Текст книги ""Фантастика 2025-162". Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Greko

Соавторы: Василий Головачёв,Геннадий Борчанинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 235 страниц)

– Вроде, чисто. Пошли.

Мы поднялись выше, до третьего этажа. Володя отпер ключом дверь.

– Прошу! – пригласил меня и шагнул первым в квартиру.

Я зашел, прикрыл за собой дверь, оказавшись в полутемной прихожей, ведущей в комнату, залитую светом от спиртовой лампы.

Володя сбросил свое полупальто, повесил его вместе с кепкой на гвоздик. У меня выдался случай рассмотреть его пристальней. Среднего роста, крепкого телосложения, коренастый, в нем сразу чувствовалась какая-то сила. И мускульная, и внутренняя. Синяя рубаха с расстёгнутым воротом, пиджачок – скорее пресненский обитатель, чем интеллигент. Еле пробивающаяся борода и усы – пацан пацаном, если бы не стальные глаза. И голос, сильный и звонкий, и манера выделять интонацией отдельные слова, и располагающая к себе улыбка выдавали в нем природного лидера. Того, к чьим словам прислушиваются. Чьи указания выполняют. Недаром он при первой встрече отрекомендовался командиром дружины.

– Раздевайтесь и присаживайтесь к столу. Сейчас нам чайку организуют. Или голодны? Можно и перекусить.

– Я не голоден, – ответил, вешая свою бекешу на свободный гвоздик. Кубанку запихнул в рукав.

– Ерунда. Кто в здравом уме откажется от жареной картошки? Я быстро. Почищу, на керосинке приготовлю. А вы пока располагайтесь.

Он бросился в угол, занавешенный ситцем в цветочек. Сдвинув его в сторону, завозился у небольшого столика, загремел сковородкой. Вытащил откуда-то несколько картофелин и принялся их быстро чистить.

Я рассмеялся, присаживаясь к столу, застеленному чистой клеенкой. Вокруг, в комнате, вообще все было опрятно, хоть и бедно. Сразу видно привыкшего к самостоятельной жизни человека, не желавшего жить в свинарнике. Еще один плюсик в мою оценку товарища Володи.

– Что вас насмешило? – без тени обиды спросил подпольщик.

– Мы собрались обсуждать дело на миллион, и картошка.

– Бывает, – пожал плечами Володя, не переставая чистить клубни. – Зато потом, когда социалисты придут к власти и нас признают народными героями, будете рассказывать где-нибудь в пивной, кто вам ужин готовил.

– Не думаю, что вам грозит стать большим начальником.

– Почему?

– Не ваше это дело. Вы скорее боец.

– Ваша правда. Я органически не переношу начальства. Любого. Школьного, студенческого, тюремного, верховного. Даже умудрился с товарищами по партии эсеров рассориться. Из тех, кто привык раздавать указания. Где они были, когда мы сражались на баррикадах?

– Вы, несмотря на свою молодость, успели в тюрьме побывать?

– Да, больше года. Вышел в октябре по амнистии. А до ареста учился на естественном факультете Московского университета.

– За что вас?

– За революционную пропаганду. Тюрьма – полезная школа, признаться. Я там даже связи завел с уголовными.

– И как они?

– Как дети.

Конкретный такой парень, нешутейный, в очередной раз убедился я. «Как дети»! И это про блатных, для которых что обмануть, что ножичком пырнуть плевое дело. И ведь не паясничает, говорит на серьезных щах. А самому-то немногим за двадцать. Арестантские университеты пошли ему впрок, закалили характер, сразу вытолкнули на дорогу взрослой жизни. А может, с детства был такой. Сперва непоседа, потом бунтарь. Вечный борец с несправедливостью и чужим диктатом.

По комнате уже разливался приятный запах поджариваемой на масле из семечек картошки.

– Водки хотите?

– Пожалуй, воздержусь.

– Вот и правильно. Царизм спаивает народ и за этот счет существует.

– То есть вы, придя к власти, отмените водку?

– Конечно. Это же позор – паразитировать на народной беде.

Я усмехнулся. Сразу припомнил фразу отца о причинах крушения СССР: «не надо было водку трогать». Всем этим юным революционерам сейчас кажется простым и легким управлять государством. Убеждают сами себя, что хуже, чем сейчас, уже быть не может. А значит, революция – благо. Эх, им бы мое послезнание. Может быть хуже, еще как может. Ваши соратники по борьбе из другой партии с вами церемониться не станут, если вам покажется, что не туда корабль России поплыл. За шкирку и к стенке. В лучшем случае червонец в зубы и пять по рогам. Без права переписки. И членов семьи вдогонку на поселение или в лагерь.

– Как вы относитесь к большевикам?

Володя водрузил готовую сковородку на стол и удивленно вскинулся.

– Странно, что вы спросили. Мне показалось, что вы человек далекий от политики. Но я отвечу. Эсдеки – наши товарищи. Мы вместе сражались в декабре. И сейчас друг другу помогаем. Помните, вы просили паспорта? Я организую их вам именно через питерских большевиков. Но давайте сперва поедим.

– Давайте.

Подпольщик разделил вилкой золотистые кусочки на две половинки прямо на сковородке. Принялся есть – обстоятельно, неторопливо. Сразу видно тюремного сидельца. В «крытке» время тянется медленно. И его убивают разными способами. В том числе, и медленно поглощая пищу. У меня такой школы не было, поэтому я со своей порцией справился быстро.

– Вкусно. Спасибо.

– Эх, был бы огурчик соленый, был бы рай.

Дверь в комнату распахнулась. Я резко обернулся. Володя продолжал есть как ни в чем не бывало, нисколько не обеспокоенный появлением нового лица.

Вошедший произвел на меня впечатление. Очень красивый стройный молодой человек, чуть старше товарища Володи, в щегольском костюме. Воротник-стоечка, галстук, лакированные туфли в галошах и… самовар в руках. Водрузив его на стол, гость кивнул на меня.

– Он?

– Да, Медведь.[1]

– Договорились?

– Еще не приступали.

– Договоритесь, – непререкаемым тоном заключил Медведь и протянул мне руку. – Можете звать меня Анатолием.

– Солдат, – представился я, пожимая руку вождя террористов. В том, что он занимает именно такую роль, понял сразу. По тому почтению, звучавшему в тоне, которым отвечал ему Володя.

– Не Командор? Впрочем, так еще лучше. Слишком вызывающая кличка. Чем вы занимались во время восстания?

– Я должен вам отчет? Что-то не припомню такой договоренности.

Медведь принялся сверлить меня суровым взглядом. Володя рассмеялся.

– Я же говорил тебе: кремень.

– Он якшается с уголовниками.

– Ничего подобного, – возмутился я. – Если вам Беленцов напел о моем знакомстве с Пузаном, он невольно ввел вас в заблуждение. Мне с ворами не по пути. И с вами тоже, если доверия нет.

– Мне Пузанков то же самое говорил, – удивил меня не на шутку Володя своим замечанием. – И он же мне подсказал, что у Солдата есть идея крупного экса.

Вот это номер! Чего не ожидал, того не ожидал. С ума сбежать: эсеры сотрудничают с ворами. Видать, в тюрьмах связи наработали.

– Не нужно злиться, товарищ! – наставительно произнес Медведь. – Конспирация и еще раз конспирация. Мы должны быть постоянно начеку. Скоро против нас начнет действовать вся полиция Империи, осознав, что именно мы, максималисты, несем главную угрозу режиму. Хаос! Только создав хаос, можно массово втянуть народ в борьбу, в социализм…

Ну, завел шарманку! Как комиссар, накачивающий вверенную ему часть перед боем. Мне только агитации за советскую власть, то бишь, за революцию, не хватало. У меня в памяти много всего отложено, что позволит разбить в пух и прах все его доводы. Хотя вряд ли он правильно среагирует на мои пророчества. Фанатик идеи – что с него взять? Он продолжал вещать яростно, вкладывая энергию в каждое свое слово. Только нервное подергивание лица несколько портило картину.

Я спокойно смотрел ему в глаза, не особо прислушиваясь. Войти в историю – этого он хочет? Я даже не исключал того, что его не волнует возможность получить власть в свои руки. Амбиции и еще раз амбиции – вот, что двигало этим человеком. Профессиональный революционер – надо же такое придумать⁈ Превратить в профессию террор, подпольную жизнь… Могу понять, когда убийство превращается в профессию, в источник дохода. Есть же наёмные убийцы, есть мафия. Но творить хаос, прикрываясь желанием послужить народу, и за этот счет жить? Не понимаю. Вернее, понимаю, но не принимаю.

«Вы же банкроты, хотя еще не знаете об этом. Если доживете до Красного Октября, сами все поймете. Большевики смахнут вас с доски с еще большей легкостью, чем монархистов. Но мне на вас плевать. Случайные попутчики и только».

– Может, по делу поговорим? – прервал я на полуслове разошедшегося Медведя.

– По делу? – сразу успокоился он. – По делу можно. Мне рассказали про ваши условия. Они принимаются. 25 процентов и три заграничных паспорта. Но хотелось бы выслушать конкретику.

О, мне было что рассказать господам террористам. Времени я даром не терял после первой встречи с Володей в «Метрополе». У меня в кармане карта и подробно расписанный по пунктам план. Лично проверил все нужные точки. Прошел ножками, сверяясь с часами, которые все ж таки себе прикупил. Все разведал: и место сбора боевой группы, и как зайти в банк, и пути отхода.

Я расстелил на столе карту, сдвинув к самовару опустевшую сковородку.

– Итак, наша цель – банк Московского купеческого общества взаимного кредита. Рыбный переулок. Новый Гостиный Двор. Переулок совсем небольшой, саженей сто двадцать. Вход в него с Биржевой площади или с Варварки. Есть и черный ход, очень для нас удобный. Через него дворами можно выбраться в Юшков переулок, соединяющий опять же Варварку и Ильинку. Если на Биржевой дежурит городовой, который может поднять тревогу, то Юшков в плане отступления куда безопаснее, – я показал на карте вилкой все точки и добавил. – Про отход поговорим позже, а сейчас по пунктам с самого начала.

– Секунду! – прервал меня Медведь и по-доброму улыбнулся. – Разговор у нас долгий. Давайте его вести за чаем. Володя, нальешь?

Товарищ Володя тут же завозился с самоваром, притащив заварочный чайник и чашки. Пока заваривал, товарищ Анатолий закурил папиросу и спросил:

– Почему именно этот банк?

– Очень удобный: все на втором этаже, компактно, проще контролировать обстановку. И такой… карманный, что ли, если понимаете, о чем я.

– Мало народу?

– Да. Практически всегда пустой. Подломить этот банк можно с той же легкостью, как у ребенка конфетку отнять. Только конфетка выйдет золотой.

– Сколько там будет? – хором выдохнули господа террористы.

– Не ко мне с таким вопросом. Но, судя по всему, обороты солидные. Рядом же Биржевой зал. И я своими глазами видел, как в банк в первой половине дня шныряют брокеры для кредитования. И сдают на хранение ценные бумаги. Только я бы не советовал связываться с акциями, векселями и прочей макулатурой.

– Почему?

– Они все номерные. И заверяются личными подписями при передаче. Вычислят на раз, если, украв, пойдете их превращать в деньги.

– Откуда вы все это знаете? – подозрительно спросил Медведь.

– Купил через этот банк немного акций на Нью-Йоркской бирже.

– Ничего себе! Вот так солдаты в нашей армии!

– Он же нитку собрался рвать, – подсказал Володя.

– Нитку? – переспросил я.

– Так уголовники говорят о побеге за границу.

– Понятно. Планы товарища Солдата нас не касаются. Вернемся к нашим баранам. Время экса? – продолжил расспросы Медведь.

– Конец операционного дня.

– Странный термин. Но суть я уловил. Если точнее?

– В шестом часу вечера.

– Сумерки, удобно, – кивнул Медведь. – Сколько народу потребуется?

– Человек 10–15. Одна группа заходит через парадный вход двумя волнами. Первая разоружает и связывает четырех жандармов в зале. Вторая берет на себя кассиров. В это время еще одна группа, поменьше, проникает в банк с черного хода и блокирует его.

– Где будут сосредотачиваться люди перед эксом?

– В трактире на Биржевой. Там всегда людно. Можно затеряться среди обедающих. Часть может погулять по Старому Гостиному двору. Если отработать синхронность, все получится.

– Да, вы оправдываете свою кличку. Все четко, по-армейски. Если бы не отдельные моменты, предположил бы в вас офицера Генерального штаба.

– Я не офицер.

– Это видно, – серьезно кивнул Медведь. – Вы скорее из старослужащих в унтер-офицерском звании. Правда, ваш возраст путает картину. Но это не мое дело. Вернемся к плану. Что за проблема с путями отхода?

– Идеальный вариант – разделиться на группы во внутреннем дворе Нового Гостиного Двора. Часть людей, без добычи, отходит через Ильинку. Другая, с деньгами, пересекает Варварку и через Зарядье спускается на Москворецкую набережную. Именно этот путь определяет дату экса.

– О, как! – не удержался от восклицания Володя. – Почему?

– Первая неделя Великого Поста, – подсказал я с легкой усмешкой.

– Я понял! – хлопнул по столу Медведь с такой силой, что подпрыгнули чашки. – Грибной рынок. На набережной будет столпотворение.

– Именно, – улыбнулся я. – Затеряемся в толпе. Никто нас и не вычислит. Но есть одна проблемка.

–?

– Китай-город. Зарядье с его трущобами. И с его блатными.

– Это не проблема, – решительно опроверг меня Володя. – С ворами я решу. У них передо мной должок.

– Вот прямо такой должок-должок, что они не кинутся на нас, допустив, что мы отходим с добычей?

– Да, именно такой должок-должок. Я расстрелял в декабре по просьбе авторитетных воров начальника Сыскной полиции.

– Вы⁈ – ахнул я. – Войлошникова?

– Да! Это что-то меняет?

Он, в моих глазах уже не просто бунтарь, а хладнокровный убийца, посмотрел на меня с вызовом. Медведь напрягся. Я молчал. Пауза затягивалась.

Момент истины, кто бы мог подумать. Хотя почему я не удивлен? Это же бомбисты. У этих ребят такая уверенность в собственном предназначении, что они способны оправдать любую низость, самое страшное преступление. И как мне быть? Коготок увяз, Вася, всей птичке пропасть. Знал же, к кому иду.

– Один из вопросов, Володя, который хотелось бы затронуть – одежда. Ваша и ваших людей.

Оба террориста отмерли. По сути, я ответил, продолжив обсуждение деталей.

– А что с ней не так? – нейтрально уточнил Володя.

– А вы сами подумайте: вы в своей косоворотке и кепочке походите на какого-то мастерового, а не на клиента банка. А те, кто меня сюда привел? Студенческие шинели с характерными петлицами – да таких горе-экспроприаторов вычислят на раз.

– В «Метрополе» я, помнится, своим видом не выделялся.

– Как сказать. Мне показалось, что в визитке вы чувствовали себя некомфортно.

– Вы наблюдательны, – кивнул Володя своим мыслям. – Мне нравится ваш стиль. Папаха, бекеша… Нет бекеша слишком приметна, слишком выделяются галуны. Полупальто, как у меня, лучше, я полагаю. Пожалуй, я порекомендую своей группе соответствующе приодеться. Как в униформу. Чтобы своих ни с кем не спутать.

– Толково. Большой группой непросто управлять. Потребуется добиться от людей слаженности действий. Похожая одежда – одно из решений. И обязательно с приметной деталью, от которой можно легко избавиться.

– Сколько человек в вашей группе? – спросил Медведь, вставая и потягиваясь.

– Трое, включая меня.

– Ваш план меня устраивает. Принято! Действовать будете вместе с Володей. Оставлю вас наедине, чтобы уточнить детали. Прощайте, товарищ Солдат.

– Знаете, я тут подумал… «Солдат», эта кличка известна ворам в Зарядье. Лучше вашей группе представить меня под другим именем.

– Разумно. И каким же?

– Американец.

– Согласен. Прощайте, товарищ Американец! – бросил мне на ходу Медведь и вышел из квартиры.

– Может, перейдем на ты? – предложил Володя.

– Принято! – повторил я формулу Медведя.

– Что нас осталось обсудить?

– Оружие.

– С этим никаких проблем. Маузеры, бомбы – все есть. Можем и с вами поделиться. Еще?

– Квартиры, где будем отлеживаться после налета.

– Дачи! Мы укроемся на дачах. Казанская железная дорога. Я там активно действовал осенью. А потом пришли каратели полковника Римана. Видел бы ты, что они творили. Расстреливали без суда и следствия. Добивали штыками. Хуже зверей себя вели. Стреляли по людям, даже не покидая вагонов своего поезда. Перебили железнодорожных работников Сортировочной, Перово, Голутвина, Люберец.[2]

Казанская, Рязанская – это, вроде, одно и то же. Во всяком случае, один и тот же вокзал в Москве. И, помнится, Беленцов сошел с поезда, не доезжая до столицы. Видимо, где-то там дачи-явки.

– Я искренне сочувствую павшим товарищам. Чтобы ты знал: я и сам разогнал в одно рыло толпу черносотенцев. Скольких убил, точно не знаю.

– Силен! – восхитился Володя.

– Нечем тут гордиться. Не было у меня выбора. Или мой товарищ, или они. Сейчас же, во время экса, такой выбор имеется.

– Обоснуй!

– Мы войдем в банк и выйдем из него с деньгами без капли крови на руках. Это условие, Володя! Убийство? Ранение посторонних? Только не в мою смену. Я вижу, что тебе убивать не впервой. Сам признался. Знал бы ты, какое кладбище за моей спиной, помимо декабрьских уродов! Вряд ли бы так спокойно сидел со мной рядом. Но я с убийствами невинных завязал. Лично для меня, даже капля их крови стоит дороже миллиона.

– Слюнтяйство! – взорвался подпольщик.

– Опыт!

– Сложный ты, Солдат, человек. Мне претит достоевщина и рассуждения о слезинке ребёнка. Но импонирует твоя уверенность в успехе дела.

– Тебе решать. Принимаешь условие, работаем дальше. Нет – разбегаемся.

– Обстоятельства могут сложиться так, когда без крови не обойтись.

– Согласен. И чтобы этого избежать, я с вами в банк не пойду.

Володя принялся сверлить меня глазами. Выдавил через силу:

– Я не упрекаю тебя ни в трусости, ни в желании сделать работу чужими руками. Просто хочу понять, как это возможно – сказать «мы зайдем в банк»' в такой ситуации?

– Иногда… – я замер, подбирая нужные слова. – Иногда не нужно быть внутри событий, важнее контролировать их снаружи. Страховать от любой случайности. И часто так бывает, что оказавшийся в этой роли подвергает себя гораздо большему риску. В моем плане все обстоит именно так. Чтобы все прошло гладко, чтобы я выполнил свою роль, мне нужна винтовка с оптическим прицелом.

– Ушам своим не верю. Мне это говорит тот, кто только что рассуждал почти как толстовец.

– Я не услышал ответа. Ты согласен без крови? Винтовка будет?

– Будет, – кивнул Володя. – Лучшая в своем роде. В банке кровь не прольется, обещаю.

– Тогда слушай последнюю часть моего плана.

[1] Медведь, Петр Васильевич, Каин, Анатолий – это все клички одного человека, Михаила Соколова. Один из создателей партии эсеров-максималистов и, пожалуй, террорист № 1 в России в 1906 г. Казнен в декабре, успев организовать несколько впечатляющих эксов и покушений, включая взрыв дома П. А. Столыпина.

[2] Любителям прославления и канонизации Николая II. В ответ на доклад о зверствах карательного отряда полковника Н. К. Римана царь собственноручно начертал: «Молодец!». Риман ранее отметился 9 января 1905 г. в Санкт-Петербурге, лично командуя расстрелом рабочей демонстрации.

Глава 16

Руки вверх во имя революции!

Я лежал у слухового чердачного окна в дома на Варварке. Под рукой шикарное заграничное охотничье ружье, бьющее, по словам товарища Володи, на две тысячи шагов. Эту винтовку его дружинники забрали из оружейного магазина Торбек, когда его разгромили и сожгли в декабре. Оптический прицел в наличии, но я в него не смотрел. На всякий случай берег глаза. Мне и без оптики все прекрасно видно. Хотя из-за особенностей местного рельефа над Варваркой возвышались лишь два из четырех этажей выбранного мною дома, с чердака Рыбный переулок как на ладони, просматривался от начала и до конца. Двести шестьдесят метров не столь уж большое расстояние. Вон, на Биржевой городовой с берданкой стоит. Полицию после декабрьских событий хоть и поздновато, но вооружили посерьёзнее.

Занять позицию мне помог лично Пузан. Очень главвор впечатлился предстоящим эксом. Слюной изошел. Все навязывал нам своего «кассира», спеца по сейфам, работавшего с так называемой трайножкой.[1] Получив отказ, все ж таки выбил из Володи обещание доли в пять процентов. «За будущие хлопоты», как он мотивировал свою нахальную просьбу. Оказалось, и у блатных, а не только в политике, действует старое правило: ранее оказанная услуга ничего не стоит. Хотя… Мог и на большее претендовать, не убери Володя главного московского сыскаря Войлошникова.

– Что ж ты дорогу ко мне позабыл? – пристал ко мне Пузан при встрече. – Не надоело куклимом-то жить?[2]

– Ну вот он я – перед тобой. Паспорт мой готов?

– Конечно, готов. Давно лежит, тебя поджидает. А ты все не идешь и не идешь, – чесал языком Пузан, будто ничего и не было, а шулера, им подосланные, мне приснились.

– Раз готов – отдавай!

– Вот дельце справьте, мотю мне занесите – и получите-распишитесь. Документик чистый. Сам бы с такой линкой бегал, да ростом не вышел.

Так и хотелось сделать зарядьевскому Мамке интенсивный массаж печени, но пришлось смолчать. Он нам нужен больше, чем мы ему. Вот когда все выгорит, тогда роли поменяются.

Между Татьяниным днем и сегодняшним 7-м марта, вроде, и не мало времени прошло, да только пулей пронеслось оно, это время. Пока все согласовали, пока я натренировал дружинников, как действовать в той или иной ситуации… Сейчас кажется, будто только вчера познакомился и обо всем договорился с товарищами Володей и Анатолием. Столько часов ушло на то, чтобы их ребята научились выхватывать из кармана маузер, не зацепившись им за подкладку. Столько раз я матерился на неучей, не способных спеленать четыре чучела, изображающих жандармов, или не перекрывать в процессе пеленания линию огня. Да одна только тренировка подхода трех групп к воображаемому банку в условиях, приближенных к реальном месту, сожгла мне миллион нервных клеток. Кто мне объяснит, ну что сложного переместиться точно по часам из пункта А в пункт Б? Хрен там плавал! Раз пять пришлось гонять команды к полному обалдению жильцов дома, который я выбрал для имитации банка Московского купеческого общества взаимного кредита. Смотрели себе в окошко и репу чесали: с какого перепуга толпа юнцов туда-сюда бегает в квартиру на втором этаже, да еще по парадной и черной лестницам?

И ведь чуть не сорвалось всё еще на стадии подготовки. Большевички свинью подложили. Большого такого и жирного хряка. Приспичило им, видите ли, нас опередить и самим банк бомбануть. Не взорвать, а именно обчистить. В Гельсингфорсе. В Великом княжестве Финляндском, где жизнь течет спокойнейшая, неторопливая. Но где существовала, как неожиданно выяснилось, мощная группировка красногвардейцев, часть из которых по приказу Центра и лично товарища Красина обеспечила прикрытие банде рижских гастролеров из числа террористов. 13 февраля они ворвались в филиал Государственного банка в столице княжества и похитили 175 000 рублей. Генерал-губернатор отправил следующее сообщение премьер-министру, которое попало в газеты: «Сегодня 15 вооруженных человек вошли в отделение Государственного банка и, направив пистолеты на служащих, заставили их удалиться в отдаленную комнату; затем, заметив непослушание со стороны сторожа и одного чиновника, дали несколько выстрелов; сторож убит, чиновник ранен легко».

Грязно сработали. Из-за убийства сторожа на них ополчилась вся Финляндия. И принялась их активно разыскивать. В итоге, всех переловили, причем задержания сопровождались перестрелками и гибелью констеблей-финнов. Из денег, если верить газетам, нашли только треть.

Я перепугался, что это нападение побудит московских банкиров усилить меры безопасности. Ну, сигнализацию там провести или жандармов прибавить. Месяц почти прошел – тишина! Ничему дураков жизнь не учит!

А умные – в чем-чем, а в уме товарищам Медведю и Володе не откажешь – делают нужные выводы. Они, например, поняли, что самая большая глупость – это светить после экса туго набитым бумажником (так попалась четверка уроженцев Лифляндии на железнодорожной станции). Что нужно прислушаться к моим советам в отношении тщательной подготовки отхода и легализации полученных средств. И, главное, они признали, что крови нужно избежать любыми способами.

Какими? А для чего, спрашивается, я бока себе отлеживал на чердаке дома на Варварке? Конечно, не каждому дано осознать, как человек с оптической винтовкой в руках способен предотвратить кровопролитие. Большинство же мыслит примитивно: раз ружье заряжено, оно непременно выстрелит и кого-нибудь убьет. Непременно насмерть. Ага-ага. Вообще-то, смотря, кто стреляет. Я, к примеру, никого расстреливать не намерен. А вот отогнать полицию, если примчится, прицельным огнем – самое то. Когда у тебя пули начнут над самой головой летать, кем нужно быть, чтобы не укрыться, а? Робокопов пока в Российскую империю не завезли.

И, как я сказал товарищу Володе, позиция у меня – самая уязвимая. Поймают с винтовкой в руках – виселица обеспечена. Еще и Пузан где-то отирался поблизости, заставляя мои волосы на затылке непроизвольно шевелиться. Я, ясен пень, очень культурно попросил его удалиться в свою нору и не отсвечивать. Но воры есть воры. Никогда не знаешь, что им в голову взбредет.

Все! Понеслась Маруся за кефиром! По Рыбному с обеих его концов двинулись две группы навстречу друг другу. Все, как один, в приличных темных полупальто с приметными каракулевыми воротниками и серых папахах. Большая группа задержалась у подъезда, прикрывая меньшую из пяти человек, уже входящих в банк. В ней должны быть Володя, Беленцов (или товарищ Саша, как его звали в дружине) и еще трое самых крепких и толковых парней, которых я отобрал лично. Отсюда мне не видно, но я знал, что в этот момент Изя должен отмычкой вскрыть черный ход. Ровно через пять минут он с Осей и еще одним боевиком поднимутся наверх.

Самый ответственный и чреватый сложностями этап! Разоружение и обезвреживание жандармов. Если прозвучат выстрелы, значит, все пошло вопреки плану. Я припал к прицелу, наведясь на дальний конец переулка. Секунды скалывались в минуты. Внутрь пошла вторая группа. Выдохнул и перестал пялиться в оптику. И наконец-то сделал, о чем мечтал все томительные минуты: от души смачно прочихался. В нос постоянно лез мелкий голубиный пух, которого здесь навалом.

Еще пять минут. От Биржевой площади по Рыбному спускался какой-то конторский служащий. Вот он дошел до здания банка. Поднял голову. Что-то принялся высматривать в окнах банка взаимного кредита, не двигаясь с места.

Что он там разглядел? Я почувствовал, как вспотели ладони. Почихал на свою голову! Снова плотно прижал к плечу приклад винтовки. Если прохожий поднимет тревогу, придется стрелять. Городовой на площади непременно бросится к банку. Но я его к дверям не подпущу.

Зевака неожиданно повернулся и продолжил неспешно двигаться в сторону Варварки. Ничего не понятно. Но здорово! Обошлось без стрельбы.

(обратите внимание на маленькую картинку в левом нижнем углу. Это, вне всякого сомнения, Новый Гостиный двор в Рыбном переулке. А во всех статьях об ограблении Московского банка общества взаимокредитования зачем-то помещают фото другого объекта – дом Иосифо-Волоколамского подворья на Биржевой площади. Ошибка. Похожая вывеска, но имеющая отношение к другому банку. И мне, как автору, правильная локация интереснее – она намного привлекательнее для описания подробностей преступления)

Еще семь минут прошло. Дверь открылась. Из банка с отставанием от намеченного графика вышел один из экспроприаторов (теперь уже точно можно так называть участников налета) и неторопливой походкой двинулся в сторону Ильинки. На голове отсутствовала папаха. Это не только элемент маскировки, но и мне сигнал срочно менять позицию. Я подхватил винтовку и в потемках перебежал на другой край чердака, к слуховому окну, глядевшему на выход из Юшкова переулка на Варварку. Изгваздал в паутине свою бекешу, чуть не потерял кубанку с головы, зацепившись за поперечную балку, сорвал с насиженного места голубей, что-то возмущенно мне поведавших на своем, на птичьем, о моей персоне. Наверное, обматерили за то, что помешал им чистить перышки. Ну, пардонс-с, я быстро. Чтобы оценить обстановку, пришлось слегка высунуться из оконца. Здесь обзору мешали крыши Двора бояр Романовых. Это строение, как и дом, в котором я находился, принадлежали Знаменскому монастырю. Монахам, святым людям. А тут я такой с винтовкой. Попадусь на глаза – проклянут.

Из переулка показалась группа из восьми человек, включая Изю, Осю и товарищей революционеров. В руках мешок и бумажные пакеты. Двигались ходко, но не бежали. Все, как я учил. Пересекли Варварку и пропали из виду, начав спуск по Псковскому переулку. Никто их задерживать не пытался. Никто не поднял крика. Моя миссия здесь завершена. Пришла пора втопить по тапкам.

Винтовку в хитрый чехол, напоминающий строительный куль. Перевязал его бечевкой. И попрыгал по ступенькам вниз, мимо доходных квартир и лавок, сдаваемых в доме в аренду насельниками монастыря. Чтобы сюда попасть, понадобился Пузан. А свалить в закат я и без него мог запросто. Выскочил во двор и бросился со всех ног вдогонку за моими подельниками. По пути сделал маленький крюк к большой стройке на углу Псковского и Мокринского переулков. Огромный доходный дом, уже прозванный в народе «Дом-корабль» из-за особенностей архитектуры, должны были сдать в этом году. Вокруг валялось немало еще неубранного строительного мусора. В одной из таких куч я заранее приготовил место для захоронки. Незаметно спрятал в ней винтовку. И побежал дальше. Проскочил Проломные ворота в Китайгородской стене и уперся в огромную толпу, заполнившую Москворецкую набережную.

Торг впечатлял, несмотря на вечернее время. От Большого Каменного до Устьинского моста наставлены возы с огромными раскрытыми кулями, доверху наполненными связками сухих грибов, орехами, вяленой ягодой. Бесчисленные кадушки с мочёной клюквой, с солеными рыжиками, груздями и маслятами. Нагромождение бочонков с подсолнечным маслом или медом. Прибывшие в Москву бородатые крестьяне и перекупщики торговали не только с розвальней. Кто-то раскидывал свой товар прямо на снегу, кто-то на саночках. Хоть рынок и назывался Грибным, предлагали все подряд – от лаптей до церковных книг.

Разыскать в этой суетливой толчее мою группу не представлялось возможным. Даже приметные серые папахи мне не помощники. Но все заранее учтено. Я нашел спуск с набережной к Москва-реке и выскочил на лед. До ледохода еще месяц, еще трудятся на реке ледорубы, добывавшие начинку для ледников. Река вполне проездная. Такой путь отхода подсказал Володя. Он с Медведем и уцелевшими дружинниками отходил из Пресни именно по реке, когда пали фабричные корпуса, превращенные в крепости. Отчего-то власти не догадались о столь очевидном маршруте. И сейчас наш санный обоз неторопливо двигался в направлении Устьинского моста. Когда первые розвальни, заполненные укрывшимися овчинами экспроприаторами, свернули на Яузу, плюхнулся в последние сани. Догнал прямо у мостовых опор.

С удовлетворением оглядел пассажиров. Все, как один, сменили серые папахи на привычные кепки, малахаи и кубанки. Отстегнули и спрятали щегольские каракулевые воротники. Одним словом, превратились в простых городских обывателей. А кассиры запомнили гангстеров в модных прикидах. Если по городу пойдет ориентировка, столь заметная примета полиции не поможет.