сообщить о нарушении
Текущая страница: 69 (всего у книги 120 страниц)
Я посмотрел на свои дрожащие руки и, пожав плечами, сказал:
– Сейчас пройдёт.
– И ты весь синий.
Я прижал ладонь к левой щеке и, по-прежнему не глядя на собеседника, опустил голову.
– Странно, – ничего не выражающим тоном выдал я. – Мне жарко.
Джеймс снова вздохнул. Он поднял глаза, обвёл взглядом ночное небо и вдруг рассмеялся.
– Какого хрена ты ржёшь? – сквозь сжатые зубы процедил я, взглянув на друга.
– Просто представил на мгновенье, что ты думаешь обо мне сейчас.
– По-твоему, это так смешно? По-твоему, смешно то, что я полностью разочаровался в своём друге? В своём лучшем друге?!
– Смешно, наверное, – без уверенности в голосе произнёс Джеймс. – Не знаю. Я почему-то чувствую себя перед тобой последним идиотом.
Нахмурившись, я посмотрел на друга; он тоже смотрел на меня.
– С чего бы? – хмыкнул я, чувствуя глубоко внутри злость на Маслоу и одновременно понимая, что не хочу грубить ему. Теперь в моё сердце закралась необъяснимая жалость к нему.
– У меня есть голова на плечах, Логан, – безрадостно начал друг.
– Да? А я думал, ты потерял её, влюбившись в Изабеллу.
– Потерял… Это одно, да. Правда. Я не могу объяснить это, чёрт побери! Понимаю, ты считаешь меня морально опущенным ничтожеством, позволяющим всем и каждому над собой издеваться… Да, я понимаю твои мысли, но… Они неверны. Ты неправильно думаешь обо мне.
– О чём ты говоришь? – возмутился я, сузив глаза. – Да моё отношение к тебе в корне поменялось! Как мои мысли насчёт тебя могут быть неправильными, если они основаны на фактах? А? Я видел всё своими глазами! Я видел твоё унижение, Джеймс!
Глаза Маслоу наполнились горечью, и он тихо проговорил:
– Я лучше умру, чем буду жить в таком унижении перед тобой.
– Передо мной? – переспросил я, не глядя на собеседника. – Зачем же? Хочешь сказать, тебе небезразлична наша дружба?
– Издеваешься? Конечно, нет! Мне небезразлична наша дружба! – Джеймс замолчал, ожидая, наверное, что я скажу что-то; но я молчал тоже. Друг поставил тарелку с ананасами на траву и, сложив ноги, взглянул на меня. – Я вспылил за ужином, и моими действиями, признаю, руководствовались одни эмоции. Прости. Но согласись, что твои слова были резкими и необоснованными!
– Не соглашусь, – монотонно выдал я, – мои слова были вполне обоснованы.
– Не-е-ет, – с улыбкой замотал головой Джеймс, – ты снова не прав. Ты назвал меня подкаблучником, хотя сам, очевидно, не понимаешь, что женщине не стыдно покориться.
– О, конечно, не стыдно. Стыдно позволять женщине унижать себя и идти у неё на поводу, стыдно мужчине отрекаться от своих слов и терять свою силу, вот что стыдно! – Холодная неприязнь и непонятная жалость резко сменились гневом, и я больше не мог держать в себе то, что мне так хотелось кому-нибудь высказать. – Чёрт, да мне даже смотреть на тебя невыносимо, вот каким ты стал для меня!
– Ты думаешь, я слепой?! – в ответ повысил голос Маслоу и ткнул себя большим пальцем в грудь. – Думаешь, я действительно не замечаю того, что происходит?!
– Если бы замечал, не стал бы этого терпеть, – сквозь сжатые зубы проговорил я.
– А я терплю! – всплеснул руками он. – Терплю! Можешь себе представить? Я не отрекался от своих слов, не терял свою силу, я просто… просто…
– Просто оказался у Изабеллы под каблуком.
– Нет!
– Да! – разгорячено спорил я. – Не смей отрицать этого, Джеймс, иначе и та ничтожная часть, которая осталась от моего уважения к тебе, исчезнет бесследно!
Друг вцепился дрожащими руками в свои волосы и сжал зубы. Глаза его блестели, губы дрожали – то ли от гнева, то ли от готовности Джеймса вот-вот… заплакать. Выражение моего лица сейчас же смягчилось, злость на него куда-то испарилась. В одно мгновение ко мне пришло осознание, что я обвинял друга в унижении перед Изабеллой неосознанно, что его обвинить абсолютно не в чем, а вот она должна ответить за многие и многие поступки. Снижение моего уважения к нему объяснялось только буйством моих эмоций, а это значило, что в сложившейся ситуации я разобрался не до конца, принял во внимание только те факты, что лежали на самой поверхности. Копнуть глубже я даже не пытался… Надо всего лишь остыть. Верно. На смену горячим чувствам и эмоциям должен прийти холодный ум.
– Она надо мной не издевается, – наконец заговорил Джеймс, подняв на меня блестящие глаза. – Изабелла не пытается унизить меня, ей… ей просто нужна свобода в отношениях.
– Что вообще означает свобода в отношениях? – с плохо скрываемым раздражением в голосе спросил я. – Это не отношения. Вы либо принадлежите друг другу, либо нет.
– Мы принадлежим друг другу. Я единственный мужчина в её жизни, она – единственная женщина в моей жизни, но… Я не запрещаю ей обращать в-внимание… на других…
– Что? Раньше ты был совершенно другого мнения по этому поводу, –сказал я с отчаянием в голосе.
– Нет, Логан, ты не понимаешь! Изабелла… У неё были непростые отношения с её бывшим… Не хочу вдаваться в подробности, но именно сейчас я не могу ограничивать её в чём-то. Я хочу доказать, что буду более благородным человеком, чем тот, который был с ней до меня, что буду самым лучшим, самым лучшим для неё!
– Ради доказательства не стоит позволять ей флиртовать с другими у тебя на глазах! Неужели ты ни разу ничего ей не сказал? Я тебя не узнаю, Джеймс! Просто не узнаю!
Он молчал, со стыдом опустив глаза.
– В первый раз я увидел её рядом с другим ещё в Лос-Анджелесе, – мрачно проговорил он, не поднимая взгляда. – И это было ужасно, это было ужасно! Она в открытую флиртовала с водителем такси, который довёз её до моего дома! И я был поражён, увидев эту картину, я глазам не мог поверить. Изабелла… Она на такое не способна. И, конечно, я выказал ей своё недовольство. Надо было видеть её глаза, я думаю, ей действительно было жаль… Она сказала это, сказала, что всё может закончиться прямо сейчас, если только я захочу… А я, идиот, так испугался, что она выпорхнет из моих рук, как бабочка, что наговорил ей разных глупостей. Сказал, что она может делать всё, что ей заблагорассудится, лишь бы она чувствовала себя любимой, нужной… Боже, я такой дурак!
Я молча смотрел на траву. Теперь, услышав от Джеймса то, что мне так хотелось услышать, на сложившуюся ситуацию я глядел с другой стороны: моё былое уважение к другу постепенно восстанавливалось, и я уже не считал, что он безрассудный и бесхарактерный подкаблучник. Но к этому я пришёл не методом логических заключений: я просто повиновался своим инстинктивным чувствам, не пытаясь анализировать то, что рассказывал мне собеседник.
– Ты ведь понимаешь, что она делает это тебе назло? – поинтересовался я.
Маслоу поднял на меня удивлённые глаза, затем замотал головой, точно чего-то испугался, и сказал:
– Ты неправильно понял меня… Изабелла изменилась. Она не станет ничего делать мне назло, в ней нет ничего подлого!
Я смотрел на него с откровенным сожалением. Обида на несправедливость снова вернулась ко мне, и сердце моё сжалось из-за невыразимой жалости к Джеймсу. Я не мог обвинить его в наивности (как можно обвинить человека в его искренних чувствах, в которых всё дышит благородством?), я мог лишь пожалеть его из-за того, что он, до потери памяти любя Изабеллу, не видел её ядовитых издевательств над его пылкими чувствами.
– Тебе виднее, – на удивление миролюбивым тоном сказал я, понимая, что розжиг спора будет бесплодным. – Но… Ты ведь не остановишься ни перед чем, чтобы удержать Изабеллу рядом с собой, я прав?
– Абсолютно, – прошептал Джеймс, грустно вздохнув. – Я лучше умру, чем буду жить без неё; да я даже представить не могу, как это – жить без неё! И именно это пугает меня больше всего. Порой мне кажется, что, если однажды она захочет уйти от меня, дурака, я брошусь на колени и унизительно, рыдая, буду умолять её остаться. Мне кажется, я дойду до крайней степени отчаяния, что никогда не прощу себя за это унижение… Особенно если Изабелла решит не уходить от меня.
– Не ставь себя ниже неё, – сказал я с неприязнью в голосе, хотя внутренне осознавал, что значило принижать себя по сравнению с предметом своего обожания. – Как Изабелла может даже думать о том, чтобы покинуть тебя? Ты не заслужил такого. Вовсе нет.
Джеймс улыбнулся и, положив руку на моё плечо, прошептал:
– Спасибо.
Мой внутренний мир сегодняшней ночью дважды перевернулся с ног на голову, и я, сколько ни пытался, не мог понять, в чём именно заключались эти изменения и как мне нужно было относиться к Джеймсу теперь. Выслушав его речи, я не выразил своих искренних чувств и мыслей по этому поводу; признаться честно, никаких мыслей у меня по этому поводу и не было. Я прекрасно осознавал всю жестокость действий Изабеллы: за её неудачно сложившееся отношения должен был ответить кто угодно, и этим кем угодно оказался Джеймс. Она ведь знала наверняка, что он любит её до изнеможения, и решила бессердечно воспользоваться этим. Она знала, что он не откажет ей ни в чём, знала, что он будет терпеть её любую, даже неверную, изменяющую. Так всё и вышло: Джеймс действительно пытался закрывать глаза на то, что она позволяла себе такие оскорбляющие вольности, и её это, несомненно, радовало.
А может быть и такое, что Изабелла, понимая, что не вырастила в себе настоящей женщины, не пыталась найти себе настоящего мужчину. Она старалась изменить Джеймса, превращая его мужественность в мальчишество, переделывала его под стать себе; могу даже допустить мысль, что она делала это неосознанно и её удивление моим словам было настоящим. Если так, у Изабеллы действительно могут быть истинные чувства к Маслоу, с этим я спорить не могу, – да и кто поймёт, что творится в голове у женщины? – но факт того, что Изабелла негативно влияет на изменения, происходящие в Джеймсе, остаётся фактом.
И мне действительно хотелось сказать об этом другу, хотелось открыть ему глаза, но я отчётливо понимал: он не поверит ни единому моему слову. Я был прекрасно знаком с этим состоянием, когда в предмете своего восхищения не видишь изъянов и недостатков, а если и видишь, то стараешься превратить их в достоинства.
Но я молчал, молча обдумывал то, что происходило в моей жизни, и пытался разобраться в своих мыслях. Я пытался поддержать Джеймса, когда он высказал догадки о том, что в скором будущем Изабелла захочет уйти от него, но вся эта поддержка была оказана мной как-то автоматически. В действительности я не осознавал того, что говорил, потому что не до конца понимал, стоит ли поддерживать в данном случае Джеймса и действительно ли Изабелла, задумав уйти от него, предупредит его об этом заранее.
Потом Маслоу ещё долгое время говорил об Изабелле, мимоходом кладя в рот дольки ананаса, а я смотрел на него со слабой улыбкой, делая вид, что участвую в разговоре. Мыслями я был очень далеко – примерно в районе Лос-Анджелеса.
От мыслей, заглушающих голос Джеймса, я опомнился только тогда, когда друг замолчал. Я вздрогнул и огляделся по сторонам. Ловелас в отставке сидел, согнув одну ногу в колене и подняв голову к небу. Он задумчиво смотрел на звёздное небо и загадочно улыбался.
– Вон созвездие Дракона, – сказал он, указав пальцем куда-то ввысь. – А чуть ниже – Малая Медведица.
– Не знал, что ты так ориентируешься на ночном небе.
– Меня Изабелла научила, – улыбнулся друг, – нам часто приходилось вместе созерцать ночное небо. Тем более, здесь нет ничего сложного.
Я промолчал. Маслоу повернул голову и на какое-то время задержал на мне свой улыбающийся взгляд.
– Что? – не понял я, зачем-то оглянувшись.
– Не знаю, – пожал плечами он. – Просто интересно, о чём ты думаешь.
Я безотрадно вздохнул вместо ответа, и Джеймс, бросив взгляд на окно спальни, в котором горел свет, сказал:
– Я видел, что стало с твоим телефоном. На всякий случай я собрал разлетевшиеся детали и положил их всех в пустую тарелку из-под фруктов.
– Спасибо.
– А чем тебе телефон не угодил? – с еле слышной усмешкой спросил Маслоу.
Я опустил взгляд, возвращаясь к ненадолго оставившим меня мыслям, и тихо ответил:
– Я плохо помню, что творилось со мной в ту минуту. Просто… просто все мои мысли были сосредоточены на одном, и её звонок… он просто вывел меня из себя. Я не знаю.
Глаза Джеймса округлились, он ещё раз посмотрел на окно спальни и полушёпотом спросил:
– Эвелин звонила?
– Да.
– О боже! – воскликнул друг, прижав ладонь ко лбу. – И ты просто… не ответил?
– Я так жалею, – дрожащим голосом проговорил я, глядя куда-то вдаль. – Кто бы знал, как мне хотелось бы вернуться на пару часов назад и всё исправить…
Маслоу ничего не говорил и сидел, отрешённо уставившись на свои сложенные замком руки.
– Как думаешь, зачем она звонила? – спросил меня ловелас в отставке.
– У меня даже предположений нет. Но теперь мне кажется, что она хотела сказать что-то очень важное.
– Например?
– Я не знаю, – в отчаянии замотал головой я. – Я не знаю, не знаю, не знаю! Случилось что-то очень важное! Я должен был ответить, я был нужен ей, был нужен! А я, как обычно, думал только о себе. Какое я ничтожество!
– Не надо так, ничего не случилось, – поспешил утешить меня Джеймс. – Она, возможно, просто соскучилась. Только и всего.
«Что ты можешь знать? – гневно подумал я. – Что-то случилось! Случилось что-то очень важное! Что-то происходит!»
– Держи. – Маслоу протянул мне свой мобильный, и я, удивлённо взглянув на него, взял телефон в руку. – Перезвони ей.
Я не знал, насколько хороша была эта идея, и совершенно не знал, что мне нужно было сказать Эвелин, но я был уверен, что просто должен узнать, как она. Мы с ней так долго не виделись, так долго не разговаривали, что я чувствовал себя совершенно посторонним в её жизни. Но мне очень важно было знать, что с ней всё в порядке.
Руки мои дрожали от волнения. Я принялся набирать первые цифры её номера, как вдруг остановился.
– В чём дело? – нетерпеливо спросил Джеймс.
Я поднял на него глаза и тихо сказал:
– Я не помню.
– Что?
– Я не помню номера её телефона! – вдруг закричал я и швырнул другу его мобильный. – Не помню! Вот что!
Джеймс растерянно смотрел на свой телефон и на цифры, которые я набрал.
– Не может быть такого… – проговорил он, стараясь в чём-то убедить меня и себя самого, – это просто нервное… Попытайся ещё, ты всё вспомнишь…
– Бесполезно, – ответил я, устремив мрачный взгляд в сторону океана. – Я никогда не знал номер её мобильного наизусть.
– Но твой телефон ещё можно собрать… Давай соберём его и посмотрим номер Эвелин, а потом…
– Не надо. Нехорошая это идея.
– Что ты несёшь? – нахмурившись, спросил Маслоу. – Ты слышишь вообще себя?
– Я не хочу снова врываться в её жизнь, Джеймс, – проговорил я, – и менее всего мне хочется быть рядом с ней и осознавать, что я… не нужен ей…
– А зачем же она звонила тебе, дурень?
– Я так и думал, что ты не поймёшь. Понимаешь, я лучше я буду здесь, за сотни километров от неё, лучше я буду страдать и мучиться один, чем там, рядом с ней. Мне легче одному. Я даже думать не могу о том, чтобы находиться рядом с ней и не… д-дрожать от восторга.
– То есть твоя любовь заставляет тебя страдать? – уточнил друг.
– Страдать? Да, кажется, это верное слово.
– А если бы у тебя была возможность прожить свою жизнь заново, что бы ты выбрал: любить её или не любить?
Я отвёл взгляд и вспомнил слова Кендалла об эгоизме моей любви к Эвелин, о том, что я люблю лишь затем, чтобы получить те же чувства в ответ. Теперь, после стольких дней прозябания в одиночестве, я чётко осознавал, что значили для меня эти необъяснимые чувства. Что именно это было? Я не знаю. Но эти чувства являлись для меня своеобразной осью, на которой держалась вся моя жизнь, вся. Я просыпался с мыслями об Эвелин, с этими же мыслями занимался своими повседневными делами и засыпал, думая только о ней. Нет, я не подразумевал взаимности, не хотел всецело принадлежать Эвелин. Я думал лишь о том, что она есть, что есть моя любовь к ней, и именно эта мысль поддерживала моё существование, именно она спасала меня от других уничтожающих мыслей. Мы с Эвелин не были вместе, но я отчётливо понимал: со смертью моих о ней воспоминаний умру и я сам.
– Любить, – с абсолютной уверенностью ответил я.
– Любить? – шёпотом переспросил Джеймс. – Но ты ведь страдаешь и…
– Я думаю, эти страдания нисколько не умаляют прелести этого чувства. И, в общем-то, я бы не так страдал, если бы…
– Если бы не Дианна, – вполголоса договорил за меня друг, опасаясь, что моя девушка может нас услышать. – Я знаю. Это на самом деле мучает.
Теперь мои мысли переключились на Дианну, и я посмотрел на окно нашей с ней спальни, воображая, чем она сейчас может заниматься, о чём она думает.
– Она сильно расстроилась после моей выходки за ужином? – спросил я Джеймса.
– Они с Изабеллой обе расстроились. Не бери в голову, должно быть, они уже успокоились.
Я улыбнулся и сказал:
– Напугали же мы их.
