Текст книги ""Фантастика 2024-176". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Арлен Аир

Соавторы: Анатолий Матвиенко,Алена Канощенкова,Лев Котляров,Валерий Листратов,Алёна Селютина,Сергей Котов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 237 (всего у книги 348 страниц)

Глава 8

– Смотри-ка, – усмехнулся Григорий, глядя в окно. – Горбунок решил подработать семейным психологом?

Сокол отложил открытку с видом города, к которой то и дело возвращался, встал из-за стола и подошел к своему заместителю, выглянул наружу.

На одной из парковых скамеек сидела Агата. Горбунок с Елисеем подошли к ней, и она вскочила со своего места. Видимо, Елисей что-то сказал, за что их психолог толкнул его в спину. От этого толчка парень сделал пару шагов вперед, а потом протянул Агате планшетку и ручку. Она неуверенно приняла их.

– Чего это они? – нахмурился Григорий. – Уже успели поссориться? Молодежь…

– Кто бы говорил, – вздохнул Финист и вернулся за свой рабочий стол.

– Не начинай опять…

– Чтобы опять что-то начать, надо сначала это что-то закончить, а я как утверждал, что тебе надо жениться, так и буду утверждать.

– Ну, видимо, не родилась еще женщина, которая согласилась бы терпеть не только меня, но и мою работу.

– Ты просто не ищешь. А может, она где-то рядом.

– Ага, прям постоянно ее вижу и в упор не замечаю. Ладно, хватит. Как там Яра?

– Нормально. Скучает по нам, но вроде как не плачет, уже хорошо. А вот Настя что-то совсем расклеилась…

Сокол снова взял в руки открытку, повертел. «Здравствуй, Василиса! Известно ли тебе… Твой друг». Слова на ней уже примелькались, но Финист еще помнил то самое первое впечатление, сказавшее ему, что он знает этот почерк. Где он мог его видеть?

– Гриш, – позвал он, – глянь, а. Ничего не напоминает?

Григорий подошел к столу, внимательно изучил открытку, пожал плечами.

– Ладно, – вздохнул Сокол, кидая карточку на стол рисунком вверх. – Забудь.

В этот момент в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, открыли ее. На пороге обнаружился Леший.

– Сидите-сидите! – воскликнул он, входя в кабинет.

Сокол, который и не думал вставать, приподнял бровь.

– А я вот решил поздороваться, раз уж вы с утра не смогли ко мне прийти. Впрочем, вы, должно быть, и так знаете, кто я, правда ведь, Федор Яковлевич?

– Знаю, Вячеслав Павлович, – ответил Сокол.

Леший улыбнулся и подошел ближе, протянув руку. Финист все-таки приподнялся со своего места, перегнулся через стол и ответил на рукопожатие. Оно у Лешего оказалось крепкое, но Сокол лишь сжал ладонь сильнее, и улыбка их нового начальника дрогнула.

– Наслышан, – протянул он, бегло пожимая руку Григорию. – Один из сильнейших боевых магов Управления, гроза всех темных. Говорят, вам предлагали хорошую должность на Буяне, причем не один раз, но вы почему-то предпочли остаться здесь…

– На Буяне есть Гвидон и его богатыри, – ответил Сокол. – А здесь явно не хватало квалифицированных кадров.

– И вы исправили ситуацию, – снова улыбнулся Леший. – Видел статистику раскрываемости вашего Отдела, производит впечатление.

– Рад стараться. Но это не только моя заслуга. Баюн…

– Никто не отрицает заслуг Баюна, – перебил Вячеслав Павлович. – Но нужно смотреть вперед. А если постоянно оборачиваться, то можно и споткнуться невзначай.

Сокол стиснул зубы. Вот, значит, как.

– Боюсь, я несколько старомоден в своей приверженности к традициям, – ответил он.

Улыбка у Лешего стала совсем широкой, будто волчий оскал.

– Главное, чтобы это не мешало вам работать, – заметил его новый начальник, и взгляд его упал на стол. – А что это у вас?

Наверное, это свет от электрической лампы отразился бликом в его глазах, раз они внезапно показались Соколу не карими, а золотисто-желтыми. Леший провел пятерней по волосам, зачесывая их назад.

– Вещдок, – пояснил Сокол.

– И как продвигается дело, к которому он относится? – поинтересовался Вячеслав Павлович.

– Будет раскрыто, как и все остальные.

– Что ж… Тогда не буду вас отвлекать, Федор Яковлевич. Приятно было познакомиться с вами. Григорий Михайлович, – кивнул он на прощание Григорию и покинул кабинет.

– Ты мог бы быть полюбезнее, – мрачно вздохнул тот, когда дверь за Лешим закрылась и прошло несколько секунд.

– Мутит меня от него, – ответил Финист.

– И это повод портить отношения с новым начальством в первый же день?

На это Сокол промолчал. И сам чувствовал, что повел себя как дурак – несдержанно и глупо. Расхлебывай теперь. Его положение и так было шатким, как никогда.

– Тебе не показалось, что он как-то странно смотрел на открытку? – почесал бороду Григорий. – Словно напрягся малость.

– Считаешь? – откинулся в кресло Сокол.

– Не буду утверждать.

Финист задумчиво цокнул, а потом крутанулся в кресле, разворачиваясь к окну. Небо за деревянной решеткой оконных створок манило, предлагая упасть в него и ни о чем не думать. Давненько он не летал просто себе в удовольствие. А надо. Надо вырваться. И как жаль, что он не может взять с собой Настю, разделить с ней ощущение полета. Может, тогда бы она отвлеклась от происходящего хоть чуть-чуть… А ведь существовали артефакты, способные обратить ее в птицу. Первого уровня, чтоб их. Все они были запрещены, как и любые другие артефакты, влияющее на тело и сознание. А вот у Кощея в Нави наверняка что-то такое есть. И сам он вполне мог бы провернуть подобный фокус. И если он, Финист, найдет того, кто покусился на Василису, Кощей будет ему должен…

Нет, лучше не думать об этом…

– Ладно, – обратился Сокол к Григорию, оторвав взгляд от неба, резко повернулся к столу и хлопнул по нему рукой. – Давай глянем, что у нас там с последними делами.

* * *

Сокол.

Леший рыкнул, не сдержавшись, быстрым широким шагом достиг главного здания Конторы, пересек холл, взошел по лестнице и, на свое и чужое счастье ни с кем не встретившись, ворвался в свой новый кабинет. Егор в приемной подскочил, но Леший прошел мимо, не удостоив его ни словом, ни взглядом.

Сокол.

Леший уважал его. Отличный работник, примерный семьянин. Сильный маг, верный своим словам и принципам. Он сумел собрать отличную команду, и все эти люди были по-настоящему преданы ему, что встречалось крайне редко. И поэтому он дал ему шанс. Даже два. И почти дал третий.

Откуда у него открытка? Почему Василиса не уничтожила ее? Почему не уничтожил Кощей?

Стены кабинета давили. Слишком мало места. Лешему казалось, что его посадили в клетку. Где тут метаться?

Он не виноват в том, что Сокол слишком умен и чересчур честен. Рано или поздно ему на глаза попадется то, что даст ответ. Удивительно, что еще не попалось. Впрочем, в том, что сегодня он увидел в руках Финиста открытку, можно узреть знак. Ведь Финист мог убрать ее до его прихода. Нет, небеса благоволят ему и решили помочь, и его план будет исполнен, потому что он угоден богам. Но даже помощь небес бесполезна для тех, кто боится действовать.

Леший глухо зарычал. Нужно успокоиться. Он слишком долго шел к своей цели, чтобы позволить случайности уничтожить все. Цель близка как никогда, главное теперь – выбрать правильный момент. Нельзя торопиться. У него будет только один шанс.

И ничто не должно встать у него на пути.

Леший сделал несколько глубоких вдохов.

В конце концов, он ведь знал, что Сокол может стать проблемой. И даже подготовился к этому. Так зачем волноваться, если решение есть?

Он подошел к расположенной в углу кабинета двери, открыл ее и попал в небольшую комнату, служившую жильем для главы отделения. Комната была почти пустой. На кровати лежал голый матрас – постельное белье с него сняли. Окно прикрывали плотные бордовые занавески. Возле двери стоял комод, над ним висела незамысловатая картина с изображением леса, выполненная в темных тонах. Все остальное, если оно и было, Баюн забрал с собой, а Леший еще не успел распорядиться насчет внутреннего убранства. Зато здесь был его сундук.

Он положил ладонь на крышку, и сундук открылся, узнав хозяина. Вещей внутри было совсем немного. Леший сдвинул их вбок, приложил ладонь к днищу. Раздался щелчок, и часть днища отскочила, являя взору второе дно. Там нашлось несколько картонных коробок, разных по форме и величине. Вячеслав Павлович достал самую длинную и узкую, вернул днище, расправил вещи, закрыл крышку сундука. И открыл коробку. В ней на выложенном пенопластом дне с небольшим углублением по центру лежала стрела. Эта стрела пять лет назад проходила вещдоком по очень громкому делу. По делу, которое раскрыл Сокол. Теперь ей предстояло сыграть на бис: она должна была на время сбить с пути тех, кто пойдет по следу. Совсем ненадолго, всего на две-три недели, но ему – Лешему – этого хватит, а дальше все будет не важно… Зато так можно не трогать заместителя Финиста. После того как Отдел безопасности окажется обезглавленным, Григорию будет не до того, чтобы рассматривать слова на открытке.

Леший коснулся пальцем наконечника стрелы. Она была заговорена так, чтобы пройти сквозь любое препятствие, пока не достигнет живой плоти.

Одна стрела. Один выстрел. Он мог поручить это Егору, как поручал порой некоторые дела. Но не хотелось пятнать его руки кровью. Спустя много поколений она повторилась в одном из своих далеких правнуков. И Лешему показалось, что в этом был особый знак, что будет верным дать ее потомку возможность узреть, как восторжествует справедливость, как свершится месть, и не только узреть, но и поучаствовать в этом. А может, ему просто нестерпимо хотелось увидеть ее еще хотя бы раз.

Любовь – страшное чувство. Мучительное и беспощадное. Говорят, Финист до умопомрачения любит свою жену. Впрочем, на ужине у Лебеди Леший убедился в этом сам. Что ж, значит, он сможет отдать Соколу должное, позволив ему умереть рядом с ней. Возможно, так он даже поможет ему, и тому не придется узнать, каково это – похоронить любимую и жить лишь памятью о ней…

– Прости, Сокол, – вздохнул Леший. – Но в этот раз охотник не ты.

* * *

Ровно в два часа ночи Настя по привычке открыла глаза. Обычно в это время просыпалась Яра, и приходилось идти и укачивать, но сейчас Яра оставалась в Тридевятом у Святослава, и в квартире было тихо. Настя перевернулась, чтобы обнять мужа и уснуть дальше, но на его месте нашлось лишь смятое одеяло. Она проморгалась, вздохнула, поднялась с кровати и пошла его искать. Что ж, не к одному ребенку вставать, так к другому. Велика ли разница?..

Финист обнаружился в детской. Сидел, привалившись спиной к Яриной кроватке и вытянув вперед ноги, и бездумно крутил в руках игрушечного деревянного волка. Без Яры детская казалась больше и выглядела осиротевшей. Вообще вся квартира теперь казалась пустой и лишенной жизни. Сколько пространства способен занять двухлетний ребенок? Столько, сколько есть.

– Что не спишь? – спросила Настя.

– Думаю, – ответил Сокол.

– Хочешь, подумаем вместе?

– Хочу, – кивнул он.

Настя подошла ближе, села рядом с ним, повторяя позу.

– Начинай, – зевнула она и положила голову ему на плечо.

Не уснуть бы.

– Сегодня днем ко мне заходил Леший.

– Что хотел?

– Напомнить, кто тут теперь главный, и проверить на лояльность.

– Ты уверен?

– Гвидон передал мне записку в конце ужина, – вздохнул Финист. – В ней было написано «следи за ним».

Сон как рукой сняло. Настя повернула голову и заглянула мужу в глаза.

– Почему ты не сказал мне?

– Решил, что он имеет в виду Кощея, – ответил Сокол. – Было бы вполне логично после всего превратить меня в шпиона. Но после сегодняшнего визита Лешего я понял, что Гвидон писал про него. И стало понятно, почему Лебедь не тронула меня. Потому что Гвидону нужен был здесь верный цепной пес. Ну, или ручной сокол для охоты. Это он вступился за меня. Вопрос в том, почему так. Не может же Гвидон действовать в обход Лебеди… Или может? А если не в обход, то к чему такие сложности? Спецоперации проводят не так, если уж ему есть в чем его подозревать… Насть, что ты знаешь о Лешем?

Настя пожала плечами.

– То же, что и все. Объявился откуда-то из Тридевятого лет двадцать назад, кем был там, никому не известно. Очень быстро взобрался по карьерной лестнице. Удача ему благоволила: места перед ним освобождались сами собой. Довольно быстро его заметила Лебедь, приблизила к себе. Пять лет назад назначила его главой своего артехранилища. На Буяне его не то чтобы любят, в приемной с трудом терпят, но Лебедь – царица и имеет право на фаворитов. Ходят слухи, что Гвидон с ним не здоровается.

– Думаешь, она с ним спит? – хмыкнул Сокол.

– А это имеет хоть какое-то значение? – удивилась Настя.

– Не знаю, – честно ответил Финист. – Но это могло бы объяснить заинтересованность Гвидона. Следить за неугодным мужу любовником проще, чем за преступником, занимающим слишком высокий пост.

– Не думаю, что он ее любовник, – покачала головой Настя.

– Однако его мнение явно играет для нее не последнюю роль. И как бы порой не решающую…

– Женщине вовсе не обязательно спать с мужчиной, чтобы потакать ему.

– Но судя по всему, как минимум одно его пожелание она не выполнила, – вздохнул Сокол. – Не сняла меня с должности. И он явно остался недоволен этим решением.

– Почему ты уверен, что он этого хотел?

– Потому что об этом вопит моя интуиция, а я склонен ей доверять. Но даже если я ошибаюсь… Эта записка от Гвидона… Что, если Леший по собственному желанию оказался в кресле Баюна? Он выглядит слишком довольным для того, кого сослали из столицы возглавлять провинциальное отделение. И насколько мне известно, Лебедь не объявляла, что должности ее помощника и главы артехранилища свободны. А значит, это была его инициатива и все это временно. И чего он тут хочет? Наладить контрабанду? Создать преступную сеть? Почему именно наше отделение? Ничего не понимаю… И знаешь, а ведь как удачно для него Полоз принялся флиртовать с тобой. То, что Лебедь не отправила меня под стражу после моей выходки, – чудо. И я сейчас подумал…

– Что это он подстроил?

– А почему нет? Полоз не только известный ловелас, но и крупнейший инвестор, и Леший вполне мог знать что-то, чем смог его припугнуть… Или я сгущаю краски?

– Не знаю, – нахмурилась Настя. – Но если ты прав, все выглядит и правда подозрительно удачно для Лешего, и при этом он все время ни при чем.

– Но ведь это только полбеды. Есть еще вся эта история с Василисой. Почему тот, кто прислал ей открытку, затаился? Месяц прошел. Зачем он вообще все это затеял? Пошел на такие сложности: привел Марью в этот мир, помог лишить Василису памяти, потом заставил Моревну ждать… Какова конечная цель? Допустим, что шерсть оборотня, которую мы нашли на поляне, принадлежит именно тому, кто привел сюда Марью. А потом этот кто-то рассказал про нас Лебеди? Почему именно ей? Чего он добивался? Хотел, чтобы она объявила войну Кощею?

– А что, если оборотень рассказал обо всем не ей? Что, если он рассказал обо всем Лешему… – задумчиво произнесла Настя. – А Леший просто воспользовался этой ситуацией, чтобы сместить Баюна.

– Но зачем рассказал?

– Потому что оборотню тоже нужно было избавиться от Баюна? И от тебя… Я сейчас подумала… У Баюна же отличный нюх. А что, если оборотню нужно было пробраться на территорию Конторы незамеченным и… Нет, что-то как-то страшно выходит.

– Но это рабочая версия, – поморщился Сокол. – Тогда получается, он уже может быть среди нас – притом кем угодно. И более того, Леший должен об этом знать. А ведь он привел с собой этого своего помощника… Егора.

– Если Егор оборотень, то в Специальном отделе безопасности на Буяне должны быть в курсе этого.

– Да, только направить официальный запрос не получится, придется действовать в обход… А времени, возможно, совсем мало. Как плохо, что Божена еще спит! Надо предупредить Кощея… Но все равно зачем? И эта открытка… Такое чувство, как будто кто-то хочет просто заставить Василису уйти от Кощея. Больше похоже на происки разъяренной любовницы… Мне все кажется, что пойми я цель, и все сложится в единую картинку, но никак не выходит, и Кощей никак не помогает!

– Ты поймешь. Ты всегда находишь ответ.

Сокол тяжело вздохнул, откинул голову назад.

– Не знаю, Настя. Мне беспокойно. Давай ты пока погостишь в Тридевятом. Побудешь с Ярой. Там сейчас Борислав. И Тихомир под боком. Так я буду знать, что ты в безопасности.

– А давай сразу на луну, – недовольно хмыкнула Настя. – Там, говорят, один лишь Черномор, а он по женщинам давно не ходит. Вот и будем с ним играть в преферанс…

– Насть, я серьезно.

– Я тоже.

– Настя…

– Я тебе в Круге что обещала?

Сокол повернулся к ней, посмотрел внимательно, запустил ладонь ей в волосы, пропустив пряди сквозь пальцы.

– Иногда я думаю, что не имел права тащить тебя в Круг… – неожиданно признался он.

Настя засмеялась.

– Любимый, тебе спать пора, – вздохнула она. – Ты от усталости несешь какую-то чушь. Все, пойдем, утро вечера мудренее.

– Я серьезно, Насть. Я лишил тебя свободы.

– Какой свободы?

– Выбирать. Уйти от меня… Не знаю… – Он устало потер рукой глаза.

– Говорю же, чушь. Никогда не жалела, что встала с тобой в Круг. Так что успокойся. И вообще, два часа ночи – не лучшее время для философских диспутов. Ну, знаешь, ночью все кошки серые. Пойдем. Обсудим это утром.

И она встала с пола, взяла его за руку и потянула вверх.

– Пойдем, пойдем, – поторопила она. – Тебе просто надо выспаться, сколько ночей ты уже нормально не спал? И сегодня ты выспишься, а завтра обязательно придут ответы на все твои вопросы.

Сокол все-таки встал на ноги, и лежащий до этого у него на коленях игрушечный волчок со стуком упал на пол, но на него никто не обратил внимания.

– Ты правда так думаешь? – спросил Сокол, глядя на жену сверху вниз: по-другому не получилось.

– Правда-правда, – улыбнулась Настя. – Марш в кровать.

– Слушаюсь, мой генерал, – улыбнулся ей в ответ Финист.

Они засмеялись и вернулись в спальню, легли в постель. Настя устроилась поудобнее у него на плече и, уже засыпая, почувствовала, как он нашел ее ладонь и переплел их пальцы. А потом ощутила то, что так любила, хотя и не признавалась ему в этом: капля за каплей к ней под кожу закралось тепло, разлилось по венам. Финист делился с ней своей силой, поддерживая ее тело, сохраняя его молодость. Всегда по чуть-чуть, сколько мог, но этого хватало, чтобы она до сих пор не выглядела как древняя старушка, какой вообще-то уже и должна была быть.

Убаюканная этим теплом, Настя уснула. И как хорошо было спать рядом с мужем.

А зайдя утром на кухню, Настя первым делом распахнула задернутые с вечера шторы. Приоткрыла раму, чтобы проветрить. Восходящее солнце переливалось бликами в окнах соседнего дома.

Сокол вошел следом, поцеловал ее.

– Приготовь что-нибудь посытнее, – попросил он.

Настя кивнула, открыла холодильник, достала оттуда контейнер с яйцами, молоко, масло и ветчину.

– Ну что, выспался? – спросила она, снимая с полки миску, чтобы взбить яйца.

– На удивление да, – ответил Финист, садясь за стол. – Даже как-то думается легче. И я понял: единственное, где я мог видеть почерк с открытки, – это объяснительная от кого-то из задержанных или чьи-то письменные показания. Сегодня возьму с собой кого-нибудь из воробьев, пороемся в делах. Если это было не так давно, то их еще не должны были списать или передать на рассмотрение. А я уверен, что видел его незадолго перед тем, как Кощей принес открытку. И еще я вспомнил того, кто может заглянуть для меня в личное дело Егора.

– Ну вот видишь, – откликнулась Настя, шинкуя ветчину. – Я же говорила, тебе просто надо поспать. А насчет того, что ты вчера сказал…

– Ты правда не жалеешь?

– Нет, – ответила Настя, поворачиваясь к нему. – Ни разу не пожалела. Не думай так, пожалуйста, больше, не обижай меня, ладно?

Сокол кивнул.

– Будешь моей женой? – серьезно спросил он.

– Да.

И спустя шестьдесят лет брака это «да» прозвучало куда весомее, нежели в самом начале их пути, когда им еще невдомек было, что их ждет.

– Я люблю тебя.

– И я тебя.

Настя послала Финисту воздушный поцелуй и, возвращаясь к миске с болтушкой для омлета, на короткий миг глянула в окно. И успела заметить. Металлический блеск, что примелькался ей за много лет. И так же, как привыкла чувствовать, а не видеть траекторию полета своих ножей, поняла, куда это блеск нацелен.

Выбор был небольшой: остаться на месте или сделать шаг назад, заслонив собой того, кому только что говорила о любви.

Был ли у нее выбор?

Стрела прошла сквозь оконное стекло, не разбив его, и вошла между ее ребер плавно и легко, будто вернулась в колчан. Настя пошатнулась и упала на колени. Начала заваливаться, но Сокол уже среагировал. Упал на пол, подхватил ее под мышки, оттаскивая в коридор, чтобы убрать их с линии огня, выставил вокруг них магический щит.

– Настя!

Боль уже пришла. Жгучая, она потекла по венам, наполняя собою. Рот наполнился кровью. Настя судорожно попыталась вдохнуть, но пробитое легкое отказывалось работать, зато болезненно быстро забилось сердце. Это был конец. И стало горько и обидно. Она не увидит, как вырастет дочь, не расплетет ей косу, не посмотрит на ее детей. Никогда больше не обнимет сыновей. Не возьмет на руки внуков, пытаясь вспомнить, кого как зовут…

Этим утром она в последний раз проснулась рядом с Финистом.

Настя сосредоточилась на том, чтобы прожить еще хотя бы несколько секунд, урвать лишнее мгновение рядом с мужем. Попросить бы прощения за все, что было не так… Вокруг стремительно темнело, и она из последних сил цеплялась взглядом за серые глаза, которые всегда видели ее насквозь и ни разу не осудили.

– Нет, – сказал Финист.

Надо было утешить. Ей так хотелось его утешить, но воздуха не хватало.

А еще ей хотелось, чтобы он сказал, что все будет хорошо. Чтобы пообещал, что позаботится о Яре и расскажет их мальчикам, как сильно она их любила, хоть мать из нее получилась так себе. И мать, и жена… Но вот наконец-то что-то сумела сделать правильно.

– Нет, – повторил Финист вместо всего этого.

Что-то в его тоне было не так.

– Потерпи, – попросил он.

Как будто бы это имело значение.

Она почувствовала, как он обломал стрелу и выдернул наконечник из спины, а потом и древко из груди. Боль пронзила сознание, Настя ощутила, как толчками хлынула из раны кровь, захрипела, и перед глазами осталась одна темнота.

Она почти умерла, зачем он ее мучит?..

А потом руки Финиста аккуратно положили ее на пол: почти так же нежно, как на брачное ложе много-много лет назад, и Сокол накрыл ладонями ее плечи. И Настя поняла, что он собирается сделать. Она попыталась выдавить из себя хоть звук, запретить ему, но не смогла. Все, что ей оставалось, – это вслепую смотреть на него в надежде, что он прочтет по взгляду.

– Я тебе клялся, – ответил Сокол в ответ на ее немую мольбу. Его голос был до ужаса спокоен. – Помнишь? Я делю с тобой жизнь, я делю с тобой смерть…

Даже на грани смерти она помнила каждую секунду, проведенную в Круге. И помнила, как его клятва серебряной вязью проступила на алой ленте, что оплетала их руки. Тогда, двадцатидвухлетний, Финист все еще был идеалистом и немножко романтиком, да и, если честно, оставался таким до сих пор, и она любила в нем эти черты, хотя порой они изрядно ее бесили.

«Я делю с тобой путь», – ответила тогда Настя. Она-то всегда была реалисткой и прочно стояла ногами на земле.

– В прошлый раз я не сумел, – расслышала Настя, уже теряя сознание. – Но не в этот.

Финиста охватывало сияние. Настя видела его даже сквозь пришедшую тьму. Оно разлилось от сердца, хлынуло во все стороны и заполнило его. Она чувствовала его тепло, оно баюкало и обещало, что все будет хорошо, укутывало ее в нежность и покой, и в последний момент перед тем, как окончательно уйти, Настя ощутила, как от ладоней Сокола звенящим весенним ручьем, перерастающим в бурную реку, в нее хлынула его сила.

Финист делал именно то, в чем клялся когда-то: делил с ней пополам остаток отпущенного ему времени, ни на мгновение не позволяя себе усомниться в том, что это вернет ему жену.