сообщить о нарушении
Текущая страница: 119 (всего у книги 120 страниц)
— Да это я ещё когда говорил, — с улыбкой произнёс он и пожал плечами. — Но вообще да. Есть что обсудить. — Я выжидающе смотрел на него. Шмидт, будто испытывая моё терпение, молчал и никуда не торопился. — Делай что хочешь, — внезапно заговорил он, — но мне на вас двоих уже невыносимо смотреть, прямо как ножом по сердцу. Так что я решил больше этого не делать.
— Что, глаза себе выколешь?
— Смешно, смешно, — улыбнулся немец, — остроумно. — Сделав ещё один глоток, он нахмурился и сказал: — Уеду я. Обратно в Канзас. Теперь буду жить там.
В моей душе произошёл странный переворот, и я не мог понять: радоваться мне следовало или огорчаться. Но, в конце концов радостно улыбнувшись, я осторожно подумал: «Неужели мою жизнь покидает моя самая большая ошибка?»
— А Лос-Анджелес? — спросил я.
— Оставляю его тебе. Понятное дело: нам вдвоём в одном городе никак не ужиться.
— Очень жаль, — вздохнул я, — очень жаль, что ты понял это так поздно.
Услышав это, Кендалл прикрыл глаза и блаженно улыбнулся.
— «Погоню» вот придётся оставить, — сказал он и погладил барную стойку так, точно она была живая. — Жалко. Мэрилин больше не увижу, Скарлетт тоже… Даже с Мэри Джейн, верно, придётся распрощаться. Она маме не понравится.
«Мэри Джейн» — так Кендалл называл марихуану. Шифруясь таким образом, они с Мэрилин часто говорили о травке на людях.
— Ты убегаешь с руин разрушенного тобой города, — сказал я, мрачно пялясь на свой полный стакан. — Ты разбил чужие жизни и не нашёл счастья в собственной.
— И что я должен сказать? — резко спросил Шмидт, сжав кулак и ударив им по стойке. — Что мне жаль? Что я ненавижу свою жизнь? Ты и так всё это прекрасно знаешь! Поэтому я и валю отсюда подальше, пусть ты, Джеймс, Карлос и Мик меня поскорее забудете, вам же лучше будет. У вас у всех семьи, вы будете счастливы. А я обречён на страдания в одиночестве… Ну, и по заслугам!
Я не собирался возражать ему: когда Кендалл уедет, нам всем действительно станет лучше, в этом я даже не сомневался.
— Только… — прищурив глаза, снова заговорил Кендалл. Эмоции оставили его, и теперь он опять говорил медленно и слегка улыбаясь, — не прими моё желание за издевательство, но перед отъездом я хотел бы увидеть Эвелин.
Услышав это, я с удивлением поднял брови и рассмеялся.
— Ты рехнулся, что ли? — со смехом спросил я. — Зачем ты спрашиваешь об этом, если заранее знаешь, что я отвечу?
Глаза немца потускнели.
— Мне хочется сказать ей прощай, — шёпотом проговорил он. — Разве я много прошу?..
— Ты просишь непозволительно много! Тебе не нужно с ней прощаться: просто молча сваливай отсюда.
Он закусил губу, от чего на его щеках выступили ямочки, и тяжело вздохнул. Примерно с минуту он о чём-то думал, потом усмехнулся и сказал:
— Конечно, я и представить не могу, как выживу там без неё… Ну, думаю, моя родня и старые друзья составят мне достаточно хорошую компанию для того, чтобы я даже не вспомнил о ней.
— Как хорошо, что она прекрасно выживет без тебя, — произнёс я с некоторой издёвкой в голосе. — Не представляю, как она обрадуется, когда я расскажу ей…
— Угу, — промычал он с глупой улыбкой, — теперь у вас будет много поводов для радости.
Кендалл допил свой виски и, повернувшись ко мне спиной, снова принялся наполнять стакан. Я лихорадочно вспоминал свою прежнюю злость и те слова, что собирался сказать ему. Далёкий грохот грома, наполнивший звуками тихое помещение бара, словно подтолкнул меня вперёд, и я вдруг сказал:
— Она тебя ненавидит.
На мгновение Шмидт замер, потом с улыбкой посмотрел на меня через плечо и хмыкнул.
— Ненавидит? — переспросил он, всё ещё стоя ко мне спиной. — Хм, интересно. Просто в ту ночь она явно без ненависти раздвигала передо мной ножки.
Услышав это, я озверел и, схватив свой стакан с виски, всё ещё полный, разбил его о стену. Немец даже не вздрогнул: он лишь невозмутимо посмотрел на лужицу, растёкшуюся возле барной стойки.
— Ты сукин сын, Кендалл! — не своим голосом выговорил я. Моя грудь высоко поднималась каждый раз, когда я делал вдох; воздух больно обжигал горло.
— Ну, тем легче тебе станет, когда я уеду, верно? — засмеялся он.
Не помня себя от ярости, ослепившей меня, я сделал несколько шагов назад. Сначала мне хотелось наброситься на Шмидта прямо сейчас и, как зверю, растерзать его. Но другая мысль стремительно вытеснила предыдущую, и от неё всё внутри меня загорелось.
— Жди меня здесь, — прошептал я, в упор глядя на смеющегося Кендалла.
— Ждать?
— Жди меня здесь! — криком повторил я и, совсем забыв о зонтике, убежал из «Погони».
Мысли в голове мешались и путались, сменяя друг друга с невообразимой скоростью. Я не чувствовал холодного дождя, не понимал, куда шёл, но точно знал одно: я убью Кендалла.
Я убью Кендалла. Но для этого мне нужен был пистолет. Он был у меня дома, а до дома — минут двадцать пути… Неважно! Время не имеет значения! Через сорок минут, через пятьдесят, через час или полтора — время не имеет значения, я всё равно убью Кендалла.
Ворвавшись в нашу квартиру, я остановился посреди прихожей и замер на месте. Откуда-то играла музыка, кажется, из нашей спальни, — та самая музыка, под которую мы с Эвелин собирались танцевать танго. Мысли мои более-менее пришли в порядок, и я, движимый огнём, горевшим внутри меня, медленно двинулся в нашу спальню.
Эвелин сидела на кровати и грустно смотрела в пол. Услышав мои шаги, она поднялась на ноги и то ли обрадовано, то ли испуганно проговорила:
— Логан…
Я улыбнулся, подошёл к ней и, обняв за талию, с силой прижал к себе. Меня абсолютно не волновало то, что я был мокрый и холодный, а она — сухая и тёплая.
— Где ты был? — тихо спросила она, почему-то не обнимая меня в ответ. Голос Эвелин дрожал, точно она вот-вот готовилась разрыдаться.
— Я очень люблю эту песню, — сказал я, не ответив на её вопрос, и подошёл к колонкам. — Давай сделаем погромче?
Я прибавил музыку и, похотливо улыбнувшись, снова приблизился к своей невесте. Она смотрела на меня молча и очень испуганно. Вновь обняв её, я начал танцевать, и Эвелин, как-то неосознанно покорившись моим движениям, затанцевала тоже. Хотя я улыбался и внешне выглядел спокойным, внутри я чувствовал, что находился на грани срыва.
— М-м-м, — промычал я ей на ухо, — знала бы ты, как меня одна только музыка заводит…
Не прерывая движений, я поцеловал её в шею, и Эвелин откинула голову назад.
— Но ты так и не сказал мне, где ты был, — растерянно проговорила она, надавливая руками на мои плечи.
— Давай позже? Тебя я хочу сильнее, чем рассказывать, где я был.
Я не собирался долго её уговаривать, потому совсем скоро мы оказались в постели. Сегодня ночью я почему-то был очень резок и груб с Эвелин, так что несколько раз ей даже пришлось кричать от боли. Я тут же извинялся, но не становился ласковее: движения мои были всё такими же резкими и отрывистыми, руки всё так же быстро блуждали по её спине и с силой хватали её волосы. Я не знал, почему я так вёл себя, но чувствовал, что, причиняя боль своей невесте, я доставлял себе своеобразное удовольствие. В конце концов, мне всё ещё было специфически приятно воспоминание о том, с какой силой я оттолкнул от себя Эвелин во время драки с Джеймсом…
Когда мы без сил опустились на подушки, я закрыл глаза и до боли закусил нижнюю губу. Собираясь выпустить из себя демона, я намеревался сорвать злость на Кендалле. Я никак не ожидал, что под руку мне попадётся Эвелин…
Кендалл! Чёрт возьми, я ведь вернулся домой затем, чтобы взять пистолет и… Теперь мои намерения показались мне жуткими и абсолютно бесчеловечными. Мы с Джеймсом только недавно обсуждали это, и я сказал, что не убью Шмидта, потому что после убийства меня ждёт тюрьма, а она не спасёт от боли… Что теперь? Что мне даст убийство Кендалла? Конечно, я хотел бы отомстить ему за его низкий поступок, но не ценой собственной свободы…
Повернув голову, я взглянул на Эвелин. Она лежала на подушке с закрытыми глазами и ровно дышала. Осторожно выбравшись из постели, я оделся и на цыпочках двинулся к выходу.
— Логан… — устало пробормотала моя невеста, приподняв голову с подушки, — куда ты?
— Тш-ш-ш, милая, — прошептал я. — Поспи. Я никуда не ухожу.
Удостоверившись, что она легла, я прикрыл дверь в спальню и пошёл на кухню. Оглядевшись по сторонам так, точно находился в незнакомом помещении, я прошёл к холодильнику и достал с него давно начатую мной бутылку коньяка. Я с горечью вспомнил о последних трёх неделях, в течение которых я чувствовал себя вполне счастливым и даже не ощущал необходимости в алкоголе. Мне кажется, я только сейчас действительно понял, что те недели были чем-то вроде затишья перед бурей. На самом деле моя жизнь не менялась в лучшую сторону. На самом деле в моей жизни было не так много хорошего, как я себе представлял.
Сев за стол, я налил себе первый бокал и почти залпом выпил его. В висках с силой закололо, но что значила эта боль по сравнению с той, что я чувствовал внутри?..
Нет, к Кендаллу я больше не поеду. Каким бы сильным ни было моё желание отомстить ему, всё же мне надо думать головой. У меня впереди свадьба, счастливая семейная жизнь, а где будет моё будущее, если я всё-таки позволю себе взять пистолет и вернуться в «Погоню»?
Но пятый шаг я ведь всё-таки сделал… Ведь сделал? Я выпустил пар, пусть не совсем так, как собирался, но всё же… А если я прошёл через все пять этапов, значит, теперь я мог простить Эвелин. Я мог простить Эвелин! Разве я не думал об этом в течение трёх этих недель? Разве я не чувствовал, что наконец могу сделать это?
Однако теперь моя уверенность была уже не такой сильной. Почему? Наверное, потому, что в глубине души я всё же понимал, что пятый шаг я ещё не преодолел. А мне нужно было сделать его, нужно было!
Чем дольше я думал об этом, тем больше пил и тем сильнее осознавал, что мой путь к прощению ещё не был окончен. Чтобы завершить его, мне необходимо было только немного смелости…
И я её набрался. После второй бутылки коньяка.
В моей голове перемешались все мысли, я мало что соображал и понимал. Поднявшись из-за стола, я, пошатываясь, побрёл к спальне. Прежде, чем я ушёл в «Погоню», Эвелин о чём-то хотела поговорить со мной… Так о чём? Сейчас, кажется, было самое время для серьёзного разговора.
— Эвелин, милая, — еле шевеля языком, позвал я свою невесту. Открыв дверь в спальню, я включил свет. Моя возлюбленная спала, укутавшись в одеяло. — Вставай, миссис Хендерсон.
Она не отзывалась. Вздохнув, я подошёл к кровати, склонился над ней и ласково погладил любимую по волосам. Почувствовав моё прикосновение, Эвелин вздрогнула и открыла глаза. Я улыбнулся.
— Ты ведь хотела поговорить со мной, дорогая, — тихо проговорил я. — Вставай. Давай поговорим.
Она посмотрела на меня так, словно я был сумасшедшим.
— Боже, уже второй час ночи, давай лучше…
— Я же сказал, вставай! — озверел я и, схватив Эвелин за волосы, грубо стащил её с кровати на пол. Она закричала от невыносимой боли и вцепилась в мою руку.
— Пусти, Логан, пусти меня, пусти! — визжала она и билась ногами, но я только сильнее наматывал её волосы на свой кулак. Не выдержав, она заплакала. — Ах, как же больно! Логан, пожалуйста, прошу тебя…
Её мольба натолкнула меня на болезненные воспоминания. Когда-то давно, будто даже не в этой жизни, Чарис точно так же умоляла меня остановиться…
Я как будто обжёгся об это воспоминание и, вздрогнув, резко отпустил волосы Эвелин. Она, истерически всхлипывая, схватилась за голову обеими руками и поползла в угол.
— Вечером я побоялся сказать тебе, — проговорил я, стоя на месте и, как хищник, наблюдая за своей беспомощной жертвой, — но теперь я подтверждаю твои слова. Да, действительно, мы оба знаем, по какой причине Кендалл отказался от нашего приглашения!
Она сидела, забившись в угол, дрожала и прижимала руки к голове. В глазах её читался страх, которого я прежде не видел.
— Я хочу обсудить это тогда, когда ты б-будешь трезвым… — пробормотала моя невеста сквозь всхлипы, — а сейчас ты пьян и…
— И совсем не понимаю, что творю, — злобно стиснув зубы, закончил за неё я и широкими шагами двинулся к ней. Вскрикнув, Эвелин вжалась в стену. — Я прекрасно знаю, что ты думаешь обо мне сейчас, но я отдаю себе отчёт в том, что делаю, и поверь, я хочу этого! Так что, раз я уже начал, позволь мне и закончить.
Опустившись рядом с ней на корточки, я взялся одной рукой за её шею и заставил свою избранницу посмотреть на меня. Её всю колотило от истерических всхлипов, волосы прилипли к её мокрому от слёз лицу.
— Если ты хочешь поговорить, — шёпотом сказала она, бесстрашно глядя мне прямо в глаза, — то говори, Л-логан… Тебе не обязательно делать мне больно…
— Думаешь, не обязательно? — усмехнулся я и сильнее сжал её горло. Эвелин резко хватанула ртом воздух и, схватившись за мою руку, забила по полу ногами. — Тогда почему тебе было обязательно делать больно мне? А?!
— Я т-только… — сипела она, впиваясь пальцами в мою руку, — я только хотела показать тебе…
— Что? — закричал я и тряхнул свою невесту так, что затылком она ударилась об стену. — Что ты знаешь, с какой стороны я наиболее уязвим? Или что имеешь власть надо мной? Почему ты молчишь, м? Я просто теряюсь в догадках, милая!
Увидев, что Эвелин начала синеть, я убрал руку, толкнул свою невесту на пол и поднялся на ноги. Она, дыша как рыба, выброшенная на берег, медленно поползла на животе в сторону двери.
— Наверное, вот оно — женское коварство, — со злобной улыбкой сказал я и, в два счёта обогнав свою избранницу, закрыл дверь на замок, — так лестно принимать любовь сразу от двоих и играть с ними двумя, как кошке с мышами!
Она без сил лежала на полу и тяжело дышала.
— Ты ведь знаешь, я никогда не собиралась принимать его любовь, — проговорила Эвелин, не глядя на меня.
— Но ты сделала как раз это!
— Потому что не сумела по-другому! — повысила она голос в ответ и медленно, держась за комод, поднялась на ноги. — Когда кто-то внушает тебе, что ты не любишь, ты невольно сам начинаешь верить в это.
Я, не ожидая такого услышать, совсем растерялся и, открыв рот, ничего не понимающим взглядом уставился на свою возлюбленную. Наверное, я был готов услышать от неё что угодно, но только не это, только не это!
— Я никогда не врала тебе насчёт своих чувств, — быстро проговорила Эвелин, заметив мой испуг, — я любила тебя… и сейчас люблю.
— Хватит, — сквозь зубы процедил я, почти полностью уничтоженный её предыдущей фразой, — перестань, мне уже хватило твоей лжи с избытком…
— Но я не вру, — в истерике закричала она и, подойдя ко мне, начала бить меня по плечам кулаками, — я на самом деле люблю тебя, люблю, люблю, люблю!
— Да заткнись! — не выдержал я и влепил ей пощёчину. Это был первый раз за всю жизнь, когда я её ударил.
Эвелин упала на пол и, закрыв лицо ладонями, громко заплакала. Я отвернулся от неё, закусил губу и с силой зажмурился. Мне с трудом удавалось сдерживать слёзы.
— Как такое случается, Логан? — шёпотом спросила она. — Ещё несколько минут назад ты любил меня, а теперь готов избить до потери сознания, чтобы живого места на мне не осталось…
— Глупее всего то, что твоё предательство не уничтожило моих чувств, — проговорил я, с досадой сморщив нос. — Так что я всё ещё…
— Любишь, — сказала она, не дав мне договорить, и слабо рассмеялась. — Любишь, мой дорогой…
Бросив на неё сердитый взгляд, я обошёл её и присел на корточки. Взявшись за волосы своей избранницы, я поднял её голову и посмотрел ей в глаза.
— Я жалею, что однажды признался тебе в любви, — сказал я, — жалею, правда. Потому что ты невероятно жестока ко всем тем, кто тебя любит.
— Но если… — начала Эвелин, тоже глядя мне в глаза, — если ты любишь… почему ты так груб со мной?
— А я хочу, чтобы ты страдала, — жёстким тоном выговорил я и отпустил её волосы, — если не мной, то от меня!
В моей голове одна за другой рисовались картины той ночи, что Эвелин и Кендалл провели вместе. Я видел их очень ясно, точно они были моим живым воспоминанием. Посмотрев на свою рыдающую возлюбленную, я сжал кулаки и по чувствовал, как во мне проснулся гнев.
— Я совсем не так представлял твои объяснения! — яростно проговорил я, подняв её с пола, и буквально бросил ею, как вещью, в большое и широкое зеркало в шкафу. Моя невеста закричала, но через мгновение этот крик растворился в звоне бьющегося стекла.
Тяжело дыша, я смотрел на Эвелин. Она, вся в крови, лежала среди осколков и, беспомощно протягивая окровавленную руку в сторону, жалобно стонала.
— Ты сильно ошибаешься, если думаешь, что это избавит тебя от страданий, — прошептала она и приподнялась, но поскользнулась на собственной крови. Моя избранница неуклюже шлёпнулась на лопатки, и осколки, видимо, впились ей в спину. Она тихо вскрикнула; по её щекам побежали слёзы. — Моя боль не уменьшит… не уменьшит твою собственную. Остановись сейчас, пока не начал жалеть об этом…
