Текст книги ""Фантастика 2025-179". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Анатолий Матвиенко

Вместе с ребенком королева словно потеряла смысл оставаться в Ярвелле подле супруга. Наша венценосная госпожа собрала своих фрейлин и в один день покинула и дворец, и столицу. Сначала все твердили, что она отправилась на Симм повидать родных, затем – что решила посетить все тридцать святилищ богов Королевства, чтобы замолить грехи мужа, но постепенно голоса умолкли. Потому что поняли: Бесплодная Слива покинула дворец и страну навсегда. Оскорбленная, раздавленная, так никем и не понятая. Одинокая чужестранка в дальнем краю, у которой отняли единственное, что приносило ей радость, – малыша Роуэна.

Мальчик же изредка приезжал в Ярвелл, чтобы повидать отца, но оставался лишь на пару дней – искусству править он обучался у себя в Штольце. Лишить сына прав на престол, несмотря на предречения Сияющего, король так и не смог. И уже вскоре пожалел об этом. Здоровье его пошатнулось, и ближайшие родственники – многочисленные дядья, племянники, троюродные братья и сестры – почуяли запах большой наживы.

Первое покушение на Роуэна произошло, когда тому сравнялось восемь. В тот раз один личный охранник принца погиб, а другой был тяжело ранен и месяц потом умирал, несмотря на старания лекарей королевской семьи. Не прошло и полугода, как на мальчика напали снова, когда он гулял в саду своего дворца с гончими. Собак убили, хотя они и не были сторожами, а до мальчика не добрались лишь чудом – он успел укрыться в доме на дереве и отрезать веревочную лестницу. Покуда наемные убийцы пытались взобраться на дуб, подоспела стража. Графиня, которой сын был выгоден во дворце и сильно мешался в Штольце, конечно, пыталась его защитить. Но и она, подобно королю, сильно сдавала позиции на политическом небосклоне нашей страны. Пришли новые родственники, молодые, с полным ртом острых и крепких зубов, не гнушающиеся убийством ребенка. Что могла противопоставить им стареющая графиня вместе с маленьким кругом прислуги и охраны?

Король понимал, что начинает сбываться вторая часть предсказанного, и уже собирался для спасения Роуэна лишить принца столь ненавистной самому монарху короны. Но не успел. Последнее покушение было спланировано намного тщательнее. Говорят, руку к нему приложили несколько внучатых племянников короля и приближенные к трону аристократы Ризетти (думаю, тебе знакома эта фамилия). Дворец в Штольце превратили в мышеловку, заблокировав все входы и выходы. Двадцать обученных наемников переходили из комнаты в комнату, убивая всех, кто встречался им на пути. А если и теряли одного из своих бойцов, сильно не переживали: больше золота досталось бы выжившим. До покоев Роуэна они добрались в последнюю очередь. Личная охрана принца, люди, которых он знал с младенчества, сдерживала натиск дюжины убийц, пока принц пытался сбежать через окно. Ценой своей жизни они подарили мальчику несколько бесценных минут, и он сумел спрыгнуть сначала на крышу близлежащей конюшни, а затем на землю и убежать прочь от своей прежней жизни. Его последние минуты в Штольце наблюдала старая кухарка, единственная выжившая в той бойне. Пока наемники свирепствовали в замке, она спускалась в погреб за картофелем, а когда вернулась, то увидела, как убегает единственный законный наследник трона Королевства: без ботинок стремглав уносится прочь от своей короны и предназначения, пачкая белые чулки о мерзлую землю.

Хотя отец и не смог спасти Роуэна, тот защитил себя от предсказания Сияющего сам. Как мальчик выживал, что ему, привыкшему к мягким перинам и белому хлебу, пришлось перенести, вживаясь в новую роль сироты, – знают одни боги. Короля эта утрата, да и смерть графини, сломила окончательно. Он стал заговариваться, слег, а затем оставил этот мир и проблемы, которые сам же ему и принес. Я не покидал короля до конца. Мне казалось предательством бросить своего монарха и покровителя. В свою последнюю ночь он много говорил, бессвязно кричал, звал давно умерших слуг и друзей, но минут за десять до смерти на него снизошло просветление. Взгляд стал спокойным, лоб разгладился. Он увидел меня подле кровати и узнал. Я подбежал и схватил моего государя за руку.

– Знаешь, Мастос, – сказал он с небывалым сожалением в голосе, – мне жаль, что я так дурно обошелся с Лалеей.

У меня слезы подступили к горлу: король вспомнил о своей маленькой и хрупкой жене с острова Симм.

– Я ведь знал, что ее дразнят Бесплодной Сливой. Даже мне это прозвище казалось забавным. Какой же я был дурак. – Государь судорожно вздохнул и потянулся пальцами к горлу, будто его сдавливала невидимая удавка, а он пытался ее ослабить. Затем взглянул на меня с испугом и доверительно прошептал: – Не подумай, будто я схожу с ума. Но я видел ее вчера. Она вошла в комнату в белом платье, села у кровати и погладила меня по голове, как много лет назад. Мне кажется, Лалея уже умерла и теперь зовет меня за собой. Мне страшно, но, похоже, я уже готов. Тем более когда знаю, что она ждет меня на той стороне.

В ту ночь он и отошел. А я, раздавленный горем, бродил по замку, пока не встретил… королеву-вдову. Оказывается, она сама, а не ее призрак, вернулась из добровольного изгнания, чтобы проститься с супругом. Я не смог утаить от нее этого разговора. Мне хотелось чуть облегчить ее боль – а по глазам я видел, что страдает она неимоверно. Выслушав меня, королева улыбнулась и спокойно промолвила:

– Хорошо.

Через пару дней ее нашли повешенной в библиотеке дворца. Рядом лежала записка: «Он ждет меня на той стороне. Не могу его обмануть». В тот момент королевская династия оборвалась.

И если честно, я не знаю, о ком весь этот рассказ. О старом короле, королеве, графине или Роуэне? А может быть, обо мне самом? Я бежал из дворца, но помнил, что за предсказание оставил мне Сияющий. Мне предстояло построить свою империю. От одного у меня было пророчество, а от другого – список имен. И я не подвел их обоих. С теми силами, что мне удалось собрать за десятки лет, я без труда нашел вольного копейщика Гардио, которого раньше знал как Роуэна Штольского.

Его новое имя поначалу показалось мне странным, незвучным для Королевства. Но позднее я узнал, что на языке острова Симм «гард» означает цветущий сад, а «ио» – сливу. Было ли это совпадением, или же Роуэн так отдал честь королеве, чье невмешательство позволило ему появиться на свет и чья забота так запомнилась маленькому мальчику? Той, что могла бы стать его истинной матерью, не сойдись звезды иначе. Спросите у него об этом, когда все закончится.

* * *

Больше ничего не было. Я сидела, словно в забытье, настолько далеко меня перенес рассказ Мастоса о рождении и детстве моего друга. Пальцы слегка подрагивали. Я налила себе воды из графина, стоявшего на столе, и отпила половину, чтобы успокоиться.

Значит, Гардио был настоящим наследником старого короля, а Мастос некогда служил придворным учителем. Более всего меня смущало предсказание, сделанное тогда еще молодому мужчине Сияющим: «Строй свою империю, Мастос».

Старик неспроста странно вел себя, когда мы прощались. Ах, Войя меня подери! Я судорожно стала рыться за пазухой и в сумке. Ведь он дал мне какой-то список имен! Кот-пират недовольно заворчал, видимо, я мешала его охоте. Наконец листок был найден. Я вытащила его и стала разглаживать на столе, при этом неловко задела кота локтем. Тот разъяренно взвизгнул и сиганул на парапет, опрокинув задней лапой и графин, и стакан. Проклятье!

Вода залила записи о Роуэне и листок. Но если история принца была написана на плотной бумаге, то лист с именами был тонкий и истертый, будто тысячелетний пергамент.

– Нет, нет, нет, – шептала я, но напрасно. Чернила расползались по бумаге, и я уже могла прочесть лишь отдельные слоги: Ро… Ир… Эс…

Я начала размахивать листочком в надежде его просушить, но тот внезапно распался от влаги и мокрыми ошметками шлепнулся на стол.

«Поздравляю, – подумала я про себя. – Я только что уничтожила список, который должен был спасти мир».

Слева на столе стояла чернильница с гусиным пером и лежала стопка листов. Я взяла один из них, аккуратно оторвала от него половину, а затем половину от половины. На получившемся клочке сверху я написала:

Роуэн

Затем, подумав, вывела справа от имени кривоватый знак башни с голубкой.

Это все, что я помнила из того списка. Но если Мастос будет последователен в своих письмах, то я смогу восстановить его весь – и, может быть, тогда пойму тайный смысл игры старого монаха.

Я вздохнула, скользя взглядом по пустому листу с одним лишь именем. Почерк у меня стал ужасно корявым. И неудивительно. Как легионер я расписывалась крестом, а как Бешеная Лисица вряд ли писала что-то сложнее долговых расписок. Мой учитель каллиграфии из замка потерял бы сознание, если б увидел, как огрубели навыки его блестящей ученицы.

– Но на войне красивый почерк ни к чему, – сказала я сама себе и прямо в сапогах улеглась на кровать.

* * *

Кошмар окутал меня очень плавно. После Волчьего сада золотой вихрь настигал меня всего два или три раза, но Слэйто всегда был рядом. Он вытаскивал меня, закрывал собой от этой могучей и пугающей силы – сияния, способного выжечь глаза.

Но сейчас мага здесь не было. А я, прекрасно осознавая, что сплю, не могла заставить себя проснуться. Я стояла в зеленом льняном платье, вернее, в его лохмотьях. По внутренней стороне бедер струилась теплая кровь. Волосы были растрепаны, губы разбиты. Я стояла посреди темноты и переживала ужас изнасилования, которое произошло много лет назад, так, будто все случилось только что.

– Ищешь новые способы, чтобы сломить меня, тварь? – проговорила я, стараясь совладать с дрожью в голосе. – Тогда тебе придется придумать что-нибудь пострашнее.

– А что, если это был я? – произнес голос справа. Я обернулась и увидела Принца, наследного лорда и моего мучителя. – Что, если я и есть среброволосый принц в багряном плаще? Тот, кто спасает твоих непутевых друзей?

Я расхохоталась так, что горло начало саднить от боли. Привкус крови на языке в кошмаре не сильно отличался от настоящего.

– Это самое глупое, что я слышала. Плохо стараешься, господин Золотой вихрь.

– Я не он. Я лишь отражение твоих скрытых страхов, – проговорил Принц, рассыпающийся в красную пыль. – Я тяну время до его прихода. Отвлекаю тебя, как и любой страх. Но вот идет тот, кого ты ждала.

Я уже знала это, чуяла его: волоски на теле встали дыбом. А бесплотные голоса из тьмы начали ритмично повторять:

– Идет король. Король-медведь. Идет король. Король-медведь.

Я попыталась зажать уши, но эти бесовские слова я слышала и не ушами, они проникали прямо в мозг. Ритмично, гулко, безумно, страшно.

В спину дохнуло теплом. Запах гниющих роз и вербы – запах смерти.

– Тебя там даже не было, – прошептала я, падая на колени.

– Не было ли? – пророкотал знакомый голос – мягкий, убаюкивающий и нечеловеческий.

Я уже была готова упасть в объятия монстра за моей спиной и раствориться в них. Но в этот самый миг впереди, словно фонарь, замаячил слабый огонек. Он быстро приближался. Мой светлый маг легким шагом разрезал тьму, и голоса сторонились его света.

– Как ты мне надоел, – устало произнес вихрь. – Когда мы встретимся вне сна, я разорву тебя на части.

– Когда-нибудь, когда-нибудь, – пропел Слэйто. – Но пока сгинь.

Я открыла глаза. Все та же комната в замке Ярвелла. На столе ночной ветерок шуршал листами с историей Роуэна. Каменные стены, для тепла завешанные домоткаными гобеленами. Слэйто склонился надо мной, присев на краешек кровати и положив свою могильно-ледяную ладонь мне на лоб.

– Он приходит, когда ты слабеешь, совсем как простуда. Чует твою слабость и идет по отсветам моей магии. Вот поэтому нам так опасно быть вместе.

– Но если бы не ты, он схватил бы меня, – улыбнулась я, не догадываясь, различает ли он в темноте эту мою деланую храбрость.

– И если бы не я, он вообще бы на тебя не вышел, – вздохнул маг. – Как только ты становишься тревожной, переживаешь, нервничаешь, – он, как чума, выползает из подполья. Постарайся не впускать дурные мысли в голову, Лис, ладно?

– Останешься со мной до рассвета? – спросила я вместо того, чтобы ответить на его вопрос.

Слэйто не пообещал, но и не сдвинулся с места. Наверное, пока что не стоило рассказывать ему о Мастосе и его письмах. У всех моих друзей и без того полно забот. Пусть письма пока останутся моей тайной.

– Мне нравится спасать тебя от чудовища, – внезапно произнес Слэйто. – Я чувствую себя значимым и важным.

– Так и есть, глупый, – засмеялась я.

– Я как будто ненастоящий. Временный, – с расстановкой произнес маг. – Ты и Атос, Извель и Крианна, – все вы настоящие, со своим прошлым и будущим. А я будто персонаж, придуманный в сказке лишь для того, чтобы спасать принцессу от дракона до тех пор, пока не появится истинный герой. Я необходимый ход сюжета?

– Ты дурак, – искренне ответила я. Затем перевернулась на бок, но когда холодная ладонь Слэйто попыталась соскользнуть с моего лба, я поймала его пальцы и силой удержала их на месте.

* * *

Он пришел зябким утром. Мужчина в поношенном желтом плаще. Возраст путника было сложно определить из-за седины, которая пробилась в золотистых волосах и почти целиком окрасила в пепел ухоженную бороду.

О том, что странник вошел в Ярвелл, королеве донес один из тех стражников, что дежурили на всех воротах. И пока тот шагал по просыпающимся улицам столицы, весть о его появлении уже передавалась из уст в уста.

Мы все высыпали на парадное крыльцо дворца, чтобы посмотреть на нашего короля, когда он вернется в свои истинные владения. Крианна была взбудоражена, трубка так и ходила из одного угла ее губ в другой. Извель, словно маленькая девочка, привставала на цыпочки, надеясь разглядеть путника раньше прочих. Атос выглядел растерянным, Слэйто отрешенно молчал. А я? Меня наполняло странное чувство торжества. Мой друг – законный король страны. Будет ли он достоин этой роли? Сможет ли противостоять угрозе, нависшей над его родиной, или так никогда и не наденет тяжелую корону? Кто бы знал. Я ждала не короля Роуэна, о чьем детстве мне было известно теперь намного больше прочих, а своего друга Гардио, которого однажды оставила среди серебристых тополей.

Утро было прохладным, и, стоя на балконе с королевой и друзьями, я куталась в плед, найденный в моей спальне. Во дворе сновали легионеры Чертополоха. Кто-то с башни подал им знак, и солдаты, выстроившись в две ровных колонны, застыли, словно статуи. Когда мужчина вошел во двор, легионеры приложили кулаки к груди, приветствуя его. Не одновременно, вразнобой, кто-то к левой стороне, кто-то к правой. Один молоденький солдат и вовсе поднял свой сжатый кулак в воздух и исправился только после того, как посмотрел на товарищей. Но даже эта демонстрация произвела на путника изрядное впечатление. Он вздрогнул и будто даже собрался развернуться и уйти, но тут заметил нас на балконе. Мы же как по команде ссыпались со ступеней дворца. Последней ковыляла Крианна, проклиная нас отнюдь не изящным слогом.

C последней нашей встречи Гардио стал выглядеть старше. Морщины вокруг глаз залегли глубже, углы некогда вечно растянутого в улыбке рта скорбно опустились. Он подстриг свои кудри, и теперь, с короткой стрижкой и почти седой бородой, выглядел собранным и решительным. Гардио осмотрел нашу группу: удивленно поднял брови, заметив Атоса, нахмурился при виде Слэйто. А потом громогласно провозгласил:

– Эх, девочки мои!

И подбежал к нам с Извель. Я не сразу сообразила, что он собирается делать. А Гардио распахнул объятия и стиснул меня и ока так, что ребра затрещали. Он подхватил нас и поднял над землей, крепко прижимая к себе. Я заверещала, требуя вернуть меня на ноги, а Извель расхохоталась.

– Никогда нэ отказывайся от объятий, Лис’енок. Кто знает, когда тэбя захотят обнять в следующий раз и захотят ли вовсэ.

Гардио же от души расцеловал в щеки и меня, и мою подругу и только после этого расцепил руки.

– Не знала, что вы знакомы, – удивленно произнесла я, потирая спину.

– Ты сказала мне искать ока, я это и сделал. Но Извель нашла меня раньше, и лишь чудом прорвалась в мой шатер. У нас с этой старушкой своя долгая и красивая история. Почти роман, – печально улыбаясь, ответил Гардио.

– Ты сэбе льстишь, Гар, – нежно произнесла Извель, легонько ударив его по руке.

– Гар! – Я, негодуя, обернулась к Атосу. – Ты слышал это? Гар!

А Гардио уже и сам подошел к крайнийцу и крепко обхватил его за предплечье.

– Слышал, что ты умер. И бесконечно рад, что это не так.

Генерал с чувством сжал руку блондина, но промолчал. Атос все еще выглядел несколько растерянно, будто не знал, как обращаться к своему другу: по имени или новому титулу.

Затем Гардио подошел к Слэйто и неожиданно для меня положил руку ему на плечо.

– Не могу сказать, что счастлив видеть тебя, приятель. Но раз ты привел сюда Лис целой и невредимой, то заслуживаешь моего доверия.

Затем он развернулся к Крианне.

– Тетя.

– Троюродный племянник.

Они стояли друг напротив друга – и вряд ли можно было найти пару контрастнее. Сухая старуха, пропахшая табаком, сгорбившаяся под весом прожитых лет и свалившейся на нее ответственности. И мужчина – еще молодой, широкоплечий, с ясным взором и твердой верой в свои силы. Такие разные и все-таки схожие в том, что нельзя было увидеть глазом. Что-то истинное и мощное, текшее в их жилах.

Королевская кровь?

– Нам надо многое обсудить, Роуэн, – произнесла Крианна, а затем обернулась к нам. – Может быть, это займет не день и не два. Вам придется подождать. Разговор предстоит не из легких. И ты. – Старуха указала пальцем на меня. – Переоденься, наконец, во что-нибудь достойное!

– А мне нравится ее наряд, – тихо, но очень твердо произнес Гардио.

Старуха пожевала губами и, покачав головой, заметила:

– Ты станешь хорошим монархом. Но уж больно ты мягок.

Крианна взяла племянника под локоть, и они направились во дворец, склонив головы и тихо переговариваясь о чем-то своем, королевском.

– Он станэт вэликим королем, – вдохновенно произнесла Извель, глядя вслед Гардио. – Роуэн Пэчальный.

– Лишь бы ему было чем править, – заметил Атос. – Если мы не справимся с напастью, которая поглощает Королевства, его запомнят как Роуэна Без Трона, властелина разрушенной страны и убитого народа.

Имя пятое: Извель

Мы гуляли по Ярвеллу второй день. Холод, который принес на своих плечах новый король, решил погостить в столице подольше. Для юга этот зябкий, колющий ветер, от которого стынут пальцы, был в новинку. Но, кажется, измотанные жители города уже не обращали внимания на такие мелочи, как холодное утро.

Мы с Извель шли по пыльным улочкам и говорили. Обо всем на свете: о людях, книгах, растениях, природе вещей и чувствах. Не упоминали только о самом главном, старательно избегая тем, касавшихся нашего общего прошлого или еще более пугающего совместного будущего. Когда мы проходили под вывеской булочной и нас окутал аромат свежеиспеченного хлеба, мы застыли, точно два ребенка, перед огромным прилавком, выходившим прямо на улицу. Некоторые торговцы легче перенесли войну, и их дело процветало, как и у этого булочника. На лотках и деревянных подносах дымились маленькие улитки с корицей, огромные ржаные караваи, плоские соленые лепешки с кунжутом и тмином. Но нас с Извель манили, конечно, пирожные, которые притаились в самой глубине: с марципановыми цветами и белоснежной ванильной посыпкой.

– Нечего тут околачиваться! – прикрикнул булочник. – Либо покупайте, либо проходите.

Я собиралась уже поставить наглеца на место, как вдруг кто-то окликнул:

– Леди! Эй, леди?

Я обернулась и увидела чернобрового хозяина таверны «Тромбон и гусь». Оказывается, булочная, которая нас привлекла, расположилась прямо напротив этого самого питейного заведения. Мы с Извель приблизились к моему знакомцу, и тот даже присвистнул от удивления.

– Госпожа с белой кожей, одетая как ока. И ока, обряженная как королевская фрейлина. Более странной парочки я раньше не встречал. Мне-то все равно, но вот наш Нэврин, – владелец таверны кивнул на булочника, который демонстративно от нас отвернулся, – тот еще сноб. А вы еще меня пытались обвинить в предрассудках! Но мое предложение все еще в силе.

Мы воспользовались радушием хозяина, который представился как Шмулс, и вошли в «Тромбон и гусь». Наверное, пить красный, сладковато-перченый эль более соответствовало нашему возрасту, чем глазеть на пирожные. Заняв столик в самом углу, мы продолжили разговор, правда, внезапно повернувший в другое русло.

– Ты избэгаешь Атоса, Лис? Или мнэ это примэрещилось?

Я сморщила нос и начала чесать лоб. Я делала так всякий раз, когда собиралась соврать, и ока прекрасно знала о значении этого жеста.

– Не то чтобы избегаю, Извель. Просто не ищу встреч, можно так сказать.

– А раньше вы были нэ разлей вода, – невинно продолжила Извель, поглядывая на меня поверх сложенных у лица длинных темных пальцев. Перчатки она сняла и аккуратно положила на столик.

– Раньше многое было иначе, – уклонилась я от объяснений. – Ему неловко рядом со мной. Я это чувствую, и неудобно становится уже мне. За два года, что не виделись, мы обросли новыми жизнями, как звериной шкурой. Туда, в прошлое, не пробиться, а как строить все заново – мы оба не знаем. К тому же его на каком-то глубинном уровне раздражает Слэйто. Он вчера за ужином сказал, что тот пьет чай, слишком громко хлюпая! Ты же там была.

– Была, – невозмутимо подтвердила гадалка. – И Слэйто и правда ужасно-ужасно хлюпаэт.

Ее улыбка от меня не укрылась. Я втянула голову в плечи и сложила руки замком на затылке, словно пытаясь спрятаться в домике. Извель ласково коснулась моего плеча.

– Твой свэтлэнький очэнь милый. Атос чувствуэт твою нужду в нэм и ненавидит его за это. Он привык быть всэм и каждому опорой, наш большой и могучий волк. Ему нэ просто принять то, что эту роль заняли, но он смирится, – на мгновение Извель задумалась, – или найдет способ замэнить Слэйто в твоэй жизни. Иного пути для волков не сущэствует.

Мне совсем не хотелось обсуждать это даже с Извель. Поэтому мы некоторое время молча пили эль, а когда я перевела взгляд на подругу, то заметила, что она слишком сильно теребит свои белые перчатки.

– Ты, кажется, хочешь чем-то поделиться, Извель?

Та тревожно глянула на меня и обреченно вздохнула.

– Я думаю, что браслэт мнэ дал Мастос.

Я ошарашенно взглянула на нее, потому что сразу догадалась, о каком именно браслете говорит ока.

– И ты молчала? О боги, я была уверена, что эта вещица принадлежала Карамину, богу дорог!

– Можэт, и принадлэжала, – неуверенно повела плечами Извель. – Но получила я ее от молодого крайнийца.

– Молодого? Мы точно говорим о том самом Мастосе?

– Давным-давно мнэ пришлось покинуть родной токан. Я вступила в бродячую труппу циркачэй, которые никогда не задерживались дольше дня на одном мэсте. У нас были и куклы-марионетки, и фокусник, а я прэдсказывала судьбу. Мне нэлегко тебе говорить об этом, Лис’енок, но тогда были нэ лучшие дни моэй жизни. Я была опустошэна.

Ока залпом допила оставшийся эль – добрую половину кружки – и сделала знак Шмулсу, чтобы тот повторил заказ. После этого Извель продолжила:

– Я прэдсказывала людям только страданиэ и боль. Видэла только эти чувства в своэй собственной жизни и надэялась, что смогу освободиться от них, прэдрекая другим напасти. Люди часто плакали в моэй палатке, тряслись от страха, умоляли разглядэть другой исход. Но тщетно. Однажды моэго совета попросил молодой крайниец. Он был хорошо одэт, даже носил очки. Да я впэрвые их тогда увидэла, навэрное. Он нэ хотел знать свою судьбу, он пришэл за совэтом. Он хотэл начать какое-то свое дэло, но всэ нэ рэшался: хватит ли у нэго сил. Я тогда лишь подумала, что это очэредной богатенький бэлый сынок размышляет, торговать ему свининой или говядиной. Но, раскинув карты, очень удивилась. Настолько, что даже нэ стала искать горя в прэдсказании.

«От твоего дела будет зависеть множество жизней. Если верить картам, весь мир, который мы знаем, в твоих руках, – сказала я ему, а потом с горэчью добавила: – Ну и пусть горит синим пламенем. Пусть катится к Войе, обливаясь слезами и захлебываясь кровью, этот проклятый мир…»

Он нэ удивился, Лис. Зато пэрвый из многих взял мэня за руку, и мы проговорили вэсь день и всю ночь. Юноша нэ стал терзать мэня расспросами, просто тихо слушал, как я изливала свою злобу, и был так добр ко мнэ. Имэнно он рассказал, что все люди и события оставляют слэд в нашей душе. Помнишь, я говорила тебе о тени от костра на камнэ твоей жизни? Это ведь нэ я придумала, Лис’енок.

Но я не рассказала тэбе главного. Мастос – а сэйчас я почти уверена, что это был он, – сказал, что только чэловек решает, какую память оставит на камнэ его жизни нэкое событие или друг. Лишь мы рэшаем, покрыть ли свою душу копотью или наполнить ее свэтом. Тая обиду, храня боль и накапливая злобу, мы день за днэм сами осквэрняем свой камэнь. Не успэешь оглянуться, как твой камень души будет настолько закопчен, что на нэм больше не сможет отразиться ничья тэнь. И это хуже, чэм просто умэреть.

– А если человек не принес тебе никакой радости? – тихо спросила я, вспоминая о копоти на собственном сердце. – Как можно сохранить в душе свет, если света и не было?

– Дажэ в самой тэмной ночи есть звезды, Лис’енок. Искать свэт надо не в чужом сэрдце, а в своем собствэнном.

– Так или иначэ, – продолжила Извель, – крайниец спас мэня тогда. Отвэл от края пропасти, в которую я лэтела на своих сломанных крыльях. Иногда обычный разговор можэт отстроить разрушэнное, и во мнэ вновь засияло пламя жизни. Уходя, он вспомнил, что нэ заплатил мнэ за гадание. Я бы и нэ взяла ничэго, такое сильное впэчатление произвел на мэня гость. Но он настоял, хотя и заявил смущэнно, что его кошэлек украли. Ещэ дэнь назад я обозвала бы его лжэцом, но тут лишь сказала, что любой малости мнэ хватит. Крайниец снял браслэт с зэлеными бусинами с запястья и отдал его мнэ. В тот день и каждый послэдующий эти бусины дарили мнэ вэру в то, что нэ бывает пропащих людей, а мэня ждет мой собствэнный путь. Но пришло врэмя, и браслет смэнил хозяина. Отдавая его тебе для заокраинской брони, я была встрэвожена, задавала сэбе вопрос: «Останусь ли я прежней, лишившись его?». Но оказалось, что браслет был просто бэзделушкой, а сила всэ эти годы жила внутри мэня самой.

Рассказывая свою историю, Извель смотрела в окно. Глаза под белоснежной каймой ресниц влажно заблестели, возможно, именно поэтому она на меня и не смотрела. Мне почему-то показалось неуместным рассказывать ей сейчас о том, что чем-чем, а безделушкой браслет не был, и о том, как он спас мне жизнь в Сиазовой лощине. Это была исповедь Извель, не стоило нарушать это таинство. Я только позволила себе спросить:

– Почему ты так уверена, что это был Мастос? Крайнийцев в Королевстве было много и годы назад.

Гадалка зябко поежилась. Утренний холод проникал даже сквозь плотные кирпичные стены таверны и сворачивался у ног колючим лесным зверем.

– Мне кажэтся, что он сам хотэл напомнить о той встрэче. После знакомства мы с Гаром рэшили исследовать в поисках тварей юг страны. Я собиралась пройти через Врата Рэмира, но не смогла. Там все перекопано, и куча строитэлей: говорят, скалы начали крошиться и проходить там опасно. Мнэ пришлось идти в обход, по горным тропам, там я и встрэтила Мастоса. Он спэшил, как и я, на юг – но восточнее. Приятный, тихий, любэзный. Он как будто возник в моэй жизни в самое нужное врэмя.

«Возник в моей жизни в самое нужное время». Что ж, так могла сказать и я сама. То, что Мастос встретил нас со Слэйто и Аэле после битвы в Русалочьей пади, уже не казалось мне удивительным совпадением. Монах все рассчитал.

– Это он сказал мнэ, что Крианна вот-вот захватит столицу и власть. Он сказал мнэ, что ты жива, как и Атос, и что мы всэ встретимся во дворце. Он говорил нэ как прэдсказатель, а как наблюдатэль. У мэня же нэ было причин ему нэ вэрить. Он сказал, что Гара перэхватит кто-то из его учэников, а сам он должэн спешить. На прощание он почти вскользь спросил, где мой браслэт с зэлеными бусинами. Я даже не сразу поняла, о чэм он, и, кажется, ничэго ему нэ ответила. Лишь когда он скрылся из виду, я сложила все в уме и догадалась, что этот старик и есть крайниец из далекого прошлого.

* * *

В тот день мы с Извель больше не говорили ни о прошлом, ни о будущем. Мы прилично набрались эля у Шмулса и учинили небольшой переполох во дворце, вернувшись ночью и горланя заокраинские песни. Крианна даже лично вышла нас отчитать. Странно, но, несмотря на поздний час, королева была одета и не выглядела сонной. Казалось, что они с Гардио совещаются вторые сутки без перерывов на сон или еду.

* * *

Я лукавила, говоря Извель, что не избегаю Атоса. А между тем делать это становилось все сложнее. Странно, но как только ты прикладываешь усилия и выдумываешь всевозможные схемы, чтобы избежать встреч, они начинают случаться по десять раз на дню. Мы сталкивались в конюшнях, псарнях, голубятнях, на кухне, во внутреннем дворце, в оружейной. В конце концов, я уверилась, что единственное место, где Атоса точно нет, – это его собственная комната, и была в шаге от того, чтобы направиться туда и просидеть там до вечера.

Это был поздний вечер второго дня совещаний Крианны и Гардио. Когда я вышла в крытую галерею, выходившую в сад, на небо уже высыпали звезды. Еще днем я заметила ржавую железную лестницу, ведущую на черепичную крышу галереи, и вот теперь, сбрасывая сапогами чешуйки ржавчины, забралась наверх. Над головой был глубоко синий небосклон, а под ногами раскинулся пахнущий свежей зеленью сад. Я почти наугад сделала пару шагов и села.

– Привет, – донеслось из темноты.

– Да ты издеваешься, – простонала я.

– Если хочешь – я уйду, – беззлобно сказал Атос. – Не думал, что встречу тебя здесь…

– …И именно поэтому сюда залез, – закончила я за него. – Нет, я не хочу, чтобы ты уходил. Тут ведь так хорошо, правда?

– Немного напоминает наше путешествие. Я никогда – ни до, ни после – столько раз не глядел на звездное небо. В детстве небосклон не привлекал меня, а когда я стал командиром наемников, а затем генералом, то всегда бывал слишком занят для подобных занятий. Но после нашего эпичного похода к Белой башне я на многое, не только на звезды, стал смотреть иначе.

– Славное было время, – согласилась я. – Знаешь, мне до сих пор интересно, почему же ты вот так просто сорвался на север вместе со мной?

– Боюсь, истинные причины тебе бы не понравились. Но так или иначе – я, как ты говоришь, сорвался. А вернулся уже совсем другим человеком. Я и раньше частенько слышал, что дорога меняет, но не понимал, как именно. Только сейчас понял: дорога не меняет людей, она людей создает. Из нас закрытых, зашоренных, потонувших в своих проблемах она вытаскивает на свет нас истинных.