Текст книги ""Фантастика 2025-162". Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Greko

Соавторы: Василий Головачёв,Геннадий Борчанинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 235 страниц)

– Когда это случилось?

– Две недели назад.

– Невероятно!

– Но так было. И теперь я намерен отправиться на летний отдых в Саратогу немного подлечить расшатавшуюся психику. Буду послеживать за тенденциями. Рынок сейчас колеблется. Но большое падение не за горами. Нужно к нему себя подготовить. Это будет великая битва.

– Черт возьми! А ведь я из Москвы как раз и купил акции Тихоокеанской дороги в самом начале года. Меня уверяли, что это надежный актив.

– Вы не следите за котировками⁈ – изумился Ливермор настолько искренне, будто я заявил, что солнце восходит на западе. – Тогда что вы позабыли на бирже? Неужели вы из той породы простофиль, которые, купив на минимуме, упорно ждут баснословной прибыли? Такие инвесторы выживают от силы три месяца, максимум год. Никогда не становитесь вынужденным держателем акций и сразу продавайте, когда видите устойчивую тенденцию к падению. Фиксируйте убытки. Торгуйте по тренду. Не стремитесь усреднить проигрышные позиции. Используйте самые надежные инструменты – покупайте самые сильные акции на бычьем рынке и продавайте самые слабые на медвежьем. Зачем держать Тихоокеанские, если под угрозой все железнодорожные компании? Денег ни у кого нет. Вывод: нужно перевернуться.[1]

Ливермор разошёлся так, что позабыл о своем десерте. Видимо, его откровенность дорогого стоила и была продиктована первым большим кушем, сорванным на Уолл-стрит. Увы, для меня его советы звучали абракадаброй, в чем я искренне признался.

– Что же вы от меня хотите? – удивился Джесси и приступил к мафину и кофе.

Поколебавшись минуту, я все же решился.

– У меня есть некая информация, которая может принести нам гору денег.

– Инсайд? – ядовито осведомился Джей Эл. – Ненавижу инсайды. Ко мне по несколько раз на дню прибегают умники с кретинскими известиями. Приходится выслушивать изрекаемые нелепицы с самым доброжелательным выражением лица…

– Вы неверно меня поняли. Я говорю не о ближайшем будущем. О том, что случится через года полтора.

– Вы чертов гений, способный заглянуть за финансовый горизонт так далеко? Меня не интересует даже то, как поведет себя рынок всего через неделю! – продолжал злобствовать Джесси, отставляя в сторону свою чашку кофе. – Разве что уловить общую тенденцию – станцию отправления медвежьего или бычьего экспресса. Нащупать точку входа.

– Вот! Именно об этом и толкую! Я дам вам знать, когда придет время насторожиться. А вы подскажите мне, какие шаги лучше предпринять. Я вам – время, вы мне – точку.

– Через год? – усмехнулся Ливермор, успокаиваясь и снова принявшись за свой кофе.

– Через полтора, – уточнил я. – Возможно, я поспешил с этим разговором. Мне нужно заслужить ваше доверие. Быть может, есть что-то, что вам нужно. Услуга. Враги? – я демонстративно хрустнул кулаком, выставив его на стол.

– Услуга… – задумался Джесси, устававшись на мою лапищу. – Вы знаете, пожалуй, кое-что найдется, где мы могли бы найти точки соприкосновения.

(«столбы» в Биржевом зале Фондовой биржи на Уолл-стрит)

… Букмекерская лачуга. Звучит по-идиотски, но суть отражает верно.

Не важно, что в такой конторе стояли шикарная мебель, тикерный аппарат и телефон для связи с Фондовой Биржей, а хозяин «лачуги» приезжал на работу на новеньком «Кадиллаке». Лачуга – она и есть лачуга, временное заведение, призванное обувать лохов-клиентов. Когда из них собирался приличный пул, контора начинала крутить дела. Простейший приемчик – это разослать сотне своих клиентов панические телеграммы о необходимости продажи пакета акций компании N, а другой сотне – дружеский совет на основе «надежного» инсайда прикупить акции этой же компании. На ровном месте «лачуга» зарабатывала комиссию, не утруждая себя моральными терзаниями.

Это еще цветочки. Среди множества разного рода трюков, позволявших на законных основаниях проворачивать сомнительные сделки, в арсеналах жучков был один, самый мерзкий. Как ни странно, подсмотрели его на Брод-стрит, но довели до совершенства.

Для приходящих на Биржу недотеп, считавших, что торговля акциями на коротких позициях – быстрый и простой способ прикупить жене русских соболей, брокеры Фондовой изобрели простейший механизм отъема денег. Человек желал купить или продать без покрытия акций на сотню или тысячу баксов. Его тут же кредитовали из расчета один к трем. Стоило курсу опуститься ниже прописанной в договоре отметки, брокер тут же принудительно закрывал позицию, забирая свои деньги и еще немного в виде комиссии. Клиент уходил, расстроено бормоча: «не повезло». И на следующий день возвращался. И так день за днем, пока не закончатся деньги. В 95% случаев брокер оставался в выигрыше. Поскольку таких дуриков каждый день собиралось множество, получалось чистое казино.

Жучки из «лачуг» пошли еще дальше. Получив заказ на покупку или продажу, они ничего не делали. Просто оставляли в книгах запись. И часто ограничивали порог прибыли клиента несколькими пунктами для подстраховки. Никто ничего не подозревал. Наоборот, народ валил в контору, выгодно отличавшуюся рафинированностью атмосферы от безумства Биржевого зала Фондовой. Просмотренный мною в далеком будущем фильм «Афера» с Робертом Редфордом и Полом Ньюменом показал зрителю именно такую «лачугу», «стыдливо» упустив факт развода клиента, чтобы не сломать сюжет. Хотя… там вроде шла речь про скачки?

Джесси Ливермор ненавидел этих жучков, невзирая на то, что свой первоначальный стартовый капитал сделал именно на них в юные годы. Тогда-то он и заработал кличку Мальчик-Игрок. Исключительно своим умом, пониманием механизма биржевой торговли он раздевал одну «лачугу» за другой в Сент-Луисе и других небольших городах. Когда его слава достигла апогея, двери всех полуподпольных брокерских контор перед ним захлопнулись. Ставок от него никто не принимал. Даже от тех, кто приходил вместе с ним. Одного его присутствия рядом с новоявленным «клиентом» хватало, чтобы клерки закрывали окошко для приема денег. Точно также, как в казино знали в лицо всех счетчиков карт, их превращали в персону нон грата. Единственное, но принципиальное отличие заключалось в том, что Джесси не мухлевал. Просто-напросто он был на голову выше мошенников, присосавшихся к порочной стороне человеческой натуры – к жажде быстрого обогащения. За ним стояли годы скрупулёзного анализа, разработка уникальной стратегии биржевой игры. За «лачугами» – преступление, прикрытое фиговым листком официальных разрешений. Не случайно вскоре мафия возьмет под свое крыло эти эффективные инструменты отъема денег у недотеп. Не только скачки – акции, вот, где золотое дно.

Какова же была ярость Джесси, когда он узнал, что под видом старейших брокерских контор Нью-Йорка подчас скрываются все те же «лачуги». Они были вызовом его растущему профессионализму биржевого спекулянта. Они действовали неспортивно. И они о нем знали! Подобраться к ним, чтобы наказать, у него не получалось, как он ни «химичил». Хозяева «лачуг» не боялись ни черта, ни дьявола, кроме почтового ведомства, которое могло внезапно на них напасть и отобрать все деньги, вернув через год восемь центов на доллар.

Когда я предложил свои услуги, думал исключительно о том, в чем я спец. О мордобое. Недооценил я Юного Хвата. Его мысли лежали в совершенно иной плоскости, хотя крепкие кулаки также входили в расчет. Оставшись голодным и трезвым после нашего ланча, я преисполнился энтузиазма и был готов на подвиги, даже отказавшись от финансирования со стороны Джесси. Иногда с голодухи или недопития и не такое придет в голову!

С понедельника лафа у братьев Блюм временно закончилась. Пришла пора немного поработать. Мы отправились по указанному нам Джи Элом адресу – в одну из процветающих «лачуг» неподалеку от нашего отеля. Не вместе, а по одиночке, типа мы друг друга не знали. Внесли депозит. Начали совершать мелкие сделки. В плюс, в минус. Последнее – чаще. Парни на меня косились, не понимая, что происходит. Я ждал условленного момента.

К четвергу мы примелькались в «лачуге». В отель даже стали приходить от нее телеграммы, в которых нас уверяли, что рынок хорош, чтобы делать ставки (он был вял – даже такой дилетант, как я, это понимал). Что мне готовы предоставить первоклассный брокераж и не ограничат в размере прибыли (читай между строк: разденем как липку). Что пора переходить к более активной игре (мы устали ждать, пока ты расчухаешься). Парни получали точно такие же сообщения, но на другой, фиктивный адрес в ближайшей парикмахерской.

Ося и Изя прибежали в контору с утра пораньше. Глаза у них горели, но они продолжали изображать неуверенность. Изображать? Они и в самом деле не понимали, что тут позабыли. С моего разрешения часто начинали спорить, стоя у доски с котировками. Толкали друг друга, как привыкли с детства. На них снисходительно посматривали.

Я ворвался в «лачугу» взмыленным и возбужденным. Кончики моих закрученных кверху усов дрожали от нетерпенья. Подскочил к доске. Ознакомился с ситуацией. Во всеуслышание объявил парням, с которыми якобы не был знаком:

– Дело верняк, джентльмены! Нужно ставить против «Лунной долины».

Я ткнул пальцем в строчку, где была прописана компания, когда-то звучавшая громко, но ныне лежавшая на боку, поджав лапки. Эти вялые, неактивные акции попадали на доску по старой памяти. Никому они не были интересны, как всеми признанный аутсайдер на скачках.

– Отвали от нас, иммигрант в котелке! – заорал на весь зал Изя, строя из себя американца во втором поколении. – Сперва английский подучи, потом советуй.

– Ну как знаете, – пожал я плечами и отправился к клерку.

Братья Блюм затеяли шумное обсуждение, в котором то и дело звучали вопросы «а вдруг он не соврал?» или «можно ли верить чужому инсайду?» В итоге, они пристроились за мной в очереди к клерку.

Тот принял наши заказы, в очередной раз утвердившись в мысли, что Бог создал клиента, чтобы он остался без гроша. И оказался прав! Через полчаса лента сообщила, что «Лунная долина» поднялась на пару пунктов.

Изя и Ося затеяли со мной яростную перепалку. Обвиняли меня во всем – вплоть до инцеста с грязными обитателями подвала замка в Британии, откуда я вылез на белый свет. Тыча мне пальцем в грудь, загнали меня в угол – прямо к столу клерка, оформлявшего заказы.

Я мямлил, экал и бэкал. Апеллировал к разуму возбужденных юношей и к обещанному первоклассному брокеражу от конторы.

– Что мне делать, сэр? – обратился к клерку с мольбой в голосе и глазах.

– Закрыть позицию, – ответил он бесстрастно, но потом, вспомнив о комиссии «лачуги», добавил, – Или перевернуться.

Он не сомневался, что краткий взлет «Лунной долины» скорректируется в течение торгового дня и мы снова пролетим, как фанера над Парижем.

– Есть такая стратегия, джентльмены, – я принялся разглагольствовать с максимально умным видом, изображая из себя гуру фондового рынка. – Нужно не просто перевернуться, если мы не угадали со стратегией. Нужно удвоиться или утроиться.

Клерк моментально возбудился, почувствовав пленительный аромат от нашего депозита, так и просящегося, чтобы его съели.

– Могу вам предоставить кредитное плечо из расчета один к пяти.

На языке брокеров это означало, что на вложенный мною доллар контора предлагала мне в кредит пять баксов для покупки желаемых бумаг. Обычная ставка на Брод-стрит составляла один к трем, но «лачуга» решила не мелочиться. Клерк был уверен, что не пройдет и получаса, как «упитанный гусик» в моем лице будет разделан и подан к столу.

– Что скажете, юные джентльмены?

– Мы пас насчет кредита, но готовы перевернуться на всю сумму своего депозита, – тут же откликнулись братья Блюм, заранее мною проинструктированные.

– А я, пожалуй, воспользуюсь вашим предложением, – тут же выдал я свое безрассудное решение и начал заполнять кредитные обязательства, незаметно проверив время на часах.

Наши действия не укрылись от посетителей «лачуги». Вокруг нас немедленно собралась толпа советчиков, предлагавших нам то «сходить за угол и застрелиться», то «жечь по полной без оглядки».

– Куплено! – громогласно объявил клерк.

Возбужденная толпа тут же кинулась к доске котировок, будто мы уже попали в XXI век и скоростной интернет немедленно сообщит нам о результатах бычьей игры с бумагами «Лунной долины». Увы и ах, ровным счетом ничего не происходило. Наглая «лачуга» никакой сделки по своей гнусной методе не совершала. Все наши покупки остались лишь на бумаге в брокерском журнале и оказать давление на рынок не могли.

Каково же было изумление клерка, когда через полчаса пришли новости с Биржи. «Лунная долина» выросла на десять пунктов. Такого даже я не ожидал! По самым скромным расчетам мы заработали порядка 85 тысяч долларов!

– Закрываю! – тут же заорал я.

– Закрываем! – расталкивая зевак, бросились братья Блюм к столу клерка.

– Но как же так? – мямлил он под десятками горящих от возбуждения глаз посетителей «лачуги». – Я не могу… Нужно звать шефа… У нас нет столько денег…

– Закрывай! – рявкнул я, нависая над брокером.

Братья Блюм были со мной солидарны:

– И нашу, нашу позицию – закрывай!

Одобрительный гул зала нас поддержал безоговорочно.

– Продано! – дрожащим голосом выдал клерк и выбежал из зала.

Вокруг нас столпилась толпа ошалевших игроков. У меня скоро заболели плечи от хлопков и правая рука – от рукопожатий.

В зал ворвался взлохмаченный тип, комплекцией напоминавший боксера, вышедшего в тираж и подсевшего на пиво. Его галстук с бриллиантовой заколкой съехал набок. Дорогие золотые часы, выпав из кармана, раскачивались как маятник, грозя оторваться от цепочки в любую секунду. К бабке не ходи – шеф раздавленной как таракан конторы.

– Господа! Прошу в мой кабинет. Нужно обсудить условия выплат.

– Что тут обсуждать⁈ – заголосили братья Блюм. – Деньги на бочку!

– В кабинет! – рявкнул шеф.

Ничего не оставалось другого, как проследовать за этим бугаем.

Не предложив нам сесть, он сразу начал орать:

– Сразу видно дутый рынок! Ваши дружки на Бирже качнули ставки на «Лунную долину» вверх. Я с такими проделками знаком. Если бы я точно не знал, что Ливермор в Сарагосе, я бы предположил, что без него не обошлось. Его стиль!

Вот же болван! Мистер Белл изобрел телефон давным-давно, и, конечно, Джи Эл подсуетился и немного покачал «Лунную долину» на удаленке. «Оживил мертвеца», как он выражался. И, похоже, его репутация сыграла за нас. Спекулянты на Брод-стрит, внимательно следившие за его сделками, решили вступить в игру. И сыграли в нашу пользу. Даже перестарались!

– Мистер не-знаю-как-вас-там! – я вытянул вперед сцепленные пальцы и от души потянулся. – Не нужно лохматить мою бабушку!

– Я вас не понимаю, – стушевался хозяин «лачуги», мгновенно оценив мои стати и манеру двигаться. Только сейчас до него дошло, что перед ним не робкий «терпила», а боец, способный выколотить из него пыль. Пузо ему не пробить, но вяловатая челюсть сгодится.

Чтобы он проникся быстрее и не вздумал взывать к команде поддержки, братья Блюм распахнули свои твидовые пиджаки, продемонстрировав рукоятки тяжелых маузеров, засунутых за брючный ремень.

– Меня угрозами не напугать! – не сдавался он.

– А кто вам угрожает? – пожал я плечами.

– Так дела не делают!

– А как? Расскажите. Я новичок в Нью-Йорке.

«Мистер не-знаю-как-вас-там» промолчал.

– Молчите? Тогда я расскажу сам, как вижу ситуацию. Вы должны мне и этим джентльменам изрядный куш. Платить отказываетесь. Сколько стоит вот этот стул? – спросил я, подхватывая изящное творение венских мастеров.

– Доллар, – тупо пялясь на меня, ответил сдувшийся бугай.

– Окей. Будем считать, что один бакс вы мне уже вернули. Этот стул мой. Я вправе делать с ним все, что захочу. Например, разбить, – я жахнул от души стулом по столу, разнеся его в щепки. Стул, а не стол. Стол устоял – лишь бумаги и чернильные прибора разлетелись в разные стороны, окропив шефа «лачуги» черно-фиолетовыми брызгами. Он замер как статуя. Монумент ошарашенного.

– Мы тоже хотим! – завопили братья Блюм и принялись колошматить по столу всей подвернувшейся под руку мебелью.

Стол выдержал ярость зарядьевской шпаны, подтвердив репутацию учеников мастера Гамбса. В считанное мгновение кабинет превратился в руины Помпеи.

– Довольно! – отмер «мистер не-знаю-как-вас-там». – Довольно! Давайте договариваться.

Джесси заранее меня предупредил, что владельцы «лачуг» крайне щепетильны в отношении своих мебелей. Мебель конторы – это статус. Репутация. Никто не пойдет в разгромленную контору. Опять же – скандал, о котором раструбят на всех углах. Только фешенебельное заведение способно собирать толпу лохов.

– Ваше предложение? – тут же отозвался я, жалея, что не осталось кресла, в котором можно с достоинством принять капитуляцию.

– Двадцать пять кусков!

– Парни, – обратился я к от души веселящимся Осе и Изи. – На улице стоит «Кэдди». Не хотите разнести до винтика самобеглый экипаж?

– Можно⁈ – разом выдохнули братья Блюм.

– Стоп! Стоп! – завопил шеф «лачуги». – Двадцать семь!

… Преисполненные чувством взаимовосхищения, мы направлялись в контору Хардинга, чтобы занести долю Джесси. Классическая ситуация из разряда «петушка хвалит петуха, за то, что хвалит он петушку». Или кукушка? Плевать. Мы были на вершине, порвав Америку, не прожив в ней и месяца. На ровном месте ухватили куш – 43 тысячи наших родненьких баксов. Половину – в тысячедолларовых купюрах, половину – чеком. Насчет безнала меня терзали смутные сомнения, но парням я о них не говорил.

Понятно, что на Уолл-стрит распространяться о наших подвигах не стоило. Клерк и так удивился, принимая деньги для пополнения нашего и Ливерморовского счетов. А как иначе? Все пополам, как договаривались.

– Я был бы вам крайне признателен, если у вас найдется возможность уведомить Джесси о поступлении на его счет, – расшаркался я перед брокером на побегушках.

В приемную, где мы сдавали честно награбленное, из своего кабинета выглянул мистер Хардинг.

– Связаться с Дж Элом? Только что с ним беседовал. Еле отговорил от покупки «Юнион Пасифик». Конечно, Джесси хорош, но вкладываться в разрушенную дорогу? Безумие!

В голове у меня щелкнуло, причем три раза. Как мне говорил в воскресенье Ливермор? Не слушать чужих советов. Доверять своему чутью. Продать Тихоокеанскую. Судя по реплике Хардинга, Джи Эл все сделал с точностью наоборот.

– Мистер Хардинг, – окликнул я хозяина канторы. – У меня были акции «Юнион Пасифик». Хочу к ним немного прикупить. Скажем, тысячу штук. Могу я рассчитывать на кредитование?

– И этот туда же? – Хардинг одарил меня взглядом, каким обычно смотрят на выходки деревенского дурочка. – Вольному воля, вас отговаривать не стану. Вы новичок и нуждаетесь не в советах, а в уроке. Почем сейчас «Пасифик»?

– По 161, – тут же подсказал клерк, не заглядывая в ленту.

– Оформляйте смелому мистеру Найнсу бланк заказа. Кредитуем его по обычной схеме, один к трем.

Через несколько минут я стал счастливым обладателем еще тысячи акций Тихоокеанской в дополнении к скромной полусотне приобретенных в Москве.

А наутро правление «Юнион Пасифик» объявило о выплате увеличенных дивидендов. Я сорвал неслабый куш. Боже, благослови Америку! Она мне нравится!

[1] Перевернуться, значит, не просто избавиться от актива, но и продать еще столько же без покрытия. Или наоборот.

Глава 3

Черный октябрь 1907 года

– Новичкам везет, – буркнул Джесси при встрече, не скрывая досады.

Дружеский совет Хардинга обошелся ему в сорок тысяч долларов. И подгон от хозяина брокерской «лачуги» оказался с гнильцой – чек нам не обналичили. Но Джи Эл не выказал ни капли уныния, ни обиды на Хардинга. Засучив рукава, он взялся за дело. В короткий срок, играя на фонде «Пасифик», он вернул недополученное и даже сверх того.

– Джесси, когда мне продать Тихоокеанскую, чтобы зафиксировать прибыль? – задал я мучавший меня вопрос.

– Ты нуждаешься в совете? После того, как увидел, во что мне обошлась подсказка Хардинга?

Мы были с ним на дружеской ноге. Иногда встречались за ланчем. Еще чаще – в конторе. Я пытался следить за действиями этого гений-очкарика, но ровным счетом ничего не понимал. Он не таился от меня. Да и трудновато утаить свои сделки – на Бирже принято заглядывать в тарелку соседа. Многие спекулянты пытались, как и я, копировать его манеру ведения дел. Проблема в том, что ни я, ни прочие не понимали до конца смысла его действий. Джи Эл был в выигрыше – в очень большом выигрыше, – я же в лучшем случае оставался при своих.

– Я никогда не даю советов покупать или продавать акции. Сделав так, я бы стал зависим от того, кому подсказал. Твоя проблема, Базиль, в том, что ты не хочешь трудиться.

Если бы! Мне элементарно не хватало мозгов вкурить все эти премудрости, вроде «на бычьем рынке веди себя по-бычьи». В итоге, я плюнул и продал Тихоокеанские, превратив их в полновесную монету.

Самое смешное в том, что Джесси тоже начал продавать. Да еще как! Он снова стал медведем. Он гнул и гнул рынок, продавал не только «Юнион Пасифик», но и других. Даже тех, кто, казалось, в силах устоять перед его давлением. На моих глазах он утроил свою «маржу», как было принято называть залоговой депозит.

Как он это делал? Он называл свою стратегию «слушать рынок»:

– Рынок сам все подскажет.

По его мнению, рынок созрел для больших потрясений. На таких колебаниях делаются большие деньги. Но только теми, у кого была своя система управления деньгами, которую я не понимал точно так же, как стратегию Джи Эла. Порой казалось, что он морочит мне голову. Читай ленту, не читай ленту – он сам не замечал, как сам себе противоречил.

Например, он делал пробные закупки. Если проводить аналогию, он сперва осторожно трогал воду озера ногой, прежде чем погрузиться в него с головой. Но как он выбирал это озеро? Он с упорством золотоискателя искал точки входа, линии наименьшего сопротивления. Он видел то, чего не видел я – такой напрашивался неутешительный вывод. При всем моем старании трейдера из меня не выходило. Я освоил лексику, имел общие представления о том, как все работает, в какие бумаги можно вложиться без особого риска – но и только.

В отличие от меня Джесси работал четыре месяца как каторжный. В феврале он закрыл все сделки и уехал во Флориду удить рыбу. Я перевел дух, обозвал себя бездарем и занялся устройством нашей жизни.

У нас было достаточно денег, чтобы не «жить как свиньи», но недостаточно манер, чтобы чувствовать себя своими в обществе привередливых людей отеля Бельклер. Правда, пообщавшись с отдельными злоязычниками в общественных зонах гостиницы, я узнал, что у многих франтов, просиживавших штаны в лаунж-зоне «отсутствовали жизненные перспективы». Весь их снобизм сводился к гортензии в петлице, умению играть в бридж и вставить в речь французское словцо – к высоко задранному носу без всяких на то оснований. Избавить их от нашего общества – более чем человеколюбивый поступок. В общем, я занялся организацией нашего переезда.

Задача оказалась не из легких. Хотелось оказаться поближе к Уолл-стрит – не в Финансовом квартале, но рядом. Но рынок арендной недвижимости в ближайшей к нему округе был представлен преимущественно «домами по старым правилам» – узкими, глубоко вдающимися в глубину участка зданиями без водопровода и канализации, не говоря уже о телефоне. А квартиры лучшего типа в престижных домах на Парк Авеню не продавались или не сдавались в аренду евреям. Пришлось побегать и перелопатить массу рекламных объявлений в газетах, прежде чем удалось найти апартаменты в доме современной постройки, возведенным «по новым правилам». Четырехэтажное холостяцкое обиталище «Монтегю», симпатичный элемент привилегированного браунстауна на тихой улочке, предлагало умеренные цены по сравнению с предлагаемыми удобствами – газовые обогреватели, угольный камин в гостиной, ванну и современный туалет, почти новую мебель, а также услуги консьержа, горничной и прачки. Но без телефона. Но без предубеждения к евреям. Слишком заманчивое предложение, чтобы отказаться.

В итоге, нам досталась уютная квартирка с тремя спальнями черного ореха, неплохо смотревшимися на фоне кремовых стен, плюс большая пурпурная гостиная, позволяющая славно скоротать зимний вечерок у очага. Топился бы он дровами, а не углем, был бы рай.

Не успели мы обжиться на новом месте, в город неожиданно вернулся Джесси. Этот наркоша финансового рынка позабыл про тунца, про свою новенькую яхту, как только ему в руки попалась газета. Забросив удочки в угол, он сел на ближайший поезд до Нью-Йорка. Он снова увидел то, что прошло мимо моих глаз – возможность.

– Я рано вышел из игры, – корил он себя за ланчем, поглощая цыпленка маренго и не замечая изысканного вкуса этого замечательного французского бутерброда. – Столько прибыли упущено из-за неверного вывода о том, что достигнуто дно.

– Но акции и правда растут, – возразил я.

– Это мы еще посмотрим! Я стал продавать «Анаконду».

– Давно?

– Перед своим отъездом из Флориды.

– Но ее же бумаги перли вверх еще три дня назад! Опять озарение?

Джесси не стал отвечать, ограничившись вопросом:

– Сам-то чем занят?

– Я предпочитаю консервативную манеру. Онкольные займы[1], – честно признался в том, что был и остался лузером. Там, где отчаянные игроки умудрялись прокрутить свой бакс пять раз на дню, я довольствовался ссудным процентом.

– Не мой стиль, – ухмыльнулся Джесси.

С первого же дня он бросился в бой, не брезгуя даже кратковременными займами у меня. И потерпел полное фиаско. Его оценка ситуации строилась на том, что рынок созрел для большого потрясения. Но рынок стоял. Колебался, но так и не сел ни в медвежий, ни в бычий экспресс. Ливермору не доставало средств его обрушить. Зимние успехи вскружили ему голову, подарили ему ложную надежду на то, что он всемогущ. К лету он все-таки смог отыграть потери, плюнул на все и собрался во Францию на отдых.

– Джесси, я тебя умоляю: вернись к октябрю в Нью-Йорк, – воззвал я к нему со всей страстью, на какую был способен.

– Опять твое старое пророчество?

– Да!

– То есть ты считаешь, что я весной поторопился и все случится осенью?

– Да!

– Посмотрим. Если что, вызовешь меня телеграммой. Не знаю, что ты сможешь разглядеть и, уж прости, способен ли уловить тенденцию… Попытайся.

Конечно, он был прав. Аналитик из меня еще тот. Просто я знал: грядет черный октябрь.

… Как говорили старожилы, летом Фондовый рынок «скукоживался». Торчать в жару в Нью-Йорке не было никакого смысла, и мы с парнями дернули во Флориду, в Палм-Бич. Воспользовались любезным предложением Джесси и вовсю попользовались его яхтой. Сперва для рыбной ловли, потом просто для прогулок. Братья Блюм открыли для себя иной вид рыбалки – охоту на «шелковые чулки» и изрядно в ней преуспели. Я не отставал. Вечеринки следовали одна за другой. Девицы с фальшивой радостью в глазах кочевали по нашим койкам. Шампанское текло рекой, как и виски с апельсиновым соком.

Отдохнувшие, загорелые до черна, мы вернулись в середине сентября в Нью-Йорк. Я немедля бросился на Биржу.

Тишина.

Наступил октябрь. Ничто не предвещало бури. Сделки у Денежного Столба текли вяло, не принося мне удовлетворения. Все меньше денежных брокеров появлялись около него с 12−00 до 14–15 – в традиционное время кредитования спекулянтов. Когда я остался в пункте выдачи кредитов в гордом одиночестве, до меня наконец-то дошло – что-то серьезно изменилось на Бирже. Представители банков не собирались у столба. Они шмыгали по залу, вылавливали клиентов и о чем-то приватно договаривались. Путем осторожных расспросов выяснил, что родилась новая система. Денежные брокеры и финансисты предлагали игрокам самим назвать процент кредита. И он доходил до 150%!

Я тут же бросился на телеграф и отправил сообщение в Экс-ле-Бен, на курорт, на котором прохлаждался Ливермор:

«Онкольные займы – все!»

Через неделю, в воскресенье 13 октября, Джесси был в Нью-Йорке.

– Я планировал завершить свой отпуск в Париже, а потом вернуться в Америку на корабле со всеми удобствами, плывущим три недели. Но получив твою телеграмму и почитав биржевые газеты, понял, что нельзя медлить и секунды. Сел на быстроходный лайнер, и вот я здесь.

– Джей Эл, что происходит?

– Представь себе мышь, которую поместили под вакуумный колпак. Из него откачивают воздух. Мыши нечем дышать. Она синеет, падает, издыхает. То же самое сейчас происходит на Бирже. Денег нет!

– И что это значит? Нас ждет гигантский обвал, как я и говорил?

– Да!

– Пришла пора продавать?

– Да!

– Я в доле?

– Ну что ж с тобой поделать. Ты оказал мне услугу. Я отвечу тем же.

И Джесси собрался вести себя по-медвежьи. А в понедельник 14 октября пришел Отто Хайнц и все испортил.

… Большие дяди в цилиндрах, братья Отто и Фриц Август Хайнцы, потомки немецких и ирландских эмигрантов, «медные короли» Монтаны, прибыли в Нью-Йорк одновременно со мной. За полтора года эта веселая парочка развернулась так, что подмяла под себя шесть банков национального уровня, десять региональных банков, пять трастовых и четыре страховых компании. Пользуясь отсутствием государственного регулирования и нормативов, они занимались агрессивным поглощением. Захватывали одну финансовую организацию, заставляли ее выдать им кредит, который использовали для скупки контрольного пакета следующей. Аппетиты их росли, особенно, когда к ним присоединился банкир Чарльз Морс.

Отто, как один из владельцев «Юнайтед Купер», решил проучить медведей. План его был прост: загнать цену вверх на акции своей медной компании, чтобы держатели коротких позиций без покрытия не смогли найти живых акций и были бы вынуждены выкупить их по задранной до предела цене. В случае с Джесси Хайнц не учел, что Джи Эл не был чистым медведем. Если он видел, что какой-то фонд ведет себя по-бычьи, он с легкостью переворачивался. Что мы, собственно, и проделали. Каждое повышение котировки на «Юнайтед Купер», оплаченное деньгами Отто, приносило нам новую бумажную прибыль.

Ближе к вечеру 15 октября, когда рынок медных бумаг раскачался так, что цена на акции выросла с 39 долларов до 60, я почувствовал тревогу. Почему? Непонятно. Все ждали, что на утро последует новый скачок.

– Джесси, – взмолился я. – Давай избавимся от «Купера».

– Почему так думаешь?

– Помнишь свою аналогию с мышью? Что, если у Хайнца не окажется денег на момент, когда мы решим продать? Может такое случиться? Мы продадим, но наша прибыль останется на бумаге. Чек так и останется не обналиченным, как вышло с хозяином брокерской «лачуги».

– Мистер Хардинг! – тут же отреагировал Джесси. – Закройте нашу позицию и выпишите нам чек на получение денег в Gross Kleeberg братьев Хайнц.