Текст книги ""Фантастика 2025-162". Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Greko

Соавторы: Василий Головачёв,Геннадий Борчанинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 235 страниц)

– Сразу договаривайтесь, что мы воспользуемся вдвое меньшими по диаметру трубами. Этим облегчим себе прокачку, – Бойлз оживал на глаза. – Джентльмены, забрезжил свет в конце туннеля. И я не могу не выразить своей признательности мистеру Найнсу. Мало того, что он, уважаемый и занятой бизнесмен, вкалывал с лопатой в руках наравне со всеми, так еще и подал нам идею, которую мы обязаны реализовать во что бы то ни стало!

– Молодчина, Баз! – закричали многие и пожелали обменяться со мной рукопожатиями. О чистоте рук никто не думал. У всех они блестели от въевшейся в кожу сырой нефти – не от «черного золота», а от «черного убийцы» в нынешних обстоятельствах.

Работа в долине закипела. Сразу же после того, как «Стандарт Ойл» дала добро, трубопровод соорудили буквально за четыре часа. Пик угрозы был пройден. Можно возвращаться домой, предоставив сотрудникам «Юникола» бороться самим с непокорной Лейквью № 1.

Ее мощь поражала: столько нефти Калифорния еще не видела![3] Дабы уменьшить масштабы удара по долине Сан-Хоакин, потоки нефти пустили по рукотворным каналам, укрепленным земляными дамбами. А чтобы снизить напор, приступили к сооружению вокруг фонтана окружности из высокой бермы, выложенной из мешков с песком. Помогло, но вопрос так и не был закрыт. Еще долгие месяцы из близлежащих городов приезжали люди на экскурсию с целью воочию убедиться: с природой шутки плохи.

… Катастрофа на месторождении Мидуэй-Сансет вдарила бумерангом прямо по моему кошельку. Переизбыток нефти был столь ошеломляющим, что цена на нее упала до 30 центов за баррель.

Правильно говорят в народе: беда не приходит одна. Одновременно с трешем на нефтерынке неожиданно просел индекс Доу Джонса – не из-за нефтяных котировок, а из-за общего падения. Рост «голубых фишек» в 1909 году на 14,97 % постепенно отжирал откат 1910-го, и недалёк был тот час, когда он примется за прирост 1908-го! А у меня столько трат! Дом был готов к заселению уже летом. Баксы отлетали только в путь. Проф Эбинезер (не к ночи будет помянут!) тянул с меня и тянул. На все про все – вплоть до домашних тапочек и банного халата, не говоря уже о мебелях, шторах и кранах в ванные комнаты. Любая мелочь лежала на архитекторе. Таков был наш контракт: я получал полностью готовое жилье (так было принято), архбюро – мои чеки. В общем, со стонами, с проклятиями я закрыл все позиции своего инвестпортфеля, а с ним и свою нью-йоркскую историю. Не только потому, что хотелось перевернуть страницу или прилично накопилось долгов. Но и по более приятной причине: меня ждали 20% акций сбытовой фирмы завода Форд и еще чуть-чуть «Форд мотор компани».

Короче, выпали мне на лето 1910-го качели. По бабкам просел, несмотря на успехи в торговле «фордами» и растущим числом торговых точек на въездах в ЭлЭй. По жизненным удовольствиям и перспективам – взлетел на самую вершину. Фильм почти закончен, остались павильонные съемки. Въехал с парнями в новый дом, который в светских журналах отметили, как событие года в архитектуре. Моя репутация в столице Калифорнии росла не по дням, а по часам. Меня даже приняли в члены клуба Джонатана – сборища пафосных придурков, которого, увы, не следовало избегать, если решил мутить бизнес в Лос-Анджелесе. Полезные знакомства никто не отменял, и глупо не воспользоваться подвернувшейся оказией – многие хотели лично пожать руку человеку, внесшему свою лепту в борьбу с вышедшей из-под контроля подземной стихией.

Наше новоселье отпраздновали бурно, не пожадничали. Коллекцию элитного бухла в моем винном подвале (да, у меня и такое безобразие было!) изрядно проредили. Настолько – что пришлось пресекать попытки гостей прыгать рыбкой в сухой бассейн. Специально нанятый модный «квартет парикмахеров» в полосатых жилетах и соломенных шляпах а-ля гондольеро нажаривал регтаймы так, что голливудским коровам стало тошно. Притащенные Изей старлетки, отжигая кекуок, веселили «холостяцкую берлогу», как прозвали наш «скромный» домишко. Тихий семейственный Портер, снимавшей было на пленку наш разгул, посеял где-то в кустах дорогущую и тяжеленную камеру и кометой ворвался в общее веселье. Через день мы нашли аппарат в зарослях бугенвиллеи изрядно поцарапанным, но в рабочем состоянии, а Эдвина спящим в моей машине и абсолютно неработоспособным. Молодые мексиканочки, нанятые Осей из числа своих подружек в Хантингтон-бич, дарили мужчинам задорные белоснежные улыбки и сводили их с ума своим нарядом. Никто не мог и представить, что я отчебучу такое! Нарядил всех горячих южных красоток в короткие плиссированные юбки и белые чулки. Вызов общественной морали перешел все границы, но гости пообещали: все, что происходит в «холостяцкой берлоге», остается в берлоге!

(веселый танец кекуок)

Очухаться, перевести дух нам не давали по меньшей мере четверть века. Дней семь или восемь. Женатиков как на мед тянуло в мой дом оттянуться. Череда загулов слилась в один мутный поток, разбавленный редкими яркими кадрами. То просыпался в своей пастеле размера кинг-сайз с двумя смуглыми вечно смеющимися черновласками из прислуги. То учил Уила Селига, перебравшегося в Голливуд и вступившего в ряды Независимых, стрелять по апельсинам у пустого бассейна. То порывался куда-то ехать на «Серебряном призраке», чтобы набить морду доставшему меня до печенок какому-то мистеру, которого я почему-то обозвал «генерал-лифт». Кого я имел в виду, сообразил позже, когда братья Блюм мне поведали о моих художествах.

Когда гудеть уже стало невмоготу, когда глаза уже не могли смотреть ни на виски, ни на фонтаны золотистого шампанского, понял, что все – достиг дна. Скважина откачена! Дальше только белочка или ласковый нарколог, если такого найдут.

В себя я пришел внезапно, еле продрав глаза в нашем патио.

Мы сидели в уютных ротанговых креслах около пустого фонтана, матово поблескивающего бледным мрамором. Легкий ветерок навевал прохладу и легкую нотку флёрдоранжа, примиряя меня с тотальным отсутствием кондиционеров. Вдали, в прозрачной дымке, на фоне синеющего океана, выделялся силуэт 13-этажного Континентал-билдинг, самого высокого здания Лос-Анджелеса, где пока не нашлось места для небоскребов. На столике меня ждал заботливо приготовленный кувшин с апельсиновым соком и высокий бокал.

– Ося! Прибей на дверях табличку: «Все ушли на фронт!» – простонал я, потянувшись за джусом.

– На кой? – лениво отозвался Джо.

– Выдохся!

– Не свисти, Босс! Кто вчера орал, что он самый буржуинский буржуин и сегодня поедет за цилиндром и сигарами? И будет отныне носить жилет в виде американского флага?

– Цилиндр отменяется. И жилет, – огорчил я парней, уже представивших себе редкое зрелище.

– Тогда и ехать никуда не нужно, – резонно заметила наша лысая кинозвезда. – Сигар нам надарили вагон.

– О! – встрепенулся я на остатках волевых. – Айзек, тащи сигары, я вам кое-что сейчас покажу.

Изя исчез во внутренних помещениях. Я поманил пальцем горничную-чаровницу.

– Это… Как тебя там? Изаура…

– Я Кармелита, сеньор.

– Ух ты! Красотуля, сделай одолжение. Принеси сюда из гардеробной в моем доме старый пиджак, который я определил на выброс.

– Сделаю, Босс! – сверкнула глазами плутовка и, резко крутанувшись на месте так, что взметнулась ее короткая юбочка, понеслась в мои хоромы.

– Что задумал, Босс?

– Терпение!

Изя принес уже обрезанные «гаваны». Кармелита – пиджак. Тот самый мой первый пиджачок, который приобрел в Москве с помощью Антонины Никитичны Плеховой и до которого никак руки не доходили, пока не стало ясно: вот моя деревня Голливуд, вот мой дом родной, вот моя гардеробная комната. Никого не стесняясь, рванул воротник и вытащил оттуда две пятисотрублевые купюры.

– Вау! Откуда? – ахнул парни.

– Будете смеяться – забыл! Давным-давно спрятал и только сейчас вспомнил.

– И зачем они тебе?

– Сейчас увидите! Разбирайте сигары.

Чиркнул спичкой и поджег оба кредитных билета, сложенные лодочкой.

– Прикуривайте!

Братья Блюм с трудом прикурили, потому что не могли справиться с хохотом.

– Хватит ржать! Символ! Сжигаем последние мосты. Оглянитесь вокруг: мы в Америке. Мы богаты. Вы больше не зарядьевская шпана, а уважаемые в ЭлЭй люди.

Парни прониклись и запыхтели не в затяг. Уже ученые. Капиталисты, блин, юные дяди Сэмы.

Я мысленно влепил себе леща.

«Что за дешевые понты, Вася, в стиле новых русских из 1990-х⁈ Ты бы еще малиновый пинджак с карманами нацепил! Звезду поймал, американец? Пребываешь в перманентном экстазе? Чему ты учишь молодежь?»

– Босс! – отвлек меня от самобичивания наш индеец Джо. – Ты как знаешь, а я все же куплю себе цилиндр. Надо соответствовать. В агентство за машинами разные приезжают. Например, из офиса мэра. Заказывают машины целыми партиями для разных городских управлений.

– Откаты просят?

– Это что такое?

– Ну, комиссию за жирный заказ.

– Это завсегда. Я же помню, как ты учил – не жлобиться на комиссию и даже посредникам немного отстегивать. А тем, кто покупает от двух тачек и выше, дарить запоминающиеся подарки.

– Все правильно. Нам нужно с хорошими людьми делиться своей дилерской скидкой. Тогда все будут в шоколаде.

– Каждому по шоколадке – это, конечно, супер, но нафига нам пустой фонтан и, тем более, бассейн? – встрял в разговор Изя, заскучавший от разговора о бизнесе. – Неделю пытаюсь до тебя достучаться, а ты в ответ – генерал-лифт, генерал-лифт…

– Так я про Отиса! Про издателя «Лос-Анджелес Таймз».[4]

– Переведи!

– Тут вот какая история, парни…

Вдали, к северо-западу от наших холмов, в Догтауне, громыхнуло. В воздух взвилось характерное грязно-серое облачко. Мы не обратили внимания на этот еле слышный взрыв. Привыкли. Работодатели на сталелитейных заводах постоянно враждовали с профсоюзами. Рабочие-юнионисты в ответ регулярно взрывали в цехах или в производственных зонах динамит. За четыре года этой тупой кампании запугивания вышло убытков всего на несколько тысяч долларов. В Западном побережье циркулировала шутка (а может, и не шутка), что затраты на взрывчатку выше трат на ликвидацию последствий причиняемых ею неприятностей. ЭлЭй настолько свыкся с таким хлопками, что перестал их замечать, когда счёт им подобрался к сотне. Вот и я не стал прерывать свой рассказ и поведал парням настоящую детективную историю.

[1] Игра слов. Кличка Вуда «Dry Hole», по мнению Билли, должна была превратиться в «Holly Hole», в «Святую Скважину», хотя подходил и такой вариант, в зависимости от контекста, как «святая дыра».

[2] Бермы – в данном контексте стационарные барьеры, сооружаемые при разливах.

[3] Обуздать скважину удалось лишь через полтора года, в сентябре 1911-го., когда устье скважины обвалилось. Подсчитано, что вылилось более 1,2 млн баррелей сырой нефти. Собрать получилось меньше половины. Фонтан Лейквью считается самой мощной катастрофой на нефтяных приисках, переплюнув трагедию с нефтяной платформой в Мексиканском заливе 1979-го года.

[4] Otis Worldwide Corporation – одна из старейших компаний-производителей подъемного оборудования. Фамилия издателя «Лос-Анджелес Тайм» генерала Г. Отиса совпадала с примелькавшейся табличкой с маркой «Отис» в лифтах дорогих отелей САШ.

Глава 12

Еще раз ексель-моксель по-американски

Лос-Анджелес нуждался в воде. ЭлЭй задыхался без нее, как и его ближайшие пригороды. Окруженный с трех сторон пустынями и такими долинами, как Сан-Фернандо с ее скудными природными источниками, которых еле-еле хватало окрестным фермерам, город не мог развиваться, хотя все предпосылки были налицо. Людей манила Калифорния и ее столица – великолепный климат, бурный рост промышленности и изобилие продуктов. А воды на всех не хватало, и брать ее практически неоткуда. Люди, как их устроила природа, постоянно хотели пить. А цивилизация приучила стирать белье, готовить пищу, поливать огороды, принимать ванну или мыть – ха-ха –машины, которые я продавал. Или заполнить бассейн и частный фонтан во дворе шикарного дома, как наша «холостяцкая берлога». Наплыв человеческого ресурса грозил взорваться бедой, похлеще Лейквью № 1.

Городу нужна вода. Насущная проблема и одновременно красивый фасад, за которым можно творить темные делишки. Вышел я на них, можно сказать, случайно. Первый звонок для меня прозвучал во время битвы с нефтяной рекой в окрестностях озера Буэна-Виста. В краткую минуту отдыха я краем уха зацепил разговоры местных фермеров, что кто-то активно скупает участки в долине Сан-Фернандо, лежавшей за горной грядой неподалеку от Сан-Хоакина. Второй звонок – настоящий ревун – это постоянные публикации в местной прессе по поводу проекта акведука из долины Оуэнс. Некий Малхолланд, инженер-самоучка, создал новаторский проект обеспечения Лос-Анджелеса водой. И снова в статьях мелькала долина Сан-Фернандо, ибо именно по ее земле должен был пройти будущий акведук.

Я припомнил сходку знакомых по газетам лиц из городского Совета ЭлЭй в рыбацком «Спортивном доме» в прошлом году именно в этой долине и наглого генерала Отиса. Полное впечатление – тогда они о чем-то договаривались, а я им помешал. Оттого и взбеленился старикашка-издатель. Не могла не прийти на ум и история из моего будущего, связанная с подготовкой к зимней Олимпиаде в Сочи. Как многие важные чины летней столицы России накупили участков земли, чтобы потом выгодно их продать государству. Аналогия напрашивалась сама собой.

«Тут есть, в чем покопаться, –подумал я. – Глаз за глаз, генерал-лифт».

Почему? Да потому что этот неугомонный старикашка прицепился персонально ко мне. Наверное, обиделся за непочтительное отношение. Поскольку катастрофа Лейквью стала новостью номер один, затмив собой даже тему борьбы с профсоюзами, она не сходила со страниц газет, включая «Лос-Анджелес таймз». Вот только чёртов Отис за каким-то хреном постоянно цеплял меня вагоном к этой истории, технично опуская подробности моего участия в борьбе с нефтяной рекой. Почитать его газетенку, и сложится впечатление, что мои вышки – главная угроза Южной Калифорнии. Мои с трудом завоеванные зачатки репутации подвергались неприятным артиллерийским залпам, которые мешали спокойно вести дела. Например, открывать новые торговые точки в ЭлЭй, на которых я стал устанавливать свои заправки, обеспечивая их бензином с нефтеперегонного завода в Хантингтон-бич. На меня даже карикатуры рисовали. Но денежки за размещение рекламы брали с удовольствием. Достали!

Не поленился и съездил в долину Сан-Фернандо. Поговорил с фермерами. Мои предположения подтвердились. Ряд земель не так давно был скуплен по непонятной схеме. Ниточки вели к Sportsmen’s Lodge, к Гарри Чандлеру. А кто у нас очкарик Гарри? Правильно, зять Отиса.

Догадки – вещь, конечно, неплохая, но ими издателя «Лос-Анджелес Таймз» к стенке не припрешь. Помог Ося. Он меня свел с одним нашим клиентом из Управления водоснабжения, отвечавшего за его хозяйственное обеспечение, закупавшего у нас «форды» и получавшего у нас откаты. Чиновник особо не скрывался – коррупция в ЭлЭй настолько опутала город, что никто по этому поводу не бухтел. Никто – включая прессу, в чью обязанность как раз и входила борьба с подобным явлением, а не гнусные нападки на белого и пушистого Базиля Найнса.

Чиновник-водник очень любил комиссионные, взятки и подарки. Настолько, что из кожи вон готов был лезть, чтобы сдружиться с нами покрепче. Он тайно показал мне проект акведука с земельными планами. Настолько подробными, что в них были указаны фамилии владельцев участков. И многие фамилии в этом списке не так давно были вычеркнуты и заменены на новые. Я не сомневался, что эти новые владельцы никто иные, как подставные люди мэра Джорджа Александера, членов Городского совета и, вне всяких сомнений, их идеолога генерала Отиса.

«Таким, сука, непогрешимым себя выставляет, борцом за моральную, политическую и расовую чистоту города. А у самого-то рыльце в пушку!»

– Вы опоздали, мистер Найнс, – посетовал чиновник. – Что-то выкупать уже нет никакого смысла.

– Какая жалость! – сфальшивил я, не объясняя причины своего интереса и стараясь запомнить заинтересовавшие меня имена.

Как мне поступить, до конца не понимал. Превращаться в Дон Кихота, сражающегося с ветряными мельницами городской коррупции, не было ровным счетом никакого желания. Мне здесь, в ЭлЭй, жить и процветать, а не изображать из себя придурошного Бэтмена из Готэм-сити. Если по чесноку, я уже на темной стороне, коль превратился в капиталиста. Плачу же я откаты – чем не коррупционная операция? Но если найдется морализатор, возжелавший меня пнуть как гада-эксплуататора, пусть глянет мои зарплатные ведомости или поспрашивает менеджеров моих автосалонов, сколько они получают комиссионных за каждую проданную машину. Я своих людей деньгами не обижал. И в то же время нельзя не признать – банда из Городского совета и даже гнилой старикашка из «Лос-Анджелис Таймз» мне ближе, чем простые работяги, плательщики налогов.[1] И, в конечном счете, если убрать моральные соображения, город, и я в том числе, только выиграют от строительства акведука. Деньги на проект уже собраны, работы ведутся, все ждут воду – даже Голливуд, решивший по этой причине присоединиться к Лос-Анжелесу. Но кто сказал, что полученную информацию нельзя использовать к собственной выгоде? Нужно лишь подобрать правильный момент.

Правильный, неправильный – ближе к концу сентября у меня сорвало планку, и я решил обуздать старикашку, когда его публикации перешли всяческие границы. Наверное, не стоило поддаваться эмоциям, но его газетенка – увы, крайне влиятельная – начала лить на меня помои и упрекать в безнравственном поведении. «Найнс бросает вызов общественной морали», – с таким заголовком вышел очередной номер.

«Ты сам, Отис, напросился!» – заключил я и отправился в клуб Джонатана, где обычно обедал мистер Гаррисон.

Расположенный на верхнем этаже «Пасифик Электрик Билдинг», пафосный клуб Джонатана славился старинными резными панелями, привезенными из Европы, и лучшими в Калифорнии стейками. Этакое сочетание изысканности Старого Света и американской прожорливости. Место, закрытое для посторонних. Но только не для меня. Немного похрустев купюрами, еще летом добился принятие в его члены, несмотря на яростные протесты Отиса.

Возражал он не зря. Будто предчувствовал, что настанет время, когда я испорчу ему обед. Например, как случилось сегодня. Он лопал свой портерхаус, вполне культурно пользуясь салфеткой и даже ножом, а тут я такой – весь из себя злобный демон мщения в дубовом антураже.

Не дав ему сказать и слова, бросил на стол газету и еще один документик – набросок небольшой заметки о проделках с землей веселой банды из Городского совета.

– Что все это значит, грубиян? – взревел генерал, до крайности раздосадованный моим появлением. – Если прибежал порыдать мне в жилетку и просить тебя не трогать, ты ошибся адресом.

– Хватит изображать из себя чистюлю, – немедля нанес я удар. – Ваша игра, сэр, шита белыми нитками. Трудно не поддаться искушению назвать вещи своими именами. Вы вор, нагло воспользовавшийся инсайдом!

Отис чуть не подавился куском мяса. С трудом поборол приступ кашля. Взял лист бумаги и внимательно изучил.

– Дошло, дедуля?

– Лезешь в опасные дела, гаденыш! – остался верен себе этот склочник.

– Я знаю, что ты, Отис, считаешь себя пупом земли, – сказал я тихо, наклоняясь к его уху. – Но не ты один не кланялся пулям на войне. Такие, как мы с тобой, сделаны из пороха и стали. А твои подельники? У них кишка тонка, не так ли?

Он удивленно пялился на меня и молчал.

– Просто оставь меня в покое, хорошо? – спросил я на прощание.

А через неделю сгорела моя киностудия в Голливуде.

… Я стоял перед пепелищем, сжимая в кровожадном бешенстве кулаки. Рядом рыдал взахлеб Портер. Изя пытался его успокаивать, но и сам выглядел убитым. Лишь примчавшийся из города Ося выглядел спокойным и собранным.

– Знаешь, кто постарался, Босс?

– Проделки долбанного Отиса. Кто ж еще?

– Что будем делать?

– Соберемся толпой и пойдем мстить. Ты сейчас отправишься в редакцию «Лос-Анджелес Таймз», на угол Бродвея и 1-й улицы. Найдешь старикашку. Прорвешься к нему, сказав секретарю, что пришел обсудить условия мощной рекламной компании по случаю запуска конвейера на заводе Форда. Денежки эта гнида любит, так что примет тебя без рассуждений. И тогда ты забьешь ему «стрелку».

– Что я забью? Мне его напольными часами отдубасить?

– Нет, извини. Неправильно выразился. Скажешь ему, что я со своими людьми готов с ним встретиться в полночь в любом месте. Пусть приводит с собой столько, сколько посчитает нужным. Решим наш вопрос раз и навсегда!

Последнюю фразу я выкрикнул с такой злобой, что Ося отшатнулся, а Изя перестал себя жалеть и внимательно на меня посмотрел.

– Что мне делать, Босс? Есть для меня работенка? – спросил он, продолжая удерживать за плечи несчастного Портера, ни слова не понявшего из нашего разговора, но кое о чем догадавшегося, уловив фамилию Отиса.

– Есть. Поедешь в Хантингтон-бич и привезёшь сюда Жириновского и его людей. Со стволами.

– Сделаю.

Парни умчались.

Я по-приятельски толкнул Портера в плечо кулаком.

– Эдвин, мы все восстановим. И купим новое оборудование на порядок лучше старого.

– Всё не получится. Пленки хранились в студии.

– Не все, дружище. Многое у меня дома, в моем личном кинозале.

– Правда? – воспарил духом Портер. – Пойдем скорее. Нужно понять, что осталось.

Пока мы разбирались с уцелевшими копиями, Ося успел смотаться в город и вернуться.

– Он согласен, Босс. Полночь, в Уэстлейк-парке, у лодочной станции.

– Как все прошло?

– Он не удивился. Выслушал и назвал место.

– О’кей. Что из себя представляет парк?

– Шикарное местечко. Там полгорода собирается. А ночью там никого не бывает, кроме бродяг, – подсказал мне Портер, отрываясь от просмотра негативов. – Баз, почему ты думаешь, что поджог – дело рук мистера Отиса? Он приличный джентльмен, столп общества, живет в своем поместье на бульваре Уилшир через дорогу от этого парка. Я бы скорее предположил, что не обошлось без треста Эдисона. Похожий почерк.

– Ты многого не знаешь, Эдвин, – злобно процедил я сквозь зубы и пошел подбирать подходящие стволы в оружейке.

Запасец огнестрела у меня подобрался неплохой. Парней смог вооружить, как надо. Рычажные дробовики Winchester Model 1901 10-го калибра станут отличным дополнением к пистолетам. Охотничья винтовка с оптическим прицелом – проверенный в деле маузеровский карабин. Она предназначалась для Зигги. Будет нас прикрывать с другого берега озера, у которого назначена стрелка.

Что от нее ждал, и сам не мог сказать. Сперва простой импульс, вызванный злостью. Потом, когда Ося вернулся из города, не поленился объяснить ему свои мотивы:

– Нельзя показывать слабости этим подонкам. Если мы утремся, быстро все потеряем – и вышки, и салоны, и землю. Только крепко получив по зубам, наши враги поймут, что с нами лучше не связываться.

– Поддерживаю, Босс. Но не маловато ли нас?

– В самый раз! Ты не видел меня в деле.

– Я-то не видел⁈ – вскинулся Ося. – Ты же на моих глазах раскидал толпу, забросав ее гирями.

– Тогда тебе не о чем волноваться. Лучше смотаемся на место и все осмотрим.

Уэстлейк-парк изначально создавался, как резервное хранилище городской воды. Позже его облагородили и превратили в «Елисейские поля» Лос-Анджелеса. Народ валом валил на прогулку – по тропинкам и на воде. Военный оркестр Миллера, прячась от солнца в летнем театре-ракушке, исполнял для посетителей модные мелодии.[2] По озеру скользили небольшие лодочки под парусами и каноэ. Вечером на них зажигали красные фонари на корме, отбрасывающие длинные танцующие алые отблески на озерной глади. Идиллия!

(на заднем плане слева – та самая лодочная станция)

К полуночи парк опустел, как и предсказал Портер. Никто не мог нам помешать пообщаться с Отисом и его людьми. Полиция? Надеюсь, генерал этот вопрос решит. Если же нет, предстоящие «свинцовые переговоры» могут выйти мне боком. Плевать! Копы в ЭлЭй деньги любят больше своих детей. Проверено.

Так все и вышло. Полиция испарилась, и мы без проблем въехали в парк точно к назначенному часу. Оставили дорогие тачки в нашем автосалоне, пересели на «форды» и кавалькадой из трех машин въехали на «Пальмовую дорогу». Так называлась главная аллея парка – достаточно широкая для проезда в ряд трех машин. Так и двигались навстречу людям Отиса. В слабом свете газовых фонарей наших тачек высаженные по краям аллеи пальмы выглядели как воткнутые до половины в землю морковки с пышным султаном зелени сверху. Озера не разглядеть, как и каменных скамеек на дорожке, идущей вдоль самого берега. Но у входа на лодочную станцию горел фонарь, и его освещения Зигги хватит, чтобы внести свою лепту в предстоящую драчку. В том, что она будет, не сомневался. Я сюда прибыл не лясы точить.

Гаррисон Отис сумел меня удивить. Не иначе, как старый вояка вспомнил боевое прошлое и явился на «стрелку» в мундире с эполетами, при всех регалиях и орденах. Даже саблю нацепил. Я был в курсе, что он прошел путь от сержанта до подполковника в Гражданскую войну. Дважды был ранен. А позже, во время испано-американской и филлипинской войн, возглавлял бригаду добровольцев. Вполне возможно, что среди встречавшей нас дюжины человек могли находиться его бывшие солдаты. Тем хуже для них. Ружей в руках ни у кого не было. А с револьверами они много не навоюют, когда имеют дело с русскими.

«Форды» с жутким скрипом затормозили, когда до противника оставалось метров двадцать. Конечно, было бы эффектнее, если бы мы смогли сохранить ровный ряд при остановке, как атакующий в плотном строю эскадрон. Но как вышло, так вышло – три машины встали лесенкой. Тут же казак Федор и бывший денщик Жириновского Санька, разделившись, скользнули за пределы аллеи. Федор – направо, в купы экзотических растений, рискуя наколоться на колючки кактусов. Сенька – налево, на ярус, по которому шла прогулочная тропа. В его задачу входило прикрывать наш фланг, укрывшись за одной из скамеек. Они оба, как и я с братьями Блюм, были вооружены дробовиками, снаряженными патронами с дробью птичьего калибра. Никого убивать не собирался, только как следует проучить. Если потом кому-то доведется дробинки из задницы выковыривать, что ж тут поделать? Мальчуковые игры – они такие, небезопасные… для разных частей тела и окружающей природы.

Маневры моих людей не укрылись от внимания Отиса. Он занял позицию впереди своих людей и громко крикнул:

– Что все это значит, Найнс? Ты спятил?

Я не удостоил его ответом. Дождался, пока взятые с нами водители-добровольцы, выскочив из машин, укроют узкими стальными пластинами колеса, а потом спрячутся за «фордами». Когда они закончили, мы втроем – я, Ися и Ося – вышли вперед. Каждый небрежно удерживал на плече дробовик. Нам мучительно не хватало семечек, которые можно было бы так, слегка беспечно, поплевывать на землю для завершающего штриха.

– Найнс! Я жду! – в голосе генерала угадывались нетерпение, смещенное с яростью. Он тискал эфес своей сабли, порываясь вытащить ее из ножен.

– Давай! – скомандовал я.

Слаженный выстрел из трех стволов пронзил тишину ночного парка. Раздались крики тех, кого зацепило. Мы старались бить в ноги, но уложить дробь тютелька в тютельку невозможно. Испуганная толпа людей Отиса подалась назад, заметалась по аллее в поисках укрытия. Кто-то попытался спрятаться за пальмами, кто-то – спрыгнуть на тропу, идущую вдоль берега, кто-то – схорониться за лодочной станцией и стоящими рядом эллингами, кто-то – без затей и стеснений бросился наутек. Эти олухи явились на встречу пешком, без машин! Видимо, притопали на своих двоих от дома Отиса. Но и автомобили им бы не помогли. Загремел винчестер Санька, выгонявшего с тропы беглецов. Гулко хлестнул выстрел Зигги, давшего понять самым умным, что у лодочной станции их ждет кое-что посерьёзнее птичьей дроби. Бахнул дробовик Феди, скрытого темнотой и густой растительностью, обрамлявшей «Пальмовую дорогу».

Успел еще раз дернуть рычаг для перезарядки и выстрелить, с трудом уведя в сторону ствол – на меня с перекошенным лицом летел Отис, задрав саблю над головой. Вот же неугомонный! Я, шагнув навстречу, ткнул ему в лицо горячим стволом, а потом все тем же стволом резко ударил сбоку по кисти, сжимавшей эфес сабли. Был бы передо мной крепкий мужик, приголубил бы его прикладом. Но старику хватило и того, что я провернул. Его рука разжалась. Сабля полетела на плотно утрамбованный белый гравий аллеи. Не давая Отису передышки, снова ткнул от души в него стволом – на этот раз в живот. Он согнулся, оставив попытки расстегнуть кобуру с револьвером.

Только сейчас увидел, что у него все-таки был с собой ствол. Наверное, и у других его людей. Но они даже не удосужились подготовиться. Решили, что у нас тут будет сходка на заднем дворе школы после уроков. То ли морды друг другу побьем. То ли кто кого переорет. Дилетанты!

Гаррисон застонал и опустился на колено.

– Дедуля! Снимай кобуру и отправляйся в машину дух перевести.

– Гаденыш! Чечако! – прохрипел с ненавистью Отис.

Вжикнула пуля. Щеку обожгло. Я прижал ладонь к лицу и с удивлением понял, что чувствую кровь и не хватает кончика закрученного кверху правого уса. «Это было близко! – мелькнуло в голове. – Ну, гады, сейчас я вам устрою. Особенно тому, кто такой прытко-меткий!»

– Ося, контролируй дедулю, чтоб его кондрашка не хватила. И подержи мой дробовик.

– Куда ты собрался?

– Кто-то мне крупно задолжал. Усы никому не прощу.

Боуи в руку вместо винчестера. Браунинг в другую. Двигаясь резкими рывками, качая маятник, помчался в сторону лодочной станции, откуда прилетела пуля. Еще одна просвистела мимо. Этот выстрел оказался роковым для стрелка, ибо выдал вспышкой его местонахождение. Поганец залег за невысоким каменным барьерчиком, ограждавшим спуск к воде. При моем приближении он занервничал. Попытался встать. Пробил ему в голову в прыжке, опрокидывая на спину. Нокаут!

Отобрал и выбросил в озеро револьвер и отправился дальше разъяснить упертым личностям, что значит «возлюби ближнего своего». Личности быстро ощутили на своей шкуре эффективность моей проповеди и прониклись. Подгоняя пинками, заставив подобрать с земли и донести до машин пребывающего в отключке стрелка, я достиг, наконец, финала фарса у озера. В этом мне помог Федя, доставивший из-за пальм парочку изрядно изрешеченных дробью терпил. Судя по их лицам, они плохо понимали, как вообще остались живы. Ну, в чем-чем, а в казачьих приемах объяснять спарринг-партнеру его неправоту я никогда не сомневался.

Собственно, на моей вылазке и возвращении Феди все и закончилось. Недостающие в группе пленных люди Отиса исчезли в неизвестном направлении. Не то к мамочкам побежали жаловаться. Не то в салун заливать горькой стыд и позор. Пришло время медицинских процедур. Пусть моя молодёжь поиграет в доктора. Заслужили.