Текст книги ""Фантастика 2025-179". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Анатолий Матвиенко

Глава 12

Мракобесие

Папа Елизаветы Семён Петрович Прошин выглядел так, что никто не усомнился бы в его отцовстве. Такой же крепенький, круглолицый, тёмный, живой. Его вызвал вахтёр от ворот автобазы, мужик тотчас примчался потискать дочку, мне попытался раздавить ладонь в рукопожатии, наивный, изумился, тряс пальцами в воздухе, познав хватку гонщика. Я молча показал ему эспандер, мой постоянный спутник. Тот одобрительно кивнул, и мы отправились завтракать в столовку, рассчитанную на персонал автобазы и ближайших предприятий, коптивших небо в три смены, оттого открытую с семи утра.

– Мама знает, что я в Горьком? – первым делом спросила моя подружка, когда с подносами расселись за столом.

– Не говорил. Могу сказать, что позвонила с дороги. Но как, чем приехала? Утром вызовется проводить на поезд, если увидит приехавшую за тобой размалёванную машину, немедленно проклянёт. Как Софью.

– Софью? – я постарался сглотнуть, с полным ртом говорить некрасиво.

– Да, Серёжа, – вздохнул Семён Петрович. – Не знал?

– Я не рассказывала. Слишком печальная история.

– Печальная, – согласился Прошин-старший. – Софа – её сестра. Вышла замуж без венчания в церкви, невзирая на мамины истерики. Потом у неё в семье наперекосяк пошло. Муж запил.

– Мама заставила их развестись. Сказала: это проклятие на безбожников-богоотступников. Софа теперь живёт дома, носит чёрное, словно вдова из XIX века, ходит с мамой в храм. Мама работает в церковной лавке. Заутреня, обедня, вечерняя молитва. Пост, великий пост. Причастие.

– А вы веруете, молодой человек? – спросил Прошин.

– Верую. Но не верю в церковь и религию. Я – автогонщик, мы носимся на грани риска, постоянно молимся: боже, не оставь своей защитой, не дай лопнуть колесу или оторваться шаровой, пошли удачу и победу. Возможно, разочарую вашу супругу, но попы и церковь для общения с богом мне не нужны. Если плохо поступлю с Лизой, мне точно воздастся на орехи, но не потому что венчан или не венчан, я против этого поповского цирка.

– Понял вас. Не скажу, что разделяю вполне, но уважаю.

– У меня классный папа! – заверила Лиза. – Мама тоже хорошая, но слишком повёрнута на религии.

Поговорили о вещах бытовых. Прошин без обиняков спросил о планах на будущее. Моя замешкалась, она никогда не ставила этот вопрос ребром. В переводе с прозрачного намёка на прямой русский это означало: намерен жениться на моей дочке или просто ей мозги паришь да кувыркаешься в койке?

– В мелодрамах жених падает на коленку перед возлюбленной, достаёт обручальное кольцо и говорит: «согласна ли выйти за меня замуж», а сам трепещет от ужаса, опасаясь отказа. Если вы об этом, то мы обошлись без мелодрамы, пока просто вместе, и до сего времени было достаточно. Но жизнь ставит перед выбором. В этом пробеге мы поедем через Минск, оформляю перевод, там мне дают квартиру на одного однокомнатную или на двоих двухкомнатную, и никакие «мы вместе» там не катят. Лиза едет за мной в Белоруссию, мы, естественно, оформим отношения, если она меня не бросит.

– А ты меня?

Она, конечно, скорее бы согласилась именно на картинное предложение руки и сердца. Да ладно, за мной не заржавеет.

– Давай не пугать твоего папу. Он, вижу, человек хороший и искреннее радеет за твоё счастье. Но что с мамой? Даже не думал, что тут нас ждёт такая засада.

– Да, проблема, – согласился потенциальный тесть. – Лиза удрала из Горького, получив диплом, только бы из-под её опеки. Пока где-то, и мама не видит, что встречается с парнями, как бы и греха нет. Но если начнёт жить открыто без церковного брака, да ещё жених обязан быть верующим и воцерковленным, проклянёт.

– Я люблю маму со всеми её поповскими тараканами в голове, – заявила Лиза. – И увидеть хочу. Специально взяла длинное платье и платок на голову, чтоб не злить.

– Крестик надела?

– Тоже взяла. Надену.

Сейчас моё сокровище сидело в майке с голой шеей, на ней тонкая золотая цепочка без крестика или иной подвески, бёдра туго обтянуты брючками. Не очень вид для воцерковленной. Вообще ни разу не видел её с крестиком. Комсомолка, засмеют, это не постсоветская Россия.

– Хорошо, придумаем, как объяснить твоё появление в Горьком, доча. Сергей! Вы всю ночь провели за рулём?

– Конечно. У неё же нет водительских прав.

– Понятно… Давайте так. Я попрошу у товарища ключи от его квартиры, живёт в паре кварталов, он сегодня едет в Москву, квартира пустая. Сам решу, под каким соусом сообщить Матрёне о приезде дочки. Машину загони под шлагбаум. Отвезу, отдыхайте. Вечером после работы заберу Лизу. Наутро верну, вы продолжите путь.

Мировой мужик! Без замшелых догм в голове как у моего. Правда, миссис Матрёна задаст жару больше, чем вся моя харьковская родня вместе взятая.

Сдержал обещание. Квартира была холостяцкая, с большего убранная, по тщательности обстановки схожая с моей в бараке до того, как Лизетта приложила свою руку и мой кошелёк. Она постелила на тахте простыню, прихваченную из Тольятти, пока я мылся в ванной, потом отправилась на водные процедуры сама.

Уже начал дремать, когда почувствовал её присутствие рядом. Да, несколько устал за ночь, но присутствие аппетитного и молодого женского тела, в котором заключена отзывчивая душа, моментально прогнало сон. Не успел сграбастать, как Лиза упёрлась мне в грудь кулачками.

Опять игра «я не такая», «меня нужно долго уговаривать, ничего не обещаю» или что?

– Серёжа! Ты же фактически мне предложение сделал. Мог, конечно, обойтись без обходных маневров типа «мы вместе», но разговор о регистрации брака для получения двухкомнатной…

– Ты мне нужна, потому что ты мне нужна. А метры жилплощади – не самоцель, хочу, чтоб тебе со мной было уютно. Особенно если нас станет трое или четверо, там и трёха не помешает.

– Ой, Серёжа!

Сопротивление пропало, чем моментально воспользовался. Что не означает быстро, наоборот – с чувством, с толком, с расстановкой. Опыт 76-летнего мужчины, помноженный на здоровье 25-летнего, кое-что значит. Лиза точно не пожалела, что сдала крепость без дальнейшего боя.

Отдышавшись, метнулась на кухню, принесла стакан воды, поделили его на двоих.

– Спасибо, дорогая. Вот это куда более важно.

– Вода важнее, чем наши ласки?

– Наше единство по сравнению с печатью в паспорте и ордером на квартиру. Хотим быть вместе – будем. Свидетельство о браке только упрощает жизнь, особенно при вселении в гостиницу, помнишь? Но не заменяет союз. Люди в браке ссорятся, расходятся, изменяют друг другу, не все, конечно, но бывает. Ты мне изменяла?

– С чего ты взял⁈ Ну и шуточки.

– И я тебе верен. Причём, довольно часто.

У Лизетты аж глаза округлились. Через полсекунды поняла, что это шутка, и стукнула мне кулачком по слегка волосатой груди.

– Ты не прав. Брак – это вроде клятвы, освящённой государством. А раньше ещё и церковью.

– И в чём разница по сравнению с тем, что мы начали часто встречаться? Как для порядочных людей нам очевидно – мы вместе очень надолго и не ходим налево, принадлежим только друг другу. Заботимся один об одном, тот же стакан воды – мелкая, но типичная деталь. Что не так?

– Если бы мы были женаты, я бы не жила в общаге, бегая к тебе как бы тайком и только на одну ночь, а перевезла бы вещи и осталась.

– Вернёмся в Тольятти – переезжай, в чём проблема?

Круглая рожица моей подружки нахмурилась. Лиза отрицательно мотнула головой.

– Меня не поймут. Нас не поймут. Встречаться с парнем – нормально. Переспать до брака – тоже как бы не страшно, вроде все делают вид, что этого нет, скрывают беременность невесты, если срочно женятся по залёту. А вот длительное внебрачное сожительство противоречит… ну, например, Моральному кодексу строителя коммунизма.

Что угодно готов был услышать, но это. В текущей ситуации его величество Моральный кодекс применим так же, как и Библия. То есть просто мешает.

– Дражайшая! И в каком пункте кодекса прописан запрет на сожительство без брака? Нет, я тебя не склоняю навсегда остаться нерасписанными, живя вместе. В ЗАГС сходим, детей проще регистрировать, чтоб никто не дразнил их нагулянными и спрашивал: а кто отец? Но в кодексе – что там?

– Если честно, я его не читала, – призналась Лиза. – Как и Программу КПСС. Но такова мораль. И есть проблема, о которой сказал папа. Пока я с тобой встречаюсь, а мама вроде как не подозревает, что у младшей дочки началась бурная личная жизнь, это одно. Съехались – другое, это уже грех смертный и геенна огненная. На бракосочетание не пригласить родную мать – форменное свинство. А брак без церкви…

– Если так, пошли в церковь. Покривляюсь. Расскажешь заранее, что говорить, в какую сторону креститься.

– Э, нет. Там целая процедура. Ты должен причаститься, исповедоваться духовнику. Всем своим телом и духом показать, что веришь в бога и святую православную церковь, соблюдаешь заповеди, посещаешь службы. Ложь не прокатит. Мама мигом тебя раскусит и проклянёт, меня заодно.

– А ты посещаешь службы?

– Только когда приезжаю в Нижний. Но я с детства приучена. Приспособилась. Ты – нет, и не захочешь.

– Слушай… А если в Минске пожениться, обвенчаться и приехать сюда готовенькими? Неужели поп из Минска позвонит твоей маме по межгороду, чтоб настучать: сестра во Христе, твой зять – еретик и безбожник?

– Очередной раз себя выдал. Еретик – исповедующий религию или учение, отличающиеся от канонического. Безбожник – вообще неверующий. Или – или. Одновременно никак.

– Уговорила. Безбожник. Сдал зачёт в институте по научному атеизму. Тебе, кстати, тоже предстоит.

– Знаю. Православные священнослужители смотрят на это сквозь пальцы. Говорят: лицедействуйте на радость богопротивным коммунистическим идолам сколько хотите. Главное, чтоб в сердце жила любовь к Иисусу Христу.

– Ого! Так и говорят: «богопротивным»?

– Только среди узкого круга. В проповедях и беседах с обычными мирянами им запрещено хулить Ленина, Коммунистическую партию и прочих священных коров СССР.

Лиза, признаюсь, раскрылась мне с неожиданной стороны. Мы вообще никогда не говорили о политике. Она, оказывается, нигилистка! Ни в грош не ставит ни марксистскую, ни православную религию. При этом умудряется жить, не выделяясь, как среди святош, так и среди ударников социалистического соревнования. Может, потому чувствует близость со мной – таким же скептиком?

В защиту РПЦ ни слова не скажу, у неё хватает своих адвокатов. А вот Коммунистическая партия в этом мире однозначно лучше, чем в покинутом, что КПСС, что КПРФ. Здесь забота о труженике чувствуется. Всё познаётся в сравнении.

Конечно, ничего идеализировать нельзя. Одни дороги чего стоят! Может, чуть лучше, чем в памятном мне СССР 1974−75 гг., но и рядом не лежали с федеральными трассами России-2025. Здешние отлично годятся в качестве трасс для ралли и испытаний автомашин в режиме stop and go, то есть гнать, пока не развалится.

И в аппарате управления сохранился тот же тип коррупции, именуемый блатом, с высоких трибун и из уст товарища Гагарина проклинаемый, в теории – выжигаемый калёным железом. Та же история с товарищем Гринбергом, которому тамбовский волк товарищ. Влип же в пренеприятную историю, узнав, что Оксана переспала со мной, наделал ненужного шума, опозорился на весь город. И что? Не сняли, продолжал работать. С той же секретаршей модельной внешности. Только потом куда-то перевёлся, уверен – не на понижение, а по блату на не менее тёплое место. Пока система не перестроена в корне, такие львы гринберги неистребимы, независимо от национальной и гендерной принадлежности. Перед блатом все равны, важнее уровень блата, а не личные качества.

Чёрт возьми, о чём серьёзном ни задумываешься, как-то всё равно натыкаешься на занозу о прошлогодней разовой интрижке. Надо избавляться. Или просто время пройдёт…

С этими мыслями провалился в сон, а когда продрал глаза, в квартире гудел баритон Семёна Петровича. Он заметил, что я проснулся.

– Сергей! Выспались?

– Спасибо. Готов дальше шуровать.

– Не торопись, у тебя ещё одна ночь отдыха. Лизу забираю и тебя не приглашаю, прости.

– Да всё понятно, – я вылез из постели, сам в одних трусах, это Лиза полностью одетая – в платье до щиколоток и под горло, косметика смыта, в руках платок. – Вы – мировой мужик! Было приятно познакомиться.

Поскольку мне не оставили ключей, провалялся на тахте, поужинал консервами и хлебом, обнаруженными на кухне, бросил на стол два рубля в возмещение ущерба и записку с извинениями за объедалово.

Наутро Прошины подняли меня в начале восьмого. Плеснул воды на лицо, взял чемоданчик Лизы и спустился к «Победе» Семёна Петровича. Пока ехали к автобазе, отец и дочь о чём-то тихо переговаривались, когда вышли – обнимались долго-долго. Наконец, я бросил её чемодан в подкапотное пространство гибрида «жигулей» и «запорожца», после чего мы отчалили.

– Штурман! Штурмануй. Я Нижний Горький совсем не знаю. Нам нужен выезд на Москву.

Подруга ехала какая-то отрешённая, целиком в своих мыслях. Безучастно кивнула, односложно подсказывала повороты. В восемь улицы только просыпались, катили поливалки, рассыпая воду перед наступлением летней полуденной жары.

На выезде из города моя спохватилась.

– Ты завтракал?

– Не успел. Вы же меня разбудили. Не волнуйся, я чуть раскулачил запасы хозяина, кинул ему пару рублей, в общем, не особо голодный. Вот кофе бы…

Это в новом тысячелетии какие-то точки придорожного общепита плотно облепляют выезд из каждого крупного города, далее повторяются каждые тридцать-сорок километров, да и почти на каждой бензоколонке можно пожрать. Единственная харчевня была плотно уставлена дальнобоями, в том числе понтовыми «Совтрансавто», я прикинул, какая скопилась очередь, и притопил педаль газа.

– Кофе нет, – огорчила Лиза. – Чай из термоса будешь? Хочешь – прямо на ходу.

– Остановимся у лесочка, нам ехать в пределах пятисот километров. В спортивном режиме уложился бы в четыре часа.

А в 2025 году – без проблем и гораздо быстрее, особенно если забить на камеры скорости. Но там столько выбоин нет.

– Хорошо. Я переоденусь.

Она дёрнула пальцем ворот платья, словно он её душил.

Начались леса. Как говорят военные – зелёнка. Я свернул на дорожку к очередной деревне, пока Лизетта шарилась в кустах, разложил газетку на капоте. Пища была безыскусная, варёная курица познала только соль и никаких специй, но в походе придираться к мелочам смешно. Вот пирог к чаю испёкся у святоши весьма достойный.

Подруга вышла, снова в джинсах клёш, майке и босоножках на каблуке. Платье и сандалики, напоминающие детские, несла в руках. Вдруг размахнулась и зашвырнула сандалии в кусты. Глаза, лишённые косметики, переполнились слезами. Лиза выглядела некрасивой и очень несчастной.

Бросив набивать утробу, шагнул к ней и обнял.

– До такой степени плохо?

– Даже ещё хуже.

– Не лезу с расспросами. Захочешь – сама расскажешь. Составь компанию. Здесь много еды, пообедаем во Владимире горячим, а поужинаем в Москве у Миронова. Ешь, жаль выбрасывать, пропадёт.

На самом деле надеялся только отвлечь. Лиза отщипнула кусок пирога, пила чай из одного со мной стакана. Немного успокоилась.

Когда сели в машину, попросила обождать, и, водрузив на торпедо зеркальце, подкрасила глаза и губы.

– Я очень страшная без косметики?

Невольно вспомнилось: ты не накрашенная страшная, и накрашенная (А. В. Алексин), даже мотив вспомнил, мог напеть, но не стал ранить её ещё более.

– Всё равно будешь на ночь смывать, и я каждое утро увижу тебя такой. Спасибо, конечно, что просыпаешься раньше и несёшься в ванную подправить макияж. Ценю: для меня стараешься.

– И для себя. Для уверенности. Всё, я закончила. Трогай.

– Мы самое главное не сделали утром. Не поцеловались.

Я исправил упущение, едва прикоснувшись кончиками губ к её губам, слизнул неизбежно приставшую помаду и завёл мотор. Подруга, неудовлетворённая припухлостью глаз, нацепила щёгольские солнцезащитные очки. Ей они очень шли.

Перед Владимиром (как его не переименовали в угоду Советской власти, ну хотя бы во «Владимир Ильич»?) нас тормознул очередной гаёвый. Этот придрался к документам.

– Гражданин водитель, почему в техпаспорте не указан номер двигателя?

– Потому что машина – испытательная, товарищ старшина. В ней побывало двигателей больше, чем в моей постели девушек.

Он зыркнул в сторону Лизы и шутку явно не оценил. Или просто позавидовал, та через стекло смотрелась козырно.

– Поднимите капот, водитель. Сличу номера. Если двигатель имеет номер, а в техпаспорте не указан, вынужден составить протокол.

Старшина был немолод, красные прожилки на торце выдавали нехорошую приверженность к алкоголю. Напрашивался, чтоб я вложил пять рублей в права.

Ни-фи-га!

Когда открыл капот и протянул ему чемодан с вопросом: здесь будете искать номер мотора, мент припух. Даже не стал сверять номер кузова, просто вернул документы. Счастливого пути не пожелал.

– Ты каждому будешь открывать капот? – спросила штурман, когда тронулись.

– Действует безотказно.

Во Владимире, так как больше не знали ничего другого, заехали к ресторану при гостинице, где останавливались зимой и воевали с администратором за двухместный номер. Сейчас просто пообедали, а ещё радовались перемене: летний город воспринимался куда приятнее, чем зимой.

Снова болтали о пустяках, я ни словом не обмолвился о полёте сандалий в кусты, сама она тоже не поднимала тему. В Москву въехали в начале шестого вечера, я позвонил по имевшимся с той командировки телефонам, бросая в автомат 2-х-копеечные монеты.

Кто говорит, что москвичи ненавидят приезжих? Наверно, те, кто общался с неправильными москвичами.

Впрочем, в 2025 году я сам был весьма и весьма неправильный, желчный. Какая жизнь, такие и горожане. Это здесь могу относиться к людям по-доброму, они ко мне – тоже.

Глава 13

Божья кара?

Мы прибыли в Москву вечером вторника, к концу обычного рабочего дня. Володя Миронов, предупреждённый, сразу спросил, где стою, и просил ждать до часа. Через 40 минут появился «Москвич-412» с надписями «НАМИ», «экспериментальная», в общем, такой же попугай как у меня. Полный мужиков, на четверых лишь одна женщина. Сразу покатили на дачу одного из инженеров, очень близко по московским меркам, каких-то 60 километров.

На четырёх сотках раскинулся маленький рай на земле, созданный умелыми руками, направляемыми головой со вкусом и фантазией. Вместо картошки и прочих следов борьбы за продукты, всегда доступные в магазине, хозяева ограничились плодовыми деревьями. Итого на клочке 20 на 20 метров уместились уютный домик с мансардой и большой террасой, беседка, лужайка с мангалом и баня с купелью, сад их гармонично дополнил.

Товарищи Володи – Евгений, Олег и Алексей – моментально извлекли из багажника «москвича» заготовки на шашлык, супруга Алексея, владельца микропоместья, кинулась резать закуски на стол, Миронов взялся растапливать баню. Лиза, впечатлённая шустростью и слаженностью действий, предложила помощь, но была усажена на кресло, придавленная пушистым котом, с готовностью подставившим себя под поглаживание, почёсывание, а лучше – подкармливание кусочками со стола.

– Мои родители – блокадники, – сообщил Евгений. – Их вывезли на Большую Землю в конце 1941 года, оба успели хлебнуть голодухи. Да и в эвакуации не жировали. Поэтому у нас немного культ еды. Особенно когда приезжают гости.

– Мне можешь не объяснять, я вырос в Харькове. Хоть это русская часть Украины, но всё же Украина. Стол накрыть, писни спивать – наше всё. Войну помнят, немцев, а тем более полицаев ОУН, они отбирали последнее. Сытно – означает нет войны, – я оценил совсем не расплывшуюся фигуру Евгения, как и его коллег. – По вам не скажешь, что много едите.

– Так не каждый день праздник живота. Работаем много, нервничаем. В том числе – по твоей милости. Представь, даже Липгарт, главный конструктор «Победы» и идеолог автопрома, кое-как согласился на передний привод.

– То есть я вас подставил?

– Наоборот! Как таран проломил дыру в крепостной стене, где мы уже отчаялись – ни штурмом-приступом, ни осадой не взять.

Пока жарился шашлык, Миронов предложил налить всем водки, лёгкого вина или пива – под салатики и нарезку. Мы с Лизой предпочли сухое, завтра в дорогу. Водка вообще не слишком шла. Пиво было бочковое, не бутылочное, пахло одуренно. Но запах этот стойкий, нотки выхлопа сохранятся и через полсуток, не хочу объясняться с ГАИшниками, что это за тип с перегаром из пасти рассекает на машине без мотора под капотом.

Очень неудобно было слушать тост в свою честь. Пришлось тотчас выступить с ответной речью.

– Пацаны! Не переоценивайте меня. Я – никакой не таран. Скорее – соломинка, сломавшая спину верблюду чиновного упрямства. Переход на передний привод обусловлен исторически, рано или поздно произошёл бы и в СССР. Я если и ускорил процесс, то на год-два-три. Так что давайте выпьем не за моё здоровье, а за всех нас, проложивших дорогу прогрессу!

Опорожнили стаканы, хрусталь тут исключительно гранёный маленковский. Я сунул в рот кусочек сала и закусил свежим луком, спохватившись: буду дышать на Лизу луковым духом! Она заметила и тоже кинула в рот пару колечек. Умница!

Парни закурили, я не стал. Электронные сигареты здесь не доступны, «Прима», «Север», «Казбек» и «Беломор» не привлекают, сигареты с фильтром воспринимаются в рабочей среде как интеллигентский выпендрёж. Бросил курить без труда. Может, только когда вываливался из машины после скоростного участка, руки-ноги дрожат, пальцы сводит, то пять-шесть затяжек помогают быстрее вернуться в нормальное состояние.

– Ты, оказывается, настолько популярен у москвичей! – шепнула Лиза. – Мне жена Алексея сказала, к тебе прилипла кличка «гений АвтоВАЗа».

– Знаю. Это шутка. Стебутся московские парни, не принимай всерьёз.

– Хорошо с ними. Коллектив.

– Так и с моими цеховыми в Тольятти тоже. Аж жаль расставаться. В Минске наверняка другие. Да и как примут? Наверняка там своих гениев девать некуда.

– Хорошие, простые. И не заставляют бежать в храм на вечернюю службу.

– Сейчас вообще предстоит сущее бесстыдство. В русской бане девки с парнями моются без одежды. Грудки выше, не посрами меня! Пусть завидуют и прикрывают вениками вставших гусаров.

– Ты что! Даже не предлагай, – возмутилась Лиза. – Я лучше после вас – с Мариной вдвоём.

Думаю, не она одна восстала бы против нудистской свободы поведения, всё же 1975 год, нравы консервативные. Мужики парились в семейных трусах, я в плавках, выскакивали из парилки и прыгали в купель с колодезной водой, только листики от берёзовых веников плавали по поверхности. Женщины стыдливо обошлись без купели.

В перерыве между омовениями я показал «жигуль» с уехавшим назад мотором и запорожской коробкой. Оценили эксперимент, одобрили.

– Я бы ещё больше от «запорожцев» взял, – признался Миронов. – У них V-образный двигатель, он раза в полтора короче, чем рядная четвёрка. Применив поршня и шатуны от ВАЗовской «единички», можно создать мотор ничуть не хуже жигулёвского.

– Но дороже, поскольку головы две, распредвала два, – возразил я. – Вон у меня Лиза бухгалтером на ВАЗе работает, мигом обсчитает.

– И что? – не согласился Володя. – В ЗАЗ-968 такой же, только чуть меньше и с воздушным охлаждением, не слишком он дорогой. Я смотрел, немцы выставили новую «Ауди-100», все четыре цилиндра в ряд впереди коробки и главной передачи, с V-образным агрегатом морда укоротилась бы сантиметров на 20–30. Меньше масса, лучше развесовка. Вообще, его крути как хочешь – вдоль или поперёк, до передней оси, впереди передней оси.

– Елизавета, вам не наскучили эти разговоры? – между делом спросила Марина.

– Я же на ВАЗе работаю и живу с автогонщиком. Вокруг меня сплошь поршневые пальцы, вкладыши, сайлентблоки, жиклёры, ступицы… Привыкла.

– Точно так же люди привыкают жить около железной дороги и не слышать поездов. Я такая же.

Подслушал их разговор. Марина возрастом старше и внешностью проще. Видел гитару у них на веранде, как раз соответствует образу «девушка с гитарой у костра». Но в чём-то такая же как моя – понимающая.

Наконец, поспел шашлык. Вино кончилось, и хоть смешивать не рекомендуется, мясо мужики запивали пивом, тоже зашло.

В эту ночь мы с Лизой впервые ночевали вдвоём, но без секса. Объелись, напились, напарились. А самое главное, неловко затевать игры, не рекомендуемые детям до 16-ти, когда в одной комнате с тобой на диванах и матрасах ещё трое мужиков, им и без того завидно.

Вот, наверно, я снова прихожу к семейной жизни, когда засыпаешь, обнимая милую, не сделав ни малейшей попытки близости, и это обоим не кажется странным.

Утром встали рано, кому на работу, мне тоже на работу – дальше ударять автопробегом по бездорожью и разгильдяйству, на первом участке «антилопа» ничуть не подвела. Выпили кофе.

Парни радовались: с приходом «новой метлы» в лице Полякова, вдохновлённого, как я догадываюсь, не только моими инициативами, но и волшебным пенделем сверху, а в ЦК полно довольно молодых, не пескоструйщики типа Брежнева-Суслова-Черненко, открылись перспективы. Население желает иметь в личной собственности фургоны и микроавтобусы, в то время как списанные РАФ или, прости господи, ЕрАЗ, купить невозможно, сразу идут в металлолом. Так почему не сделать что-то немного крупнее «ИЖ-Комби»? А ещё есть спрос на легковые машины несколько повышенной проходимости, ведь были «Победа» и «Москвич-407» с усиленной ходовой и увеличенным клиренсом. Населению не обязательно иметь УАЗ-469, он избыточен, как и постоянный полный привод будущей «Нивы-2121».

Я оставил себе узелок на память: предложить аналог «Рено-Сандеро-Степвей». Та же ВАЗ-2104 с передним приводом и увеличенным дорожным просветом отлично впишется в эту нишу! Но не всё сразу, будем есть слона по кусочкам, не то испортим весь процесс. Идею парням озвучил, бросил затравку. В НАМИ нужны единомышленники. Они, конечно, ничего не решают, но создают атмосферу, фон, некое давление. Если бы энтузиасты не доказывали с пеной у рта преимущества переднего привода, хрен бы я что протолкнул.

Вообще, России нужны крепкие машины. Особенно разница с покинутым мной временем почувствовалась, когда свернул с МКАД в сторону Ленинграда-Питера. В третьем тысячелетии это бесспорно одна из лучших федеральных трасс. Здесь – не так печально, как с дорогами в районе Тольятти, но не многим совершеннее. В этой реальности Советский Союз сподобился раньше американцев осуществить пилотируемую посадку на Луну и замахнулся на Марс, а вот залатать после зимы хотя бы к августу выбоины на главной дороге между двумя российскими столицами – слабо. Поскольку вне населённых пунктов я держал 110–120, если ГАИ на дороге – всегда предупредят морганием фар, неизбежно периодически стукал колёсами в неровности, перед Ленинградом одно спустило. Поставил запаску, помятый диск подравнял кувадлометром, камеру заменил. На худой конец сойдёт для как-то доехать, игнорируя биение, но если ещё произойдёт такой случай, то поиск шиномонтажа неизбежен.

Переночевали в пригороде, в центре гостиницу забронировать не удалось, туристический сезон. Лиза никогда в Ленинграде не была, а годом ранее смотрела «Невероятные приключения итальянцев в России», там самые зрелищные кадры сняты в Питере. Жаль, не видела «О чём говорят мужчины. Продолжение» 2018 года и клип под песню «Ля-ля, тополя», текст, быть может, не самый возвышенный, но город с птичьего полёта показан шикарно.

Миронов (Андрей, а не Володя) в фильме про итальянцев заезжает на «жигулях» прямо на Дворцовую площадь, мне не дано, там запрещено движение автомобилей, и жабры коротки, чтоб выбить спецразрешение. Ради путевого листа и подтверждения, что доехал до самой северной точки маршрута, прокатился по набережной вдоль Адмиралтейства и стал, чтоб совместить в одном кадре себя, размалёванную надписями тачку и Исаакиевский собор. Лиза снимала дешёвой камерой «Смена», кто не знает, это такой 15-рублёвый советский фотоаппарат для начинающих, самый многотиражный в мире. Сим изделием сложно сделать качественный снимок, но и запороть полностью непросто. Что-то наверняка получится, если не забыла снять крышку с объектива.

Её тоже сфотографировал. Потом купил мороженное обоим.

– Завтра ещё в Петергофе поснимаем! Девочкам в бухгалтерии покажу. Обзавидуются!

– Не каждую парень возит прокатиться в Ленинград? Можешь и маме отправить – стоишь на фоне православного храма.

Зря сказал. Беззаботная улыбка погасла.

– Не пошлю. Я в коротком платье, бесстыдном. Поехали…

Даже мороженное не долизала, выбросила остатки. В машине выплеснула, наконец, накопившееся с Горького.

– Она совсем затюкала Софию. «Грех невенчанного прелюбодеяния смывается только постом, молитвой и умерщвлением плоти». Доумерщвляет, та уже совсем как щепка. Софа ушла бы, да некуда. Смотрится – краше в гроб кладут, а ничего была, не хуже меня. Кто сейчас такую возьмёт?

– А папа?

– Терпит. Он, хоть не фанатик, тоже из религиозной семьи. По случаю моего приезда решил усугубить церковное вино – кагор. Полирнул водочкой. Мама вдруг завелась, начала жаловаться: напротив храма, через площадь, безбожники стройку затеяли, сваи вбивают – бухают, креста на них нет, гореть им в аду. Батя, уже тёплый и добрый, говорит: зачем ты, добрее надо, все мы братья-сёстры во Христе, даже заблудшие, и не все некрещёные – плохие люди. А потом ка-ак долбанёт: вон к Лизке комсомолец сватается, вполне приличный. И понеслось. В гроб вгоните, грешники проклятые, души диаволу продали, и это было только начало концерта по заявкам трудящихся.

– Как ты рассказываешь, её пора в психушку класть.

– Папа и сестра не позволят. Понимают, что наш дом превратился в дурдом, но у православных юродивые считаются святыми людьми. Тем более если крыша съехала на религиозной почве. Сны, знамения, с ней Святая Дева по ночам разговаривает, уму-разуму учит. Я-то понимаю, что сны – всего лишь плод хаотической работы её мозга, порождённые религиозным дурманом.

– Ты вообще в бога не веришь?

– Отчего же? Верю. А вот мама верит не в бога, а в какой-то мракобесный культ, жутко боится «божьей кары» за каждый мелкий грех. Удивительно, что православная. Ей бы в секту, где всё такие со сдвигом, нашла бы кучу единомышленников. Серёжа, я не знаю что делать! Если поеду за тобой в Минск, то только сбегая от семьи, не оставив им адреса.

Меня удивило: православная церковь отнюдь не экстремистская, существует под жёстким прессингом КГБ, отчего так? Оказывается, духовник сей праведницы считает её подвижничество излишним, вот если бы в монастырь ушла, дело другое, а мирянке подобное он никак не рекомендовал. РПЦ призывает новобрачных венчаться, но не объявляет гражданский брак грехом прелюбодеяния. Матрёна даже своего попа не слушает.