Текст книги ""Фантастика 2024-176". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Арлен Аир

Соавторы: Анатолий Матвиенко,Алена Канощенкова,Лев Котляров,Валерий Листратов,Алёна Селютина,Сергей Котов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 241 (всего у книги 348 страниц)

Глава 12

– Не зови брата, он не придет. Сегодня моя очередь говорить с тобой.

Первым побуждением Кощея было снова призвать Кладенец. Но он сдержался.

«Не зови брата…» Еще не повернувшись, он уже понял, кто ответил ему. Встал с колен, чтобы предстать перед гостем на ногах и одновременно заслонить собой тело Василисы. Почему-то показалось, что Белобог явился ради битвы.

От старца у окна, от его седых волос и белых одежд исходил ровный теплый свет. Смотрел он без всякого осуждения. И явно не собирался драться.

– Почему? – спросил Кощей.

Почему Белобог, а не тот, кого он ждал? Договориться с Чернобогом было бы куда проще.

– Потому что таков был уговор, – ответил Белобог и как ни в чем не бывало прошелся до лавки, на которой совсем недавно до этого сидел Слав, опустился на нее. С сожалением взглянул на тело, лежащее на полу. Потом снова повернулся к Кощею.

– Оставь ее на время, – предложил он, кивнув на Василису. – Ты сам знаешь, что ее тут уже нет и это лишь оболочка. А я скажу тебе, что там, где она есть, ей хорошо. Так что не о чем тревожиться.

– Верни мне ее, я заплачу любую цену, – быстро проговорил Кощей.

Ему казалось, что он в шаге от помешательства. Это не было похоже на приближающийся срыв. Он просто утрачивал разум.

– Любую? – задумчиво приподнял брови Белобог.

– Все что угодно.

Старец кивнул.

– Что ж, мы еще вернемся к этому. Но сначала все же поговорим. А то ты все бежишь, бежишь. Почти пять сотен лет прошло, а ты так и не научился останавливаться. Садись, Любомир.

Имя, когда-то данное матерью, резануло слух. И оно же сыграло роль пут. Против воли Кощей дошел до лавки и сел на нее. И вроде бы действовал сам, но все равно казалось – довели. Белобог был несоизмеримо сильнее его, и впервые с момента получения силы Кощей почувствовал то, что, верно, чувствовали остальные, когда он появлялся рядом, – чужое превосходство. Это было давно забытое и крайне неприятное ощущение. Но сейчас Кощей заставил себя проигнорировать его. К лучшему, что Белобог сильнее его. Это значит, что он может совершить невозможное и обратить смерть Василисы вспять.

– Ты порадовал меня, – между тем улыбнулся Белобог.

Улыбнулся словно ребенку. Кощею подумалось, что, возможно, он все-таки сошел с ума и все происходящее ему лишь мерещится. Снова взглянул на Василису. Это отрезвило.

– Не надо, – покачал головой Белобог. – Не запоминай ее такой. Помни ее живой. Теплой. Радостной. Ты подарил ей много моментов куда лучших, чем этот. Так зачем же потом вспоминать плохое, коли есть столько хорошего?

– Ты издеваешься? – просипел Кощей.

Он уже совсем ничего не понимал.

– Всего лишь хочу сказать, что смерть – это не повод перечеркнуть все, что было, – спокойно ответил старец. – Ну же, Любомир, ведь когда ты думаешь о матери, ты представляешь ее в лесу, молодую и здоровую, а не то, как она кашляет и мечется в бреду.

– Прекрати, – почти беззвучно взмолился Кощей.

Это было выше его сил. У его матери была пневмония. Он узнал об этом в этом мире. И в этом мире, в этом времени ее можно было спасти. Ей бы помогла упаковка антибиотиков, которые уже во второй половине прошлого века можно было купить здесь в любой аптеке. Кощей понимал, что это глупо и бессмысленно, но это знание мучило его все эти годы.

Белобог улыбнулся.

– Мой брат мне проиграл, – доверительно сообщил он Кощею. – Он полагал, что за это время в тебе не останется ничего человеческого. Но он ошибся. Вы, люди, куда глубже, нежели это может показаться богам. Возможно, вы бездонны.

Что?

– Что значит «проиграл»?

Это слово зацепило и отчего-то напугало его.

– Ах, это… – Старец улыбнулся немного смущенно. – Видишь ли… Много лет назад мы с братом поспорили, что в человеке сильнее – свет или тьма. Мы стали наблюдать, но человеческая жизнь оказалась слишком короткой, чтобы сделать окончательный вывод. И тогда мы решили выбрать одного, дать ему силы и бессмертие и по ходу его жизни подкидывать задачки. Договорились, что будем действовать по очереди. Кинули жребий. И первый ход достался моему брату.

Кощей попытался что-то сказать, но слова застряли в горле.

– Мы подошли к выбору кандидата крайне основательно, – продолжил Белобог. – Не стали торопиться. Ты понравился нам обоим. Мальчик, достаточно дерзкий, чтобы призвать самого Чернобога. И вместе с этим в тебе горел огонь, который пришелся мне по душе. Ты не хотел мести. Ты хотел справедливости. Ты просто хотел жить. Тогда мой брат предложил тебе сжечь родную деревню. И ты согласился. Следующий ход сделал я. Позволил твоей матери приходить к тебе во снах. Так и повелось. Иногда мы добавляли на доску игроков. Брат привел к тебе Марью. Он был уверен, что так одержит надо мной победу. Но твое решение воссоединиться со своей душой после плена изменило все. А следующий ход был за мной. И я привел Василису к Яге, зная, что вы встретитесь. А потом довел до Баюна.

– Довел…

– Да ладно тебе, Любомир. Ты ведь и сам задавался этим вопросом: почему Лес вывел ее именно туда. Тебе и самому казалось, что это не могло быть простым совпадением.

– То есть… Ты подкинул ее мне? И она со мной только потому, что…

Пропасть все-таки разверзлась под ногами…

Белобог укоризненно покачал головой.

– Не говори глупостей. Почти пять сотен лет, а все еще мыслишь как мальчишка. Боги постоянно сталкивают людей. Тасуют, что ваши колоды. А дальше уже только вы сами решаете, что принять за шанс и как его использовать. Василиса полюбила тебя по собственной воле.

Это прозвучало неубедительно. Выходило, что все, что произошло с ним после смерти матери, произошло по чьей-то прихоти. Кто-то решил, что он вполне сойдет за живую игрушку. Кто-то вертел им как хотел, пока он – Кощей – был уверен, что никто не имеет над ним власти.

– И вся моя жизнь лишь игра двух скучающих богов?!

Наверное, Белобог как-то удерживал его от срыва. Иначе прямо сейчас это бы произошло.

– Конечно нет, – нахмурился старец. – Ты сам принимал все решения. Сжечь свою деревню. Жениться на Марье. Похитить Василису. А потом дать ей свободу и оберегать ее. Ты сам пришел в Навь и подчинил ее. И потом сам вернулся к людям. Нет, Любомир, это ты превратил свою жизнь в то, что она есть. А иначе, если бы все за тебя решили мы, какой бы был смысл в нашем споре?

– А мое бесплодие?.. Это тоже ваши происки или я родился таким?

Белобог пожал плечами.

– Кто знает. Но если дети – способ обессмертить себя, то зачем они бессмертному? Удивительно, что это волнует тебя. Особенно после того, как ты выдумал для себя сказку, в которой лишил себя права любить и быть любимым.

Любить и быть любимым… И он смел говорить ему это после того, как Чернобог с его согласия вырвал из него – Кощея – его душу.

– Нельзя любить без души, – прошептал Кощей.

– Вон твоя душа, у тебя на пальце, – тяжело и недовольно вздохнул Белобог, будто в сотый раз объяснял что-то законченному глупцу. – А любовь, как правильно заметила твоя жена, – это решение, Любомир. Это служение. Умение жертвовать и умение отказаться от жертвы. Кстати, о жертвах. Так чем ты готов заплатить, чтобы я вернул ее?

Вот оно. Крохотная искорка надежды разгорелась в груди словно пожар. Вернуть ее. Вернуть.

– Чем угодно…

– Да? – улыбнулся Белобог. – Ты вот думал о жертвах. Неужели правда смог бы убить, допустим, сотню человек? И обречь еще тысячу тех, кто их любил, на страдания? Смог бы, Любомир? Смог бы сделать это, прикрывшись ее именем?

«Да!» – едва не вырвалось у Кощея.

Но… разве это было так?

Это противоречие оформилось и принялось рвать его и без того истерзанный разум. Неужели он поскупится сотней жизней, предав Василису, не дав ей шанса воскреснуть? Но сможет ли он убить во имя нее? Ради той, что позволила огню жечь ее заживо, лишь бы не пострадали невинные.

– Отлично, – довольно изрек Белобог. – Я снова вырвался вперед. Не переживай, не в моих правилах назначать подобную плату. Вот моя цена: вся твоя сила в обмен на жизнь Василисы.

Кощей замер. И все внутри него замерло. Безумие отступило, чтобы он мог в полной мере осознать озвученное.

Что?..

– Не торопись, подумай, – спокойно предложил старец. – Разумеется, ты можешь отказаться. Она уже мертва и не узнает об этом. Думай, думай, взвесь все основательно. Кстати, не волнуйся о том, что не любил ее. Она знала, что ты любил, и ей для этого не нужны были слова. И она не стала винить тебя в своей смерти.

– Как Сокол смог? – прохрипел Кощей, ища лазейку. – Я сильнее его…

– Не все измеряется силой. Финист смог, потому что нити их с Настасьей судеб давно уже переплетены жгутиком и не разберешь, где чья. Он связал их окончательно и доплел ее нить за счет своей. А вот тридцать пять лет назад так еще не было, иначе б не пошел он искать Баюна, чтобы вылечить ее. На все нужно время, Любомир. Впрочем, Василиса все равно мертва уже слишком долго, чтобы повторить это чудо. Ну так что? Она или ты?

Тело едва слушалось, Кощей с трудом оторвал взгляд от Белобога и снова посмотрел на Василису. Она была мертва. Белобог сказал, что там, где она сейчас, ей хорошо. Он сказал, что она знала, что он любит ее, и что она никогда не узнает о его решении. Она не посчитала, что умирает из-за него. Ей было хорошо с ним все эти годы, она сама подтвердила это. А значит, он дал ей все, что смог.

Он обещал ей, что она не пожалеет. И она не пожалела.

Просто ее больше не будет. Всего лишь одна человеческая жизнь. А ведь ради своих сил он в свое время не пощадил куда больше.

Так почему же он не мог теперь просто ее отпустить?

Почему не мог выбрать себя?

Почему не мог предать?

– Я согласен, – выдохнул Кощей и ужаснулся сказанному. – Я согласен. Моя сила в обмен на ее жизнь.

Белобог кивнул так спокойно, словно Кощей произнес нечто совершенно заурядное, почти не заслуживающее его внимания.

– Правильный выбор, – подтвердил он.

И в этот момент Кощею почудилось, будто с него спустили всю кровь. Он ощутил себя невероятно, чудовищно слабым, как… человек. Словно до этого момента сила, струящаяся по венам, заменяла ему и скелет, и мышцы, а теперь нужно было заново учиться себя держать.

– А кто это у нас вернулся? – едва ли не с умилением произнес Белобог.

С трудом собравшись, Кощей присмотрелся. Василиса больше не была белой, она глубоко дышала, и страшные раны исчезли с ее шеи. Кощей повернулся обратно, но Белобога уже не было рядом. Его нигде не было.

Наверное, нужно было подойти к Василисе.

Он не смог.

Глава 13

Настя с Соколом приехали в конце октября. Долго жали кнопку звонка на калитке, а потом, видимо, догадались, что Василиса отключила звук, и кто-то из них принялся методично колотить по железной двери. Бум-бум-бум… В ответ зашлись громким лаем Хугин с Мунином.

Василиса не хотела открывать, но побоялась, что эта какофония растревожит Кощея и всполошит соседей. Пришлось идти на улицу и отпирать засов. Не то чтобы она собиралась пускать Соколовых внутрь, но они не стали спрашивать ее разрешения. Сокол буквально на руках внес Настю в дом, усадил на диван в гостиной и, недоверчиво оглядев помещение, изрек:

– Ладно, поболтайте пока, а мне надо в Отдел позвонить.

Он вышел на кухню, а Настя повернулась к Василисе. Взгляд ее был серьезен как никогда. Выглядела она так себе: сильно похудела и, кажется, немного постарела. Впрочем, на фоне Финиста, который разом накинул все десять, если не пятнадцать лет и обзавелся изрядной сединой в волосах, это было почти незаметно.

Василисе было все равно.

– Ты не отвечаешь на сообщения и не берешь телефон, – укорила ее Настя. – Баюн хотел снаряжать спасательную экспедицию, но я сказала, что сначала съезжу сама. Василиса, я все понимаю, но тебе нужно прийти в себя. Ты ужасно выглядишь. Когда ты в последний раз выходила из дома? Ты видела, какие у тебя круги под глазами? Ты вообще спишь?

Василиса предпочла промолчать. А что Настя хотела услышать? Как она могла спать после того, как Леший усыпил ее, чтобы убить? А что касается прогулок… Неожиданно обнаружилось, что при помощи интернета можно отлично наладить жизнь, сведя контакты с внешним миром почти к нулю. Оставалось неясным, что она будет делать, когда деньги закончатся, но пока они еще были, и она позволила себе об этом не думать. По забору вокруг их дома тянулась сеть из охранных заговоров, наложенных Кощеем еще после ее похищения Марьей. По ночам Василиса подпитывала ее от собственных сил. И пересекать ее она не собиралась.

– Послушай, – вздохнула Настя. – Все-таки я тут тоже недавно воскресла из мертвых. И это нелегко. Я все понимаю. Позволь Баюну спеть тебе и Кощею. Это отлично помогает. Вам снова захочется жить. Тебе…

– Нет.

Собственный голос прозвучал чуждо.

Настя ничего не понимала.

– Где он? – спросила она, тяжело вздохнув.

Василиса сглотнула, закрыла глаза и поджала губы. Текли секунды в тишине. А потом ее неожиданно обняли, и она испуганно дернулась, но Настя не отпустила.

– Тише, – попросила она. – Я знаю, это очень страшно, я тоже дважды почти умерла. Но ты не для того выжила, чтобы теперь хоронить себя заживо.

…Она очнулась в сумерках от знакомого толчка, с которым ее сила разлилась по венам. Открыла глаза и не сразу осознала, где находится и что происходит. Потом вспомнила. Вскочила, пытаясь понять, жива еще или уже мертва. Обезглавленное тело Лешего лежало на полу. Кощей сидел на лавке, спрятав лицо в ладонях. Она позвала, но он не ответил…

– Лучше бы он дал мне умереть, – прошептала Василиса то, о чем думала весь прошедший месяц. Наконец-то вслух. Эта мысль сводила с ума.

…Она позвала еще раз. Потом еще. Закричала. Оторвала его руки от лица, попробовала тормошить, но он смотрел сквозь нее. Нужно было что-то делать. Тогда она нашла у него в кармане телефон, судорожно стала искать любой подходящий контакт. И все это время ей казалось, что что-то в нем изменилось…

– Ну что ты?! – Настя села на подлокотник кресла, в котором сидела Василиса, прижала ее голову к своей груди, погладила по волосам, покачала, утешая. – Если бы он решил, что ты недостойна такой платы, то мы бы сейчас здесь не разговаривали. Возможно, ему просто нужно время. Знаешь, это как если бы Финист лишился своих крыльев. Даже боюсь подумать, что с ним тогда бы стало.

– Абсолютно ничего, – резко ответил Сокол, заходя в гостиную. – Как ты еще не поняла, что у меня нет ничего такого, что я не согласился бы выменять на тебя.

– Не гневи богов, – ужаснулась Настя. – У нас же дети.

Финист нахмурился, принимая ее правоту. Потом нахмурился еще сильнее:

– И зачем ты встала? Целитель велел воздержаться…

– А-а-а! – закричала Настя, заставив Василису вздрогнуть. – Я же просила не произносить при мне этих слов! – И пояснила ей как ни в чем не бывало: – Целитель велел воздержаться буквально от всего, от жизни в том числе, но я не для того воскресла, чтобы день-деньской лежать на диване в объятиях мужа, как бы приятно это ни было. Тем более, все равно тебе, Финист, скоро возвращаться на работу, а Светозар вернет мне Яру. А до этого момента нам нужно многое наверстать.

Сокол рассмеялся и покачал головой.

– Мы с тобой договорились, что секс будет в награду за хорошее поведение. А ты ведешь себя как непослушный ребенок. Видят боги, порой с тобой сложнее, чем с Ярой… Василиса, где Кощей, как он?

Василиса поморщилась. Эта перепалка подруги и ее мужа больше всего напоминала о том времени, когда все еще было хорошо. А ей не хотелось думать о том времени, ей вообще не хотелось испытывать что-то нормальное. Но они были такие живые…

– Наверху, – все-таки ответила она. – Не стоит его беспокоить.

– Все еще молчит? – приподнял бровь Сокол.

Она просто кивнула.

– Успокойся. Он перебесится, и все образуется, – уверенно сказал Финист. – Мужики не бабы, нам проще так переварить, про себя. Тебе что-нибудь нужно? Помощь? Деньги?

Василиса покачала головой.

– Все есть.

– Ну вот и хорошо, а если что понадобится, сразу обращайся, – подытожил Финист. – Звони, если что, мы мигом приедем. Все, Настя, пошли. Тебе нужно отдыхать.

– Подумай над моими словами, – еще раз попросила Настя. – Он готов спеть.

Василиса кивнула для вида. Баюн-то, может, и был готов. Были ли готовы они с Кощеем слушать? Он – точно нет. А ей казалось предательством захотеть жить, если этого не хочет ее муж.

Сокол помог Насте встать. Василиса проводила их до калитки. Настя неплохо держалась, но в конце пути все же приложила руку к груди – туда, где теперь навсегда остался шрам от стрелы.

– Послушай, – сказала она, отведя Василису в сторону. – Тихомир говорит, есть вероятность, что Финист отдал мне половину от оставшегося ему срока. Если это так, то однажды мы с ним просто умрем в один день. Финист сильный маг, мог бы прожить лет двести. А я и так уже пережила положенный мне срок. Но он сказал, что, если я позволю себе снова почувствовать вину, он сам меня добьет. Говорит, я могу считать, что он предпринял акцию по спасению себя, иначе бы просто лег рядом и тоже умер. И я уверена, Кощей думает так же. Мы в долгу перед ним. Если бы он не дал мертвую воду, то жертва Финиста вполне могла бы оказаться напрасной, он бы меня не удержал. И если мы можем сделать хоть что-то…

Василиса молча обняла ее, а потом аккуратно подтолкнула к выходу.

– Спасибо, что заехали, – поблагодарила она.

Настя замолчала. Потом грустно улыбнулась.

– Божена передает тебе привет, – закончила она. – Говорит, что соскучилась и очень надеется увидеть тебя в скором времени в Конторе. И Варвара тоже тебя ждет. И Горбунок. И все остальные. Демьян с Агатой очень волнуются. И даже Данила пробурчал что-то на этот счет. Мы рады, что ты жива. Помни об этом.

Больше Настя ничего не стала говорить. Села в машину на пассажирское сиденье. Странно было видеть ее не за рулем. Василиса подождала, пока машина отъедет, зашла на территорию и опустила засов на калитке. Очень хотелось проверить охранные заговоры, но для этого нужно было дождаться сумерек.

Собаки высунули морды из конуры во дворе, но голоса не подали и не попытались к ней подойти. За прошедший месяц они уяснили, что это бесполезно.

…Звонить Соколу не имело смысла, он был с Настей в больнице. Баюна не было в Конторе. Зато Василиса нашла в списке контактов номер Григория, заместителя Финиста. Ему и набрала и сбивчиво объяснила, где они. Закончила разговор и снова попыталась растормошить Кощея. Но он все так же молчал и, кажется, не видел ее. Это пугало, но было что-то еще, что не давало ей покоя.

Тело Лешего на полу сильно нервировало. И было непонятно, что случилось. Кощей все-таки успел прийти в последний момент? Он убил оборотня до того, как тот убил ее? Василиса встала и огляделась. Взгляд упал на лавку, на которой она проснулась. И тут она увидела засохшую лужу крови под ней. Перевела взгляд на свою одежду. Та тоже была в крови. И коса, перекинутая через плечо, местами была багряной, а не русой…

Она резко повернулась к Кощею, и одновременно с осознанием того, что она все же умерла, пришло еще одно. Он больше не был колдуном. Она не чувствовала в нем ни крупицы силы.

Василиса вошла в дом, вернулась в гостиную, опустилась на диван. Ее знобило. Настя зря приехала. До этого удавалось нести свои чувства, свою боль ровно и аккуратно, будто воду в чаше, но Настя бросила в чашу камень, и теперь по воде шли круги, и она то и дело норовила выплеснуться наружу.

В доме было тихо и пусто. Василиса бросила взгляд на часы. Через час нужно отнести Кощею ужин. Примерно в это же время стемнеет, а значит, можно будет убедиться, что охранные заговоры надежно защищают их и ей нечего бояться.

Но этот час еще нужно было прожить.

Она легла на диван, подтянув колени к груди, потом, пытаясь спастись от озноба, натянула на себя лежащее тут же покрывало. Но все равно колотило. Тогда она закрыла глаза. Она просто полежит тихонечко, а потом все сделает…

* * *

Когда она приходила, он старался на нее не смотреть. Не был уверен в том, как среагирует на ее лицо.

Он чувствовал себя слишком слабым, слишком уязвимым, а она это видела.

Он вообще теперь был никем.

Даже имени у него не осталось. То, что дала ему мать, много сотен лет назад сгорело вместе с его родной деревней. То, что он дал себе сам, растаяло вместе с его силой. Он был не назван – и его больше не было.

Минуты сливались в часы, часы в дни, он не замечал ни того ни другого. Перстень на мизинце то и дело нагревался, будто пытаясь поддержать его и утешить, но ему было все равно.

Мысли мелькали в голове неясными пятнами, иногда он пытался поймать хоть одну, рассмотреть, но они ускользали. Вместе с силой его покинул смысл. Для чего жить, если нет возможности чувствовать эту власть, если ты жальче букашки под ногами? Если ты снова посмешище, и любой может пнуть, и нет никакой возможности защитить себя? И если дрянное зеркало молчит в ответ на твое прикосновение, раз и навсегда отрезав путь в тот мир, что еще совсем недавно стоял перед тобой на коленях? Всегда только перед тобой…

Вся его жизнь оказалась результатом чьего-то спора, а потом и вовсе рухнула в одночасье. Так стоило ли продолжать весь этот фарс?

Возможно, он бы уже сумел определиться с планом самоубийства, если бы она так сильно не отвлекала его.

Вначале она пыталась с ним говорить. Пыталась его звать. Потом стала заходить только в часы приема пищи. Приносила тарелку с едой и забирала ту, что оставляла до этого. Чаще всего почти полную. Несколько раз врывалась в его комнату во внеурочный час, кричала, плакала, просила сказать хоть слово… Он отворачивался и молчал. Ждал, когда уйдет.

Он помнил, на что она похожа: на огонь в печи. Ему бы припасть, согреться, и, возможно, тогда стало бы легче, но так он бы уже не смог возненавидеть ее, а он все еще не решил, стоит ли это делать или нет.

Ему казалось, что ненависть – единственное, что еще способно наполнить его, а значит, спасти.

Он не позволял себе произносить ее имя.

Иногда ему хотелось ее убить. Это бы все сделало проще.

А порой закричать: беги отсюда.

Беги что есть сил.

Я ведь вернул тебе жизнь, чего еще ты от меня хочешь?!

Когда она приходила, он отворачивался к окну.

Он закрывал глаза.

Он искал внутри себя ответ на один-единственный вопрос: почему он решил, что оно того стоило?

Но однажды она не пришла.

Он долго сидел у окна уже после того, как на город опустились сумерки. По вечерам перед ужином она включала свет в его спальне, но на этот раз она не зашла, и никто не осветил ему комнату. Где-то в самой глубине заворочалось смутное беспокойство. Он постарался припомнить, когда в последний раз слышал какие-нибудь звуки в доме, и не смог. А ведь, кажется, кто-то приезжал сегодня, он слышал стук в калитку… А потом кто-то уезжал…

Но она ведь не могла уехать…

Он снова прислушался. Сейчас раздадутся шаги, и она войдет в комнату, начнет говорить, и можно будет снова сесть и предаться отчаянию. Но шаги так и не раздались. Дом хранил тишину, и эта тишина напугала его. Он встал – это простое действие теперь отнимало массу сил – и снова прислушался. Ничего. Сделал несколько неуверенных шагов в сторону выхода, разозлился на себя, рывком преодолел оставшееся расстояние и открыл дверь. Позволил себе отдышаться. Темнота коридора взглянула на него с немым укором. Нигде не горел свет.

Что за черт?

Он зашел к ней в комнату, но та была пуста. Пуст был и его кабинет. Тогда, цепляясь за перила, он спустился на первый этаж. Там тоже было темно и тихо.

Чувствуя, как нарастает страх, он заглянул в кухню. Пусто. Повернулся в сторону гостиной и сквозь открытые двери увидел ее. Сердце замерло на мгновение, а потом зашлось в исступлении: на улице горел фонарь, его свет освещал комнату, и его было достаточно, чтобы увидеть, что она лежит на диване, закрыв глаза. Плед сполз вниз, кисть неудачно вывернута, русая коса растрепалась, будто не переплела с утра. Так быстро, как только мог, он дошел до нее и сел на колени рядом с диваном. Присмотрелся.

И увидел, как вздымается грудь. Судорожно выдохнул от облегчения: на мгновение показалось – снова мертва.

Аккуратно развернул ее руку, подержал в ладони, убеждаясь, что она теплая, положил на диван.

Вокруг все еще было темно и тихо.

И он вдруг понял.

Она закрыла глаза, и стало темно. Она уснула, и стало тихо.

Он вспомнил.

Ученицу Яги. Девчонку с длинной косой, так смешно смущавшуюся в его присутствии. И ее слова о том, что она будет верна мужу. Как же они разозлили его – эти слова. Она собиралась держать клятву перед тем, кого отец навязал бы ей, почему же Марья, пришедшая к нему по доброй воле, так легко предала его?

Девушку у себя в замке. Его бесило ее нежелание уступить.

И ту, что ждала мужа, прячась у него на конюшнях. Несколько раз после их ухода он просил зеркало показать ее, но однажды увидел беременной и перестал смотреть.

Вязкие холодные дни, тянущиеся бесконечной чередой до ее появления в этом доме.

Их первая встреча в Конторе, и ужас в ее глазах.

А потом…

Тепло ее ладони.

И тепло в груди, которое через несколько лет стало разливаться по венам от одной ее улыбки.

Как пообещал никогда ничего не делать против ее воли.

Ее браслеты на его руках.

Их первый и второй поцелуи, ее красные щеки и сумасшедшие глаза.

«А можно еще раз?»

Их разговоры по ночам.

Тепло от ее объятий.

И как счастлив он был наконец услышать от нее «не хочу».

Синие-синие глаза…

Как целовала мимоходом в волосы.

Ее бесконечные сборы по утрам…

Как вдыхала аромат кофе, прежде чем начать пить.

Раскиданные по дому вещи…

Как засиживалась допоздна в кресле в его кабинете, чтобы просто побыть рядом.

Ее рука на его во время прогулок по парку.

Как сама приходила в его спальню, чтобы потом остаться до утра…

Ее предложение уйти за ним в Навь.

Как называла его своим мужем.

Как произносила «я – твоя жена».

Она была его женой.

Она была ему верна.

И он не был безымян, потому что она дала ему имя.

Она заменила ему душу.

Она стоила всего и на самом деле не стоила ему ничего, потому что это она была его силой, а не магия, что давно уничтожила бы в нем все человеческое, не встань она на ее пути.

Его сила осталась при нем.

– Василиса, – позвал Кощей.

Дрогнули ресницы, и открылись глаза. Широко распахнулись в испуге, и Кощей поморщился от горечи. Она снова его боялась. Как такое могло случиться?

– Василиса, – повторил он, стараясь, чтобы получилось как можно нежнее.

Испуг сменился радостью.

Она приподнялась на локте, заглянула ему в лицо, словно спрашивая разрешения, и он обнял ее первым, почувствовал, как она задрожала, услышал всхлип. Это была она – его Василиса. Теплая, родная и живая.

Живая!

Она была живая!

Ее слезы попали ему на кожу и показались горячее кипящего масла. Желая унять их, Кощей отстранился и поцеловал ее в глаза, но, кажется, сделал только хуже, потому что Василиса расплакалась, не скрываясь, в голос, спрятала лицо в изгиб его шеи. Тогда Кощей потянул ее на себя, и она сползла к нему на пол, он обнял ее, крепко-крепко прижав к себе. Видеть ее слезы было слишком больно.

– Я люблю тебя, – прошептал Кощей, слегка запнувшись на слове, которое не произносил почти тысячу лет. – Я так сильно тебя люблю.

И почувствовал, как с этим словом в него, словно в пустой колодец, хлынула чистой родниковой водой вся его былая мощь.