Текст книги ""Фантастика 2025-162". Компиляция. Книги 1-15 (СИ)"

Автор книги: Greko

Соавторы: Василий Головачёв,Геннадий Борчанинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 235 страниц)

Не спеша переоделся, попрощался с соседями и, осторожно перебирая ногами и опираясь на палку, любезно предоставленную мне больницей, вышел на улицу.

– Привет, Адель!

– Привет! Куда едем? Ко мне?

– Нет. Сперва в банк «Первого общества взаимного кредита». На Екатерининский. Извозчик! Трогай!

В банке все прошло штатно, без неожиданностей. Налички выгреб с приличным запасом. Долго раздумывал, брать или нет платежные документы, но все же не решился. Доверие к Адель было еще далеко неполным. Ладно, мое тело, но денежки пока приберем подальше от загребущих ручек с красивым маникюром.

Как я и ожидал, это самое тело было довольно быстро употреблено и признанно годным. Адель сразу взяла быка за рога и запрыгнула ко мне в койку буквально на второй день моего пребывания в ее квартире. Провернула она этот фортель без особого изящества. Хотя и сломала в какой-то степени мои наивные представления о царивших в дореволюционном прошлом патриархальных нравах.

– Ты пахнешь больницей, тебя нужно хорошенько отмыть. Сам ты пока слабый. Я помогу.

– Эээ…

– Забыл, что я готовлюсь стать медичкой? Думаешь, меня смутит вид голого мужского тела?

Я задрал руки.

– Сдаюсь!

В большой медной ванне, которую наполнила прислуга, поместился без особого труда. Смог даже вытянуться. Закрыл в блаженстве глаза, отмокая. Как давно я не лежал в ванне!

– Готов? – прервала мои грезы Адель.

Она вошла в ванную комнату в одной ночной целомудренной рубашке с воротом до горла и с длинными рукавами. Волосы распущены и прихвачены лентой. Выражение на лице деловое, а не кокетливое. Подошла к полочке, заставленной множеством пузырьков и баночек и начала с ними колдовать.

Я давно заметил (квартира Адель мощно подтвердила мое наблюдение), что в этом мире уделялось повышенное внимание мелочам жизни. Вещам, которые своим разнообразием, пестротой и порой непонятным назначением предметно оформляли эту жизнь, делали ее чуть комфортнее, чуть изящнее, пусть даже и пыльнее. Куда исчез весь этот реквизит после революции? Все эти утонченные баночки-скляночки, кубики мыла, ноздреватые губки, изысканные финтифлюшки, не говоря уже о ломящихся от посуды и столовых приборов буфетах, о стройных рядах фарфоровых и бронзовых статуэток, резных рамах и элегантных рамочках…

– Немного приподнимись, – прервала мои размышления Адель.

Теплая губка в пенной шапке загуляла по моим плечам. Вода в ванне начала темнеть. Помыться – и, правда, здравая идея. А в исполнении столь притягательней банщицы – ууу…

– Вставай. Я тебя ополосну.

Зачем спорить? Встал в полный рост в костюме Адама. Адель и глазом не моргнула. Принялась сосредоточенно обливать меня из кувшина, черпая из одного из десятка ведер с теплой водой. Обстоятельно подготовилась, ни отнять ни прибавить.

Она накинула на меня простынь.

– Вылезай, я поменяю воду.

Покорно перешагнул бортик ванны. Уселся на табурет.

Восхитительная картина! Раскрасневшаяся Адель аккуратно вычерпывала воду. Когда завершила, принялась заново наполнять ванну, отмахнувшись от предложенной помощи. Локоны лезли ей в лицо из-под ленты. Она сердито их сдувала, выглядя при этом совершенно очаровательно. Даже засмотрелся. В том числе, и на проявляющуюся под подмокшей рубашкой фигуру.

– Что? Нравлюсь? – впервые позволила себе Адель капельку флирта. – Полезай обратно.

Я уронил простынь на пол и полез в ванну. Моя банщица закусила верхнюю губку и ответила мне той же монетой, с каким-то жадным плотоядным настроем изучая мое тело.

– Жизнь тебя потрепала, Американец.

Я согласно кивнул и прикрыл глаза.

Раздался шорох снимаемой рубашки. Всплеск воды у ног. Легкое чужое прикосновение к лодыжке.

– Подвинься. Глаза не открывай.

Приподнялся, приняв полусидячую позу. Почувствовал, как заколебалась теплая вода, как ее уровень стал повышаться. Даже с закрытыми глазами, догадался, что Адель устраивается у меня в ногах. Ни секунды не сомневался, что все так и будет. С момента, когда она принялась менять воду в ванне. В этом не было нужды, но она это сделала.

Конечно, оставался крохотный шанс, что возмечтал лишнего. Совсем крошечный. И, к счастью, не реализованный. Все случилось, как я и предполагал. И ждал. Случилось – и даже больше…

… Я лежал на самом краю кровати, тесной для двоих. Разглядывал тело девушки в колеблющемся свете ночной лампы. Природа или бог Яхве создали совершенство, обладание которым – более чем приличная компенсация за отсутствие у Адель любовного опыта. Эти стройные ноги с аккуратными пальчиками, этот плавный изгиб крутого бедра, эти мягкие овалы слегка полноватых полупопий с ямочками над ними… Тонкий стан, надувшиеся груди не меньше полной троечки, вьющиеся волосы цвета вороньего крыла, закрывающие точеную шейку – по всему этому великолепию хотелось скользить ладонью, что я и делал.

– Ты ласковый, – промурлыкала Адель. – Но молчун. А женщины любят ушами. Скажи что-нибудь.

– «Округление бедр твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника. Два сосца твои – как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями», – процитировал я.

– Еще!

– «Зубы твои – как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни, из которых у каждой пара ягнят, и бесплодной нет между ними».

– Про бедра мне больше понравилось. Еще!

Я положил руку ей на талию и повел ее вверх, негромко шепча ей прямо в ухо:

– «Этот стан твой похож на пальму, и груди твои на виноградные кисти. Шея твоя – как столп из слоновой кости; глаза твои – озерки Есевонские. Живот твой круглая чаша». Только не спрашивай меня, что такое «Есевонские»…

– Есевон – это город в Древнем Израиле.

– Откуда?

– Ты спрашиваешь дочь еврея, откуда она знает «песнь Соломона»? А вот, откуда ее знает гой – это интересный вопрос.

– Все просто. Давным-давно, когда я был пылким юношей, а мое тело не украшали шрамы, я влюбился в первый раз. Яростно, на всю жизнь. Так мне тогда казалось. Она была еврейкой. Я хотел ее затащить в постель. Вот и выучил. Наизусть. Хорошо в памяти отложилось.

– И как, получилось?

– Конечно. Тогда же я получил свой первый шрам. Совсем маленький, его уже почти не видно. Ее папаша мне «подарил».

Адель лениво засмеялась.

– Откуда у тебя столько шрамов? – спросила, проведя сперва пальчиком по горлу, а потом по груди, по грубо сросшейся старой ране, которую я сам заштопал в чеченском лесу, и по боку, располосованному в том же лесу кинжалом. – Молчишь. Что с тобой за это сделать?

Она приподнялась, заставила меня сместиться на середину постели и оседлала сверху в позе наездницы. Уперлась руками мне в грудь.

– Ты богатый? Хранишь деньги в банке – значит, богатый.

– Ты не это хочешь спросить, – я перехватил ее руки. – Задавай правильные вопросы. Те, о которых тебя просили.

Девушка опять закусила верхнюю губку, как тогда, в ванной комнате.

– Мне трудно с тобой. Как будто я имею дело со стариком в молодом теле. Ты все знаешь наперед.

– Не все. Но нетрудно догадаться, что тебя ко мне отправил Медведь. И о чем он просил узнать.

– Медведь? Я слышала, что товарища Анатолия называют Каином. Впрочем, неважно. Что же, по-твоему, он хотел узнать?

– Как провести экс на Екатерининском канале у Фонарного переулка.

– Ты угадал. Но спать с тобой меня не просили, так и знай! Это мой выбор.

– Возможно.

– Противный пошляк!

– Циник.

– Послушай, Американец. Мне самой важно, чтобы экс прошел удачно. Я буду в нем участвовать.

– Ты? – рассмеялся я.

– Да! Не как бомбистка. Мне нужно будет вывезти деньги с места событий.

– Безумие. Место выбрано неверно. Оттуда очень трудно скрыться. Твой Каин показал мне эту точку. Потом я вернулся и погулял по окрестностям. При карете трое жандармов с винтовками. На другой стороне канала дежурит городовой. Через пару сотен саженей Казанская часть со съезжим полицейским домом. Чуть дальше здание Казначейства, где полно своей охраны. В районе расквартировано несколько воинских частей. Соответственно, на прилегающих к каналу улицах полно офицеров при оружии. Будет бойня. И всех нападавших перебьют, даже если они захватят деньги. Грамотный отход – вот что важнее всего в делах подобного рода.

– О тебе среди наших рассказывают какие-то легенды. Что ты можешь все спланировать так, что комар носа не подточит. Помоги! – она молитвенно сложила руки на голой груди.

Возбуждающее зрелище, но мне хватило сил не поддаться искушению. Была идея, как все обставить красиво с нападением. Она очевидна мне, но не грубым налетчикам Медведя, привыкшим взрывать и стрелять направо и налево. Вода. Канал. Моторка. Да, та самая моторка, которая мне так пригодилась на Оке и на которой можно без помех удрать с места событий. Проблема было в жандармах. Их всяко требовалось убивать. А такое не по мне. Поэтому я не стал давать подсказку.

– Если просишь о помощи, простой совет. Не участвуй в этом эксе. Скажись больной, уезжай или еще что-то придумай. Зачем ты вообще лезешь в эту историю? Не только в экс, а в революцию? Ты красавица. У тебя масса возможностей выбрать себе лучшую долю.

Адель слезла с меня. Устроилась под бочок. Воркующим тоном принялась объяснять, поглаживая свежие шрамы на моем плече.

– Ты понимаешь, сколько стоит приличная жизнь? Как трудно одинокой девушке выглядеть достойно? Идти к кому-то в содержанки? Фу, даже думать об этом не хочу.

– О, да! Революция – это именно то, что даст тебе все средства к существованию! Ты вообще понимаешь, во что превратится страна, если ваша революция победит? Да она смоет, как девятый вал, все твои безделушки, которыми забиты полки в доме, все твои нарядные платья в шкафах, все шляпки в коробках. На берег выбросит обломки, среди которых ты найдёшь старую красную ткань, из которой сделаешь себе косынку, чтобы не отличаться от других. И бабушкину юбку, на какую сейчас и не взглянешь. И будешь счастлива уже этому, потому что альтернатива будет еще хуже.

Девушка заерзала, пытаясь прижаться плотнее.

– Я не знаю, откуда что берется в моей голове, почему такие мысли… Просто чувствую… Чувствую, что нужно тебе верить… Нет, не тебя, а тому, что ты советуешь. Словно ты стоишь на несколько этажей выше всех, кого я знаю, и видишь и дальше, и цельнее все, что происходит вокруг, а оттого догадываешься, как оно будет дальше… Но кто сказал, что, получив после экса деньги в руки, я буду обязана их кому-то отдать?

Я приподнялся на локте и заглянул ей в глаза. Пантера! Как есть хищная кошка, которая гуляет сама по себе.

– Ты же никому не расскажешь, милый, про мои мысли? Говорят, ты собрался уехать из России? Я смогу разыскать тебя в Америке?

[1] Реальная история. Беленцов был позже задержан под чужим именем, опознан и умер на следующий год в тюрьме. Товарищ Володя (подлинное имя – Владимир Мазурин) был арестован в конце августа 1906 г. Повешен через неделю по приговору военно-полевого суда. До ареста он все-таки сумел реализовать свой план с автомобилем. За один рейд по городу убил 10 и ранил 20 городовых.

Глава 21

Приключения без Адель

Накрапывал обычный для Питера редкий дождик. Все извозчики на небольшой площади, где стоял наш экипаж, прикрыли кабины своих дрожек. Из пролетки с натянутым кожаным верхом мы могли спокойно вести наблюдение, не привлекая чужого внимания.

– Вот наш клиент, – оживился Ицко Рабинович, закутанный в гарусный шарф. Тот самый еврей с решительными усами, которого я застал, как и Адель, в квартире мадам Оржек.

– Что будем делать? – оглянулся извозчик, не то чтобы ряженый, но и не обычный кучер. Евгений Эйхенбаум, он входил в боевую группы Медведя. Подпольщики имели двух собственных кучеров с экипажами. А также несколько торговцев-разносчиков, один из который вел контрнаблюдение с противоположной стороны площади.[1]

– Не суетитесь под клиентом, – сострил я, вызвав хмурые взгляды подпольщиков. – Еще посмотрим.

Помочь троице начинающих экспроприаторов-соотечественников меня уговорила Адель. Как ни хотелось отказаться, пришлось уступить. В благодарность за помощь. Деньги и жаркие ласки – этого недостаточно. Если этих дуриков схватят, моя любовница могла пострадать.

Почему дуриков? А кто ж они еще, если по устоявшейся за последний год революционной традиции отправили письмо с угрозами и требованием выкупа одному господину? И ладно бы купцу-богатею, владельцу магазина, трясущемуся над своей собственностью. Так нет, просто состоятельному рантье, случайно попавшему в их поле зрения. Затея была настолько гнилой, что не могла увенчаться успехом.

– Время! – тревожился Ицко.

– Смотрим! – я был непреклонен.

Не нравился мне их клиент. Он нервничал, то и дело касался левой рукой закругленного края своего котелка, но правую руку из кармана своего непромокаемого плаща не вынимал. Стоял, не сходя с места, у края мостовой и внимательно вглядывался в лица спешивших мимо людей.

Кто-то к нему приблизился. Сквозь дождевую пелену детали не разглядеть, но выстрел услышали все. Группа людей в штатском с разных сторон бросилась к клиенту. Из его рук вырвали «бульдог», но самого не скрутили. Принялись что-то с жаром ему втолковывать.

– Черт побери! – вырвалось у Евгения. – Уезжаем?

– Схожу, послушаю, что да как.

Я откинул кожаный фартук, которым кучер укрыл нам с Ицко ноги, выбрался из коляски и, постукивая палкой по булыжнику и нарочито прихрамывая, направился к собирающейся вокруг раненого толпе. На мне был все тот же костюм в клетку. Шофер – профессия хоть и редкая, но уже привычная для столицы. Хромает? Значит, попал в аварию и потому на пролетке. Все четко. На меня даже не оглядывались. Все взоры прикованы к раненому и к задержанному стрелку.

Немного послушал чужие разговоры. Развернулся. Вернулся в пролетку.

– Можешь трогать, Женя! Завези меня в ближайшую кассу, торгующую билетами на пароходы Балтийских линий.

– Что там случилось? – не вытерпели горе-подельники.

– Что случилось? – я усмехнулся. – Вас ждала полицейская засада. Переодетые агенты. Ваш клиент не знал их в лицо, но преисполненный гражданской ответственностью вознамерился помочь полиции. Взял, да и подстрелил жандарма!

– Ну хоть что-то хорошее вышло из нашей затеи! – подвел итог экса Ицко, приглаживая свои усы.

Дикость? Нисколько. Петербургский листок постоянно сообщал о подобных инцидентах. Из других городов приходили сообщения о не менее безумных акциях с не менее феерическим финалом. В стране разыгрывалась фантасмагория, в которой смещалось все – хаос, гротеск, кровавые сцены в декорациях комедии, причудливое сочетание несочетаемого, пляска висельников на веревках. Дилетанты грабили банки, воры лезли в революцию, профессора из университетов, не видевшие в жизни ничего, кроме своей кафедры и банкетного зала, спорили из-за министерских портфелей, преисполненные уверенностью, что смогут лучше всех управлять зашатавшейся страной. Крестьяне с маниакальным упорством жгли помещичьи усадьбы, нагло заявляя следователям: «розги отменили, а высылкой нас не напугаешь». Евреи уезжали в Америку…

– Дайте мне три билета до Гамбурга на ближайший пароход! – вежливо попросил я у кассира.

… Темно-красное здание таможни на Гутуевском острове сверкало свежим кирпичом и еще пахло невыветрившимся запахом известкового раствора. То самое здание, как я догадался, от которого ежедневно отправлялась карета в Казначейство. Та самая, на которую нацелился Медведь. О деньгах из которой мечтала Адель. Пофиг! И на карету, и на Медведя, и даже на Адель. Побаловались немного – и баста! Меня ждут новая жизнь, новые люди и новые женщины, в том числе. Мексиканочку хочу – знойную, страстную, с оливковой кожей, кудрявыми волосами до попы и черными-пречерными глазами. Черт, как-то слишком похоже вышло на образ моей питерской любовницы. А все старое, если хочешь новой жизни, нужно оставлять на берегу.

– Изя! – начал я непростой разговор в надежде поменять парню настроение. Он открыто на меня дулся, и причина понятна. Все та же Адель. – Изя! Есть четкое пацанское правило: никакая баба не может встать между мужиками. Если бы Адель была с тобой, я бы даже не посмотрел в ее сторону. Но она выбрала меня. Что из этого следует? Нет моей вины перед тобой. И этот эпизод лучше проехать. Нас ждет Америка!

Братья Блюм привыкли к моему лексикончику, ко всяким там «пацанам», «пофиг», «забей», «проехать» и прочая. Поэтому уточнять не пришлось.

– Да я… – заюлил Айзек.

Ося неожиданно отчитал его по-английски:

– Никакая «мохнатка» не рассорит бизнес-партнеров!

– Что ты сказал? – выпучил я глаза. – Ты где такого понахватался⁈

– Да я… – теперь задергался Ося. – Ну, у этой, у нашей училки спросил.

Парни две недели, что мы не виделись, усердно занимались английским языком с учительницей, которую им организовала Адель и которая обеспечила нам связь. Но чтоб в таком ключе пошли уроки с преподшей из гимназии!

– Не, а чо? Босс, без «бэ», как ты говоришь. К чему мне все эти «не будете ли вы так любезны передать мне масленку» или «сколько стоит билет в третий ряд партера»? Конкретнее нужно, попроще, поближе к народу, чтоб легче бизнес делать. Ну и матершинка – тоже. Куда без нее на чужих берегах?

– Неслабо вы подучили язык, бизнесмены хреновы. А ну-ка рассказывайте мне на английском, как провели последние две недели.

Ну, парни и рассказали. И про то, как занимались с «училкой». И про то, как меня разыскивали странные типы, а они им ответили, что я уехал в станицу Урюпинскую. И даже про то, как вчера проставились городовым, которые нас спасли, а те оказались отличными мужиками. После посиделок в трактире на петроградской стороне показали им парочку, принимавших участие в моем избиении, и постояли на стреме, пока братья Блюм объясняли питерским всю глубину их заблуждений в отношении зарядьевских. То-то, смотрю, у них костяшки сбиты.

Да уж! Мне оставалось только позавидовать. Конечно, не их развлечениям, а тому, как они свой английский подтянули. Вот что значит чистая оперативка! Это у меня память забита кучей информационного хлама. От того и язык идет ни шатко ни валко. А эти братишки очень даже ничего уже начали шпрехать, или как там правильно сказать – спикать?

– Молодцы! Сейчас зайдем в таможню и только по-английски чешите. Пусть знают: британцы отбывают на родину!

Нам уже стоило поспешить. Я все оттягивал и оттягивал момент встречи с погранцами, оттого, наверное, и зацепился с ребятами языками. Не то чтобы я понадеялся на авось и решил попытаться проскочить через границу на шару, наплевав на угрозы Лопухина. Просто рассуждал так. Мой след он потерял. Мог и новую охрану себе найти. Мало ли отставных полицейских или армейских офицеров? На мне свет клином не сошелся.

Как оказалось, зря! По-видимому, в МВД поступали списки выезжавших за границу из Петербурга. Меня ждали. Как только отдали документы, ко мне приблизились два типа в штатском. Один предъявил мне жандармскую книжку, удостоверяющую его полномочия арестовывать, допрашивать и конвоировать. Другой – латунный жетон сыскной полиции. Оставалось лишь понять, мое задержание – дело рук «его уже не превосходительства», или все гораздо серьезнее.

– Господин Найнс! Вы никуда не едете. Проследуйте с нами.

– Мне нужно позвонить!

– Можете жаловаться британскому консулу, не возражаем. Но вам сие не поможет, – хмыкнул сыскарь. – Прошу, аппарат на стене.

Я взял трубку. Покрутил ручку.

– Барышня! Соедините меня с приемной министра внутренних дел господина Столыпина. Скажите, дело государственной важности.

Я победно оглянулся на парочку, решившую меня задержать.

«Наивные, у меня есть план Б. У! Меня! Есть! План Б! Никогда не заморачивался, но тут, как приперло, подготовился. И, судя по вашим вытянувшимся рожам, вы все ж таки по мою душу из-за Лопухина. Вот и будете теперь лопухами под стать фамилии вашего патрона».

– Алло! Приемная? Мне необходимо немедленно встретиться с господином министром. Имею важнейшую информацию о подготовке тягчайшего государственного преступления. Нет, по телефону не могу. Рядом со мной стоят два ваших сотрудника, которые могут подтвердить, что я не пытаюсь вас разыграть. Как их фамилии? Почему им не сообщил? Сведения слишком конфиденциальные. Одну минуту, сейчас передам трубку. Вас!

Я протянул трубку жандармскому офицеру и оглянулся на моих побледневших парней.

– Все будет хорошо, ребята. Сейчас займитесь переоформлением билетов на завтрашний день. Я вернусь, даже не сомневайтесь.

Сыскарь чуть не брызгал слюной, но мою реплику проглотил. С тревогой смотрел на старшего коллегу. Тот повесил трубку и развел руками.

– Нужно ехать на Фонтанку.

По дороге в Департамент полиции, в бывшее здание III жандармского отделения на Фонтанке 16, я сидел, сцепив зубы, хотя изнывал от желания потроллить моих конвоиров. Не обращал внимания на злобные реплики жандарма и заискивающие просьбы сыскаря не предавать огласке нюансы нашей встречи. Мысленно извинялся перед Адель, понимая, что сейчас ее предам. Вспоминал наш последний вечер, который мы провели в ресторане с варьете в Зоологическом саду, засидевшись почти до трех ночи. Полуголая шансонетка, высоко задиравшая ноги, приковывала взгляды всего зала, но я смотрел только на свою евреечку. Хотелось запомнить ее такой – с горящими от выпитого контрафактного шампанского глазами, с чарующей улыбкой на губах…

– Приехали.

Бирюзовый жандарм, проверив наши документы, распахнул парадную дверь. Меня ввели в приемную и тщательно обыскали на предмет спрятанного оружия.

– Господин министр ваш ждет.

Я, натянутый как струна, прошел в большую зеленую комнату с белыми колоннами по краям. За письменным столом сидел Петр Аркадьевич Столыпин, недавно назначенный министр внутренних дел. Работал с бумагами, которые загромождали его стол.

– У вас пять минут, – сообщил он мне, оторвавшись, наконец, от документов.

Я коротко пересказал ему свой разговор с Лопухиным.

– Почему я должен вам верить? Ваша личность вызывает у меня подозрение.

– Проверить меня несложно. Совсем немного времени займет. Как я понял, Алексей Александрович наводил обо мне подробные справки. Скорее всего, прямо в этом здании. Через кого? Можно спросить у людей, которые меня доставили к вам.

– Я и сам могу догадаться, к кому он мог обратиться. Покажите ваш паспорт, – я положил документ на стол перед ним. – Британский? У взорвавшегося в «Бристоле» террориста Максимилиана Швейцера был паспорт на имя британского подданного Артура Генри Мюра Мак-Куллона, – продемонстрировал министр безупречную профессиональную память. А ведь взрыв в «Бристоле» случился, когда Столыпин не был во главе полицейского ведомства. Выходит, уже ознакомился с самыми важными делами. – Откуда вы знаете русский?

– Мои предки все русские, – я достал из кармана свои «Егории». – Это кресты моего прадеда.

– Похвально, что храните память о предках, – подобрел министр.

– Не просто о предке. О герое, – твердо ответил я, изо всех сил пытаясь себя не выдать.

Министр одобрительно кивнул и вызвал секретаря. Тихо отдал ему указания. Я тем временем разглядывал этого великого человека. Жить Петру Аркадьевичу осталось немного. Ему кое-что удастся сделать. Еще больше – не удастся. Но память о нем сохранится.

Он встал из-за стола. Поиграв лопатками, потянулся, как потягивается засидевшийся за бумагами человек. Прошелся, чтобы немного размять ноги, подойдя ко мне поближе. Кабинетная работа ему претила, не давала выхода клокотавшей в нем энергии.

Мы были удивительно внешне похожи. Одного роста. Бородки. У него пореже и покороче, у меня погуще и длиннее, чтобы скрыть шрам на горле. Как и он, я теперь носил усы с закрученными куафером кверху кончиками. Поддался уговорам Адель. Лишь большая залысина у министра контрастировала с моей шевелюрой с модным английским пробором.

– Что вы хотите?

– Защиты от Лопухина. И возможности покинуть Россию сегодня или на крайний случай завтра.

Столыпин хмыкнул и твердым шагом вернулся на свое место. Сел. Задумался.

– Это невозможно. Ваш рассказ требует самого тщательного расследования. Он бросает тень на мое министерство.

– Я предполагал такой поворот. У меня есть еще более важная информация. Но свои условия я обозначил.

Столыпин снова медленно встал из-за стола, чтобы встретиться со мной глазами. С его ростом это было несложно.

– Со мной не стоит играть в игры и торговаться.

– Когда речь идет о моей жизни? Еще как можно!

– О чем вы?

– О террористах. Об объектах их ближайших атак. Мне грозит смерть после нашей встречи.

– Это серьезное заявление. Мы все рискуем ежедневно. Я больше всех. Четыре покушения пережил.

– Вы на государевой службе, Петр Аркадьевич. Я частное лицо. И хочу уехать из страны, где меня опасность подстерегает за каждым углом.

– Даже так?

У министра зазвонил телефон, стоявший рядом со столом на приставной тумбочке. Он уселся в свое кресло. Поднял трубку. Выслушал собеседника. Пять выделенных мне минут давно миновали, но разговор продолжался.

– Ну что ж, о вас действительно наводили подробные справки и ничего предосудительного не установили. Вижу в вас человека твердой воли, не готового уступать. За годы моего губернаторства в Гродно и Саратове я привык договариваться. На посту министра мне эта способность пригодится еще больше. Я вас слушаю. Если ваша информация важна, даю слово: вас посадят на вечерний пароход.

Обычно такого рода сделки принято скреплять рукопожатием. Но кто знает, как принято у этих министров? Я решился.

– На ваш дом готовится покушение.

– Ой, уморили! – рассмеялся Столыпин. – Да мне такую белиберду каждый день доносят.

– Вы не поняли, господин министр. Не на вас. На ваш дом. Включая вашу семью.

Он побледнел.

– Кто? – чуть не прорычал.

Я обратил внимание, что он с трудом заставил себя усидеть на месте.

– Подробностей я не знаю. Но организатором выступает некий товарищ Анатолий, или Медведь, или Каин.

– Вы видели его?

– Мельком.

Министр покопался в стопке папок, вытащил одну, раскрыл. Открепил от первой страницы полицейскую фотографию в фас и профиль. Развернул ее ко мне. Я приблизился вплотную к столу и вгляделся, отметив для себя, что карточку почему-то украшает надпись «Курск».

– Он?

– Да.

– Это Соколов, Михаил Иванович. Эсер. Разыскивается после боев на Пресне в Москве.

– Он в Петербурге. Готовит серию нападений. Кроме планов взорвать ваш дом, он еще задумал нападение на карету, перевозящую таможенные сборы, на ее пути в Казначейство. Больше никаких подробностей я не знаю.

– Не знаете или не хотите говорить?

– Все, что я знал, выложил как на духу.

Столыпин хитро прищурился.

– Про источник информации, полагаю, спрашивать бесполезно… – мой уверенный кивок его раззадорил. – А что было бы, если вас не задержали в порту? Так бы и уплыли?

Я хладнокровно достал из кармана запечатанный конверт. Положил его на стол.

– Здесь мое письмо на ваше имя. В нем изложено все, о чем я вам рассказал.

Столыпин раскрыл конверт, достал лист бумаги и внимательно его прочитал.

– Опять не соврали. Ваша информация, пусть и фрагментарная, нам очень поможет. Что же мне с вами делать?

– Отпустить, как и обещали, – я почувствовал, что натянутая во мне струна начала ослабляться.

– Отчего-то я склонен вам верить. Эх, Лешка, Лешка, старый школьный приятель. Запутался окончательно в своих либеральных мыслишках. Обижен на весь свет, получив везде отставку.

– Вы защитите свой дом?

– Террористам меня не запугать! – грохнул Петр Аркадьевич по столу кулаком. – Ныне у людей в головах каша. Запутался народ русский. Кто-то жаждет великих потрясений. Кто-то ищет странных выходов из создавшегося положения. Первых повесим, вторых – образумим. Ступайте, я дам необходимые распоряжения.

С тяжелым сердцем я покидал кабинет на Фонтанке 16. Корил себя за то, что не решился рассказать Столыпину, что его ждет смерть через пять лет. Все равно бы не поверил. И еще меня угнетала мысль, что я, возможно, поломал планы своей любовницы.

«Прости, Адель. По-другому не вышло. Не нужны тебе кровавые деньги».

… Пароход до Гамбурга оказался не прямым, а с остановками на рейдах нескольких прибалтийских городов. Кто-то сходил на берег, кто-то, наоборот, поднимался на борт. Грузы, почта, и Бог знает что еще придумали ушлые фрахтователи судна. Я не роптал. Спешить было некуда. Пользуясь моментом, просто приходил в себя. Так разнервничался в последний день в Питере, что впору посетить какой-нибудь восстановительный курорт. Или зависнуть на палубе, любуясь морским закатом. Или просто полежать в каюте, уперевшись взглядом в иллюминатор.

В Риге вынуждено пришлось воспользоваться последним вариантом. Нескончаемый дождь смыл с палубы пассажиров. Всех разогнал, даже самых упорных, лишив возможности полюбоваться на многокилометровый порт на Западной Двине. За дождевой завесой скрылись даже шпили соборов. Ну и смысл мокнуть?

Узкая койка с бортиком была для меня тесновата и коротковата. Лежал, закинув руки за голову, и снова вспоминал Адель. Через злость на себя. Сказал же себе: забудь! Но стоило закрыть глаза, возникала, как живая, картинка струящегося по телу темно-синего платья. Чертовы французы! Придумали же моду так выгодно оттенять и подавать хорошую женскую фигуру (куда эффектнее, чем в будущем, следует добавить). Адель мне призналась, что купила свой наряд на самой модной улице Петербурга, на Троицкой. И обошлся он недешево. Но оно того стоило!

Раздавшийся стук в дверь вернул меня в реальность. Пленительный образ исчез, перед глазами снова был залитый водой иллюминатор.

– Войдите, не заперто! – ответил, поленившись даже повернуть голову в сторону двери.

Скрипнула дверь. Меня окликнули.

– Мистер Найнс!

Этот голос я узнал мгновенно. Попытался резко вскочить, но лишь приложился головой о койку над моей. Койка была свободной – я ее оплатил, чтобы избежать попутчика. И вот так она мне отплатила за вынужденный простой, который я наивно обозвал незапланированными каникулами.

Потирая будущее место приличной шишки, извернулся и бочком вылез в проход. Встал лицом к визитеру и сжал кулаки. Передо мной стоял Лопухин.

– Что вам угодно? – резко бросил ему в лицо, слегка наклонившись, чтобы вышло доходчивее.

– Поговорить, – он предупреждающе поднял руку. – Нет-нет, не спешите меня прогонять. Я пришел со смиренной просьбой, а не выяснять отношения.

Я заглянул через его плечо. За неприкрытой до конца дверью никого больше не было ни видно, ни слышно. Никаких перешёптываний. Никаких звуков от топтавшихся на месте людей. Лишь шум продолжавшей работать паровой машины.

– Головой стукнулся по вашей милости, – пожаловался я, снова потерев уже появляющуюся шишку.

– Я понимаю, что доставил вам и другие неприятности.

– И все же вы здесь.

– Так получилось, что мне, по-видимому, в ближайшее время не удастся выехать за границу. Что-то подсказывает мне, – он грустно усмехнулся, – что МВД откажет мне в паспорте. Я сразу вспомнил о вас и воспользовался своим пребыванием в Риге. Мне сообщили, что вы на борту парохода. И я не решился упустить шанс передать за границу кое-какие документы. Было бы неплохо, если они станут достоянием прессы. В САШ.[2]