Текст книги ""Фантастика 2025-162". Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Greko

Соавторы: Василий Головачёв,Геннадий Борчанинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 235 страниц)

Глава 18

Как избавиться от нелюбимой женщины без последствий для организма. Часть первая

«В старые времена на Авиньонском мосту танцевали, а в наше время в Лос-Анджелесе крутят, крутят и крутят…» «Сине-журнал» не скрывал своих восторгов от происшедшей трансформации мира развлечений. Кино покоряло Калифорнию, Америку и весь мир. Быть кинопродюсером стало модно и круто. А капитаном отрасли – еще того паче. Главное – не зевать. Быть на голову впереди всех. И пользуясь своим послезнанием, захапать самые лакомые куски.

– Зигги! Есть для тебя сложная работенка, но деликатная. Сразу предупреждаю: никого не нужно ни убивать, ни калечить. Я не забыл, что ты у нас весь из себя такой щепетильный.

Бывший подпоручик изобразил из себя вид оскорблённой невинности. Что ж тут поделать? Белая кость и все такое. Была б его воля, нацепил бы на голову фуражку вместо стетсона и всех выстраивал ровными рядами. Может, подсунуть ему Адель? Мигом бы протрезвел. Но я же глубоко в душе добряк? Нельзя же так с хорошим человеком. Не по-людски крушить идеалы.

– Сигизмунд Карлович! – Жириновский мгновенно подобрался, ибо так к нему обращался лишь в самой сложной ситуации. – Хочу предложить три очень непростых задания на Восточном побережье с весьма достойной оплатой.

– Излагайте, босс.

– Начну с самого трудного. У нас есть два непримиримых врага в Нью-Йорке. Два адвоката. Фрэнк Эл Дайер и Джеремия Пи Кеннеди. Мозг Кинематографической патентной компании. Уверен, именно они стоят за нападением на нашу киностудию в прошлом году. Теперь они сменили тактику, сообразив, что нас не напугать. «Кодак», производящий кинопленку и для съемок, и для копий, входит в трест Эдисона. Однако его хозяин, Джордж Истмен, не особо заморачиваясь, всегда торговал своей кинопленкой из-под полы. А сегодня он резко включил заднюю. Персонально для нас. Мы, конечно, решение найдем, вплоть до закупок пленки во Франции у братьев Люмьер, через их дочернюю фирму Société des pellicules françaises. Но время, расходы… Дайер и Кеннеди – вот парочка, от которой исходят все наши проблемы. Пора их поставить на место. Объяснить, что здесь вам не тут. На Западном побережье мы решаем, как все пойдет дальше, а не янки.

– Вы хотите доходчиво до них эту мысль донести.

– В точку! Их же методами.

– Поджог?

Зигги не выглядел ни обескураженным, ни оскорбленным. Я даже умилился. Трудно представить бывшего русского офицера императорской армии в роли тайно крадущегося поджигателя чужого имущества, но ведь сам предложил! Или предположил? Не буду его благородию понижать самооценку. Не то, чего доброго, сотворю монстра.

– Нет. Вилять не буду. Объясню, как есть. Едешь в Нью-Йорк, находишь их дома и немного постреляешь по окнам из снайперки. Никаких жертв. Исключительно психологическое воздействие.

– Вы уверены, что это поможет?

– Ни секунды не сомневаюсь. Они привыкли за долгие годы, что им все позволено. Что они над законом, а члены правительства у них в кармане. И тут появляешься ты. Невидимый ангел мщения. Бум-бум. Стекла вдребезги. Адвокаты наложили в трусы. Прячутся на дачах знакомых. Не понимают, что происходит. Как задергаются, я отправлю им письмо из Голливуда лишь с одним вопросом: «Все понятно?» И подпишусь.

– А они?

– Утрутся и забудут мое имя. Тем более, что их время на исходе. Срок патентов заканчивается. В судах против них полно исков. Они очень хорошо понимают, что, когда трест будет объявлен вне закона, найдутся сотни желающих с ними поквитаться.

– Звучит убедительно.

– Главное – не попадись. На нашей стороне эффект неожиданности. Никто еще не допетрил, что выстрел с дистанции двести-триста метров – более чем возможный способ решения вопроса с конкурентами. Но мы же не убийцы. Но и не терпилы. Вот и сыграем новый регтайм. Заставим уродов сплясать кекуок. Как тебе план? Готов подписаться?

– Звучит несложно. Сеньку с собой возьму для подстраховки.

– Вот и ладушки.

– Второе задание?

– Тут вообще все просто. Найдешь хорошее детективное агентство. И поручишь ему найти людей по моему списку. Просто найти, ничего больше.

– А потом вы…

– Нет, не говори, что нафантазировал. «А потом я» просто предложу этим людям заключить контракт на работу с «Найнс энд Блюм бразерс индастри».

– И их имена?

– Чарльз Спенсер Чаплин, Макс Линдер, Мэри Пикфорд и Бастон Китон. Все они должны быть связаны с Бродвеем или с водевильными группами, гастролирующими по стране.

– Проще пареной репы. А третье задание?

– Тут личное. То же детективное агентство должно навести справки о том, как до недавней поры протекала жизнь в Нью-Йорке некоей молодой особы по имени Адель Каган.

– Адель? Не она ли…

– Заткнись!

– Понимаю! – Зигги постарался выглядеть максимально серьезным, но чёртики так и прыгали в его глазах.

Я встал из-за стола и подошел к окну моего офиса, смотревшего на Лос-Анджелес с высоты десятого этажа Континентал-билдинг. Из окна открывался шикарный вид на океан. Вид морской глади меня всегда успокаивал.

– Ты возьмешься? – спросил, не удосужившись повернуться лицом к собеседнику.

– Все так плохо?

– Хуже не бывает.

– А мальчик?

– Зигги! – резко развернувшись, посмотрел ему в глаза. – Не усложняй. Просто хочу быть во всеоружии!

Идею подсказал дедуля Отис. «Если собрался воевать, начни с разведки, – таков был его совет. – Тогда следующий твой шаг может стать не выстрелом по воробьям, но ударом в нужную, самую слабую точку».

– Что-то еще? – подпоручик прикрыл глаза, дав понять, что он в деле.

Вот, честно скажу, неожиданно для меня прозвучало его согласие. Ждал бурю возмущения, воплей про «офицерскую честь», а он… Мужская солидарность? Или все видят нечто иное, чем я? Считают Адель профурсеткой, охотницей за деньгами, а я сопли развожу на ровном месте, пытаясь придумать себе оправдания? Об этом стоило подумать на досуге.

– Так, по мелочи. Изя с Салли – ой, пардон, – наши несравненные Кэтрин Ло и Дензел Рассел отправились в турне по стране рекламировать мой фильм. Надо бы за ними присмотреть, чтобы не наделали глупостей. Особенно, Салли. Еще переманят какие-нибудь пройдохи. Знаю я восточников! Им палец в рот не клади.

– Ну не разорваться же мне, босс. Фигаро здесь, Фигаро там…

– Как я уже говорил, опирайся на детективные агентства. Бери лучших. Вроде сыновей Алана Пинкертона. Их слава уже в прошлом, но, кажется, они берут частные заказы.

Я услышал за дверью голос Оси, обратившегося к моему секретарю, молодому, подающему надежды англо-калифорнийцу, которого я выцепил в актерской тусовке и сманил, не боюсь этого слова, приличными деньгами.

– Как настроение у Босса? Дурное? Ну так я его сейчас поправлю.

Он ввалился в кабинет, не удосужившись постучать, и вывалил с порога:

– Из Акрона, штат Огайо, прибыл химик от шинников.

– Ну, наконец-то! Займись сам. Соглашение о нераспространении результатов исследования и о передаче «Найнс энд Блюм бразерс индастри» всех прав, включая интеллектуальные. Сайрус, наш лойер, в курсе. Только потом расскажешь спецу о моем секретном ингредиенте. И дашь ему доступ в лабораторию при «Священном сахаре». Пора бы нам сменить вывеску на заводе, нет? Как думаешь?

Ося пожал плечами.

– Лучше работает на секретность.

Я аж крякнул от удовольствия. Парень растет не по дням, а по часам. Вот бы еще Изя взялся за ум и перестал грезить о славе и овациях.

– Что-то еще?

– Химик привез с собой письмо от своего хозяина, от Харви Файерстоуна. Тот просит право первой ночи в случае успеха.

– Возражений нет.

– Сам будешь с химиком говорить?

– Позже. Я уезжаю на неделю-две.

– Решил сбежать из дома?

– Типа того.

Еще одна идея генерала Отиса.

– Свали из дома и оставь ее одну. Через день-другой задергается, задаваясь вопросом, что я здесь делаю. Варианты последствий разные, но высок шанс, что длительное пребывание в подвешенном состоянии ее сподвигнет исчезнуть из твоей жизни.

Стратег дедуля! Мне бы его опыт.

А еще хитрец, каких поискать. Тут же меня нагрузил поручением.

– Раз тебе уезжать, сгоняй-ка ты, паршивец, в долину Оуэнс. Потолкайся там с деревенщиной. Послушай, что люди говорят. Доходят до нас тревожные слухи, что местные крайне злобно настроены против акведука Малхолланда. Вот и выясни что почем. Тем более, ты и сам заинтересован в воде. Тебе еще бассейн наполнять.

Во всей этой афере, которую я задумал с подачи генерала, было лишь одно слабое место. Сын! Что-то я прикипел к пацану. Не хотелось бы его терять. Но об этом я подумаю завтра, как говорила одна не слишком разборчивая в средствах дамочка.

… Долина Оуэнс смотрелась издали, да и вблизи, как цветущий райский сад. Пшеничные, кукурузные и люцерновые поля, виноградники, стада молочных коров, пасеки. Белые горы с заснеженными вершинами красиво обрамляли восточную границу долины. С массива Сьера-Невада стекали многочисленные ручьи и речушки, впадая в озеро Оуэнс. Примитивная ирригационная система – вручную вырытые канавы – обеспечивала полив сельхозугодий. Богатый край! Чем могли быть недовольны люди, живущие здесь? Чем им мог не угодить акведук, денно и нощно возводимый с противоположной стороны хребта тремя тысячами рабочих?

Я тронул пятками бока своего неприметного конька. Поерзал в непривычном седле, испытывая неудобство от тападеро – кожаного чехла, закрывавшего стремя спереди и сбоку. Полезная штука как защита от колючек и острых веток, но мне в новинку опираться на стремя не носком, а серединой подошвы. Наверное, со стороны я выглядел неуклюжим наездником, что, в общем-то, и неплохо. Я даже оделся соответственно, чтобы изображать из себя неумеху, прибывшего на сезонные работы – потертый котелок, залатанные брюки с кожаными вставками и кольт с треснувшей ручкой. Нож Боуи со мной – куда ж я без него? – но прикрыт от посторонних глаз.

Одной из первых ферм, встретившихся мне на пути, оказалась… русской общиной, непонятно каким боком занесенной в столь отдаленные края. И не просто община, а утопия переселенцев из числа народовольцев. Эти чистенькие мальчики и девочки, вдохновленные идеями неких пророков из числа эмигрантов, решили создать свой Эдемский сад, чтобы потом спасать. Кого? Так русского мужика, конечно. Давайте отдадим ему долги и выдернем его из-под пяты гнусного исправника. Докажем своим примером, что есть решение проблемы аграрного перенаселения. Все, что исходит от царского мерзкого режима – в топку! Обретем в Америке новый рай! Откуда они все это вычитали?

– Нам очень нужны работники. Мы не можем вам заплатить, но тарелку супа найдем, – тут же, с порога, объявил мне глава общины Клим, пряча глаза.

Мне стало интересно, и я остался. И быстро вник в местные расклады. Группа юных дураков – не саврасок, а их противоположности – рванула в Америку строить площадку для переселения избыточного сельского населения. Идея, можно сказать, витала в воздухе. В России ее решением стала столыпинская земельная реформа (хорошим или нет, я не знал), составная часть которой – отправка людей на Алтай. Бывшие студенты, считавшие, что все исходящее от ненавистного режима, есть бред, придумали себе идею. Америка! Вот где спасение России!

Поехали. Еще до революции. Неисповедимыми путями, чудом отбив своих женщин от гарема мормонов, добрались до Калифорнии. Купили землю на севере долины Оуэнс. Скотоферму. Прикупили еще коров. Занялись производством масла. Все бы ничего, только быстро выяснилось, что работать от зари до зари никто не хочет.

Ну а дальше все понятно. Я уже достаточно потолкался среди образованной публики, чтобы найти нужное слово. Деградация! Уже на второй день мне все стало ясно. Это раскрестьянивание наоборот оказалось чистюлям не по зубам. Они даже не знали, чем живет долина. С соседями не общались. Варились в своем соку.

– А вы знаете, что сказал Энгельгард о чистом доходе с десятины при посеве льна в своем восьмом письме из деревни?[1]

Бля! Вы коровам лучше вымя вымойте, коль маслом занялись!

Я бы свалил в закат уже на второй день, если бы не Ольга.

Ей шел всего 17-й год, но на ее плечах, казалось, держалась вся община. Светленькая, конопатая, подростково неуклюжая, она носилась по ранчо, успевая везде.

Почти.

Печать неустроенности, недоделания, брошенной на полдороге работы по незнанью или от лени лежала всюду, куда не кинь взгляд. Покосившаяся изгородь, провисшая крыша коровника, загаженный навозом двор, облезшая краска на окне большого дома, которому от силы было лет десять, не больше, закопчённая плита для готовки… Даже уличная скамейка, сооруженная по старой, российской деревенской привычке, не вызывала желания на нее присесть. Корявая – такое слово сразу приходило в голову. «Мужиков у вас, ребята, не хватает. Настоящих, а не тех, кто брюки носит», – вот что сразу запросилось мне на ум, как только я ознакомился с хозяйством. Барчуки, столкнувшиеся с прозой жизни, быстро стухли. Барышни, превратившись в крестьянок, сразу приуныли. Интелехенты! От сельского быта они страдали вместо того, чтобы жить. Мужчины любым способом пытались где-то потеряться. А женщины трясли колобашками, сбивая масло, зажав между туго обтянутыми юбками ног примитивные маслобойки, и вели промеж себя умные разговоры о судьбах России. Каждая смерть высокого чиновника Империи, о которой сообщали в газетах, давала им повод позубоскалить. Будто кровь чьего-то отца – многих они знали лично – оправдывала их американскую безысходность.

Ольга была не такой. Ее, еще ребенком, выдернула в Америку, не спрашивая согласия, старшая сестра, заразившаяся «долгом перед народом», как скарлатиной. Глупая девочка, очень быстро прозревшая, она взвалила на свои хрупкие плечи заботу о компании идеалистов. Наверное, просто потому что не было выбора. Или погибай, или выживай вопреки обстоятельствам. Много ли она могла? Без подачек родни из России хрупкая община была обречена. Без арендных платежей от все тех же крестьян, которых нужно было непременно «освободить». Чума на оба ваших дома!

– Баз! Попей парного молочка!

Эта кроха вилась вокруг меня, потому что впервые увидела настоящего трудягу, а не тех, кто не мог слегу прибить к забору, не попав себе по пальцам с последующим воплем о проклятом царизме.

– Вей, вей, проруха судьба… – напевал ей на ушко, сидя на той самой кособокой скамейке в конце рабочего дня и уверяя, что это песня про Ольгу.

Мы расселись на завалинке, после того как я пахал, как Папа Карло, целый день, спасая – безуспешно – утопающий Ноев Ковчег русских идеалистов. Правильней сказать, пытался, не жалея сил. От меня разило потом, как от скаковой лошади, да и мелкая вряд ли годилась на роль мисс Калифорния. Тоже запыхалась, носясь по ферме, раздавая мне задания и подтаскивая стройматериалы.

Постоянно сдувая белобрысую челку, она хмурила бровки в ответ на мои чувственные песнопения.

– Баз! Можешь сделать мне одолжение?

– Гонять ваших коров в горах не пойду, не упрашивай.

– Нет, ты не понял. Меня зовут на деревенскую свадьбу. Одна боюсь…

– Все понял! Сестра не против, но сопровождающих нет.

– Именно так! – она толкнула меня плечом, как старого приятеля.

Вот, что в ней меня подкупало, так это ее непосредственность.

Я сжал натруженные ладони, окинув придирчивым взором бузотерку. Ее платье из бумажной материи оставляло желать лучшего. Впрочем, и мой наряд не сильно отличался, и нарядным его не назовешь.

– Давай попробуем.

Не могу сказать, что мое явление на деревенской свадьбе вызвало волну экстаза. Как и венок на голове Ольги. Ко мне сразу прикопался местный Билли, но тычок под ребра в районе еще живой печени охолонул ценителя икебан на девичьей головке и домашнего самогона. Его приятель, откликавшийся на странное имя Зефур, заценив расклады, чуть не растёкся на моих плечах:

– Братуха! Если имеешь серьезные намерения в отношении русской, так и скажи.

Намерений я не имел, но и реднекам Ольгу отдавать желания не было никакого. Притворился плохим русским, готовым сходу пробить в бубен и плохо понимающим местный английский. Своеобразный язык. Понимал его через слово. Пару раз потоптавшись с Ольгой на поляне под хриплые звуки скрипки и гармони, присел погреть уши деревенскими тайнами.

Меня ждало много открытий.

Первым делом я сообразил из путаных рассказов, что все окружающие меня добрые люди – пришлые в долине Оуэнс. Самый старый житель появился здесь не более чем полвека назад. Армия САШ безжалостно согнала отсюда индейцев из племени пайют, как только кто-то сообразил, что, благодаря ирригации, можно оживить эту безрадостную пустошь. Переселенцы заполнили долину и своим неустанным трудом превратили ее в цветущий оазис. Отстроили неплохие дома на месте дедовских лачуг. И вполне были бы довольны жизнью, если бы не инженер Малхолланд.

– Он заберет нашу воду! – только об этом и были все разговоры.

ЭлЭй лежал на уровне моря. Долина Оуэнс была на 4 четыре тысячи футов выше. Вода могла самотеком добраться до моего фонтана, если перекинуть через девять каньонов рукотворные бетонные каналы и пробить полторы сотни туннелей через горные гряды. Грандиозный проект, каждый месяц получавший живое воплощение – будущая искусственная водная артерия все ближе и ближе подбиралась к Лос-Анджелесу.

– А я вам говорю, нужно судиться и судиться! – кричал старый фермер, позабыв о своей чопорности патриарха. Быть может, первый из собравшихся, получивший участок в долине по закону о Гомстеде.[2] – Не может быть, чтобы все закрыли глаза на столь выдающееся преступление – тайную кражу документов о водоразделе и их наглую подделку.

– Да у Малхолланда все схвачено в правительстве! Бюро мелиорации, обещавшее нам новую ирригационную систему, скупили на корню продажные чиновники.

– Малхолланд утверждает, что Лос-Анджелес заберет только то, что останется в реке после того, как мы оросим свои посевы. Он лжет. Как только на Калифорнию обрушится засуха, ЭлЭй увеличит поток вод в акведуке, просто позволив долине высохнуть.

– Нас лишат самой жизни, если озеро Оуэнс обмелеет![3] Никому нет дела, что мы поставляем по пол сотни тысяч бушелей кукурузы, пшеницы и картофеля и две сотни тысяч фунтов сливочного масла. Но кто-то скупает земельные участки, и производство долины постепенно падает.

Это была ценная информация, которую я немедленно отложил в ячейку своей памяти под грифом «важно, но требует проверки». Но и без нее догадался, что этот «кто-то» – скорее всего, офис мэра Лос-Анджелеса. И еще я понял, что мой фонтан и бассейн будет наполнен чужими слезами. Кому какая беда, что скоро долину Оуэнс ждет смерть. Триста тысяч жителей Лос-Анджелеса, нуждавшихся в воде, шестикратно превышали количество жителей долины Оуэнс. В будущем эта пропорция возрастёт еще больше. Все эти загоревшие до черноты сутулые реднеки, окружавшие меня, своим горбом отстроили свою жизнь. А большой город был готов ее отнять. Без малейшего сожаления.

– Нельзя сидеть сложа руки. Пришла пора активных действий, – закричал приятель Зефура, Захер.

Его поддержали молодые, успевшие хлебнуть деревенской самогонки. Они сбились в кучу и принялись тайком что-то обсуждать. Как я не напрягал свой слуховой аппарат, ничего не расслышал.

– Оль, у тебя есть кто в деревне, у кого ты могла бы остаться на ночь?

– Тетя Таня. Она вышла замуж за поселкового лавочника и в приюте мне не откажет. Ты что задумал, Баз? Мне будет неспокойно, если ты ввяжешься в какую-то авантюру.

Я окинул ее снисходительным взглядом, и она запунцовела. Ишь, нашлась тут командирша! Дышит мне в пупок, а уже решила, что может раздавать команды и плевать ей, на каком боку у меня котелок. «Неспокойно» ей, понимаш!

– Без сопливых разберусь!

Оля не ойкнула и не рассердилась.

– Я и не сомневалась ни секундочки. За деревенских беспокоюсь. Ты их затопчешь, как бык на выгоне, а мне тут еще жить.

«Откуда она так уверена во мне? Местные парни – не чета липецким мужикам. Тут вообще-то Калифорния, и на вопрос, есть ли у вас оружие, посмотрят, как на недоумка. Неужто влюбилась? И наделила меня всеми мыслимыми и немыслимыми статями былинного богатыря?»

Я внимательно на нее посмотрел.

Оля ответила мне твердым взглядом. Без вызова, но и без смущения.

– Путаться под ногами не буду. Тебе тряпки нужны копыта замотать? – шепнула мне украдкой.

Охренеть не встать. Она что, мысли читает?

Тряпки пригодились. Молодежная банда куда-то отправилась на ночь глядя, а я ехал вслед за ней, держась на приличном расстоянии. Никто особо не таился. Звякали пряжки упряжи, на каменистой осыпи цокали копыта. До меня доносились смешки и обрывки разговоров. Куда вы собрались, ребята, такой веселой компанией? Я бы за вами не потащился, если бы не услышал про динамит. Как только заходила речь про взрывы, у меня тут же волосы вставали дыбом, а рука сама собой опускалась на рукоять моего Боуи.

Деревенские остановились в низине, после того как прилично забрались в горы.

Спешились. Стреножили лошадей.

Не оставив смотрящего и не приглушая голосов, двинулись в ночную темноту, не удосужившись зажечь факел или фонарь.

Я, оставив лошадь у какой-то скалы, потянулся за ними, припомнив свои навыки «охотника» из прошлой жизни.[4] В кромешной темноте следить за молодежью труда не составляло. Они не крались. Все так же громко переговариваясь, неспешно двигались к рукотворной прямоугольной конструкции, чьи ровные грани, возвышавшиеся над землей, отчётливо чернели метрах в ста.

Залег в густых зарослях игольчатой травы. Что задумали?

Ждать ответа на мой вопрос долго не пришлось. Неожиданно парни бросились в рассыпную. И один из них понеся прямо на меня. Не сбежать, не убраться с его пути у меня бы не вышло. Этот лось нацелился меня стоптать, с каждой долей секунды приближаясь к моей тушке. Я не выдержал. Приподнялся на четвереньках.

– Ложись! – заорал Захер, которого я распознал по голосу.

Он плюхнулся на живот рядом со мной.

Яркая вспышка разорвала ночную темноту, а уши мгновенно заложило от страшного грохота.

[1] Энгельгардт А. Н. – один из теоретиков товарного сельского хозяйства. Его труд «Письма из деревни» оказал большое влияние на развитие научной мысли о путях деревенского капитализма в России. К сожалению, не только. Реальная история о народовольческой общине в Америке.

[2] Гомстед-акт – закон США, действовавший до 1976 года (на Аляске – до 1986), по которому любой гражданин, кроме участника Гражданской на стороне южан, имел право купить за бесценок 65 га земли.

[3] После проведения акведука из долины Оуэнс озеро действительно обмелело. Его долина оказалась стертой с лица земли. Водная война Калифорнии закончилась поражением фермеров. Сейчас там пустыня, а в озере поддерживают минимальный уровень, чтобы не распространять в округе ядовитую заразу с его дна.

[4] Напомню читателю, что Вася прошел суровую школу прообраза спецназа, повоевав в отряде охотников-добровольцев на Кавказской войне. См. наш цикл «Штык и кинжал».

Глава 19

Как избавиться от нелюбимой женщины без последствий для организма. Часть вторая

Теплая волна прокатилась над головой. Просвистели мимо бетонные обломки. Мелкие камешки отстучали дробь на моей спине.

Проморгавшись, я только и нашел что спросить по-русски:

– На хер, Захер?

Деревенский меня не понял, но громко заорал:

– Зефур, ребята! Сюда! Я шпиена поймал!

Уткнувшийся в его кадык Боуи заставил его замолчать и переосмыслить концепцию пребывания в данной, отдельно взятой сельской местности.

Нас, продолжавших лежать на траве, окружили.

– Русский! – радостно завопил Билли, опознав меня благодаря выглянувшей из-за облаков луне. – Ща ты у меня получишь!

Зефур его придержал.

– Баз, ты чего тут позабыл?

– Люблю гулять по ночам.

– И вынюхивать? На Малхолланда работаешь?

Я встал и отряхнулся. Демонстративно убрал нож.

– Парни! На кой черт вы тут шухер устроили?

Драться со мной никто не собирался, кроме Билли. Угрюмо молчавшие до поры крепкие селяне вдруг отмерли и посыпали разъяснениями.

– Мы акведук взорвали. Пусть знают, как нашу воду воровать.

– Вот прямо акведук? Все его двести миль?

Новодельные подрывники смутились.

– Накопитель, – хмуро бросил Зефур.

– Мне можно подняться? – спросил с земли Захер.

Забавные ребята. Вежливые. Старших уважают.

– Вы, бестолочи, – с отеческой заботой уточнил я, – о такой штуке, как бикфордов шнур слышали?

– Слышали, – ответили хором.

– Инструкцию о технике безопасности при проведении взрывных работ читали?

– Эээ… – все посмотрели на Билли.

– Чего сразу я? – возмутился он.

– Не читали, – заключил я, сообразив, что именно Билли где-то увел динамит. Вполне возможно, что как раз со стройки акведука. – А чего вы толком добились? Остановили работы на пару дней?

– Чего-то я не понял. Ты, Баз, выходит не шпион? – изумился Зефур.

– Делать мне нечего, – отчасти покривил я душой. – Хотел вас предостеречь, но не успел.

– Так мне можно встать? – заныл снова Захер.

– Баз, ты только предкам не говори, ладно? – взмолился здоровяк Билли.

– Совсем все попутали? – возмутился я. – Сперва шпион, теперь стукач…

– Извини, братан! – хором ответило мне стадо телят с красными шеями и пудовыми кулачищами.

– Динамита больше нет? – уточнил я.

– Нет.

– Ну, ладно. А то рассказал бы вам, как правильно закладывать заряд… И показал.

– Расскажи так! – оживились парни.[1]

Делать мне нечего готовить банду подрывников-террористов. А, с другой стороны, еще убьются сдуру. Мысль их выдать властям у меня даже не мелькнула. И Отис об этом от меня не узнает. Замкнутый круг. Мне жалко всех. И все в своем праве. Жители Лос-Анджелеса грезят о воде. Эти мальчишки не хотят терять отчий дом и созданную трудами нескольких поколений сытую и спокойную жизнь. И выхода нет. Кто-то все равно останется в пролете. Остается одно: сделать так, чтобы парни не покалечились по незнанью.

– Значит, так, – начал я свой инструктаж….

На околице поселка меня ждала Ольга. Молча подхватила моего коня под уздцы и повела к дому своей знакомой тети Тани. Парни делали вид, что только так и нужно. Даже не стали мне напоминать о нашей договоренности хорошенько бухнуть по возвращении домашним самогоном, настоянным на грушах.

– Бывай, Баз, – крикнули мне в спину, когда Ольга заводила коня в просторный двор.

– Завтра уедешь? – спросила меня, когда я спешился.

– Задержусь на недельку. Не то ваше ранчо развалится.

– Из тебя такой же работник, как и шпион, – вдруг выдала Оля. – В конюшне переночуешь.

Я думал, ворочаясь в сене, что она ко мне присоединится. Но Ольга так и не пришла.

… Семь дней я, не щадя сил, доказывал, что работник из меня – о-го-го! Девушка за мной не могла угнаться, но пыталась. Ни разу не пожаловалась, ни взмолилась, чтобы я притормозил. Остальные жители общины наших стараний не замечали, занятые то ли воспоминаниями о прошлой жизни, то ли мечтами о победе революции в России, которая откроет им дорогу домой. Собственно, никто им и не препятствовал вернуться к самовару на веранде уютной подмосковной дачи, кроме вбитой в голову мысли, что только так и нужно. «Ну, тупые», – так и хотелось мне повторить вслед за Задорновым. Даже родная сестра не замечала растущей химии любви между мной и Олей.

Да, я влюбился в соплюшку.И чувствовал, что это чувство взаимно. Ее тоненькая фигурка в штопанном-перештопанном платье, ее загорелое личико с веснушками, ее крепкие кулачки с набитыми мозолями мне вдруг стали дороже всего на свете. Осталось лишь разобраться с Адель.

– Баз, кто ты? – однажды спросила меня девушка, когда мы по заведенной традиции сидели на скамейке перед домом.

От меня, как и от нее, ощутимо попахивало навозом, который мы весь день убирали во дворе.

– Я очень богатый человек, Оль, – признание далось мне нелегко, да и звучало оно смешно, учитывая обстоятельства.

– Догадалась, – неожиданно ответила она.

– Когда я ведро с навозом на себя опрокинул? – попытался за шуткой скрыть свое смущение.

– Ты смотришь на всех как на своих подчиненных, – не приняла она мой шутливый тон. – Или как на несмышленышей. Только на меня по-другому. Ты привык капитанить. Сперва я думала, что ты моряк. Потом поняла, что все гораздо серьезнее. У тебя очень дорогое нижнее белье.

– Алле! Это вторжение в личное пространство!

– Вот сам бы и стирал свое личное пространство!

Мы замолчали.

– Ты женат? – спросила она, когда солнечный диск коснулся Белых гор, удлинив все тени. В темневшем, но все еще голубом небе уже болтался лунный диск, поджидая своей очереди посветить человекам.

– Нет. Но у меня есть обязательства. И обстоятельства, которые требуют решения.

Она ничего не стала уточнять. «Кремень, девка», – только и подумал.

– Лос-Анджелес или Сан-Франциско?

– ЭлЭй.

– Я не слышала, чтобы так называли Лос-Анджелес. В этой деревне я вообще ничего не слышала, кроме бубнежа про тяжелую мужицкую долю в России.

– Я заберу тебя отсюда.

Она вспыхнула и согнулась, уткнув лицо в сжатые колени.

– Я уеду ненадолго, но обязательно вернусь. Не плачь, – волна нежности затопила меня при взгляде на ее трясущиеся лопатки.

– Не верю. Это как сказка. Так не бывает, – громко прошептала она в перерывах между всхлипываниями.

– У меня есть сын.

– Я буду любить его как своего.

– У меня есть два младших друга. Мы как семья.

– Они станут мне братьями!

– Я снимаю кино, добываю нефть и продаю машины.

– Неужели ты думаешь, что после того, как мы очистили с тобой двор от говна, меня можно напугать работой?

– Эээ… Я вообще-то пытался донести до тебя мысль, что работать тебе не придется.

Она распрямилась и гневно уставилась на меня покрасневшими глазами.

– Как ты мог подумать, что я только и мечтаю, как нарядиться в шелка и бить баклуши, пока мой муж занят делами⁈

Не знаю, какие силы вдруг нашлись, чтобы удержаться. Чтобы не схватить ее в охапку и целовать, целовать…

– Ты уедешь завтра утром! – она смотрела на меня с вызовом, а ее тон не терпел возражений. – Как только взойдет солнце! Иначе я не выдержу! Живот лопнет или еще что случится!

– Передай Билли, – сказал я, сидя утром в седле. – Если нарисуется на пороге ранчо, отрежу ему член.

– Именно так и сказала бы, даже если бы ты не попросил, – ответила Оля и хлопнула моего коня по крупу, чтобы побыстрее увез меня из долины Оуэнс. Из лунной долины моей мечты.

… Адель выдержала двухнедельную разлуку и не свалила, вопреки ожиданием, но с порога накинулась на меня с упреками.

– Почему ты не оставил мне денег?

– Денег? – не на шутку удивился я, разглядывая ее аппетитное тело без малейшего эротического подтекста. Она была вдвое сексапильнее Оли, но на порядок мне неинтереснее. – С чего ты решила, что я должен тебя содержать?

Она зарделась и демонстративно развернулась, чтобы исчезнуть.

«Бай-бай! Может, в Нью-Йорк свалишь без прямого намека?»