сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 120 страниц)
– Если хочешь всё исправить, то иди спать в гостевую. Правда. Я не хочу делить с тобой постель.
Я не видел её реакции, но слышал, как Дианна резко вздохнула. Кажется, она начала плакать.
– Если бы за своим эгоистичным гневом ты умел замечать мои чувства, если бы знал, что творится у меня в душе… – Теперь сомнений не было: Дианна плакала. Она пару раз всхлипнула. – Да никто другой не выдержал бы и сотой части того, что я терплю от тебя каждый день!
– Я не собираюсь слушать это, Дианна. Я не шучу: уходи спать в гостевую.
Не получив ответа, я повернулся и со злостью взглянул на Дианну. Черты её лица еле-еле различались в полумраке, царившем в спальне.
– Или ты хочешь, чтобы я столкнул тебя со своей кровати? – спросил я с вызовом. Слёзы Дианны на этот раз не остужали мой пыл, а наоборот подливали масла в огонь моей ярости. – Поверь, я могу.
– Услышь себя, Логан! Хватит, пожалуйста!
– Тогда ты перестань рыдать! Меня не разжалобить дешёвыми слезами!
Дианна заплакала сильно, но сдержанно, стараясь подавить в себе чувство жалости к тому, во что превратились наши отношения, вырывавшееся из её груди со всхлипами.
– Успокойся, Дианна, – попросил я, но теперь в моём голосе не прозвучало раздражения. – Прошу. Хватит. Иначе я успокою тебя сам.
Но она продолжала всхлипывать, и я, сев в кровати, с досадой произнёс:
– Бл…, Дианна, ты хочешь получить по другой щеке? Я же попросил тебя! Хватит рыдать!
Она сделала глубокий вдох, стараясь взять себя в руки, но ничего не ответила. Тогда я встал с кровати, взял свою подушку и одеяло и двинулся к выходу.
– Куда ты, Логан?
– Кто-то из нас должен был уйти. Ты не захотела – уйду я.
Я постелил себе в гостиной и лёг там. Неприступное чувство гнева потихоньку начало оставлять меня, и я осознал все те слова, что сказал Дианне. Она ведь такая понимающая, она должна понять, что я не хотел говорить всего этого… В конце концов, она должна понять мои чувства и отношение к Эвелин!
Несмотря на все наши ссоры и разногласия с Дианной, ни один из нас никогда не предлагал другому расстаться. Я и не думал, что это когда-нибудь случится: слишком драгоценно было для нас то, что происходило между нами. Частые ссоры были лишь показателем наших крепких отношений; оба мы были отходчивы, быстро мирились и не спешили растолковывать эти ссоры как неуверенность друг в друге.
Я начал засыпать с этими мыслями, но решил, что хорошо было бы подумать о предстоящем ужине с семьёй Блэков. Только сейчас я осознал, насколько важным мне было понравиться родителям Эвелин и доказать Уитни, что она была не права насчёт меня: я хороший друг для Эвелин и останусь им до конца своих дней.
========== Глава 13. "Я подавлен повторением этого ужаса" ==========
Ненавижу себя за это, но вынуждена признать: мне было не безразлично, жив он или мертв. Каждый день меня уязвляло его нежелание быть рядом со мной.
Пенелопа Дуглас, «Агрессор»
Я сидел за круглым столом в ресторане «Искусство Лос Анджелеса», смотрел перед собой и решительно не знал, сколько времени сижу здесь. Кажется, ужин тянулся уже час… А может, целых полтора.
Рядом со мной сидела Эвелин, которая выглядела сегодня просто блестяще. Она была удивительно молчалива в этот вечер, постоянно прятала глаза и весь ужин старалась показать кому-то, что её, мягко говоря, не устраивает то, что происходит здесь. По правую руку от меня расположились Уитни и её жених Дейв, с которым мне представилась сегодня счастливая возможность познакомиться. Это был один из тех людей, чьё присутствие могло разрядить обстановку в любой компании и на любом вечере. На лице Дейва круглосуточно сияла насмешливая ухмылка, из-за чего тот казался чересчур самодовольным. Жених Уитни не обошёл стороной ни одну тему общих разговоров и не мог удержаться, чтобы в очередной раз не пошутить над чем-нибудь. Кажется, его чувство юмора нравилось только Уитни, вежливо хихикающей над каждой его шуткой, и миссис Блэк, которая с большим вниманием и с большой готовностью правильно среагировать на шутку слушала своего будущего зятя. Дейв, как я уже сказал, участвовал во всех разговорах, и было совершенно не понятно, когда он шутил, а когда говорил серьёзно.
Уитни вела себя со мной чрезвычайно холодно. На мои редкие вопросы она давала довольно сухие ответы, старалась не смотреть в мою сторону и часто оспаривала моё мнение, считая его в корне неправильным. Меня не задевало её отношение ко мне, а даже, могу признать, радовало. Ещё какое-то время назад Уитни в моём присутствии победно поднимала подбородок и смотрела в мою сторону надменным взглядом, считая, что из нашей схватки она вышла бесспорным победителем. Но теперь, когда я и Эвелин восстановили отношения и их родители пригласили меня на семейный ужин, Уитни, очевидно, чувствовала, что мне нужен был реванш. Понимание этого убивало в ней всё гордое самодовольство, и она старалась выказывать в разговоре со мной максимальное равнодушие.
Мистер и миссис Блэк сидели напротив меня и Эвелин. Это была моя первая встреча с миссис Блэк, а потому я не мог не удивиться тому, как сильно Уитни походит на свою маму. Да, именно Уитни: у Эвелин с её матерью не было ничего общего, она, скорее, была в отца. Это непонятное для меня обстоятельство разъяснил мистер Блэк. Он признался, что Уитни – дочь его супруги от первого брака и что он отчим для Уитни, но очень любит её и относится к ней как к родной. На это признание миссис Блэк отреагировала холодным взглядом в сторону своего супруга.
– Может, Джонни, тебе следовало бы следить за тем, что ты говоришь? – спросила она тихо, но настолько тихо, что я мог услышать это.
– В наших родственных отношениях нет ничего секретного, дорогая, – настойчиво проговорил мистер Блэк, но тут же приник, поймав на себе строгий взгляд супруги.
Я не мог не замечать некий холод в отношении миссис Блэк ко мне: я был для неё чужим человеком, и она старалась держать дистанцию. Но уже к середине ужина лёд был разбит, и я разглядел в Дженне Блэк отзывчивую, дружелюбную и невероятно женственную особу.
Ещё перед ужином Эвелин назвала мне имена своих родителей: Джонни и Дженна. Также девушка поведала мне, что им очень нравится, когда их называют не «мистер и миссис Блэк», а именно «Джонни и Дженна»: они любили то, как красиво их имена звучали вместе.
В начале ужина они, как можно было бы догадаться, спрашивали меня, какие отношения связывают нас с Эвелин. Я отвечал правду, хотя знал наверняка, что они уже тысячу раз спрашивали об этом свою дочь. Мистер Блэк позволил себе пошутить и спросил: «Когда же ты, Логан, сделаешь нашей Эвелин предложение? Думаю, ты обязан сделать его после того, как она целую неделю жила в твоём доме». Я рассмеялся в ответ на эту шутку, но заметил, как помрачнела Эвелин; мне казалось, что её раздражало каждое слово, произнесённое её родителями. Но позже, поняв, что разговор о наших с Эвелин отношениях не унимается (честно признать, меня настораживал этот разговор: это ведь наши отношения! Зачем кому-то говорить о них, пусть даже её родителям?), я осторожно дал знать Джонни и Дженне, что у меня есть девушка. Они отреагировали на это известие улыбками, но тему разговора всё же сменили.
Чем дольше продолжался наш ужин, тем больше становилось моё недоумение: как Эвелин могла выставлять передо мной своих родителей в плохом свете, когда мистер и миссис Блэк оказались одними из самых чудесных людей, которых я встречал в своей жизни? Я вспоминал слова Эвелин и поверить не мог, что она говорила про этих людей.
За десертом разговор в основном поддерживал я, мистер Блэк и Дейв. Уитни и миссис Блэк лишь иногда вставляли в него слово, а Эвелин молча слушала нас и пила какао. Сначала мы втроём обсуждали автомобили, а затем Дейв вывернул тему разговора на тему женщин за рулём.
– Клянусь, будь я президентом, – горячился Дейв, соскребая чайной ложкой остатки шоколадного чизкейка с тарелки, – я бы запретил женщинам сдавать на права. Правда! На прошлой неделе я видел три серьёзных аварии, и знаете, кто был виновником? Женщины! Меня удивили их глупые отговорки: засмотрелась в зеркало заднего вида, пропустила знак на перекрёстке, забыла включить правый поворотник… Им нет места на дороге!
– Я бы не стал обобщать, – вставил слово мистер Блэк, – но ты прав. Надо признать, что водить машину – это не женское призвание.
– А то, что я вожу машину? – нахмурилась миссис Блэк, повернув голову и взглянув на супруга. – Хочешь сказать, мне тоже нет места на дороге?
– Ну, дорогая… – принялся оправдываться Джонни, растерянно опустив взгляд и принявшись вертеть в руках бумажную салфетку. – Я ведь сказал: не стал бы обобщать. Везде есть исключения…
– Дейв просто о том, миссис Блэк, – сказал я, – что в мире есть те дела, которыми обычно занимаются мужчины, а есть те, которыми обычно занимаются женщины. Многим женщинам, к примеру, не нравится то, что мужчины становятся искусными поварами, ведь приготовление еды, по сути, женское дело. И что? Никто не запрещает женщине садиться за руль, а мужчине – готовить.
– Но ты ведь тоже не сторонник женщины за рулём? – уточнила Дженна, сделав глоток зелёного чая.
– Не хочу, чтобы здесь пахло дискриминацией, но иногда представительницы слабого пола действительно мешают на дороге.
Дейв улыбнулся моему ответу, и я не знал, как правильно истолковать эту улыбку.
– О, – вырвалось у миссис Блэк, и её глаза вспыхнули. – Но ведь на дорогах не мало психов – я сейчас говорю о мужчинах, – которые тоже могут мешать.
– Не отрицаю, но таких случаев – один на миллион. Встретить на дороге психа мужчину такая же редкость, как встретить адекватную женщину за рулём.
– Что же теперь? – пожала плечами Уитни. – Женщинам вообще теперь на права не сдавать?
– Это уже личное дело каждого человека, – обратился я к невесте Дейва. – Хочешь – сдавай. Но не выводи из себя остальных участников движения.
– В наши дни так, как вы, уже никто не размышляет, – сказала Уитни, обращаясь одновременно и ко мне, и к Дейву, и к мистеру Блэку. – Большинство людей поддерживают равноправие полов, на этом пытаются построить новое общество. Так что у нас есть такое же право водить машину, какое есть у вас.
– Мои убеждения не меняются с переменой убеждений общества, – возразил мистер Блэк. – Хотя я и не так стар, но вырос я совсем в другое время. В твоём возрасте, Уитни, я и не знал, что такое феминизм, дискриминация, равноправие полов… Я просто знал, что мне нужно открывать перед женщинами дверь, уступать им место, просить их разрешения, если мне вдруг захочется закурить, и что мать должна была готовить для отца, рожать ему детей, а иногда терпеть, если он применял грубую силу. А что? Кулаки много чего решали.
– Вы не стоите за равноправие полов, мистер Блэк, так? – снова вклинился в разговор Дейв. – Я лично тоже не поддерживаю это движение. Бред какой-то! Я что, должен так же, как и женщины, красить ногти, к примеру? А они, как и я, должны… забивать гвоздь в стену, что ли?
– Ты путаешься в понятиях, – сказал я Дейву. – Суть равноправия не в том, что ты должен красить ногти, а в том, что ты можешь их накрасить и никто тебя за это не осудит.
– И да, Дейв, не стоит путать обязанности с… привилегиями, – добавила Уитни.
– Хочешь сказать, – обратился он к своей невесте, – что забивать гвоздь в стену – это прямая мужская обязанность?
– Ну, конечно! Гвозди были придуманы явно не для женских нежных пальчиков.
Дейв засмеялся и, обняв Уитни, сказал:
– И кто-то ещё говорил про равноправие?
– Ну, начнём с того, что я тоже не выступала за равноправие, – поправила жениха Уитни и обвела глазами стол. – Тем более, я не сказала того, что только у мужчин есть обязанности.
– А свои женские обязанности женщины отринули, – произнёс я, слегка улыбаясь, – и тогда появился феминизм.
– Сейчас уже нет никакого феминизма, – раздражённо сказал мистер Блэк и сделал несколько глотков из своей чашки. – Эти феминистки забыли истинное назначение своего движения, они просто бесцеремонно унижают и ущемляют в правах мужской пол, только и всего!
– Это вы верно подметили, – согласился Дейв. – Если феминизм и существует, то только в их словах, потому что они не видят черту, за которую нельзя заступить.
– Но не забывайте, что до этого женщины были ущемлены в своих правах, – снова вставила слово миссис Блэк. – Вспомните, ведь у нас не было права на образование, не было права голосовать. Где было равноправие тогда? О нём никто и не думал. А сейчас многие из нас подхватывают идею феминизма, но из-за… недалёкости, скажем так, сильно увлекаются. И тогда, соглашусь, это переходит все границы.
– Разница между полами и их правами должна быть, – высказал своё мнение я. – Должна, таков закон природы! Люди опираются на историю, чтобы исправить ошибки прошлого, но пора понять, что против природы не попрёшь. Даже человеку это не под силу.
– Мир сойдёт с ума, если все мы станем равны, – продолжил развивать мою мысль мистер Блэк. – Разделение между людьми было всегда, оно и будет. Всегда были богатые и бедные, больные и здоровые, мужчины и женщины. Для равноправия была придумана демократия, но скажите, разве в демократических странах люди стали равны? Нет. А значит, о равноправии полов… Эвелин, дорогая, ты почему такая бледная?
Все взгляды сидевших за столом немедленно обратились к ней. Эвелин подняла свои голубые глаза и безрадостно взглянула на отца.
– Тебе плохо? – спросил мистер Блэк, взяв со стола графин с водой. – Может, выпьешь немного воды?
– Не нужно, – сухо отказалась Эвелин.
– Ты хочешь домой?
– Какой именно ответ тебя устроит?
Мистер Блэк с недовольством поджал губы и повнимательнее вгляделся в глаза дочери, силясь найти в её взгляде ответы на мучившие его вопросы. Эта сухость, эта холодность тона Эвелин снова болезненно укололи моё сердце.
– Просто скажи, если что-то понадобится, – тихо сказал ей мистер Блэк и посмотрел на меня, очевидно, желая вернуться к разговору. Но он либо не вспомнил, на чём остановился, либо понял, что разговор сорвался, как рыба с крючка.
Когда после ужина я прощался с семьёй Блэков у ресторана, Эвелин крепко и трепетно обняла меня, после чего, взяв за руку, сказала:
– Я рада, что ты был здесь сегодня.
Я почувствовал, что она вложила в мою ладонь свёрнутую бумажку, и вопросительно посмотрел на Эвелин. Но её лицо не выразило никаких других эмоций, девушка всё так же улыбалась, словно ничего не произошло и это не она только что подсунула мне непонятный листок бумаги. Но поняв всё по её взгляду, я с невозмутимым видом спрятал бумажку в кармане своего пиджака и, улыбнувшись Эвелин, ответил:
– А я рад, что сегодня не произошло ничего такого, что смогло бы омрачить мою радость сейчас.
Потом мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись в разные стороны. Я ехал домой, а на сердце было отнюдь не спокойно.
Утром этого же дня Дианна проснулась раньше меня и принесла мне завтрак, решив этим завтраком проложить дорогу к нашему примирению. Я поощрил её желание, и утром же мы помирились: неприятная ссора, случившаяся накануне, осталась в прошлом. На ужин с семьёй Эвелин я ехал в наилучшем расположении духа, потому что Дианна больше не говорила на эту тему и не злилась на меня из-за того, что я собрался ужинать с «чужой» девушкой. Но теперь, после ужина, я ехал домой с отвратительным чувством, томившемся в груди: я чувствовал, что сейчас Дианна снова устроит мне сцену ревности, скажет, что во мне нет ничего человеческого, раз я позволяю себе такие чудовищные вещи. И мне вдруг расхотелось ехать домой. Я уже начал думать, куда лучше податься: в отель, к Джеймсу, Карлосу или Кендаллу, – но такси уже остановилось возле моего дома, и я, безрадостно вздохнув, вышел из машины.
Дианна, вопреки моим ожиданиям, даже не заговорила о том, что я ужинал мало того, что не дома, так ещё и с другой девушкой. Она встретила меня со сдержанной улыбкой, а потом мы, почти не разговаривая друг с другом, легли спать. Но Дианна не могла обмануть меня своей молчаливостью: я видел её вопросительный взгляд и знал, что она очень хотела спросить обо всём. Отношения – это готовность и даже необходимость меняться ради другого. И Дианна менялась. Она менялась ради меня.
А утром я проснулся раньше неё, быстро собрался и уехал, так что мы не успели сказать друг другу ни слова.
