Текст книги ""Фантастика 2025-162". Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Greko

Соавторы: Василий Головачёв,Геннадий Борчанинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 146 (всего у книги 235 страниц)

– Как вы могли, Даль-сан? – с порога начал он с укором. – Вы улетаете с Вестником, а меня не берёте?!

– Присядьте, – показал на кресло Вересов. – Кофе хотите?

Ядогава сверкнул глазами, открыл рот… и взял себя в руки. Лицо его стало гладким, отражая внутреннюю уравновешенность.

– Спасибо, не надо. Извините, Даль-сан. – Японец сел. – Но это неправильно. Я тоже полковник СКБ и заслуживаю доверия.

– Я вам доверяю.

– Тогда почему же не взяли с собой? Почему о возвращении «Дерзкого» на Землю я узнаю от капитана Бугрова?

– Мне показалось, что вам важнее изучать наследие Мертвеца на Земле. Все полученные материалы останутся на крейсере.

– На крейсере! – фыркнул Ядогава, но снова заставил себя успокоиться. – Бросок за пределы видимой Вселенной намного интереснее и важнее!

– Вы не молоды…

– Оставьте, Даль-сан, мне всего лишь пятьдесят девять, а японцы живут до ста. Пятьдесят девять, конечно, не молодость, но и далеко не старость. К тому же все ошибки, свойственные молодости, я уже совершил.

Вересов хмыкнул, закрывая небольшой несессер.

– Ошибки молодости, как говорил мой старший брат, не исчезают, они приводят к ошибкам старости.

Ядогава непонимающе посмотрел на хозяина каюты.

– Извините?

Вересов поднял руку.

– Не принимайте близко к сердцу, Ядогава-сан, я пошутил. Вы хотите лететь с нами?

– Несомненно!

– Хорошо.

Ксенолог замер, не ожидая такой реакции, пожевал губами, по лицу его пробежали, сменяя друг друга, оттенки чувств, и оно снова стало бесстрастным. Он встал, сложил ладони перед грудью, поклонился.

– Благодарю, Даль-сан! Никогда не забуду! Пойду собираться, если разрешите.

Вересов кивнул, проводил гостя глазами. Вспомнил недавний разговор с Эргом: компьютер крейсера намекнул ему на какое-то открытие, сделанное экспертом.

– Ядогава-сан, минуточку.

Ксенолог оглянулся на пороге.

– Слушаю вас.

– Вы сделали какое-то открытие?

– А-а… да, хотя открытие – слишком громко звучит. В начале двадцать первого века наши астрономы зафиксировали интересное явление в космосе, получившее название FRB-вспышки[39]39
  Сверхмощные (эквивалентны излучению Солнца в течение десятков тысяч лет) и сверхбыстрые (длятся миллисекунды) радиоимпульсы. Первый открыт австралийским радиотелескопом «Паркс» в 2001 году.


[Закрыть]. Их насчитали более полусотни. Так вот, я случайно обнаружил, что координаты некоторых вспышек совпадают с координатами цивилизаций, хранящимися в памяти Мертвеца.

– Интересно.

– Ещё бы! Теперь понятно, что астрономы ещё сто лет назад поймали сигналы разума, обжившего космос задолго до появления человека. Я оставлю свои записи капитану Бугрову.

– На Земле обрадуются.

– Надеюсь. – Ядогава скрылся за дверью.

Вересов оглядел каюту, интерьер которой стал ему привычнее интерьера квартиры в Плесецке, вызвал киба и приказал ему отнести несессер к месту поселения. Решено было разбить лагерь не в зале управления Вестника, где раньше жили Ломакин и Елизавета Клод-Сантуш, а в парке. Причём не в том, где стоял «Дерзкий», а в специально созданной по просьбам женщин зелёной зоне: Вестник выполнил их не без труда, так как живых земных деревьев, цветов и травы у него не было, и создавать все атрибуты земной природы пришлось по записям в компьютерах и по памяти жильцов. Зато получился ландшафт исключительно качественным, вполне земным: лес, поле в цветах, речка, голубое небо с плывущими облачками, птички поют, – и даже привыкший ко всему капитан Бугров одним словом, но ценил творение Вестника, сказав:

– Божественно!

Понаблюдав, как юркие кибы и фозмы собирают лагерь: из крейсера выгрузили жилые модули класса «турдом», в которых могли свободно разместиться десять человек (каждый член группы получил по двухкомнатному номеру со всеми удобствами), пищевые синтезаторы, полевую кухню, запасы продовольствия и воды на год, три катера, исследовательский комплекс «Аргус», а также оружие (куда ж без него, как сказал Мишин), – Вересов поднялся в рубку корабля.

В рубке, как всегда, царили тишина и сверкающая чистота. Экипаж находился в рабочем состоянии, контролируя каждый свою систему, и только капитан Бугров казался гостем, неспешно прогуливаясь по залу мимо супертехнологичных ложементов членов экипажа. Увидев Вересова, он поднял брови и остановился.

Все совещания и обсуждения сложившейся ситуации были закончены, распоряжения отданы, и говорить было не о чем. Но Бугров не стал уточнять у начальника экспедиции, что тот забыл в крейсере.

– Депешу в ЦУП, – сказал Вересов, избегая смотреть прямо в лицо капитану.

– Послана, – сказал Бугров.

– Ответ?

– Ответа нет.

В принципе эту тему можно было не затрагивать. Даже мгновенная ВСП-связь не гарантировала обмен посланиями на расстояниях в сотни парсеков, а тем более в условиях плотной упаковки ядра галактики звёздами. Несмотря на безупречную ориентацию в пространстве, компьютер крейсера мог элементарно не попасть «шпагой суперструны» в Солнечную систему. Вересов знал это, но всё равно спросил.

– Через час пошлём ещё одну, – пообещал Бугров. – Кстати, можем попросить Копуна…

– Нет! – отрезал Вересов.

– Понял.

Вересов помолчал, глядя на овал Мертвеца в глубине центрального виома – «кладбище Предтеч». Над парком Вестника горело и дымилось «небо» балджа, состоящего из миллионов разнокалиберных звёзд. Два чёрных пятна, окружённые слабо светящейся восьмёркой пылегазовых колец – две чёрные дыры, – угрюмо выпадали из общего пламенного костра звёзд, а эллипсоид Мертвеца только подчёркивал необычность пейзажа, сотворённого природой, а может быть, и древнейшими разумными существами.

– Здесь на сто лет работы, – сказал Вересов.

Бугров промолчал. Изучение «кладбища Предтеч» действительно могло затянуться на многие годы, но капитана это не волновало. Встречи с экзотическими объектами в космосе уже приелись, и он даже подумывал об отставке, но говорить об этом в данный момент не стоило. Было видно, что собеседник волнуется, хотя и старается не показывать своих чувств, а поддержать его можно было только непробиваемой уверенностью в успехе.

– Хотите что-нибудь передать на Землю? Личное?

По лицу Вересова пробежала короткая судорога.

Он помолчал.

– Нет… не стоит… впрочем… она работает на космодроме… старший аккаунт-диспетчер…

Бугров продолжал смотреть вопросительно, и Вересов добавил:

– Вероника Киуру.

Бугров кивнул.

– Что передать?

– Я вернусь. – Вересов помолчал, борясь с собой, прямо глянул на капитана. – Только одно: я вернусь!

Бугров снова кивнул.

– Передам.

– До встречи. – Вересов подал руку, сжал ответно протянутую руку капитана чуть ли не до боли и стремительно вышел из зала.

Бугров и члены экипажа, повернув головы, смотрели ему вслед.

– Переживает, – пробормотал Альберт Полонски.

– Минутная готовность! – объявил Бугров, занимая своё кресло.

Вестнику не нужно было объяснять, что следует делать. Он напрямую общался с Ломакиным, поэтому никакой суеты не возникло. В два часа дня по времени корабля «Дерзкий» взмыл над холмистой равниной парка, в небе над ним образовался светящийся тоннель, и через несколько секунд крейсер впервые за последние десять дней покинул обитель толкиновского Вестника, легко таскавшего в себе мощнейший земной космолёт.

– Стоп, машина! – привычно скомандовал Бугров.

Эрг послушно подвесил крейсер в десятке километров от ажурного, невесомого с виду веретена «вселенолёта» с заострёнными концами. Изделие обитателей Толкина выглядело красивой игрушкой на фоне сверкающих «небес», и не верилось, что эта «игрушка» способна легко пересекать космические расстояния.

– Иван? – позвал Бугров.

– Слышу, Виталий Семёнович, – весело откликнулся Ломакин, находившийся в данный момент в главном зале контроля Вестника вместе с Вересовым и его командой.

Им соорудили удобные кресла, не уступающие ложементам крейсера по технологическому оснащению и защитным свойствам, а Копун добавил линии связи и обзора, что позволяло его пассажирам чувствовать себя как в роскошных каютах круизного космического лайнера.

– Даль Данилович?

– Всё отлично, капитан, – ответил Вересов.

– Удачи!

– Благодарю.

– Будем ждать вас на Земле.

– Не переживайте, командир, – добавил Ломакин. – Мы не потеряемся. Не забудьте про Курта, вдруг он найдёт способ освободиться.

– Это уже не ваша забота, Ваньша, – засмеялся Андрей Нарежный. – Летите с лёгкой душой.

Несколько мгновений веретено «вселенолёта» плыло рядом с «Дерзким», как необычной формы воздушный шар, затем его очертания исказились, и оно исчезло.

Общий вскрик вырвался из уст свидетелей его старта:

– Хоп!

И стало тихо…

4

Когда расставались, было грустно. Всё-таки Иван прослужил с экипажем крейсера больше года. Фьоретта Месси даже с трудом сдержала слёзы, обнимая его и Елизавету.

Защемило сердце и у Ивана, вдруг осознавшего, что они могут больше никогда не увидеться с друзьями и сослуживцами.

Но время расставания прошло, он был не один, на душе отлегло, и путешествие «за границы Вселенной» перестало казаться чуть ли не безнадёжным делом.

Первый же прыжок «вселенолёта» вынес его и компанию землян за пределы не только ядра Млечного Пути, но и за пределы галактики.

На всякий случай сидели в креслах, запаковавшись в защитные «доспехи» по полной программе.

Копун настроил объединённую систему обзора таким образом, что люди видели ту же картину, что и сам Вестник. Куда бы наблюдатель ни бросил взор, видел бы одно и то же: бесконечную бездну космоса, пронизанную лучами близких и далёких галактик, образующих сетчато-волокнистый узор.

– Как самочувствие, судари и сударыни? – вежливо напомнил о себе хозяин «вселенолёта».

– Нормально, – за всех ответил Вересов.

Копун хоть и обещал вживить ему в мозг «чип» бустера мгновенной связи, но речь об этом пока не заходила. А спросить у него, почему начальник экспедиции медлит, Иван не решался.

– Есть какие-либо предположения, что мы увидим? – добавил Вересов после паузы.

– Сон Вани-куна очень интересен… – начал Ядогава.

– Меня интересуют более практичные рекомендации.

Иван хотел признаться, что говорил с Копуном на эту тему, однако толкиновский Вестник сам вспомнил об этом:

«Не говорите ничего, Иван, я могу ошибаться».

«Хорошо», – согласился удивлённый Иван.

Слово «ошибаться» соответствовало больше оценке действий людей, их эмоциональным реакциям, нежели компьютерам, но Копун не зря выбрал этот термин: он намеренно подчёркивал свою растущую «человечность».

– Надеюсь, мы всё же не превратимся в элементарную частицу, – со смешком сказал Иван, – и нас не вывернет обратно на Землю, к свече.

– Типун тебе на язык, – проворчал Мишин.

– Могу вас успокоить, – заметил Ядогава. – Вероятность того, что на границе Вселенной нас «вывернет» в микромир, очень мала.

– Но она-таки есть?

– Доли процента. Гипотеза Мультиверса доказана не только математически, но и физически, ни один эксперимент её не опроверг, так что не стоит ждать каких-то экзотических сюрпризов типа свечи.

– А что надо ждать?

Ядогава помолчал.

– Кое-какие соображения у меня имеются, но позвольте не отвечать на ваш вопрос. Я хотел бы убедиться в правоте космологов негласно. Единственное, в чём я уверен, это что физические законы нашей Метавселенной в Большой Вселенной не работают.

– Копун, твои планы, – сказал Вересов.

– Доберёмся до квазара, намеченного мной в качестве реперной точки, и оглядимся. По моим расчётам и по данным Мертвеца, в том районе должен находиться кластер цивилизаций, в который входила раса предков моих создателей.

– Но эти предки жили миллиард лет назад.

– Меня тоже смущает это обстоятельство, но проверить информацию не помешает.

– А потом?

– Всё будет зависеть от конкретного результата поисков.

«Ты же хотел заглянуть за горизонт», – передал Иван мысль Копуну.

«План не отменяется, – ответил Вестник. – Но сначала мы поищем предков».

«Тогда ладно», – облегчённо вздохнул Иван.

– Как рассчитываешь двигаться? – продолжал расспросы Вересов. – Короткими прыжками или сразу махнём к границе на все четырнадцать миллиардов световых лет?

– Сразу не получится, я должен два-три раза сориентироваться поточнее. Диаметр Вселенной на данный момент достиг ста шестидесяти миллиардов световых лет, и неизвестно, уцелел ли кластер, информацию о котором хранит Мертвец.

– Хорошо, не возражаю, мы готовы. Можешь начинать движение.

– Благодарю, командир, – сказал Копун, тактично не подчёркивая, что не зависит от приказов полковника.

Иван, зная, что Вестник выполняет только его просьбы, с облегчением перевёл дух. Компьютер «вселенолёта» действительно иногда вёл себя как душевный человек, не желающий никого обижать, и при этом являлся всего лишь функционально ориентированным искусственным интеллектом, призванным запустить системы гарантированного уничтожения противника создателей.

– Поехали! – предупредил Копун.

Привычная темнота безмыслия погасила сознание космолётчиков…

5

Ни второй, ни третий прыжки (Иван невольно вспомнил свой сон) не изменили картину космоса за бортом «вселенолёта». Менялись узоры волокон, свитых из скоплений галактик, мимо проплывали созвездия разных форм и размеров, на пределе разрешения систем обзора слабо светили газовые туманности, оставшиеся от давних взрывов сверхновых звёзд, а квазар, о котором говорил Копун, всё так же сиял впереди «путеводной звездой», меняя положение вследствие того, что Вестник встречал всё более поздние световые потоки, и спектр свечения менялся по той же причине: «вселенолёт» как бы поднимался из прошлого в будущее, приближаясь к моменту реального времени. С Земли астрономы видели квазар, каким он был миллиарды лет назад.

Наконец светлячок квазизвёздного источника превратился в неяркое алое зарево, и космолётчики, ожидавшие увидеть горнило сумасшедших огненных стихий, с разочарованием рассмотрели расползшееся медузой туманное пятно света с чуть более яркой звёздочкой в центре.

– Это тот самый квазар? – с сомнением спросил Мишин.

– До Солнечной системы отсюда четырнадцать миллиардов световых лет, – сказал Копун. – То есть возраст объекта равен четырнадцати миллиардам лет. Он успел прогореть и состариться.

– Что за звёзды его окружают?

– Сопутствующие галактики.

– Ты утверждал, что где-то здесь расположен кластер древних цивилизаций.

– По сведениям Мертвеца. Боюсь, что за пролетевшие с того момента годы все цивилизации умерли. Попробую поискать предков толкиновцев.

– Как долго ты собираешься искать? – осведомился Вересов.

– Я чую уцелевшие базы, практически мёртвые, поэтому процесс не затянется надолго.

– Конкретнее.

– Несколько дней.

– Мы можем помочь?

– К сожалению, не можете.

– Я берусь поработать с вами в паре, – сказал Ядогава. – Если не возражаете. Не люблю сидеть без дела. Да и мой опыт может пригодиться.

– Не возражаю.

– Что ж, тогда объявляю двухдневный отдых, желательно активный, чтобы мышцы не застаивались.

– Пойду спать, – буркнул Мишин, развеселив остальных.

* * *

Два дня ничего не делали, отдыхали как могли.

Иван чаще проводил время с Елизаветой, общаясь с Копуном мысленно и зная все его заботы.

Команда Вересова, к которой он присоединялся с видимым удовольствием, путешествовала по паркам и отсекам «вселенолёта», изучая его архитектуру и технику, и даже удачно порыбачила на речке (Копун после консультаций с Иваном, имевшим опыт рыбака, соорудил неплохой клёв) и не один раз заседала в одном из жилых модулей, превратив его в кают-компанию.

Иван тоже обследовал дальние уголки «машины судного дня», до которых не добрался за время прошлых путешествий на борту Вестника, и был вполне счастлив, так как присутствие любимой и любящей женщины наскучить не могло. На третий день Копун вызвал его в зал контроля.

«Что-то нашёл?» – спросил Иван, приходивший в себя в одиночестве после активно проведённой ночи в объятиях Елизаветы.

«Надо поговорить».

«Говори».

«С глазу на глаз».

«Вот те на! – удивился молодой человек. – Неужели не можешь выйти ко мне в каюту вифом?»

«Есть проблема», – уклонился от прямого ответа Копун.

Иван прислушался к своим ощущениям, не увидел в них желания куда-то идти после купания под душем, но мужественно выиграл борьбу с ленью и принялся одеваться.

«Буду через пару минут».

В зале, по-прежнему украшенном гигантскими пятиметровыми саркофагами, предназначенными разработчиками Вестника для бригады толкиновцев, никого не было, кроме Ядогавы, дни и ночи проводившего время в рабочем ложементе.

Иван подошёл было к его ложементу, но остановился, так как перед ним появился молодой парень, его ровесник, в образе которого с пассажирами встречался Копун.

– Извините, землянин, – сказал он виноватым тоном. – Может, я просто перестраховываюсь.

– Что случилось? Неужели обнаружил планету предков создателей?

– Нет, в кластере не осталось живых разумов. Но в памяти Мертвеца, которую я перенёс к себе в аккаунт, обнаружилось упоминание о предках.

– Давно?

– Не понял вопроса.

– Давно ты обнаружил? Мы уже неделю в пути.

– Недавно, только что. Мне тоже с трудом удаётся расшифровывать записи Мертвеца. Но речь не об этом. Ваш коллега Ядогава слишком много загрузил в мозг информации и начинает изменяться.

Иван невольно оглянулся на «доспехи» ложемента, скрывающие тело эксперта.

– В каком смысле?

– Он не реагирует на вопросы, и в его мысленной сфере нет присущих человеческим определений и эмоциональных суждений.

– Это его обычное состояние, – пошутил Иван. – Он же японец.

– Ну и что?

– Люди разных рас ведут себя в одной и той же ситуации по-разному. И даже истина и правда для них могут иметь разные смыслы.

Копун изобразил смущение.

– Я не знал. И всё-таки в этом есть что-то неправильное.

– Сейчас проверим.

Иван подошёл к креслу эксперта, постучал по «доспехам» пальцем.

– Ядогава-сан, выгляните из берлоги.

Японец не ответил.

Иван напрягся, постучал сильнее – кулаком.

– Ядогава-сан!

«Доспехи» кресла мягко раскрылись. Показалось бледное лицо эксперта с затуманенными глазами.

– Ваня-кун? Что случилось?

– Всё в порядке?

Ядогава провёл рукой по лицу, пригладил волосы.

– Как будто… изучаю наследие Предтеч, исключительно интересно! Кстати, они тоже воевали.

Иван повернулся к вифу Вестника.

– Убедился? Сэнсэй Ядогава когда работает – ничего не видит и не слышит.

– Ну, почему… – озабоченно проговорил ксенолог.

Иван засмеялся.

– Копун переживает за ваше психическое здоровье, Ядогава-сан. Ему показалось, что вы превращаетесь в чудовище, в одного из Предтеч.

– Предтечи не были чудовищами.

– У меня просьба: сообщайте о результатах вашей работы время от времени, чтобы мы не волновались. Когда вы в последний раз беседовали с Даль Данилычем?

– Недавно… – Ядогава наморщил лоб. – Вчера… кажется…

– А нормально обедали? Тоже вчера?

Эксперт слабо улыбнулся, окончательно приходя в себя.

– Я вас понял, Ваня-кун, обещаю выполнять распорядок дня.

– Не пугайте нашего друга. – Иван кивнул на фантом Вестника, продолжавший стоять рядом со смущённым видом. – И пойдёмте завтракать. Уже утро, а вы, наверно, даже не ложились.

Ядогава посмотрел на лепесток биосъёма, служивший ему визуальным интерфейсом, поколебался немного, потом вылез из кресла.

– Пойдёмте, Ваня-кун, с удовольствием глотну кофе.

Копун извинился и исчез.

«Следи за ним, – мысленно попросил его Иван. – Ничего особенного не происходит, но психические отклонения от копания в бездне информации могут возникнуть».

«Ок», – коротко ответил Вестник.

К вечеру Вересов собрал всех в кают-компании.

– Копун нашёл след предков своих создателей, след ведёт в глубь границы Вселенной. Какие у кого будут мнения?

– Идти дальше, – пожал плечами капитан Мишин. – Хватит прохлаждаться на речке и ловить рыбку, пора делать то, ради чего мы и упросили Копуна взять нас с собой.

– Другие мнения есть?

Присутствующие начали переглядываться, но сомнений или нерешительности на их лицах Вересов не заметил.

– Переходим на режим «экстрим». О своих наблюдениях, сомнениях и ощущениях докладывать постоянно. Возражения?

Все молчали, даже Ядогава, которого с трудом удалось вытащить из центрального зала Вестника.

Иван поймал взгляд Елизаветы, еле заметно кивнул. Он тоже волновался, но искренне верил, что они выдержат все испытания.

– По местам! – скомандовал Вересов.

6

Граница Вселенной оказалась не такой, какой её представляли участники похода.

То есть все понимали, что никакой стеной Вселенная не ограничена, а её «размытый» ускорением край должен чем дальше, тем быстрее убегать в бесконечное «ничто», которое Ядогава назвал «континуумом с ложным вакуумом». Однако представить наглядно и описать такой континуум он не взялся. И даже Вестник, казалось, знавший во Вселенной «каждый столб», не мог предсказать, что увидят люди.

Первые двадцать миллиардов световых лет после того, как «вселенолёт» углубился в пространство за пределы видимой Вселенной (этот слой жители на Земле видеть не могли по той простой причине, что свет звёзд с этих рубежей не достигал Солнечной системы), пространство вокруг (если это было пространство) практически не менялось. К тому же звёзды в этом слое убегали от Солнца практически со скоростью света. Но это были всё-таки звёзды, собравшиеся в разной формы скопления – спиральные галактики, эллиптические и сферические.

Потом количество галактик, свет которых «вселенолёт» настиг, стало резко уменьшаться, да и сами они стали менять форму, приближаясь к эллипсам и сферам. Преодолев ещё сорок миллиардов световых лет (по расчётам Копуна), наблюдатели увидели струи размытого свечения холодных тонов: голубых, синих, фиолетовых и зеленоватых. Эти струи здорово напоминали земное северное сияние, и снова у Ивана возникло ощущение, что его сон со свечой близок к реальности. Но вслух об этом говорить он побоялся.

– Газ, – прокомментировал картину «северного сияния» Копун.

– Объясните, – велел Вересов.

– Кажется, я знаю ответ, – сказал Ядогава. – Мы догнали волну первичного водорода, рождённого после окончания инфляции. Первыми во Вселенной после свёртки измерений, кроме трёх, создающих объём пространства, родились протоны и нейтроны, образующие ядра водорода. Инфляция загнала эти облака так далеко, что только мы смогли их догнать. Звёзды здесь ещё не образовались.

– Совершенно верно, – сказал Копун. – Мы сейчас видим эпоху рекомбинации, углубляясь в продолжающий расширяться ускоренно пузырь Вселенной.

– Твоя защита выдержит?

– Плотность энергии этого слоя намного выше плотности «нормального» вакуума, но опасности нет.

– Следуем дальше.

Прыгнули ещё на миллиард световых лет, и ещё, и ещё…

Очнулись от последнего обморока, ставшего привычным, но не увидели ничего.

– Копун? – позвал «пилота» Вересов. – Мы ослепли?

– Я не ослеп, – последовал ответ, – однако ничего не вижу. В пределах чувствительности систем обзора источников света нет.

– Параметры среды.

– Это вакуум, но с очень большой для этого континуума температурой – выше миллиона градусов.

– Этого не может быть, – недоверчиво сказал Ядогава. – Вакуума с такой температурой не существует.

– Он заполнен тем, что вы называете тёмной материей. Не считая, естественно, тёмной энергии.

– А как вы ориентируетесь в этом нигде? – спросил Мишин с любопытством. – Мы не заблудимся?

– Разумеется, я не пользуюсь системой Waze[40]40
  Waze – современное навигационное приложение GPS.


[Закрыть], – с мягкой иронией ответил Вестник, – но мои конструкторы предусмотрели подобные ситуации. Мы движемся по вектору импульса «суперструны», этого достаточно?

– Из школьного курса физики я помню, что в присутствии сильных гравитационных полей прямые линии иллюзорны. Нас вполне может мотать по кругу.

– Гравитационное поле в данной области пространства имеет почти нулевое значение, тяготеющих масс, кроме скоплений тёмной материи, здесь нет.

– Но ведь и тёмная материя может формировать массивные гравитационные поля, – сказал Ядогава. – Мы уже сталкивались со сгущениями тёмной материи в созвездии Лиры.

– Я контролирую гравитационные поля.

– Главное, не заблудиться, – сказал Мишин. – А то действительно получится, что сон Ломакина вовсе не сон, а предвидение.

Копун промолчал.

– Ещё вопрос, – не унимался помощник Вересова. – Ты утверждаешь, что след твоих создателей…

– Предков создателей.

– Пусть предков, ведёт сюда, в пограничный слой Вселенной. Ты стопроцентно уверен в своих расчётах? Может ли какой-то материальный объект, астероид там или планета, находиться в этой горячей темноте долго? Она его не съест?

– С точки зрения энергетики – может. Звезда не нужна, энергию можно качать из вакуума, как это делаю я.

– Но ты уверен, что толкиновцы или их предки устремились именно в этом направлении?

– Почти, – после паузы ответил Копун.

– Что значит – почти?

– Они оставили цепочку бакенов… как я это себе представляю.

– Бакенов?! Ты встречал бакены и не сообщил нам?!

– Это не совсем бакены, – поспешил защитить Вестника Иван. – Копун просто подобрал знакомый термин. Каждый миллиард световых лет мы фиксируем сгущения тёмной материи в форме колец.

– Мы? – хмыкнул Ядогава.

Иван смутился.

– Я имею в виду Копуна. Возможно, это и не след, случайное совпадение, но пока что все сгущения укладываются на прямую линию, и мы движемся в створе этого вектора.

– Интересно, как ему удаётся видеть тёмную материю?

– Уж если аппаратура «Дерзкого» могла зафиксировать скопление тёмной материи в системе Глаза Гефеста, то Копун это делает на раз.

«Благодарю за поддержку, Иван», – прилетел дружелюбный пси-импульс Копуна.

«Не обижайся на ребят, они переживают и перестраховываются, такова специфика их работы».

«Понимаю».

– Ещё вопросы есть? – спросил Вересов.

На сей раз не отозвался даже Мишин.

– Двигаемся дальше, – подвёл итог дискуссии начальник экспедиции.

Сделали ещё два десятка прыжков, ориентируясь по кольцам тёмной материи, разделённым расстоянием ровно в один миллиард световых лет. Хотя видел эти кольца только Вестник, использующий свои «божественные» возможности.

Впрочем, Ивана физические аспекты «темновидения» не волновали. Он больше переживал за настроение Елизаветы, но и она не выказывала страха, уверовав в кондиции «машины судного дня», выдержавшей сто пятьдесят миллиардов лет одиночества. Да и присутствие подготовленных к экстремальным ситуациям коллег, готовых до конца сражаться за жизнь, успокаивало. На борту «вселенолёта» находилась ещё одна женщина из команды Вересова, и данное обстоятельство также успокаивало не меньше.

Сто двадцать третий прыжок вынес «вселенолёт» из мрака в «белую метель». Со всех сторон его окружала сияющая бездна, будто космолёт попал в ядро галактики или в недра звезды.

– Температура среды – сто миллиардов градусов! – доложил Копун пассажирам. – Давление десять в одиннадцатой!

– Что происходит?! – повысил голос Вересов.

– Анализирую.

– Я знаю! – быстро проговорил Ядогава. – Мы прошли около двух сотен миллиардов световых лет и догнали ударную волну фазовой перестройки вакуума. По сути, это первичная волна Большого взрыва, породившего нашу Вселенную! В этом слое наш привычный вакуум сменяется ложным.

– Ничего себе! – пробормотал Мишин. – Не пора ли возвращаться назад, командир?

– Чем нам грозит эта волна? – осведомился Вересов. – Нас не раздавит? Или что там ещё может произойти? Мы не растаем, как кусок сахара в кипятке?

– Анализирую.

– Иван?

– Копун думает, – не сразу отреагировал на вопрос Ломакин. – Вакуум изменился… трудно ориентироваться.

– Ядогава-сан?

– Мы вошли в пограничный слой Вселенной, – сказал ксенолог, откашлявшись. – Наш привычный вакуум сменяется ложным, который раздирается вечной инфляцией…

– Вы это уже говорили. Вывод? Что нас ждёт впереди?

– Если следовать логике теории Мультиверса…

– Без теоретических отступлений, пожалуйста.

– Прошу прощения, без теории не смогу. Ударная волна расширения пузыря нашей Вселенной страшна, слов нет, но её скорость намного меньше скорости базового инфляционного расширения, бушующего в Большой Вселенной, содержащей бесконечное количество таких космических пузырей, как наш. Мы подошли к настоящей границе нашего пузыря, хотя она и не является твёрдой стеной, а представляет собой процесс перехода из слоя с «родным ускоренным расширением» в слой базового сверхбыстрого расширения.

– Хорошо, я понял, и что?

– Если мы пойдём дальше, выйдем из пограничного слоя в ложный вакуум с отрицательным давлением и… безумно быстрое расширение нас погубит. Распадутся все виды полей, разорвутся молекулярные связи материальных объектов, потом атомы, элементарные частицы – протоны и нейтроны, затем кварки…

– Ужас! – прошептала одна из женщин; Ивану показалось, что это Елизавета, и он тихо передал ей по персональной линии:

– Не бойся, Копун этого не допустит.

– Есть и ещё одна опасность, – добавил Ядогава. – Возможно, выход космолёта в «ложный вакуум» родит флюктуацию, которая взорвётся и породит другую Метавселенную. Как это произошло с нашей Вселенной.

– То есть нашу Вселенную тоже породил чей-то космолёт? – скептически осведомился Мишин.

– Флюктуация может родиться по любой причине, в том числе и от вторжения элементарной частицы. Сон Вани-куна, кстати, очень напоминает описанный мной вариант.

– Это реально? – спросил Вересов.

– Теоретически, – ответил Ядогава, подумав. – Если верить постулатам теории.

– А если не верить?

– Ну-у… не знаю, Даль-сан… спросите лучше у нашего осведомлённого друга.

– Копун?

«Я не космолог, – услышал Иван мыслеголос Вестника, – к сожалению. У меня нет никаких данных о будущем Вселенной. Я всего лишь функционально ориентированный искусственный организм».

«А у Мертвеца нет записей? Может, Предтечи летали за пределы Вселенной?»

«Чтобы проверить, мне нужно время».

«Начинай, вдруг найдёшь что интересное?»

«Попытаюсь».

– Копун, что молчишь как рыба об лёд? – повторил вопрос Вересов.

– Он изучает материалы Мертвеца, – торопливо проговорил Иван. – Пока что у нас есть только один неопровержимый факт: мы прошли последнее сгущение тёмной материи. Впереди ничего не видно.

– Говорю же, надо поворачивать, – сказал Мишин. – Ничего и никого мы не найдём.

– Но толкиновцы и их предки зачем-то ломилась к границе Вселенной? – заговорил Роман Лапиков, самый тихий боец группы Вересова.

– Теперь уже не у кого спрашивать, какова была их цель. Какой смысл бежать сломя голову за границу, если неизвестно, что тебя там ждёт?

– Пессимист ты, Слава, – фыркнула Марфа.

– Возражаю, я не пессимист, я реалист. Помните, лет сто назад возникла поговорка: оптимист изучает русский язык, пессимист – английский, а реалист – китайский? И кто оказался прав? Китайцы практически правят миром.

Сидевшие каждый в своём защитном модуле космолётчики засмеялись.

– Не знал, что и ты националист, Слава, – сказала, давясь от смеха, Марфа.

– Ничего я не националист, – мрачно возразил Мишин. – Хотя за Русь-матушку пасть порву! Самые известные на всю планету нацисты, как известно, укры. Они и столетие после Майдана готовы резать и жечь кого угодно, кто станет на их пути.