Текст книги ""Фантастика 2025-179". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Анатолий Матвиенко

Глава 19

Конструкторша

Первый рабочий день в 1976 году для меня пришёлся на понедельник 5 января, и он был отнюдь не расслабушным. Ожидания, что мне дадут время на акклиматизацию, обустройство квартиры, чтоб мог переехать в неё из общежития, рассеялись как дым сразу после выписки пропуска на завод.

Высоцкий огорошил:

– Из-за ВАЗа мы срываем сроки начала выпуска «пятёрки» и неизбежно завалим план по легковым машинам на 1976 год. Дай бог установочную партию собрать. Значит, нам надо удивлять руководство республики и СССР чем-то другим. Сергей Борисович, помните наш неофициальный проект «лучше Ауди»?

– Естественно.

– Через месяц будем демонстрировать опытные экземпляры МАЗ-2105 на ВДНХ, как раз накануне съезда. Они готовы в Литве. Но одновременно Генеральный директор распорядился презентовать в виде проспекта «белорусскую Ауди». Наши буквально по миллиметру разобрали ваши эскизы. Задача: за месяц окончательно довести до ума концепцию машины, изготовить макет в масштабе 1:10. Ожидается, что «пятую» посмотрит высокое начальство, едва ли не сам Гагарин. Коль мы не можем похвастаться выпуском реальных машин, удивим хотя бы мечтой!

Помесь воздушного замка и потёмкинской деревни. То, о чём с детства мечтал? Нет, конечно, ну а какой выбор…

Вторая неожиданность раскрылась постепенно, хоть мог предполагать заранее, в этом коллективе мне приживаться куда труднее. Приняли хорошо, но это люди совершенно иного склада. В Тольятти мы привыкли «думать руками», то есть немедленно воплощать идеи хотя бы в макет, а лучше – в металле для установки в машину и тут же гнать на трек, испытывать на ходу. Минчане были людьми кульмана. Поскольку компьютерное моделирование появится тут не раньше чем через лет тридцать, каждая цацка долго и мучительно вычерчивается, заказывается в цеху, крутится в руках, перечерчивается… Я пробовал приспособиться, не пытаясь лезть со своим поволжским уставом в минский монастырь.

Что особенно удивило, Высоцкий поручил разработку дизайна новой машины, по внутреннему обозначению МАЗ-3301, достаточно молодой женщине – Екатерине Журавлёвой, её не видел в прошлый приезд.

Первое впечатление было – дочка кого-то высокосидящего. Ухоженная, но не слишком женственная дама примерно моего возраста, с яркими и одновременно несколько резкими чертами лица, коротко стриженная, худая. Волосы выбелены, словно испугалась эксгибициониста и поседела до корней. На носу – очки в дорогой оправе. Одета в строгий брючный костюм без облегания, пиджак на размер велик, не понять, где там выпуклости и впуклости, на ногах ботинки без каблука. А где же мои любимые красивые коленки, обтянутые тонкими чулками? Увы, этот VIP-сервис не подготовлен.

И совершенно не похожа на добрых белорусок в представлении Яши Лукьянова – раскормленных на картошке. Не жирная и не добрая.

Меня встретила приветливо, но не покидало ощущение, что сдержанно-позитивный её тон – это максимум радушия, способного из неё исторгнуться.

– Сергей Борисович, я не ожидала, что автор этих эскизов не имеет дизайнерского образования. Пропорции машин не вычурны, естественны, нет никаких излишеств, присущих концепт-карам с международных автосалонов.

– Да, это «изо», а не «извра», – повторил будущую шутку команды КВН «Прима» из Курска. – Катя, а вы – профессиональный технический дизайнер?

– Конечно. Заканчивала Минский театрально-художественный, стажировалась в Москве по промышленному дизайну, в 1974 году поступила на автотракторный факультет БПИ заочно.

– Как вы успели? Такая молодая!

– 25 лет, как и вам. Сергей Борисович, давайте не отвлекаться от дела.

Позже один из конструкторов, занимавшийся трансмиссией грузовиков, сообщил по секрету: никто из заводчан не раскрутил её не то что на койку, но даже на поужинать вместе. И вроде парня не имеет, никто ей не звонит на работу, сама – тоже, никто не встречает у походной. Вроде видная, хоть диковатая.

По меркам середины 1970-х, девушка, засидевшаяся в девицах до четверти века, уже считается старой. Замуж старались выходить до 22-х и быстрее рожать первого, до 30 – второго, к 40 начинали расплываться и стареть. Бабий век был едва ли в полтора раза короче, чем в 2000-х! Если не общего срока жизни, то хотя бы по внешности и поведению, пока воспринимались как sex appeal.

Я точно не собирался совращать её, заключая пари. Спросил у того парня:

– Может быть, она – лесбиянка?

– Кто⁈

– Ну, что спит не с мальчиками, а с девочками.

Тот аж вытаращился на меня.

– Фу! Разве такое бывает? Ну, мужики с мужиками, наверно, случается, оно тем более фу… Но бабы⁈ Что ей не хватает? Сам бы её обслужил, не жалко.

Не думаю, что столь мало информированный о разнообразии личной и половой жизни достаточно натаскан в амурных делах, чтоб утолить прихотливую даму. Меня это не касалось. Заводить близкие отношения прямо на рабочем месте – повторять ошибку товарища Льва Иосифовича, чревато неприятностями.

В профессиональном плане Екатерина реально разбиралась в деле. Из моих зарисовок скомпилировала нечто, отдалённо напоминавшее «Пассат» 3-й или даже 4-й серии.

– Поскольку двигатель стоит поперёк относительно продольной оси симметрии и предельно сдвинут назад, я обратила внимание на эти ваши наброски. Тогда передняя часть капота получается существенно ниже. Вкупе с лобовым стеклом, отклонённым назад сильнее, чем в привычных «жигулях» и «волгах», мы получаем меньшее сопротивление набегающему потоку. Кроме того, при возрастании скорости увеличивается сила, прижимающая переднюю ось к дорожному полотну… Сергей Борисович, вы смотрите на меня как на медведя, заговорившего человеческим голосом!

– Простите застарелого гендерного шовиниста. Привык больше с мужчинами это обсуждать. К тому же на вас просто приятно смотреть! – я улыбнулся в ответ на её протестующий жест и попытался обнадёжить: – Не волнуйтесь. Я гляжу в суть ваших рассуждений, а не только на красивую обёртку. В целом вы мыслите продуктивно, вкус и чувство пропорций хорошие, схватываете связь технической пользы и эстетики. Сработаемся.

– Хорошо… Сергей Борисович, давайте внесём последние штрихи, и я отдам изготавливать макет. Потом отнесу в БПИ, там есть труба для продувки.

– А макеты других советских машин имеются?

– Конечно. ВАЗ-2101 и ГАЗ-24 – точно. Для сравнения.

– Если что, у меня есть в БПИ хороший знакомый – Игнат Камейша.

– Знаю. Он будет у нас читать на следующий год. Энтузиаст, к нам на завод два-три раза в неделю забегает.

К концу января многое что произошло. В квартире, сданной с отделочными работами от застройщика, я устранил самые нетерпимые недостатки, оборудовал ванную и кухню, привёз большую тахту, просторную – до оптимизма насчёт личной жизни, а также телевизор «Горизонт-204». Выхлопотал место на охраняемой стоянке для «копейки» и переехал, наконец. Новоселье отмечал с соседями, такими же переведенцами на МАЗ, людьми малознакомыми. В КБ не завёл друзей. Не приглашать же Екатерину, она бы точно ощетинилась иглами как испуганный ёж.

А, ещё телефон студентки Насти… Но ей звонить – завязывать отношения. Нет, пусть встреча на дороге останется мелким мимолётным эпизодом.

На работе мы сформировали близкий к окончательному облик машины с индексом 3301, продули несколько макетов и достигли коэффициента лобового сопротивления 0.3, заметно лучше, чем у ГАЗ-24. Учли обтекаемость зеркал, плавность перехода от лобового стекла к боковому остеклению, минимизировали решётку радиатора, обеспечив часть воздухозабора благодаря небольшой «губе» под бампером, до ВАЗ-2108 советскому автомобилестроению такая форма бампера была не присуща.

Вообще, низкий фартук под передком шикарно работает для снижения лобового сопротивления. Если вообще убрать решётку радиатора, оставив идеально обтекаемый передок, и воздух на охлаждение радиатора брать из-под бампера, коэффициент лобового сопротивления улучшается весьма заметно. Но я слишком хорошо помнил «Пассат-3» 1990-х годов с вечно ободранной или даже полностью отломанной «губой», вылетавшей с гарантией, стоило машине клюнуть носом на любой неровности. На раллийных машинах из чего только не делали фартуки под передком, даже из транспортёрной ленты, сравнительно жёсткой, но в то же время достаточно гибкой, выдерживавшей удары о камни.

Если не отсекать воздух «губой», завихрения под днищем тормозят едва ли не в большей степени, чем вся остальная поверхность кузова. Днище неровное, обвешано агрегатами трансмиссии, подвески. Мы с Катей заровняли, что могли, максимально.

Затем занялись «мелочами» – формой фар, задней оптики, колпаков колёс, утопленных ручек дверей. В оформлении интерьера я настоял не делать вошедшую в моду панель приборов в кожухе-ящике прямоугольной формы, зная, что она долго не продержится и снова станет плавной как у ВАЗ-2106.

Наконец, кроме кузова типа седана сделали и универсал – при той же длине кузова.

Не привлекали ни одного чертёжника КБ, Катя всё чертила и рисовала сама, гораздо аккуратнее и точнее, чем удалось бы мне. Инстинктивно выбирала самую оптимальную линию изгиба, и, что интересно, аэродинамическая труба подтверждала её правоту.

В начале февраля мы положили Высоцкому на стол аккуратно оформленный альбом: эскизы всех проекций, компоновка, интерьер салона. Финишная модель в масштабе 1:10, пусть с неоткрывающимися дверцами и капотом, но аккуратно окрашенная в «революционный» алый цвет, стёкла – серебрянкой, она давала полное представление об экстерьере. Зуб даю – самая красивая машина СССР, включая любые экспериментальные и претенциозные правительственные.

Он одобрил, а на следующий день Брундза с тремя коллегами перегнал на МАЗ все четыре прототипа «пятёрок». Красная, зелёная, жёлтая и синяя, они смотрелись ярко и празднично на белом снегу, устлавшем заводской двор около административных корпусов. Мы принимали работу придирчиво и не находили к чему приколупаться. Литовцы, например, проложили звукоизолятор под стеклопластиковую крышку капота. Не отдирая его, ни за что не скажешь, что крышка – кустарного изготовления. На двигателе зелёной машины стояла 16-клапанная голова.

– Ска-ажете: экспортная версия! – хохотнул Стасис, и я даже приобнял его в порыве благодарности.

Мы договорились, что сразу после демонстрации автомобилей к съезду КПСС начнём формировать белорусско-литовскую сборную. Меня и Русских принимали без вопросов.

Через день наша потёмкинская деревня из четырёх самоходных разноцветных домиков покатила в Москву, параллельно – целая делегация на поезде, Генеральный директор, главный конструктор МАЗа, куча народу из ЦК КПБ и республиканского Совмина. Презентация «пятёрок» была обставлена с шумихой и помпой, под прицелом объективов и при свете прожекторов мы въехали на Красную площадь за машиной ГАИ, торжественно проколесили мимо мавзолея и остановились ближе к воротам Спасской башни.

Среди встречавших увидел Полякова, он кивнул мне и явно удивился, что из синей пятёрки с водительского места вылезла Катя Журавлёва. Не я один – гендерный шовинист.

Начался вроде бы импровизированный, но на самом деле спланированный митинг. Председатель Госкомспорта СССР собственноручно вручил мне корочки Мастера спорта, пожелав, чтоб на новых переднеприводных машинах наши раллисты добились новых успехов.

А потом люди расступились, и к нам шагнул внешне не слишком приметный и невысокий мужчина лет сорока, чью белозубую улыбку запомнил весь мир. Понимая, что выше Гагарина начальства не сыскать, сделал Кате знак, она метнулась к машине и притащила альбом.

Так как вряд ли представится случай ещё раз очутиться от него столь близко, я внезапно решился на эксперимент. Как только речь зашла о перспективных машинах для СССР, сунулся вперёд и подарил Гагарину альбом с золотыми буквами МАЗ-3301.

– Дорогой Юрий Алексеевич! Мы твёрдо уверены, и в Российской Федерации, и в Германии, и в других странах Европы будущее – за переднеприводными легковыми машинами с поперечным расположением двигателя. От имени всех белорусских коллег хочу подарить нашей великой стране концепцию такого автомобиля – для внедрения прямо сейчас.

Гагарин раскрыл альбом, пролистнул, посмотрел на меня внимательно. Потом отдал его помощнику.

– Полностью с вами согласен, товарищ. Но вопрос о запуске её в производство должен решаться не мной, а профильными министерствами: Министерством автомобильной промышленности, вижу здесь товарища Полякова, а также ведающими сбытом автотранспорта – Министерством торговли и Министерством внешней торговли. От себя только выражу мнение: дело – стоящее.

Окружающие зааплодировали, а Гагарин столь же неприметно растворился между рослыми охранниками и исчез.

– Сергей! Что случилось? Вроде бы всё хорошо, – Екатерина дёргала меня за рукав, а я отреагировал не сразу.

В глазах Гагарина было понимание! Да, нынешняя РСФСР – по Конституции тоже федеративная республика, но конкретно Российской Федерацией её будут называть после 1991 года. Германия есть и сейчас, но её принято чётко делить на вражескую ФРГ и союзную ГДР, объединятся они не скоро. Наконец, противопоставление Европе не Советского Союза, а Российской Федерации вообще противоречит современной риторике, это выражения из постсоветской речи, а Гагарин не изумился, воспринял как должное, согласился. И посмотрел мне в глаза долго-долго.

Он знает, что может случиться с СССР в 1991 году, и очень многое сделал, чтоб предотвратить катастрофу. А я? Даже запуск ВАЗ-2105 не ускорил. Погоняло «гений АвтоВАЗа» звучит как насмешка.

Макет ему не отдал, он в единственном экземпляре, вот альбомов мы напечатали достаточно и в последующие дни в компании Высоцкого обивали пороги союзных министерств, начиная с автомобильного, раздавали в качестве презентов.

Поляков нас встретил, нагнав температуру ниже абсолютного нуля.

– Сергей Борисович! – он почему-то больше обращался ко мне, чем к руководителям завода, считая доверенным лицом, не оправдавшим этого доверия. – Странно, что вы вышли на Центральный Комитет, прыгнув через голову министерства.

Соответственно, его отношение к 3301 было скептическим. Понятно, ЦК прессовал его увеличением выпуска легковых авто для максимального удовлетворения потребностей трудящихся, то есть массовых типа «жигулей», а также доведения «ижей» и «москвичей» до тольяттинского уровня. Мы же предлагали машину с розничной ценой около 12 тысяч рублей, совершенно новую, проектирование вести с нуля, массовый выпуск – не ранее 1979 года. В общем, отклонились от генеральной линии партии и министерства.

Зам министра внешней торговли, наоборот, принял нас как родных.

– Это – прорыв! Только бы организовать нормальное сервисное обслуживание… Мы отвоюем изрядную часть рынка! Кому нужен унылый «Форд-Таунус» тех же габаритов на фоне нашей красавицы? «Автоэкспорт» будет за вас, гарантирую.

Он обещал полную поддержку в вопросе выделения средств из союзного бюджета на расширение производства в Минске.

Нам море по колено! Так в тот момент казалось.

Глава 20

Как тесен мир и как плохо в тесноте

В Министерство торговли мы заранее отправили письмо с приложением в виде альбома, дав им подготовиться. Это Внешторг возбудился с полуоборота, кровно заинтересованный в увеличении экспорта, и автомобили занимают важное место в списке высокотехнологической продукции. Во внутрисоюзной торговле авто – крохотная песчинка. Тем более ВАЗы и так разлетаются нарасхват, «москвичи» бесполезно проталкивать, пока не обновятся. Всё же оптимизм, заряд которого мы получили во Внешторге, грел изнутри. Пока поднимались на лифте к кабинету 806, указанному в приглашении, Катерина протянула руку и на миг стиснула мне пальцы. Для неё это было такое запредельное проявление несдержанности, как для другой – обещание отдаться прямо в холле министерства.

Предчувствие успеха покинуло меня, едва только прочитал табличку на двери кабинета 806: «Начальник отдела розничной торговли автомототранспортными средствами и маломерными судами Лев Иосифович Гринберг».

– Ты как привидение увидел, – заметил мою оторопь Высоцкий.

– Хуже. Фамилию очень нехорошего человека из Тольятти. Он мою фамилию тоже знает. Товарищи, я на коридоре обожду.

– Сергей Борисович, документация с твоей подписью едва ли не на каждой странице, – возразила Катя. – Надо идти вместе. Если он будет против, ты более чётко разложишь: как и почему.

В приёмную прошли втроём, и возникшее ещё в коридоре предчувствие не обмануло меня: за секретарским столом сидела Оксана Вострикова. Либо, правильнее, Оксана Гринберг, поскольку на пальце сияло обручальное кольцо. Широкое, на две трети фаланги, как обожают торгаши. Выглядела она как картинка, которую немного портило отстранённое выражение холодной стервы на идеальном лице. Волосы сохранила блондинистого цвета, уложив в затейливое сооружение.

Я сказал – сидела за столом? Нет – восседала.

– Здравствуйте! – начал Михаил Степанович. – Мы с Минского автозавода. Нам назначено на одиннадцать.

– Я доложу, – ответное «здравствуйте» Оксана проглотила. – Обождите в приёмной, – нажала на кнопку селектора. – Лев Иосифович! К вам делегация из Минска.

– Как только смогу освободиться – проводите ко мне в кабинет, – прошипело из динамика.

То есть от четверти часа до получаса он нас продержит намеренно. Что же… Мы сняли верхнюю одежду и повесили на вешалке для посетителей. Я подошёл к секретарскому столу вплотную.

– Рад видеть в добром здравии.

По тому, как глянула в ответ, явно знала заранее о моём грядущем появлении. Ничего не сказала, только вытянула из сумочки пачку сигарет с зажигалкой. Царственно поднялась и направилась к выходу. Даже Высоцкий, мужик в возрасте и наверняка не бабник как я, не удержался, заглянул в высокий разрез юбки сзади. О, да, товарищ Гринберг – большой любитель разрезов и всего, что они открывают.

Шепнул своим:

– Я – сейчас!

И устремился следом.

Оксана шла по коридору, остановилась, оглядываясь. Ждала меня.

– Ты же не курила?

– Не ждала услышать заботу о моих лёгких именно от тебя… Пойдём на лестницу. На коридорах курить запрещено.

Там она сделала буквально пару затяжек и бросила в урну почти целую сигарету, измазав фильтр помадой.

– О тебе есть кому заботиться, – я указал на её правую руку с обручалкой.

– Ты не позвонил, – безапелляционно отрезала молодая женщина. – Я ждала три месяца. Гринберг за это время успел выхлопотать перевод в Москву и оформить развод с Розой. От таких предложений не отказываются, не имея лучшего.

На безрыбье и Гринберг – рыба. Слышал бы он наш разговор…

– И как тебе?

– С бывшими полагается держать хвост пистолетом. Но ты – другой. Отвечу прямо: ужасно. Гринберг ревнив. Как мужик слабеет, ни на что не годен, мне плевать, он – психует. В Тольятти был предупредителен, здесь деспот и собственник. Окружение отвратительное, сплошь тараканы в банке, я в глазах общих знакомых в системе торговли – просто купленная красивая игрушка.

О дороговизне красноречивее слов сказали бриллианты на пальцах и в ушах.

– Может, просто не с теми общаешься?

– Статус такой… Разве что завести любовника втихую, чтоб он не знал, за кем я замужем… Но это уже проходила – с тобой. Мне нужен единственный мужчина, это раз.

– Уже немало. А ещё?

– Мне нужна… только ты не смейся… самореализация. Ограничиться ролью «при мужчине» для меня мало, как оказалось. Царица приёмной – это тупик, и он меня бесит. В Москве не удалось устроиться и не удастся, порой смотрю на областные города. Да тот же Минск. У вас же есть театрально-художественный!

– Конечно. С нами в приёмной ждёт дизайнер Екатерина, она как раз закончила его по специальности «изобразительное искусство». Хочешь, расскажет про вуз?

– Не надо. Я не определилась. Понимаю, что так больше жить нельзя, но ещё не решилась – куда бежать, – и без паузы выстрелила: – Знаешь, что ты мне жизнь сломал?

– Ничего себе предъява… Чем?

– Ты единственный, кто на первом свидании сразу стал интересоваться моим внутренним миром, душой, а не заботился лишь, чтоб нырнуть под юбку. Ты ударил пристававшего ко мне хулигана, хоть было уже понятно – между нами кончено. До тебя я воспринимала мужиков просто как похотливых козлов. Вспоминая первого женишка – как ещё и сильно пьющих козлов.

– Отчасти ты права. Таких много.

– Но ты – не такой! – Оксана едва не кричала, и я начал прислушиваться, не найдётся ли любитель фитнеса для подъёма на 8-й этаж без лифта, не стоит, чтоб это слышали другие. – С тех пор живу с Гринбергом, а ищу настоящего, своего! Устроенный, при зарплате – да, это важно, но я без особых претензий, запросто обойдусь скромными условиями. Эти бриллианты красивы, – она взмахнула пальцами, украшенными на несколько тысяч рублей. – Но они не искупают, не заменяют главное, чтоб понимал меня, разделял мои чувства!

– Вдобавок – помогающий с самореализацией и без инстинкта самосохранения.

– Что не так с самосохранением? – она потянулась за другой сигаретой, но передумала. Рука дрожала. Оксана выплеснула эмоции и усилием воли возвращала себя в норму.

– Актрисы – ветреные. Самому себе растить такую… Шучу, не обижайся.

– Ох, Серёжа… А я – не ветреная, я – с железными моральными устоями? Вот и поплатилась. Прости, всё говорим обо мне… Скоро пора возвращаться в приёмную. Ты – один? Эта Екатерина…

Ого, успела приревновать? Кате расскажу, пусть веселится.

– Был не один, сейчас – свободен. Катя Журавлёва – табу, работаем вместе, я же не Гринберг, не завожу служебные романы.

– Не напоминай о нём. Закурила, чтоб иметь повод убегать из приёмной и не слышать его мявканье по селектору. Дома надоел.

Как это не вязалось с картинной позой на момент нашего появления! Точно – актриса. Пусть без образования.

– Раз времени мало… Он видел наш проект?

– Видел. Даже заинтересовался. А как прочитал твою фамилию – за сердце схватился. Закричал: даже в Москве этот негодяй не оставит меня в покое! Сожалею, но он вывернется наизнанку, чтоб торпедировать поддержку со стороны Министерства торговли. Если это всё, что ты хотел узнать, пошли.

Я кивнул. Но почему-то не двинулся с места, смотрел на неё, ничего не мог с собой поделать. И поплатился. Оксана ждала, затем порывисто бросилась ко мне, обняла, прижалась бёдрами, вверху – щекой к щеке.

– Понимаю – ничего не будет. Но… позвони мне. Просто так. Поздравь с 8 Марта. Или раньше, 7 февраля, это мой день рождения. Я вот выговорилась, и чуть легче. Хватит на неделю терпения переносить Гринберга. Серёжа! Я не могу тебя забыть.

Не обнять прижимающуюся к тебе женщину невозможно. Даже чуть коснулся её губами, когда прошептал:

– Хорошо, поговорим. Но лучше ты мне набирай, не хочу звонить, вдруг твой выйдет в приёмную и услышит. Телефоны МАЗа у тебя есть. Идём?

– Идём.

На коридоре остановилась у зеркала.

– Чёрт! Глаза потекли!

Попробовала исправить урон кончиком длинного когтя. Я отдал ей носовой платок.

В приёмной спросила:

– Лев Иосифович не приглашал вас зайти по селектору? Из его кабинета кто-то выходил?

– Вас спрашивал, но не нас. Нет, не выходили, – отрапортовал Михаил Степанович, Катя таращилась на нас с совершенно бесстыжим любопытством.

Оксана уселась на прежнее место, достала маленькое зеркальце, критически себя осмотрела снова. Удовлетворившись техосмотром, тиснула селектор:

– Я здесь.

– Где ты была?

– Выходила покурить.

– Хорошо. Сейчас завершаю. Зови их.

Дальнейшее полностью оправдало предположения миссис Гринберг. Её супруг подготовился прекрасно. В манерах и речи не проскользнуло ни единой ноты, заставившей предположить сведение счётов с бывшим любовником супруги.

– Товарищи! Я заранее скажу: примем как факт, что вы выдержите заявленные характеристики – сухую массу в пределах 1080 кг, динамику не хуже чем у ВАЗ-2103, уложитесь в розничную цену 12 тысяч руб. при той же рентабельности для производителя и торгующей организации, как и на «жигули». Допустим, такая машина появилась и выпускается от 30 тысяч в год с перспективой роста до 60 тысяч.

– Именно! – согласился Высоцкий, мы с Катей молчали на втором плане.

– А теперь давайте оценим влияние её выхода на внутренний потребительский рынок, к примеру – в 1979 году. Вы знаете, какой неоднозначный подарок принесли нам продажи «жигулей». Народ стоит за ними в очередях, в то же время со сбытом продукции АЗЛК и Ижмаша возникли проблемы. Я вынужден выкручивать руки торгующим организациям: выделю фонды на «жигули», если выполните план по реализации «москвичей».

Вот откуда бриллианты в ушах королевы приёмной. С распределения дефицитных «жигулей». Золотое дно!

– Но, быть может, стоило бы улучшить потребительские качества «москвичей»? – аккуратно ввернул Михаил Степанович.

– Без снижения объёмов выпуска – невозможно. А если бы в Тольятти появилась новая москвичёвская линия, аналог ижевской, не знали бы проблем. Вы сейчас намереваетесь поломать товарную структуру в целом. До сих пор у нас чётко: «запорожцы» для беднейших слоёв. Далее, основная масса населения довольствуется малолитражками «жигули» и «москвич», этими же машинами закрываем нужды организаций. «Волги» предназначены для начальства и такси, наконец, высшее начальство пользуется «ЗиЛами» и «Чайками». Всё логично! И вдруг появляется новая категория, доступная, как вы предполагаете, и населению, и организациям, по ряду потребительских качеств куда лучше «волги», но дешевле. И что? Способный накопить на вашу 3301 будет кататься на чём-то лучше, чем у первого секретаря обкома партии? Как тогда будут позиционироваться «волги»? Я вам скажу – как дорогой и тяжёлый хлам для неудачников. Вы не подумали, товарищи, но тем самым способны подорвать саму идеологическую основу советского государства. Я готов хоть перед товарищем Гагариным отстаивать свою точку зрения: ваша машина – это политическая диверсия. Как бы она ни была хороша технически и экономически. Ещё вопросы?

Как же он жалок! Стареющий импотент, готовый целую страну лишить первоклассного автомобиля из-за одной лишь ревности и комплекса неполноценности.

– Думаю, мы всё услышали, – подытожил Высоцкий. – Ситуация ясна. Выпуск этой машины мы наладим, только средства будем искать иначе, а реализация внутри страны будет осуществляться, минуя предприятия Министерства торговли. Вы разминайтесь с «москвичами» и прочими пережитками прошлого, удачи.

Не думал, что он такой едкий… Но сказал правильно.

Оделись в приёмной, я помахал Оксане рукой, стараясь, чтоб спутники не видели этот жест. Она чуть опустила ресницы.

Потеряв полдня в министерстве, мы выкатились из Москвы часа в три дня и до темноты не успели даже до Смоленска. Там, за поворотом к городу, в сумерках остановились на заправку. Я предупредил, что поеду первым, всё же самый опытный водитель среди четвёрки, и не быстро: зима. Остальным смотреть на красные огни переднего и держать дистанцию.

– Хорошо, слушаюсь… товарищ ловелас! – поддела меня Катюха. – Признайся, мутил с секретаршей Гринберга?

– Да ты что! Никакой не ловелас. Любовник-неудачник. Она меня бросила и вышла замуж за этого торгашного чиновника!

– Но глазки тебе строит, до сих пор неравнодушна, её папик брызжет желчью от ревности, а нас послал подальше, сводя с тобой счёты. Я всё угадала верно? Не сердись. Правду говорю, просто жалко наших трудов.

– Они не пропали, – встрял Высоцкий, слышавший наш разговор. – Независимо от того, наставил ли рога этому индюку наш Серёжа, торгаш прав: 3301 задаст новую планку рынка, остальные машинки, даже «пятая», враз окажутся устаревшими. Не поверите, я примерно такого и ждал. Значит, новая пойдёт на экспорт и очень ограниченно – в СССР. Гарантирую, дожмём! Запустим!

Почему-то я ему поверил. Очень хотелось верить. Советские люди достойны ездить на лучших машинах, а не объедках мирового автопрома. Наша новая будет паровозиком, тянущим в будущее модельный ряд отечественных малолитражек.

Приехали под утро, рассосавшись по домам. А к двенадцати собрались и устроили постановочный въезд на МАЗ после успешной московской презентации. Режиссёр белорусского телевидения, организовавший съёмку, возбудился, заметив, что одну из «пятёрок» привела женщина. Просил Катю стать в картинную позу, опираясь рукой на капот и сказать несколько слов телезрителям, та наотрез отказалась.

– Ну во-от… – с досадой произнёс телевизионщик. – Смотришь у буржуев, там тётки как картинки машины рекламируют.

– У вас симпатичной дикторши нет?

– Представь, ни одной! – поделился он. – Надо же, чтоб не только рожа-кожа, фигура там. Дикция ещё, общая культура, умение двигаться, если ведёт репортаж стоя, а не сидя на попе. Не смущающаяся камер. Были – разбежались по замужествам и декретам. Попробуй найди…

– Жильё предоставите?

– Служебную однокомнатную! На Макаёнка! А что, есть на примете?

– Надо с ней поговорить. Живёт в Москве, но сама подумывала о переезде в Минск. В феврале ей будет 21 год.

– Красивая?

– Упадёшь – не встанешь. Танцовщица, язык подвешен. Но сразу предупреждаю – с ней вопросы через постель не решаются.

– Мой муж тоже не решает вопросы через постель!

Вторгшаяся в приватный диалог дамочка не обладала искомыми внешними данными для дикторши, зато решительностью и хваткой – на двоих.

Кинув телевизионщиков, я отправился к конструкторам. Позвонил в Литву: ваши машинки откатали положенное, можете забирать.

Посмотрел на часы, полпервого, ещё не обед… Звонить или не звонить в Москву?

Не стал. Если бы нашёл ей подходящее пристанище в каком-нибудь Ленинграде или Киеве – одно дело. Но, позвав в Минск, приглашаю её, беру на себя ответственность за то, что сорвал с благоустроенного, хоть и морально некомфортного места. Согласившись на переезд, Оксана автоматически возлагает на меня обязанность обеспечить её жизнь на новом месте. Она ведь не просто поступает на новую работу, а сбегает ко мне от мужа.

«Серёжа, я не могу тебя забыть…» Романтик во мне завопил бы от восторга, проживший три четверти века циник скептически заметил: всё от того, что сам её бросил, а не она. Если бы отшила, как остальных бывших любовников или неудачных поклонников, остался бы в записной книжке под каким-нибудь номером 36 или 66, через несколько месяцев не вспомнить лица.

Скажем так, если действительно начнёт названивать, сорвётся из Москвы и прилетит просто повидаться, не гарантирую, что не дрогну. А пока…

Пришла Катерина, скинула зимнюю куртку и очаровала – впервые вместо балахонистого пиджака надела чёрный свитер, ниже – тугие брючки, заправленные в сапоги на каблуке. Недаром использовала время для поездки домой. Эврика, у неё, оказывается, грудь есть!

– Что будем делать?

Как зам главного конструктора я – её прямой и непосредственный начальник. Вот и должен думать. Причём не о груди и коленках.