сообщить о нарушении
Текущая страница: 101 (всего у книги 120 страниц)
Дверь в квартиру я открыл своими ключами, хотя знал почти наверняка, что Эвелин была дома. Настроение после разговора с Джеймсом у меня было мрачное. Если честно, я хотел как-нибудь незаметно проскользнуть мимо своей избранницы и сразу же лечь спать, лишь бы избежать взглядов и разговоров, которые, как я чувствовал, могли сделать нам обоим мало приятного.
Когда я снимал обувь в прихожей, навстречу из гостиной мне вышло маленькое чёрное и пушистое существо, издающее мяукающие звуки. Я замер на месте и с каким-то сердитым недоумением посмотрел на котёнка.
— Эвелин, — растерянно позвал я свою возлюбленную, — кажется, к нам по ошибке зашёл соседский кот… Надо бы вернуть.
— Не надо, — ответила она, тоже выйдя из гостиной. Эвелин улыбнулась и, наклонившись, взяла котёнка на руки. — Я нашла его на улице голодного, совсем одного, и решила просто погладить… А когда стала уходить, он побежал за мной. Я не смогла его оставить, Логан.
Я не знал, что можно было ответить, поэтому промолчал.
— Ты не против того, чтобы он остался у нас? — спросила моя возлюбленная и так на меня посмотрела, что, глядя в эти глаза, крайне трудно было в чём-нибудь отказать.
— Я знаю твоё стремление помочь всем вокруг, — сказал я и, подойдя к ней, поцеловал её в губы, — и разве позволю я ему снова оказаться на улице?
Что-то, проскользнувшее во взгляде моей избранницы, переменило моё настроение, и я в одно мгновенье оставил страшные мысли, безжалостно терзавшие меня ещё несколько минут назад. Эвелин улыбнулась и, приподняв котёнка, которого всё ещё держала на руках, на уровень своего лица, сказала:
— Я назвала его Блэкки. Согласись, это имя очень ему подходит.
— Соглашусь. А Блэкки не заставит меня покупать новую обувь, а? — И я, улыбнувшись, почесал нашего нового жильца за ушком.
Эвелин, кажется, обратила внимание на то настроение, с которым я вернулся из бара. За ужином она, внимательно посмотрев на меня, тихо спросила:
— Ты точно не злишься на меня из-за Блэкки?
Я тоже посмотрел на неё. В голову вдруг пришли сегодняшние слова Джеймса о том, что я будто бы делал свою возлюбленную в чём-то виноватой и вёл себя так, словно она была чем-то мне обязана… Я тут же принялся вспоминать все слова, что сказал за вечер Эвелин, и все взгляды, что я устремлял на неё. Не было ли в моём поведении того, о чём толковал мне Маслоу?..
— Точно, — уверенно ответил я. — И вообще, если бы ты не принесла Блэкки в дом, я и сам предложил бы завести какое-нибудь животное... Теперь нам есть, о ком заботиться.
Эвелин улыбнулась и посмотрела на нашего нового жильца, который сидел на полу и пил молоко из блюдечка. Я тоже улыбнулся, но очень натянуто: на ум мне почему-то снова пришли странные мысли о семье, которые я всё никак не решался высказать Эвелин.
Карлос и Алекса действительно уединились на две недели в одном очень уютном коттедже, расположенном в двадцати километрах от Лос-Анджелеса. Когда мы с Эвелин приехали, часы показывали около пяти вечера. Лучи солнца уже не обжигали так сильно, как днём, и мы вчетвером решили, что идеальным вариантом для совместного времяпрепровождения будет чаепитие на террасе.
Первые полтора часа пролетели совершенно незаметно. Честно говоря, как раз через полтора часа я заметил, что Алекса пила только зелёный чай и ничего не ела. Зная кое-что о болезнях, которые она перенесла в прошлом, я посчитал неприличным спрашивать у неё об этом. Поэтому, когда Алекса отлучилась, я осторожно спросил у Карлоса:
— Почему твоя жена ничего не ест?
Эвелин, по всему видимому, тоже мучил этот вопрос: она заинтересованно смотрела на ПенаВегу, ожидая ответа.
— Честно говоря, не думал, что ты спросишь об этом, — вздохнул испанец и устало потёр лоб рукой. — Вообще-то… дело в том, что Алекса очень близко к сердцу приняла мнение некоторых людей, любящих оставлять комментарии под её фото…
— Правда? — удивлённо спросил я. — Кто-то отрицательно высказался по поводу её фигуры?
— Да, пара человек…
— Но у Алексы прекрасная фигура, — вставила слово Эвелин. В её голосе звучала некоторая обида за критику в сторону подруги.
— В том-то и дело! — с отчаянием взмахнув руками, сказал Карлос. — Вы знаете, как это бывает… Она прочитала парочку комментариев и убедилась в том, что с её фигурой действительно что-то не так. Ох, как же я ненавижу за это Интернет! Надо знать, что там есть очень много жестоких людей.
— Раньше с Алексой такого не было, — задумчиво сказал я, глядя на своё отражение в окне коттеджа. — Не помню, чтобы она так остро реагировала на критику в свой адрес…
— Да, в последнее время она стала гораздо требовательнее к себе, и это кое с чем связано…
Мы с Эвелин внимательно смотрели на него, сильно заинтересованные его репликой. Карлос бросил взгляд в открытую дверь, чтобы убедиться, что Алекса ещё не идёт, и, пригнувшись к столу, прошептал:
— Вообще-то мы пока не хотели никому говорить, но… ладно, вам я расскажу. Только прошу, пообещайте, что ни Алекса, ни кто-либо другой об этом не узнает!
— Конечно, о чём речь?..
— Мы с Алексой планируем стать родителями.
Эта фраза отчего-то бросила меня в краску. Чувство беспредельной радости за друга смешалось в моей душе со странным чувством невысказанной обиды…
— Алекса беременна? — восторженно прошептала Эвелин. Её серо-голубые глаза, округлившиеся от неожиданной новости, засияли восхищением.
— Нет-нет, ещё нет, — торопливо ответил испанец, — мы только планируем, это ещё в планах… Алекса хочет быть идеальной во всём, и за это, конечно, нельзя её упрекнуть. Она накупила себе каких-то книжек, стала каждое утро выходить на пробежку и, главное, посадила себя на какую-то диету. Я пытался убедить её, что она и без того идеальна, но она не хочет слушать…
— Может быть, нас она послушает? — с участием предположила моя возлюбленная. Я же сидел молча, чувствуя, что будто лишился дара речи от всего услышанного.
— О, нет, если она узнает, что я вам проговорился…
— Может, кто-нибудь хочет ещё чаю? — с улыбкой поинтересовалась Алекса, снова появившись на террасе.
Растерявшись от её неожиданного появления, мы втроём заговорили не сразу.
— Нет, спасибо, больше не хочется, — ответил за всех Карлос и улыбнулся.
Остаток вечера я чувствовал себя как-то странно. В разговорах я почти не участвовал, на редкие вопросы отвечал даже грубостью, и, вдобавок ко всему, от большого количества выпитого чая у меня разболелся желудок. Совокупность этих признаков — волнение, перерастающее в стресс, и боль в животе — страшно мне не нравилась, и я мысленно готовился к очередной бессонной ночи, которую я должен был провести в страданиях…
Эвелин, заметив моё изменившееся настроение, молча взяла меня за руку. Я был благодарен за то, что она не стала ни о чём спрашивать. Да и задай она любой вопрос, связанный с моим состоянием, я всё равно не нашёлся бы, что ответить…
Посещение Карлосом психолога и вправду пошло этой семье на пользу. ПенаВега выглядели невообразимо счастливыми вместе, и казалось, что им двоим целый мир был не нужен. Когда я наблюдал за ними в продолжение всего сегодняшнего вечера, меня помимо моей воли захватывало чувство зависти, которое, как я считал, было вполне естественным. Но потом я переводил взгляд на свою возлюбленную, и зависть испарялась, будто её и не было. Как можно завидовать кому-то, когда рядом со мной сидит Эвелин и когда она моя?
Раздражение, однако, не оставило меня до конца вечера. Сидя за столом, слушая разговоры Эвелин, Карлоса и Алексы, глядя на их улыбки, я чувствовал, что что-то будто давило на меня со страшной силой. Тело моё теряло силу, и мне хотелось спрятаться ото всех взглядов, хотелось тишины, хотелось просто побыть одному. Когда мы с Эвелин уже собирались уезжать и садились в мою машину, Карлос отвёл меня немного в сторону и спросил:
— Ты как себя чувствуешь, дружище?
Я упёрся в него измученным взглядом.
— Очень устал, — ответил я тихо, — не знаю от чего, просто… Просто мне нужно немного покоя.
— Я заметил, ты очень изменился с тех пор, как я рассказал о наших с Алексой планах…
— Думаешь, это как-то связано? — резко спросил я, от чего испанец даже вздрогнул. — Нет. Я устал, вот и всё.
— Я понимаю, Логан, не нужно лишний раз нервничать. — Он с мгновение помолчал. — Знаешь, я мог бы дать тебе номер мистера Рэмси, он правда очень хороший специалист…
Я с непонятным стыдом вспомнил сеансы мистера Дениэлса и миссис Мелтон, которые длились, кажется, не меньше двух месяцев и которые я так бесцеремонно прекратил. Правильно ли я делал, отказываясь от помощи врачей? И стоило ли мне согласиться на предложение Карлоса теперь?
Деликатность, с которой испанец говорил со мной, приятно поразила меня, и потому я несколько смягчился, отвечая на его предложение.
— Да, было бы не плохо, если бы ты поделился со мной его номером, — устало выдал я и посмотрел другу в глаза. — Спасибо, что переживаешь за меня…
Улыбнувшись, ПенаВега дал мне номер мистера Рэмси, и я, записав его, тут же о нём и забыл. Нет, я не игнорировал помощь друга нарочно; кажется, я действительно не был заинтересован в собственном спасении… Странно, но в тот вечер меня совсем не мучила мысль о том, что моя загубленная жизнь означала и загубленную жизнь Эвелин.
Приехав домой, я понял, что меня душила беспричинная злость на всех и всё. Войдя в спальню, я, не раздеваясь, сел на кровать и просидел так несколько минут, задумчиво глядя на Блэкки. Он тоже смотрел на меня, с удивлением округлив зелёные глаза.
— Я рада, что мы вдвоём сумели выбраться куда-нибудь за эту неделю, — сказала Эвелин. Она сидела у зеркала и расчёсывала волосы, готовясь ко сну. — Мы с тобой и правда почти не видели друг друга из-за работы…
Я молча смотрел на Блэкки, который, зевнув, полез по одеялу на кровать: из-за своих размеров он не мог на неё запрыгнуть.
Эвелин положила расчёску на столик и, вздохнув, посмотрела на меня. Я же не поднимал на неё глаз и по-прежнему ничего не говорил.
— Разве ты не устал? — спросила она, подойдя ко мне. — Раздевайся, Логан, тебе нужно немного поспать… — Эвелин хотела погладить меня по голове, но я взял её запястье и посмотрел ей в глаза.
— Давай уедем куда-нибудь? — тихо предложил я, всё ещё сжимая её запястье. — Продадим эту квартиру и уедем куда-нибудь далеко...
Присев рядом со мной на кровать, моя возлюбленная так на меня взглянула, точно жалела меня, точно я был так жалок и низок, что меня только и можно было, что пожалеть! Это будто неприятно ущипнуло меня, и я, вскочив на ноги, как можно сдержаннее сказал:
— Ладно, не хочешь далеко, давай поедем в Канаду. Здесь не далеко. Поселимся на берегу океана и больше никогда не вернёмся в Америку.
Она не ответила. Я стоял к ней спиной и, больше ничего не говоря, ждал ответа. Но Эвелин упорно молчала, что заставило меня развернуться и, бросив на неё сердитый взгляд, спросить:
— Ты так и будешь молчать?
— Мне кажется, это ты молчишь, дорогой, — сказала моя избранница и, подойдя ко мне, сильно сжала мои дрожавшие руки. — Что ты хочешь мне сказать?
Я не смог смотреть ей в глаза, потому что боялся, что в моём взгляде она прочтёт все мои мысли. Я посмотрел вниз и глубоко вздохнул. Как же она всё-таки тонко чувствовала то, что со мной происходило…
— Я хочу сказать, что больше не могу жить здесь, — произнёс я, избегая встречи наших взглядов. Если честно, мысли о переезде только что посетили меня. — Мне уже невыносимо дышать этим воздухом, а это небо сильно на меня давит. Давай уедем, Эвелин, давай уедем…
— Не обязательно так торопиться. — Поджав губы, моя возлюбленная внимательно на меня посмотрела. Мне казалось, она поняла, что я всё ещё что-то утаивал от неё. — У тебя ведь здесь работа…
— Думаешь, эта работа меня здесь и держит?
Разлучив наши руки, я отошёл к окну. Эвелин осталась стоять на месте.
— Я думала, ты любишь Лос-Анджелес…
— А я думал, что ты любишь меня, — неожиданно резко сорвалось у меня с языка. Я заметил, как при этом изменился взгляд моей избранницы, и почему-то сильно смутился. Я повернулся к ней спиной и устало сжал пальцами переносицу. — Я думал, ты поддержишь меня, а ты не понимаешь…
Эвелин меня не понимала! Эта мысль могла бы свести меня с ума. Ну, разве не видит она, что я на самом деле мучаюсь? Разве не понимает, что мне действительно хочется уехать?..
— Не говори так, — услышал я её обиженный голос совсем рядом и почувствовал, как она положила руки на мои плечи. — Ты же знаешь, это мой родной город, и я не могу так просто его оставить…
«Меня бы ты, наверное, оставила гораздо свободнее», — пронеслась в голове странная мысль. Я снова вернулся к размышлениям о том, как я сумел бы спасти жизнь Эвелин. «Оставить, оставить, оставить»…
— Это не значит, что я не хочу понять тебя, — говорила моя возлюбленная, обнимая меня и прижимаясь к моей спине, — и не значит, что я не готова на всё ради тебя. Но не мне ведь одной всегда понимать тебя, да?
Она, очевидно, ждала ответа, но я не отвечал. Тогда Эвелин отстранилась от меня и хотела уйти, но я схватил её за руку и с силой привлёк к себе.
— Прости, прости, прости, — забормотал я, почему-то подумав, что она сильно на меня обиделась, — конечно, я понимаю твою неготовность… Давай останемся. Я вынесу всё что угодно, лишь бы ты чувствовала себя счастливой, Эвелин, милая моя…
Уже который раз за свою жизнь я поддался ей... О боже! Неужели и меня любовь и красота превратили в раба?!
После поцелуя меня охватило странное волнение, в одно мгновение передавшееся куда-то в область живота. Почувствовав невыносимую боль в желудке, я вскрикнул, оттолкнул от себя Эвелин и, упав на колени, постарался как можно ближе прижаться грудью к полу, чтобы хотя бы немного утешить боль.
— О, дорогой… — дрожавшим голоском позвала меня моя возлюбленная и, присев рядом со мной, с сочувствием погладила меня по спине, — это снова происходит?
Чувствуя, что я не в состоянии сказать ни слова, я утвердительно замычал.
«Это» началось ещё полгода назад. Полгода меня преследовали жуткие желудочные спазмы, сопровождающиеся низкой температурой тела, ознобом и поражающей бледностью кожи. Эти спазмы случались раз или два в месяц и связаны они были с моим неправильным питанием и постоянными переживаниями. Врач, к которому я обратился, объяснил мне, что нервная и пищеварительная системы связаны между собой напрямую. Он посоветовал мне во время спазмов пить как можно больше воды и ничего не есть. Боли меня настигали обычно ночью, поэтому очень часто я проводил ночи без сна, не в состоянии даже нормально дышать от жутких ощущений в желудке.
И сегодня я в очередной раз подвёл свой организм, изведя его своим раздражением и нерегулярным питанием. Я, всё ещё одетый, лежал на кровати в позе эмбриона и еле слышно стонал в подушку. На плечах моих покоилось одеяло, которое мне принесла Эвелин. Рядом, на столике, стоял стакан воды с соломинкой, чтобы мне было легче пить из него.
В такие жуткие для меня ночи Эвелин не спала вместе со мной. Мне даже не приходилось ни о чём просить её: она сама прекрасно понимала, в чём я нуждался. Не в силах выдавить из себя ни слова, я только с щенячьей благодарностью смотрел на неё, и моя возлюбленная, понимая меня без слов, нежно гладила меня по плечу. Да, эти боли к утру всегда утихали, но я чувствовал, что не выдержал бы ни одной такой ночи без Эвелин.
Теперь, глядя на неё, уставшую, глядя в её преданные и неравнодушные глаза, я не мог понять, как ещё несколько минут назад я смел злиться на неё. Злиться на неё? На такую любящую, нежную, заботливую? Да я лучше всю оставшуюся жизнь буду вот так вот мучиться, чем позволю себе ещё хотя бы раз повысить на неё голос!
Когда за окном уже начинало светать, боль меня отпустила. Я осторожно выпрямился, накрылся одеялом и взглянул на Эвелин. Она сидела рядом, прижавшись к спинке кровати, и смотрела на меня воспалённым от недостатка сна взглядом.
— Ложись спать, милая, — прошептал я, всё ещё чувствуя слабость. — Мне уже лучше, правда…
— Но тебе ведь ещё надо выпить лекарство, — произнесла моя возлюбленная тихо и устало. Она взяла со столика стакан и таблетку и протянула всё это мне. — Держи.
— Спасибо… — Взяв в руки воду и лекарство, я какое-то время смотрел на Эвелин, будто желая ещё что-то сказать. Но я молча выпил таблетку и осторожно, боясь возникновения новой боли, приблизился к Эвелин. Поцеловав её в щёку, я ещё раз прошептал: — Спасибо.
Примерно до четырёх часов наступившего дня я провёл в постели, питаясь в основном только жидкостями. Моя избранница всё это время не отходила от меня ни на шаг, точно сидела с маленьким заболевшим ребёнком.
— Может быть, хотя бы воздухом свежим подышишь? — спросила меня Эвелин, присаживаясь рядом со мной на постель. — Или по квартире просто походи, ты такой бледный…
— Да, да, я сейчас встану. Не хочешь съездить куда-нибудь в парк?
Она сделала виноватое лицо, и я сразу понял, что ни о каком парке и речи быть не может.
— Мне нужно в больницу… — начала она оправдывающимся тоном.
