сообщить о нарушении
Текущая страница: 60 (всего у книги 120 страниц)
– Да, – безрадостно ответил Кендалл и залез рукой во внутренний карман пиджака. – Знаешь, я нашёл его в своём доме после того, как она уехала… Не думаю, чтобы она нарочно оставила его. Возможно, она просто забыла…
– Какой же ты наивный, – горько усмехнулся я и почувствовал, как что-то сдавило мне горло, почти лишая возможности говорить. – Она бы ни за что случайно не забыла в твоём доме листок со стихотворением. Она хотела, чтобы ты прочитал его, просто… Просто она не смогла сказать тебе всего прямо в лицо.
Собеседник молча протянул мне сложенный листок, и я так же безмолвно взял его в руку. Что же там были за строки? В праве ли я читать их?..
Но руки, даже не дождавшись моего окончательного решения по поводу чтения этого стихотворения, принялись разворачивать листок. Я прищурился, чтобы лучше видеть расплывавшиеся перед глазами строчки.
Да, твой нежный взгляд бесценен.
Да, твой голос мне приятен.
Ты бесподобен, будь уверен,
Но… помни: солнце не без пятен.
От слов твоих бегут мурашки,
Ты их так нежно говоришь...
А грусть твоя – мой камень тяжкий:
Мне тяжко, если ты молчишь.
Но, может, ты меня невзлюбишь,
Когда скажу: мне всё равно.
Ты чувства ненавистью сгубишь,
Не злись, прошу. Мне не дано
Ценить твои слова, улыбку
И отвечать на них самой...
Прошу. Из жизни делать пытку
Не нужно. Думай головой!
Прошу прощенья твоего
За то, что сделать нужно это.
Не потому, что ты такой,
А потому, что чувства где-то
Прячу. Но не стоит злиться:
Не я решенья принимаю...
Мне тоже по ночам не спится.
Я тоже, как и ты, страдаю.
Дочитав последнюю строчку, я вдруг заливисто рассмеялся. Кендалл с недоумением и даже с каким-то оскорблением смотрел на меня, а я продолжал смеяться: не в моих силах было остановиться.
– Ты что, больной? – сердито спросил меня немец и вырвал из моих рук листок. – Над чем ты ржёшь, кретин?
– Не злись, – сквозь слёзы, выступившие на глазах, проговорил я, – я смеюсь не над твоим фиаско, я просто…
Новый приступ смеха оборвал меня на полуслове, и я, положив голову на стол, захохотал ещё громче. Брови Шмидта были гневно соединены вместе; он наполнил свой бокал бренди и залпом выпил его.
Наконец непонятный смех оставил меня, и я теперь сидел молча, вытирая слёзы и восстанавливая сбившееся дыхание. Честно сказать, меня дико напугал мой смех: до этого момента я даже улыбаться искренне не мог, а тут начал так откровенно и открыто смеяться… Я уже давно начал понимать, что моя болезнь начала будто… осложняться… Сначала та «внутренняя» вспышка гнева, когда я зачем-то поцеловал Ольгу, теперь – этот приступ отчаянного смеха… Будто расстройство проявляло себя не через мои слова и моё поведение, а через что-то, что находилось глубоко внутри меня.
– Прости, – извинился я перед Кендаллом, и он поднял на меня суровый взгляд. – Это так некрасиво получилось…
– Так что вызвало у тебя такой дикий хохот? – холодно спросил немец и достал из кармана пачку сигарет.
– Не знаю на самом деле, – грустно сознался я. – Просто я подумал… Ты посвятил ей столько песен, и эти песни о стольких вещах сказали… А тут это стихотворение, в котором она откровенно плюёт на твою любовь. Господи, я не знаю, что здесь смешного!
Какое-то время мы сидели молча. Кендалл задумчиво пускал кольца дыма в потолок и, скорее всего, думал о ней. Да? А о чём думал я? Я думал о том, что он думал о ней, и это почему-то холодило моё сердце.
Вдруг в мою голову влетела очень ясная, но до этого не замеченная мною мысль. Я резко поднялся на ноги и ошарашено посмотрел на Кендалла.
– Ты чего вскочил? – всё тем же ледяным голосом задал вопрос он.
– Шмидт, она ведь страдает из-за меня! – воскликнул я, в ужасе думая о той боли, что причинял ей. – Что там было в последних строках?
– Мне тоже по ночам не спится, – ровным голосом выдал немец, и его взгляд помрачнел. – Я тоже, как и ты, страдаю.
– Вот! Да, Кендалл, она ведь…
Я без сил опустился на стул и уставился в стену не смыслящим взглядом.
– Кендалл, она ведь и понятия не имеет, что я люблю её…
Он молча смотрел на меня и продолжал курить.
– О, моя бедная, бедная, бедная Эвелин… – проговорил я и, схватившись за голову, замычал. – О-о-о, я должен видеть её! Скажи же, скажи, где она!
Немец с важным видом стряхнул пепел в хрустальную пепельницу, будто понимал, что от его ответа зависела вся моя жизнь.
– На веранде, – приглушённо ответил Кендалл. – Они с Алексой пьют чай на веранде.
– О-о-о, она узнает! – не успокаивался я. – Я больше никогда не заставлю её страдать, я скажу, скажу… Теперь она будет знать, что я люблю её!
Я даже не помнил, как ушёл из кухни. Сердце рвалось из груди, в ушах шумело, ноги не слушались и подкашивались чуть ли не на каждом шагу. Весь этот путь от кухни до веранды остался в моей памяти большим чёрным пятном. Я совершенно не помнил себя в те минуты; могу поспорить, если бы меня тогда спросили моё имя, я бы с невероятным трудом вспомнил его. А может, так и не вспомнил бы.
Алекса и Эвелин действительно пили чай. Я замер на месте как вкопанный, когда увидел их. Неужели я правда стою здесь, перед ней?..
– П-привет, Логан, – слегка удивлённо выдала жена Карлоса, но я смотрел только на Эвелин, не замечая Алексу. Она, девушка, воспламеняющая моё сердце и зажигающая во мне жизнь, тоже смотрела на меня. – Я не видела тебя целый вечер… И, кажется, я догадываюсь, чем ты занимался всё это время.
На негнущихся ногах я подошёл к столу и присел рядом с Эвелин. Вообще-то я не контролировал свои действия и чуть не сел мимо стула... Эвелин, заметив моё смятение, слабо улыбнулась.
«Ах, вот как ты? – с непонятной злостью подумал я. – Улыбаешься?» Секундный ступор вдруг прошёл, и я почувствовал, что кровь вновь начала приливать к рукам, ногам и голове, а шум в ушах понемногу улёгся.
– Неприлично надолго затянулось ваше чаепитие, – сказал я, опустив глаза и стараясь не смотреть на Эвелин. – Кажется, ваши спутники начинают скучать. У вас вовсе нет желания к ним вернуться? Нет?
– Логан, тебе лучше уйти, – вставила слово Алекса, но я сделал вид, что не услышал её реплики.
– Особенно Кендалл, – продолжал я, развязно положив ногу на ногу. – Он уже третью сигарету курит там, на кухне… Верный признак тоскливого одиночества.
Эвелин смотрела на меня с удивлением в красивых глазах. Алекса была явно недовольна тем, что я тут говорил.
– Так иди и скрась его одиночество, – снова заговорила ПенаВега.
– О, я не имел в виду себя, – со слабой улыбкой сказал я и посмотрел на Эвелин. – Ну что, дама немецкого сердца? Не совестно тебе?
– Логан, пожалуйста! – взмолилась Алекса, и я не мог не заметить, что она начала сердиться. – Хватит! Ты пьян, и твои слова не очень ласковы.
– О тебе я ещё ни слова не сказал, – холодно выговорил я, повернув голову в сторону Алексы. – Не стоит делать мне бесполезных замечаний. Лучше следи за своим мужем: сейчас он наверняка проигрывает кому-нибудь свои наручные часы.
Алекса тихо засмеялась, опустив голову. Эвелин смотрела на меня широко распахнутыми глазами; она явно была ошарашена моим поведением.
– Эвелин, не бери его слова во внимание, – сказала ПенаВега своей подруге. – Уверена, ты в первый раз видишь его таким.... Надеюсь, что и в последний. Я могу понять твоё удивление.
Иронично улыбнувшись, я медленно перевёл взгляд на Эвелин.
– Ну и что ты молчишь? – загадочным голосом задал я ей вопрос и положил свою руку на её. – Я ещё слова от тебя не услышал...
– Что ты хочешь от меня услышать? – спросила Эвелин, и звук её голоса заставил моё сердце учащённо забиться. Девушка непонятным взглядом смотрела на мою руку, так отчаянно сжимающую её ладонь.
– О, всё очень просто, Эвелин… – прошептал я, не отрывая от неё взгляда. – Я хочу услышать… Хочу услышать, что ты любишь меня.
Как-то испуганно нахмурившись, Эвелин попыталась вырвать свою руку из плена моих пальцев, но я только крепче сжал её и прижал к своей груди.
– Признай же это! – воскликнул я. – Признай! Признай, что ты любишь меня!
– Логан, перестань, – убедительным тоном произнесла Алекса и попыталась ослабить мою хватку, но я был сильнее. Эвелин смотрела прямо мне в глаза, и в её взгляде читался необъяснимый испуг. – Логан! – вновь прозвучал голос Алексы, но на сей раз я услышал его как-то отдалённо. – Хватит! Разве ты не понимаешь, что пугаешь её своим поведением?
– Ни в чём нельзя быть уверенным на сто процентов, – дрожащим голосом сказал я, не взирая на просьбу Алексы оставить Эвелин в покое, – но я хочу быть уверенным больше всего на свете! Чёрт возьми, Эвелин! Перестань играть со мной! Просто скажи, что любишь меня! Скажи, что любишь!
– Ладно, Логан, я серьёзно, хватит, – вновь вклинилась Алекса. – Уходи. Пожалуйста. Иначе я позову Джеймса.
Не найдя во взгляде Эвелин того, что могло бы удовлетворить мою просьбу, я устало взглянул на Алексу. Она была настроена решительно и действительно всем сердцем желала, чтобы я отстал от Эвелин, и очень хотела защитить её от меня. Что ж… Воля твоя, Алекса.
Я молча отпустил руку Эвелин; на ней после моих пальцев остались белёсые следы. Бросив на девушек взгляд, наполненный сожалением и горечью, я не спеша спустился по ступенькам веранды и, пошатываясь, направился к воротам.
Откуда же взялась моя непоколебимая уверенность в том, что она любит меня? Что именно заставило меня так думать? Стихотворения, наверное… Чёрт, как же это глупо! Я был абсолютно уверен в том, что она действительно любит меня, я лишь хотел услышать это от неё… Почему она молчала? Почему, почему нельзя было прямо сказать обо всём?
Я понял почему, когда мой разум немного остыл. Она промолчала и прямо не призналась во всём потому, что она меня не любит. Нет! Эвелин меня не любит! Эта мысль часто посещала мою голову, но я никогда не позволял себе думать, что это правда. Наверное, я старался зачем-то убедить себя, что она никогда не сумела бы полюбить меня, – так обычно поступают до беспамятства влюблённые люди: придумывают себе недостатки, изъяны, чтобы доказать непонятно кому, что таких людей, как они, любить нельзя. Эта мысль вновь появилась в моей голове, когда я слушал слова Кендалла. Я допускал мысль о том, что она не любит меня, – всего лишь мысль. Эта мысль сладко мучила меня, ныла где-то в области сердца, и я позволял себе думать об этом лишь потому, что не хотел сойти с ума от счастья. Сердце же моё, в отличие от разума, твёрдо знало, что Эвелин любит – любит горячо и отчаянно. Но после того, как она промолчала в ответ на мою просьбу, сердце предательски оттолкнуло своё твёрдое знание и сказало: «Я всегда знало, что она не любит тебя».
От этого происшествия на веранде в душе моей остался неприятный осадок, и я мычал от чувства безысходности, разрывающего меня изнутри. Я ехал домой, домой, к Дианне. Она, верно, не оттолкнёт меня теперь. Я знал это наверняка! Она не промолчит, когда я скажу, что люблю её, и признается в любви в ответ. Да, мне нужно было к Дианне! И мне было абсолютно всё равно, что до этого мы поссорились. Нужно было любым способом погасить в себе вспыхнувшие чувства.
Дианна не спала, когда я приехал. Я нашёл её в спальне: моя девушка сидела в кресле с ноутбуком на коленях.
– Я не ждала тебя сегодня… – растерянно выдала она, и я улыбнулся, поняв, что в её душе всё ещё был осадок от нашей последней ссоры.
– Знаю, что обещал вернуться только утром, – проговорил я, расстёгивая запонки, – просто решил не дожидаться рассвета, чтобы вернуться к тебе.
Дианна ничего не ответила, лишь безучастно перевела взгляд на экран ноутбука.
– Что ты делаешь? – поинтересовался я, подойдя к плотно занавешенному окну. – Ищешь фотографии, где я иду рука об руку с чужой девушкой?
Моя девушка издала звук, похожий на смешок, но ничего не ответила. Я посмотрел на неё через плечо.
– А ты не выглядишь весёлой, – тихо сказал я.
– А ты не выглядишь трезвым, Логан.
– Ну, Диа-а-анна, – протянул я, устало нахмурившись. – Что тебе с того, что я пьяный, а?
Дианна снова ничего не ответила, и я вздохнул.
– Но я тебе любым нравлюсь, так ведь?
– Не хочешь прилечь, Логан? Тебе бы выспаться…
– Не укладывай меня в постель, Дианна! И перестань злиться, в конце концов. Знаю, что ты всё ещё помнишь нашу ссору, и сердишься, но… Всё, что я могу предложить, это вытеснить из Интернета мои старые фото, заменив их новыми.
Дианна засмеялась, и я искренне улыбнулся, услышав её смех.
– Как ты себе это представляешь? – спросила она с прелестной улыбкой.
– А так. – Я раздвинул занавески в разные стороны, и янтарный свет из окна пролился в тёмный двор. – Так! Пусть все видят, чем мы с тобой занимаемся!
Моя девушка вновь рассмеялась, и я, тоже рассмеявшись, оказался рядом с креслом, в котором она сидела. Затем я поднял Дианну на ноги, а в следующее мгновение она оказалась прижатой спиной к стене. Я посмотрел в её глаза и поцеловал её с такой страстью, с какой раньше никогда с ней не обходился.
Когда я разорвал этот дышащий страстью поцелуй, Дианна, задыхаясь, посмотрела на меня.
– Что с тобой? – спросила она с удивлённой улыбкой на губах. – Я тебя таким ещё не видела…
– Ну, смотри же! Я просто невероятно счастлив рядом с тобой.
Я прижался носом к её, и мы простояли так какое-то время, стараясь перевести дыхание.
– Но от тебя ужасно пахнет, Логан, – с усмешкой заметила Дианна.
– Да? А ты меня не любишь такого, любимая, а?
Она игриво смотрела на меня и молчала, но я испугался этого молчания и, отчаянно впившись пальцами в её талию, чуть ли не криком спросил:
– Любишь или нет?!
– Что за глупости? – рассмеялась она, приняв мой испуг за шутку. – Ты знаешь, Логан, ты очень-очень хорошо знаешь, что я люблю тебя любого.
Услышав это, я улыбнулся и снова поцеловал её, теперь ещё более страстно, чем прежде.
– Мне так не хватает тебя по ночам, – прошептала Дианна, на мгновение разлучив наши губы.
– О, мне тоже, тоже, тоже… – задыхался я, выговаривая это. – Мне тоже, любимая…
Я согнул её правую ногу в колене и, плотнее прижавшись к Дианне, с силой сжал заднюю поверхность её правого бедра. Наши губы на несколько минут слились в долгом и проникновенном поцелуе.
– И каждая наша ссора убивает что-то внутри меня, – тем же шёпотом говорила моя девушка, прижимаясь ко мне, – клянусь, я ненавижу, когда мы друг на друга кричим…
– О Дианна… – прошептал я и принялся покрывать горячими поцелуями её шею. – Дианна… Ты не знаешь, насколько сильно я люблю тебя.
– Кажется, знаю.
Я поднял на неё вопрошающий взгляд, и она с улыбкой ответила:
– Ты уже давно упираешься в моё бедро, Логан.
Я рассмеялся и подхватил Дианну на руки. Моя девушка, обвив руки вокруг моей шеи, нежно и осторожно поцеловала меня в ухо, от чего по всему моему телу пробежало стадо мурашек. Это было невообразимо прелестное мгновение, и мне ни за что не хотелось портить его так больно уязвляющими воспоминаниями.
На следующий день я чувствовал себя просто ужасно. Во-первых, похмелье отзывалось в моих висках острой болью и вызывало невероятную жажду; во-вторых, мне было стыдно перед Эвелин за то, что я позволил себе вчера, на веранде; и в-третьих, я почему-то чувствовал себя виноватым и перед Дианной. Мысль о том, что моя девушка стала для меня отчаянной попыткой заглушить бушующие в моей душе чувства, добивала меня окончательно. Я не знал, каким будет мой первый шаг на пути к возвращению в прежнюю жизнь, но точно знал, что позвоню Эвелин. Даже если она и не помнила всего того, что я сказал ей вчера, я собирался понять всё по её голосу и извиниться.
Но когда я услышал её голос, все слова, что я собирался сказать ей, вылетели у меня из головы; по интонации её голоса мне ничего определить не удалось, и я вовсе забыл, что хотел попросить прощения. Я слышал сумасшедшее биение своего сердца и понимал, что не прощу себя, если не предложу ей встретиться.
– Эвелин, – неуверенно проговорил я, когда с начала нашего разговора прошло чёрт знает сколько времени, – а… а предложение о семейном ужине всё ещё в силе?..
– Конечно, – ответил её голос на том конце провода, – родители будут рады тебе.
– Так… когда мы сможем увидеться?
– Завтра вечером, если ты не будешь занят.
Моё лицо вспыхнуло при одной мысли о том, что я чуть ли не целый месяц упорно избегал любых встреч с Эвелин.
– О, я не буду занят, – поспешно ответил я. – Жду не дождусь завтрашнего вечера.
– Я тоже. – По её интонации я понял, что она улыбнулась, и улыбнулся тоже. – Приезжай к семи, Логан. И постарайся без опозданий.
– Ну, когда я опаздывал, Эвелин?
Весь ужин я сидел как на иголках, порой с трудом впихивая в себя еду, порой запинаясь и невпопад отвечая на вопросы. Я видел только лицо Эвелин перед собой и не понимал: как раньше я мог жить без неё? Как мог видеть её рядом с собой чуть ли не каждый день и не думать о том, что больше всего на свете хочу поцеловать её?
