриб из «Алисы в Зазеркалье»?

Она помедлила, затем шагнула ближе. Её голос превратился в шёпот, но от этого прозвучал как будто бы громче.

– Ты понимаешь, что здесь не твоё место. Ты это знаешь. Но ты всё ещё цепляешься за него. Почему?

– Потому что я живой, чёрт возьми! – вспылил я, сам не ожидая от себя такой реакции. – А ты предлагаешь мне что? Просто взять и сдаться? Исчезнуть? Откуда я знаю, что эта конфета меня не убьёт?

«Юля» покачала головой, её хвост качнулся вслед за движением.

– Это не исчезновение. Это возвращение. Туда, где ты должен быть. Это не конец.

– И откуда мне знать, что ты не врёшь? Что это не какой-нибудь трюк, чтобы я стал частью всего этого… безумия? Чтобы я стал такой же безмозглой куклой, как остальные?

Она задумалась, глядя куда-то в сторону, а затем снова перевела взгляд на меня.

– Ты боишься, что будет хуже, – сказала она просто. – Но что может быть хуже, чем быть здесь, зная, что ты чужой, что всё вокруг – фальшь?

Её слова попали точно в цель. Я сам себе задавал этот вопрос с того момента, как очутился в «Совёнке». Что, если я правда ошибся? Что, если всё, что я уже совершил, было ошибкой? Злоба и ненависть сжигали меня изнутри. Хотелось схватить фонарь и разрезать эту «Юлю» пополам или, на худой конец, просто задушить. Но в то же время её шёпот пробуждал в душе что-то давно забытое, словно воспоминания из детства. И вот перед глазами вновь проносятся трупы пионеров на площади, в ушах стоят страшные крики умирающих и мольбы ещё живых. Неужели всё это сделал я?

В голове всё путалось. Меня разрывало на части: одна часть хотела выбросить конфету и разорвать «Юлю» в клочья, лишь бы снова почувствовать контроль над ситуацией. Другая – отчаянно цеплялась за слова этой странной девочки, за ту призрачную надежду, что, возможно, это действительно выход. Эта вторая часть чувствовала вину. Неожиданно на глаза навернулись слёзы. Я яростно тёр лицо, словно пытаясь сорвать с себя маску, но образ пионеров на площади не исчезал, крики, как звук колокола, звучали в голове.

И где моё место? Я так давно задавал себе этот вопрос, что от бесконечных повторений он потерял свой смысл. Сначала – когда я только попал в «Совёнок», потом – когда злился на весь мир, а позже – когда за мной пришла тьма, которую я принял за своего союзника. Моё сердце сжалось, когда я попытался вспомнить их лица. Там были не враги. Там были дети. Но злоба в тот момент застилала мне глаза, и я видел в каждом лишь угрозу. А теперь всего несколько слов из уст девочки с хвостом заставили меня вспомнить.

Юля протянула конфету снова, теперь более настойчиво.

– Это просто шаг. Один шаг. Если хочешь, можешь думать, что ты его делаешь ради себя. Не ради меня, не ради кого-то ещё.

Я посмотрел на конфету. Обычная «Белочка», на вид свежая. Я слышал, как сердце стучит где-то у горла. Что, если она права? Что, если я действительно окажусь «там, где должен быть»? Я медленно взял чудесную конфету. Юля ни на миг не отвела взгляда, её лицо оставалось серьёзным.

– Если ты врёшь, – тихо сказал я, – я найду способ отплатить тебе за это.

Она ничего не ответила, только молча наблюдала. Небольшой батончик лежал на ладони, он пах шоколадом и орехами. Совершенно обычная конфета. Я сделал глубокий вдох, закрыл глаза и отправил её в рот.