Текст книги ""Фантастика 2025-179". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Анатолий Матвиенко

– Что ты чувствуешь, Лис?

Я долго подбирала слова, так как знала их совсем немного. Наконец нужная фраза сложилась в уме.

– Я просто убила волка, – проговорила я на ломаном заокраинском, как мне показалось, довольно прилично произнеся рычащие согласные. Но Кашим почему-то содрогнулся и отошел, не добавив ни слова.

Намного позднее предводитель ратарана пояснил мне, что «равэ» на языке Старой Заокраины имеет двоякое значение: не только «волк», но и «чувства», и что в моем ответе он услышал второй вариант. Я посмеялась над этой двусмысленностью, а Кашима она опечалила.

* * *

Токан представлял собой удивительное место. Город-шатер, в который стекались ока со всех уголков Королевства. Конечно, именно здесь они делились с соплеменниками всеми важными новостями, тайнами и секретами. В основном это происходило на улицах: в чаду, дыму, среди детского визга и собачьего лая. Но также устраивались и особенные встречи.

Так называемый круг кабато был чем-то средним между соседскими посиделками и древним мистическим ритуалом, если вообще возможно проводить параллели между столь разными понятиями. Путники, и те, кто прибыл неделю назад, и те, кто уже как месяц жил в токане, гадалки и подростки из городов – все, кто считал, что обладает важными новостями, приходили к Маме-Ока, и она собирала кабато.

Само слово «кабато» называло не столько место, сколько дурманную траву для курения. Ею набивали длинную трубку, и, когда все гости усаживались в круг, именно она давала право голоса. Трубку передавали из рук в руки, гость делал затяжку, а затем рассказывал свои важные новости. С расстановкой, не спеша и давая возможность всем присутствующим обсудить их и добавить что-то свое.

На кабато могли бывать и оседлые жители токана вроде меня. Считалось, что даже у них могут быть свои соображения насчет важных для ока вестей извне. И я этим правом пользовалась. Не то чтобы мне нравился сладковатый дым кабато или медленное пережевывание новостей из Королевства и сопредельных земель. Но полусонная атмосфера, царившая на этих собраниях, умиротворяла мой мятежный дух и мою совесть.

Я посетила десятки кабато. На одних было интересно, на других не очень, пару раз я даже заснула, убаюканная размеренными голосами. Но одна встреча мне запомнилась, и хотя спустя полтора года я бы едва рассказала о своей жизни в токане, слова, сказанные тогда, крепко засели у меня в голове.

На это кабато я пришла с Кашимом уже как представитель ратарана. Первый гость жаловался на жестокость людей юга, другой рассказывал о кровавых битвах, предвещая скорую победу леди Крианны, пятидесятилетней старой девы и троюродной тетки почившего короля, и ее легиона Белого Чертополоха, который уверенно грабил южные провинции одну за другой.

А вот третий гость оказался интересен. Чернокожий старик со сморщенной, как чернослив, кожей и веселыми ярко-голубыми глазами медленно затягивался дымом кабато и не торопился говорить. В его длинных, до пояса свисавших волосах то тут, то там поблескивали черные тамаки. Наконец старик решил поделиться своими мыслями:

– Люди говорят о войне на юге, о голоде на западе, на востоке у нас тут холодно так, что кажется, будто выпадет снег, на севере же опять эпидемия странной болезни. Но это всегда было и будет: непогода, голод и войны. А вот что люди совсем не замечают, так это то, как в нашу жизнь пробрались чудовища. – Он сделал длинную затяжку и с наслаждением выпустил пару колец дыма. – По всей стране, около каждого села и деревушки люди встречают монстров – полулюдей-полузверей. Те редко нападают, чаще торгуются – выменивают оружие, а потом исчезают. Мы настолько погрязли в наших заботах, что такие новости нас особо и не волнуют. Мы думаем: «Ну, еще одна причуда Поглощающих», – но эти монстры промышляют уже по всей стране!

В моем далеком и таком иллюзорном прошлом я встречала этих существ. Старик был прав, возможно, стоило больше волноваться из-за такого вида магии – мы же отнеслись к этому, как к очередному странному событию, не более. Не пытались искать причин.

Слово взял Кашим:

– Ты прав, о-дре. Я сам повидал нескольких из них. Один, полуенот, был абсолютно сумасшедшим, но весьма разговорчивым. Все твердил о своем великом королевстве и какой-то коронации.

– Думаешь, монстры замыслили вмешаться в гражданскую войну? – спросила Мама-Ока.

– Вряд ли, – покачал коротко остриженной головой Кашим.

– А я знаю точно, дело не в нашей войне.

Взгляды присутствующих обратились к бледной Хвоаре. Я редко говорила на кабато что-то полезное для ока. Но взгляды вынуждали, заставляли делиться сокровенным. Мне передали кабато, и я сделала затяжку. Голову наполнил сладкий туман, и я сказала:

– Я встречала человека-голубя и человека-хоря. Оба они собирали оружие, обагренное кровью. Голубь говорил о коронации и утверждал, что у них – монстров – свои короли.

– А хорь? – Старик кивнул на трубку, и я передала ее обратно.

– Человек-хорек пытался оклеветать дочь вашего племени, нареченную Извель, и вызвать гнев жителей Штольца. Он хотел получить много кровавого оружия.

– К чему оно им? Не об этом ли мы должны думать, о-дре? – Кашим посмотрел на Мама-Ока.

Та лишь покачала головой:

– Эти монстры не нападают на ока. Они идут своим путем. Это черная магия, и мы будем в стороне до тех пор, пока нам не станет ясно, зачем они явились в Королевство.

Ох уж эти ока. Потеряв свою родину, Заокраину, они вели себя немногим лучше жителей Королевства. Каждый ценил свою кровь, свой цвет кожи – никто не хотел вмешиваться в дела соседа.

Я покинула это кабато встревоженная воспоминаниями. Монстры, похожие на людей. Или все-таки люди с вселившимися в их тела монстрами? Погруженная в раздумья, я дошла до границы токана. Сам палаточный город ярко освещали бумажные фонарики, но вокруг него на многие километры расстилалась темная степь.

Был поздний час, а на небе не зажглась ни одна звезда. Токан тонул в море темноты, казалось, гигантские черные волны накатывают на хрупкие стены этого маленького царства и грозят захлестнуть их. Там, во мраке, жило множество существ, и мы не знали ни их настоящих имен, ни даже примерных словесных обозначений для них. Все эти монстры бродили где-то там, со своими королями и коронациями.

Было ли правильно отсиживаться возле уютного костра и забывать о темноте, что ждала снаружи? Я не знала. Но чувствовала, что жизнь еще столкнет меня с этой тьмой. Не зря Мама-Ока предрекала мне сплошные несчастия. И хотя я справедливо считала, что уже хлебнула горя сполна, большая часть испытаний ждала меня впереди, где-то за пределами освещенного круга. Во мраке.

* * *

Я провела в ратаране совсем мало времени. И за эти дни под руководством Кашима вряд ли стала лучшим воином, чем была. Но на ноги встала, это точно. Волосы снова стали каштановыми за исключением десятка прядей, которые, словно выцветшая на солнце слоновая кость, белели в моей шевелюре. А вот к глазам так и не вернулся их насыщенный карий цвет, они навсегда обрели цвет осенних зацветших луж с вкраплениями ржавчины.

Мне нравилось в ратаране. Но я не осталась с ока в токане, а решила идти дальше. Почему? Для ухода у меня было три причины, и каждую из них я посчитала достаточно веской, чтобы сорваться с места.

Во-первых, я не смогла стать ока, и дело было не в крови. Меня научили ругаться как сапожник, пить как буйвол и драться как Войя. Все в токане стали называть меня Сестрой, позабыв обидное прозвище Хвоара. Но это была другая культура – прекрасная, даже великолепная и живая, но в то же время бесконечно дикая и чуждая мне. Беспорядочные связи здесь почитались за свободные отношения, и общие дети, наводнявшие токан, не знали своих отцов. Понятие личного не принималось в этом кругу – делиться полагалось всем от еды до оружия. Горячая кровь приводила к шумным спорам, которые хоть и редко доходили до драки, но всегда донимали меня, особенно посреди ночи.

Токан был семьей, я же приходилась ока приезжей кузиной, которую хоть и принимают с улыбкой, но она сама чувствует, что загостилась.

Второй причиной стал Ким. Когда меня еле живую привезли в токан, Извель уже не было. Просвещенная подруга направилась дальше по пути своих странствий, в поисках новых книг и знаний. Но мальчик, которого мы вместе привели в токан, остался. Именно здесь он обрел семью и друзей, заменивших ему потерянных родителей. И как только мои глаза снова увидели свет, они заметили и Кима.

Незримой тенью мальчишка следовал за мной, куда бы я ни направлялась. В новом доме к нему не вернулась речь: малыш все так же оставался немым. Однако за прошедшие месяцы Ким вытянулся и нарастил мяса на свой хрупкий остов. Словно молодой волчонок или койот, он плелся за мной, даже когда я, еле передвигая ноги, бродила по токану, точно крыса в клетке. Мальчишка смотрел своими бездонными глазами, не понимая, какую боль он доставляет.

Ким был частью прошлого, где Атос еще жив. Глядя на мальчишку, я вспоминала, как крайниец, узнав о трагедии в его жизни, начал незаметно о нем заботиться. Вспоминала и о нашем с Кимом шуточном соперничестве за внимание моего учителя. Мальчик не принадлежал моему настоящему. Я смотрела на него, а видела Атоса – и это медленно сводило меня с ума.

Но гораздо больше беспокоило то, что Ким всерьез вознамерился присоединиться к ратарану и сопровождать меня в поездках. Он, разумеется, этого не говорил, но было трудно не заметить, как он готовится. Я не знала, берут ли в армию ока таких малышей, и запаниковала. Пустая скорлупа грецкого ореха выдерживает сжатие в кулаке. Человек, которому нечего и некого терять, всегда сильнее.

Я кричала на Кима, гнала его, даже отвесила ему пару оплеух, но мальчик терпел. Его глаза наполнялись слезами боли и злобы, но он продолжал преследовать меня. И уход из токана уже не казался таким уж безумным выходом.

Третьей и самой важной причиной стало то, что Взрыв меня изменил. Оставим в стороне трагические речи о потерянных друзьях и физических страданиях – это глупости. Взрыв изменил меня в самом прямом смысле слова – облучил магией. Когда Ирбис был разрушен магическим бедствием, изрядную порцию волшебства получили почти все ока, находившиеся достаточно близко к дому, но в то же время достаточно далеко, чтобы выжить. Эта магия сделала их немного колдунами: гадателями, предсказателями, наделила способностью видеть вещие сны – с таким багажом вышли заокраинцы из своей трагедии.

Мой случай был несколько иным. Взрыв в Сиазовой лощине был не столько волшебным, сколько злым: чистым средоточием горя, ненависти и злобы. Я так и не узнала, открыла ли Алайла ту дверь, которую хотела, и что она за ней обнаружила. Но три магические волны, прокатившиеся по округе вслед за ее действиями, были самой тьмой. Едва выжив в этом аду, я в придачу к обесцвеченным глазам и волосам получила что-то вроде особого чутья на магию.

Я чувствовала ее следы в воздухе, как гончие псы чуют добычу. Тут легкий след от магического артефакта, уничтоженного еще в прошлом веке, там – от деревенской девушки, которая может предсказывать, мальчик родится или девочка.

Вся магия теперь была как калейдоскоп у меня перед глазами. Темные куски, ярко-белые обломки, красные брызги и желтые полосы. Я видела и себя сквозь свою новую внутреннюю призму – тьма от Взрыва стала частью меня. Порой вокруг моих ладоней пробегали темно-фиолетовые искры или молнии. Я не чувствовала боли и не беспокоилась, более того, с приходом нового чутья совсем прекратились кошмары, так донимавшие меня до Взрыва. Я вообще больше не видела снов и была за это благодарна богам.

Но находиться в токане было серьезным испытанием. Целый походный город, наполненный гадалками, хиромантами и таинственными артефактами, – это сбивало с толку и просто раздражало. Чтобы сосредоточиться на чем-то одном, приходилось прилагать неимоверные усилия. Магия мельтешила вокруг, как тысячи назойливых насекомых.

Перед уходом я решила поговорить с Мама-Ока. Эта старуха меня спасла, но я не часто виделась с ней с тех пор, как присоединилась к ратарану. Она с пониманием относилась к моему отдалению, не путая это с черной неблагодарностью.

– Ты твердо уверена, Лис? – проговорила старуха в карминовом платке, повязанном поверх множества ее юбок и блуз. – В токане тебя любят. Ты стала нашей сестрой, не по крови, но по духу.

Я лишь кивнула, стараясь не утратить уверенность в том, что надо уйти.

– И ты не хочешь услышать предсказание? – В голосе старой гадалки проскользнула грусть.

– В прошлый раз ты довольно точно предсказала, что меня ждет тьма. Она пришла, и я ее приняла. И теперь я пойду дальше.

– Чтобы жить?

– Чтобы жить, – эхом откликнулась я.

– Я могу только благословить твой путь всеми сотнями богов Королевства. – Ока подняла морщинистую руку и раскрытой ладонью обозначила полукруг над моей головой. Пара багряных капель сорвалась с кончиков ее пальцев, и она поспешно спрятала руку под платок.

– Ты каждый раз ранишь себя, общаясь со мной, – сказала я, опустив взгляд. Мне было и правда жаль Мама-Ока.

– Твоя аура стала еще более колючей, дитя. Как и ты сама. Ты больше не испуганный лисенок, ищущий норку.

– Нет, – усмехнулась я. – Пора лисят прошла. На охоту вышла лисица.

#Волк второй

Когда тебя нигде не ждут – можно идти куда вздумается. В этом, наверное, и есть прелесть бродячей жизни. С севера находились Край заброшенных душ и Элдтар, с запада открывались Великие равнины и Кармак, на юге все так же кипели битвы и ждали сотни не посещенных мест. Но душу тянуло на восток.

Город грушевых садов встретил меня шумом, грязью и криками беспризорников. Статуя Далии, воздвигнутая напротив мраморной библиотеки Ларосса, была обгажена голубями. Правая рука обломилась по локоть, а на левой слой белой краски пожелтел и частично сошел. Под статуей спал бродяга, покрытый паршой.

Но именно этот вид подарил спокойствие моему мятежному духу. Испоганенная статуя словно говорила, что время сказок закончилось. Вот она, жизнь: грязная, мерзкая и неприглядная. И вот в такой жизни самое место предателю и трусу. Я смогу жить среди этих людей, и это то, чего я заслуживаю, – моя кара и мое будущее.

Сказать, что наемники Ларосса приняли меня недружелюбно, значит не сказать ничего. В трактире «Хлипкий мост», месте, где собираются путешественники и наемные солдаты, беглые легионеры и юнцы, стремящиеся стать героями, меня не ждали. Тут вообще не ждали женщин с мечом.

Когда меня, вопящую и кусающуюся, два мужлана сгребли за шкирку и, вытащив наружу, швырнули в придорожную канаву, я впервые поняла, что женщина-воин еще не завоевала себе места в Королевстве. Путешествуя в компании с двухметровым крайнийцем, легко об этом забыть. Люди становились намного сговорчивее, рассмотрев огромный меч Атоса. Но время сказок миновало, как и время друзей и их мечей. Я понимала: чтобы отвоевать себе право находиться среди этих немытых рож, мне придется заставить себя уважать.

Пожалуй, это было самое тяжелое решение после Взрыва. Как я ни пыталась пробиться в общество ларосских наемников, попасть в их кабак, чтобы получать те же заказы, что и они, – как ни старалась, раз за разом эти солдафоны вышвыривали меня в грязь. Я была не просто девушкой, а девушкой в одежде ока, с загорелой, как у них, кожей и легким акцентом. Я была маленькой наглой дрянью, не знавшей своего места. Слова не действовали, как и угрозы, – мужчины их просто не воспринимали. Когда-то Атос сказал, что наемники знают хорошо только один язык. И это язык силы. Поэтому мне пришлось сменить тон.

В один из вечеров я вошла в «Хлипкий мост», села за стол и положила на него свой корундовый меч. И заказала эль. Неслыханная наглость – это ведь напиток усталых вояк, а не заокраинских шлюх, сказал кто-то. Та драка отличалась от всех других схваток. Это была не тренировка и не дуэль с одним противником. Не бой против монстров или озверелой толпы лавочников. Это была суть нынешнего Ларосса: подлость, хитрость, травля. Я сражалась против десятка мужчин, а остальные безучастно наблюдали.

Мне выбили два зуба – слава богам, не передние – но жевать на правой стороне я так и не приспособилась. Один вояка чуть не выколол мне глаз, и с тех самых пор шрам разделял мою бровь. На мне не осталось живого места и едва ли – хоть капли крови.

Но я победила. Вокруг стола лежало одиннадцать трупов. А когда я трясущимися руками снова положила на стол меч и повторила заказ, мне принесли мой эль.

Если хорошенько подумать, это не были безымянные тени. Все эти бойцы приходились кому-то сыновьями, мужьями и отцами. Но я запретила себе об этом думать. Они-то уж точно не стали бы искать моих родственников, а просто сбросили бы труп в море. Эти одиннадцать мертвых тел стали своеобразным вступительным взносом в общество вольных солдат. Не скажу, что больше проблем не возникало. Но теперь я знала, как их решать, и что немаловажно – окружающим стало известно, как я это делаю.

Текло время, и люди из Ларосса уже хорошо выяснили, кто такая Бешеная Лисица. Дурацкое прозвище закрепилась за мной после того, как какой-то забулдыга, запомнивший узор на моей броне во время той самой первой резни, так меня назвал. И сколько бы я потом ни говорила, что я Лис – кличка ко мне приклеилась накрепко, а вскоре и вовсе сократилась до Бешеной.

Я и стала такой, ведь имя имеет сильную власть над его носителем. Взращивая свой авторитет и репутацию, как наемницы, я бралась за самые безнадежные дела, перебила добрую сотню бандитов и пиратов в округе. Мое новое имя за два года стало почти легендой. Страшной легендой, ведь поговаривали, что Бешеная хватается за любой заказ лишь потому, что ей просто нравится убивать. Да, люди поговаривали – а я их не поправляла. Каждый раз перед битвой мои пальцы касались выемок на броне, тех мест, где когда-то находились бусины, дарующие второй шанс. Они дважды спасали мне жизнь, но теперь этих бусин не было.

Прошла пора, когда у тебя имелись запасной план и оживляющий артефакт, говорила я себе. И это, как ни странно, дарило ощущение свободы. Я чувствовала себя живой настолько, что не боялась кидаться в бой, как обезумевшее животное. Больше не было бусин, друзей или мечты – я могла драться, рассчитывая только на себя. А если бы пришла смерть, то я раскрыла бы ей свои объятия.

Нанимать меня, девушку-бойца, было экзотично и быстро вошло в моду. В портовом Лароссе кипела жизнь, и наемники всегда были в цене. Меня нанимали как красивый эскорт заморские дипломаты, купцы брали меня в охрану для своих дочерей, а жадное правительство посылало меня в убийственные миссии, надеясь, что на задворках цивилизации я тихо подохну и уже не вернусь в их славный город.

Но я каждый раз приползала назад. Израненная, истерзанная и с вечной кривой ухмылкой на губах, такой же, какая когда-то, давным-давно, не сходила с лица одного крайнийца по нескольку дней кряду. Я вселяла ужас в наемников, моих товарищей по ремеслу, внезапными и беспричинными взрывами смеха, вспыльчивым характером, мастерским владением меча. Но ко мне, как к любой заразе, привыкли. Я не скупилась угощать наемников выпивкой после удачных миссий и слушала их треп. За два года я стала таким же атрибутом Ларосса, как и статуя Далии, – такая же грязная и потерянная во времени.

А что мне нравилось в этом городе больше всего, так это полное отсутствие магии. Каждый закоулок здесь был пропитан посредственностью, а волшебство таких мест не любит. Случалось мне, конечно, встречать и звездочетов или чуять таинственные амулеты. Но я могла не беспокоиться по этому поводу: столь слабые магические следы не сильно раздражали мое новое чутье, и я могла легко их игнорировать – или с присущей мне вежливостью выдворять хозяина магического «хвоста» из города.

Иногда, гуляя по Лароссу, любуясь зданиями, сложенными из охристого песчаника, и тенистыми садами, в которых зрели красновато-желтые груши, я размышляла о том, что ветер наконец перестал дуть мне в спину. Я в кои-то веки смогла остановиться и подумать. Но мне было отведено всего два года покоя…

СЕЙЧАС

Дверь с тихим скрипом отворилась. Я как раз стояла около зеркала и поправляла крепление брони. Он всегда входил так незаметно, словно не по полу ступает, а по воздуху. В зеркале отразилась высокая фигура: мужчина в лисьем шлеме, из-под которого выбивались пряди длинных светлых волос. В голове шевельнулось воспоминание о каком-то далеком сне.

Мы так и стояли: я около зеркала, а он – позади меня. Потом мысль о сне ускользнула, и я заметила, что шлема на нем нет. Ну, конечно, шлема же теперь не было.

– Знаешь, мне что-то похожее снилось. Ты, я, это зеркало.

– Я думал, ты не видишь снов, – мягко и вкрадчиво произнес мужчина у меня за спиной.

– Теперь нет. Но когда-то давно видела. – Я наконец застегнула неудобную застежку и протянула стоящему сзади свой фаранк. – Будь любезен, помоги завязать.

Я приподняла копну своих каштановых со светлыми прядями кудрей, и это позволило гостю дважды обвязать шарф вокруг моей головы. Каждый раз, когда его пальцы касались моей кожи, я вздрагивала. Его прикосновения все еще пугали меня до жути. Я боролась с собой, но тело подчинялось хуже разума, поэтому от каждого прикосновения по спине пробегали предательские мурашки.

Он, кажется, и сам это заметил и слегка и чуть виновато улыбнулся, скрепив концы фаранка изящным узлом.

Между тем среди одеял началось шевеление, и через пару мгновений над перинами и подушками показалась головка Аэле.

– Ну и дела, – проговорила она, удивленно уставившись на нас. – Я сплю-сплю, а меня никто не будит. Вы бессердечные. Любовь моя, который час?

– Два до полудня.

– Лис, ты просто великолепна, сегодня и всегда! Ну почему я не могу выглядеть как ты?

Я только вздохнула. В этом была вся Аэле. Для нее мир прекрасен, я великолепна, а каждое утро дарует новые надежды.

– Ты какая-то задумчивая сегодня, – заметил стоящий сзади.

– Вспоминаю, как мы познакомились, – созналась я.

Аэле даже подпрыгнула на подушках:

– Меня там не было! Но это ведь из-за шлема, правда? А я слышала…

– Т-с-с! – Один легкий жест, приложенный к губам палец, и наш ангел угомонился. – Дай Лис остаться наедине с ее воспоминаниями. Местные служанки были так любезны, что подготовили для тебя горячую ванну в соседней комнате.

Девушка спорхнула с кровати и босиком в одной рубашке выбежала из комнаты. Вся ее жизнь была путешествием от одной ванны к другой.

Он же на мгновение задержался и, словно прислушиваясь к чему-то, сказал:

– Знаешь, когда я вошел, мне показалось, что зеркало отразило меня в шлеме. Забавно, да?

Потом он быстро взглянул на меня своими глазами разного цвета и вышел. В отражении зеркала он задержался чуть дольше, чем в реальности. На самом деле его уже не было ни в комнате, ни в коридоре, а в зеркале он обернулся и засмеялся, приложив палец к губам, точь-в-точь, как сделал минуту назад, успокаивая Аэле. Но я уже знала о паре его секретов и не удивлялась. Правда, в ночь нашего знакомства догадаться о подобном было невозможно. Та ночь. Тогда я впервые ощутила новый порыв ветра.

ТОГДА

Как понять, когда крохотные колесики истории начинают вращаться? Как почувствовать тот миг, когда жизнь поворачивает раз и навсегда? Ты еще не знаешь, что произойдет в ближайшие часы, пьешь травяной чай, о чем-то размышляешь, а непреклонные колесики уже вертятся полным ходом, не оставляя тебе и шанса что-либо изменить.

Скорее всего, я была обречена уже в ту же секунду, когда переступила порог «Хлипкого моста» тем зябким вечером. Для Ларосса холод был в новинку, и таверну забили до отказа желающие согреться и развлечься за партией в матицца или – кто поглупее – в кости. Трактирщик Эдри, мужчина со смоляными усами в пол-лица, расхваливал свой осенний эль, якобы выдержанный на кленовых листьях, двум заезжим вольным лучникам. В дальнем углу шла игра в кости, и как только я вошла, меня окликнул Вриан, высокий одноглазый парень. Склонившись над столом, он потряхивал стаканчик.

– Бешеная, сделаешь ставку?

– Не-а. – Деньги у меня были, но я не желала просаживать их в игре с шулерами.

– Что, яиц не хватает? Ах да, забыл – у тебя ж их нет! – Наемник расхохотался. Но даже его товарищи по игре не сочли шутку смешной.

– И почему вы, мужчины, так любите гордиться самой уязвимой частью своего тела? – пробормотала я, пробираясь к стойке. – Только стукни вас по яйцам, и вы рыдаете, как малые дети.

У Вриана были причины меня задирать. Неделю назад я отклонила его предложение разделить с ним не только добычу в выгодном деле, но и постель. Оскорбившись, он решил попытаться силой раздвинуть мне ноги, но в итоге чуть не потерял второй глаз и с тех пор дулся, словно обиженная девчонка.

Я села за стойку перед Эдри и вполуха стала слушать, как он нахваливает свой чудо-эль.

– …вы во всем Королевстве не найдете такого божественного послевкусия!

– Ага, – фыркнул кто-то из завсегдатаев. – Привкус прелой листвы во рту, что может быть лучше?

Я протянула руку, чтобы взять у Эдри деревянную чашку с травяным чаем. Трактирщик знал, что я пью, и в отличие от всех прочих меня не задирал. Я была клиентом, и я платила – для него этого было достаточно. Но что более важно, Эдри был одним из немногих, кто своими глазами наблюдал бойню здесь полтора года назад. Он видел одиннадцать трупов, и это он принес мне, покрытой с головы до ног кровью, заказанный эль. Такой же лиственный эль, какой он предлагал сейчас двум бедолагам. Нас с Эдри не связывала дружба, но он относился ко мне лучше прочих.

Я пригубила своего чая. В голову упорно лезли непрошенные мысли о важных датах. Оставалось совсем немного до двухлетия со дня Взрыва. Первую годовщину я пропустила. В то время я пыталась собрать себя по кускам после особенно тяжелой битвы, отлеживаясь в верхней комнате «Моста». Ни о каких датах, разумеется, я не вспоминала. А когда сообразила, что прошел уже год. Ну, что я могла поделать – не возлагать же цветы на месте трагедии. Разве что подумать: «Ух ты, я прожила целый год».

В этот раз все было иначе. Моя жизнь, несмотря на все безумие и окружавшие меня смерти, упорядочилась. У меня завелись кое-какие деньги, наладились связи. Тренировки, бесконечные схватки и то, что я себя не щадила, тоже сделали свое дело: каждый новый поединок, каждая дуэль уже не укладывали меня в кровать. Враги становились слабее, я – сильнее. Мое имя, между тем, было известным настолько, что я не голодала. А когда человек перестает голодать и страдать от ран, он начинает думать.

Два года, Войя подери, Атос бы удивился! Мир не сошел с ума и продолжал крутиться. Я пропускала мимо ушей все вести о монстрах, оживших сказаниях и чудесах, но не могла пропускать вести о Поглощающих. Черноволосой девушки с обжигающим взглядом среди них не появилось. Скорее всего, Сиазова лощина похоронила не только легион, но и амбиции Алайлы, рассеяв все в пыль.

Я была наедине с этими грустными мыслями и чашкой травяного чая, когда ощутила порыв ветра, влетевший в открытую дверь. В «Хлипкий мост» вошел чужак в длинном плаще. Из-под капюшона виднелись только тонкий острый подбородок да боковинки шлема. Гам не утихнул ни на миг: на вошедшего никто не обращал внимания. Но только не я.

Магия не любила Ларосс. Все мистические силы любят места, пропитанные людской верой: это благодатная почва для колдунов, предсказаний, амулетов и прочей магической чуши. Ларосс же был самым обычным портовым городом, пропахшим дешевым табаком, немытыми телами и рыбой. Люди здесь не верили и не молились, поэтому все магическое, в свою очередь, старалось не замечать Ларосса и обходить его стороной.

Этот чужак оказался исключением. От него буквально разило светлой магией. Настолько сильную ауру я видела впервые. Он словно светился изнутри, пульсировал сияющим светом с розоватыми прожилками. Мне захотелось вжаться в стойку, слиться с ней и остаться незамеченной этим светом. Полагаю, это тьма отзывалась во мне. Между тем чужак громко произнес:

– Мне сказали, что здесь я могу нанять пару крепких парней.

Эдри отвлекся от разговора и ответил:

– Правильно сказали, правда, еще ведь и понять надо, для чего нанять.

– Да для чего угодно, – подал голос из своего угла Вриан. – Хоть людей резать, хоть твою кобылу под хвост целовать. Только плати.

Незнакомец лишь мягко улыбнулся, словно оценил грубую шутку.

– Мне надо пройти Янтарный перешеек. Я ищу сопровождение.

– Ты бы вынул голову из задницы, господин хороший, и послушал последние вести, – любезно предложил бармен. – Янтарный перешеек сейчас во власти тьмы. Там уже полгода как Удел Мрака. Ближайший ход на юг по тропе Чирроса, но там нужен опытный проводник. Я могу посоветовать пару крепких ребят. Не за спасибо, разумеется.

– Мне нужен именно Янтарный перешеек. Я спешу, и я иду не один. Мне требуется наемник, чтобы присматривать за моей спутницей.

– Да ты с ума сошел, что ли, парень, – разозлился Эдри. – Еще и бабу в Удел собираешься тащить. Говорят же тебе, там Поглощающий.

Не знаю, когда именно завертелись шестеренки судьбы. Может быть, в ту самую секунду, когда незнакомец скинул капюшон и в свете масляных свечей блеснул столь знакомый мне матовый металл.

На чужаке был лисий шлем, тот самый, что достался мне после того как я впервые убила человека: смешной, с крыльями-ушами и прорезями для глаз. Этот шлем скрывал мое лицо и мою личность от легионеров Алой Розы. Именно в нем я познакомилась с Атосом и Кэрком. И именно рыжеволосый командир, одержимый духом злобного артефакта, сбил его с меня, открыв всем мою девичью суть. Своего стального друга я оставила в гостинице Штольца, когда мы с Атосом убегали от разъяренных горожан, а потом просто о нем забыла.

Сомнений в том, что это мой шлем, быть не могло. Ведь второго такого попросту не существовало. Поправив шлем на голове, незнакомец громко сказал:

– Я не боюсь Поглощающих.

Но на него уже махнули рукой, и «Мост» вновь потонул в людском гомоне. Никто из присутствующих не видел того, что видела я. Излучающую свет высокую фигуру в моем потерянном шлеме. Призрак из прошлого, который когда-то мне снился, пока сны не прекратились.

– И сколько ты дашь за переход по Янтарному перешейку?

Я поднялась, чтобы незнакомец понял, кто к нему обратился. Прибыв в Ларосс, я первым делом заказала сапоги на высоком и широком каблуке. Пожертвовав скоростью и устойчивостью, я приобрела высоту положения во всех смыслах этого слова. Мужчинам легко вести спор с тем, кто ниже их, но с Бешеной Лисицей одного с ними роста стоит держать ухо востро.