сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 120 страниц)
Что из-за слёз блестят глаза,
Но я чертовски сожалею,
Что лишь словами поддержать
Тебя я в силах – тем больнее.
Бессилие пытаюсь скрыть,
Но знаю: всё, что я сумею, –
Это с тобою рядом быть.
Прочитав его, я грустно улыбнулся и взглянул на Эвелин. Она всё так же спала, повернувшись ко мне спиной, и тихо-тихо сопела. Я положил тетрадь на место и собирался уходить из спальни, но задержался у двери. Облокотившись на косяк, я безмолвно смотрел на неё и думал о ней. Я вспоминал строки её стихотворений, чистый блеск её глаз, а потом – свои слова. И жалость к ней снова стягивала моё сердце невидимыми цепями, и я морщился от этого неприятного чувства – чувства, от которого беспощадно щемило в груди.
Я проспал всего три часа. Как бы я ни старался заставить себя уснуть, все попытки оказывались напрасными. Я ощущал непонятное беспокойство, оно, кажется, и не давало мне уснуть. Какое-то время я лежал в постели, раскинув руки в разные стороны и бесцельно глядя в потолок, и обдумывал всё, что случилось накануне. Когда я встал с постели, на часах было восемь утра.
Спустившись вниз, я, к своему удивлению, обнаружил Кендалла. На диванах, креслах и полу – повсюду была разбросана одежда, и Шмидт, небрежно её складывая, запихивал в чемодан. Движения его были неточными, рассеянными, и я понял, что он всё ещё пьян.
– Кендалл? – с удивлением спросил я, и друг, вздрогнув, обернулся.
– О, Логан. – Он рассмеялся и, смяв футболку, бросил её в и без того набитый чемодан. – Фух, ты меня напугал, дружище.
– Ты куда-то торопишься?
– Что? А, да нет. Не тороплюсь никуда.
– Тогда к чему такая спешка? Почему ты собираешь свои вещи?
Кендалл присел на ручку кресла и, подняв глаза к потолку, принялся доставать из нагрудного кармана пачку сигарет.
– Эвелин спит? – спросил он.
– Да. Думаю, она очень устала сегодня.
Шмидт закурил. Я внимательно смотрел на него.
– Я нашёл себе новый дом, – наконец признался он.
– Новый дом? – с плохо скрываемой радостью в голосе переспросил я. – Новый дом, Кендалл? Чёрт побери, это же здорово! И ты уже собираешь вещи, чтобы переехать в него?
– А? Да. Да, конечно, собираю вещи…
Он был чем-то расстроен, либо чем-то озабочен, либо его мучило что-то со страшной силой. Я не знал, что это было, и не был уверен, было ли это, поэтому не стал об этом спрашивать.
– Хочешь, помогу тебе? – спросил я, взявшись за одну из футболок Кендалла, но он вырвал её из моих рук и бросил в чемодан.
– Не нужно. Я сам.
Не скрою, я был рад, что Шмидт уезжает. Не то чтобы меня сильно напрягало его присутствие в моём доме, но согласитесь: дружбу легче поддерживать на расстоянии. Мне было странно думать, что теперь мы с Эвелин будем жить в моём доме вдвоём. Вообще эти мысли всегда заставляли меня чувствовать себя странно: этот дом хранил в себе не самые приятные для меня воспоминания. Когда-то мы с Чарис тоже жили здесь вдвоём, и я вспоминал об этом каждый раз, когда смотрел на Эвелин...
– Итак, – вздохнул я, пройдясь по гостиной, – когда ты пригласишь нас на новоселье?
– На новоселье? – задумчиво переспросил Кендалл. – Не скоро. Нет, Логан, пока не приглашу. Дела. Очень много дел.
Наконец я не выдержал его рассеянность и недомолвки.
– Что не так, Кендалл?
Он поднял на меня удивлённый взгляд.
– Что не так? – растерянно повторил он.
– Хватит уже повторять за мной мои реплики! Что у тебя случилось? Почему ты так торопишься уехать, почему так странно разговариваешь? В чём дело?
Шмидт стряхнул пепел в тарелку, в которой, очевидно, до этого лежала еда, и пожал плечами.
– Всё в порядке, Логан, – ответил он. – Не понимаю твоего беспокойства.
– А я не понимаю твоей безмятежности. Ты так спокоен только тогда, когда случилось что-то очень важное.
– Нет-нет. Наверное, тебе просто кажется, или ты меня плохо знаешь.
Ни то, ни другое не было правдой: Шмидт действительно что-то скрывал от меня и от себя тоже. Возможно, в его жизни произошло то, во что он сам пока отказывается верить. Я не стал осуждать пьяного друга, поэтому тактично промолчал.
– Доброе утро, Логан и Кендалл, – послышался с лестницы женский голос, и мы со Шмидтом обернулись.
На нижней ступеньке стояла Эвелин. Она выглядела сонной и не выспавшейся, но улыбалась. Я тоже улыбнулся, увидев её, но, когда я вспомнил наш разговор, что-то в груди болезненно сжалось. Кендалл, бросив на свою бывшую соседку быстрый взгляд, засобирался ещё торопливее, чем прежде.
– Привет, Эвелин, – поздоровался с ней я, не зная, какой тон больше подойдёт для разговора. Я чувствовал себя виноватым и не знал, помнит ли Эвелин мои слова. – Зачем ты встала так рано? Отдохни ещё.
– Нет, Логан, я… Я хотела попросить тебя, чтобы ты отвёз меня в больницу.
Я встал и обеспокоенно взглянул на неё.
– Что-то случилось?
– Нет. Но мне нужно посетить своего невролога, из-за праздников я не могла попасть к нему. Мне это необходимо.
– О, конечно, – сказал я, – если ты просишь, я отвезу.
– Спасибо. – Эвелин улыбнулась мне, и её взгляд скользнул по собранным чемоданам. – Кендалл, ты куда-то уезжаешь?
– А? Да… Да, Эвелин, уезжаю, – с той же растерянностью ответил друг.
– Он съезжает, – сказал я, почувствовав, что Кендалл больше ничего из себя не выдавит. – Нашёл новое жильё.
– Это звучит отлично! – обрадовано произнесла Эвелин, но я заметил, что эта радость не была искренней. – Кендалл, позавтракаешь с нами на прощание?
– Нет, нет, не могу. Тороплюсь. Сильно тороплюсь.
Шмидт сел на чемодан с целью примять одежду, наваленную туда неаккуратной кучей, и с трудом застегнул молнию. Он с улыбкой выдохнул и, посмотрев на Эвелин, сказал:
– Я бы с радостью остался. Но дела зовут.
Пока мы ехали в машине, я напряжённо размышлял о своих словах, сказанных сегодня рано утром. Во время завтрака я внимательно наблюдал за Эвелин, силясь понять, изменилось ли что-либо в её поведении и тоне, но ничего такого не заметил. Я не знал, помнила ли она о том, что я сказал, злилась ли на это, держала на меня обиду… Я не знал, и это мучило меня.
– Эвелин, я не могу больше молчать, – сказал я, когда моя «Карма» остановилась на перекрёстке. – Сначала я хотел промолчать, хотел, потому что ты тоже молчала, но сейчас…
Она выжидающе на меня смотрела.
– Ты помнишь, как мы вернулись сегодня с вечеринки Карлоса и Алексы?
– Да.
– Помнишь, я пришёл к тебе перед сном и ты читала мне своё стихотворение?
– О, Логан, я помню это.
Моё сердце снова мучительно больно сжалось, и я закусил нижнюю губу, до конца осознав, какую силу имели мои слова, высказанные этой девушке прямо в лицо.
– Я сказал, что твоё стихотворение тронуло меня, – тихо продолжал я, стыдясь взглянуть в глаза Эвелин, – и это чистая правда. Я так ценю твоё не безразличие, что словами моей благодарности не выразишь. Но утром, Эвелин, утром… Я сказал то, чего вовсе не хотел говорить.
Она молчала, и я по-прежнему не смел посмотреть на неё.
– В последнее время я часто отказывался от чужих советов, – говорил я, внимательно следя за дорогой, – а если и не отказывался, то выслушивал их с огромным терпением… Но в итоге всё равно не принимал их во внимание. Это было в основном потому, что советы эти были одни и те же. Я считал, люди говорили мне это всё ради того, чтобы показать своё мнимое не безразличие, я считал их сожаления фальшивыми, но ты, Эвелин… Ты не притворяешься. Прости меня за всё, что я тебе сегодня наговорил. Мне нужна твоя поддержка, твоя помощь, мне важно твоё мнение, и ты многое способна изменить в моей жизни. Иногда я говорю то, чего вовсе не желаю, иногда беспричинно повышаю голос и грублю, но пожалуйста, не сердись на меня. Я в этом не виноват. Сегодня утром я за своё состояние не отвечал, я был не в себе. Эти слова… они просто вырвались. Сами собой. Пойми меня, Эвелин, и прости. Прости, пожалуйста.
Наконец я посмотрел на неё. Эвелин сидела прямо и смотрела на дорогу. Взгляд её был задумчив и сосредоточен.
– Ты не принимаешь мои извинения? – спросил я голосом, лишённым всякой надежды.
– Я не стану противоречить своим же словам, – тихо ответила она, – и приму твои извинения. Ты не во многом виноват, Логан, и то, что ты осознаёшь свою вину, уже является твоим прощением.
Моё сердце, до этого стянутое тугими верёвками, наконец освободилось, и я с облегчением улыбнулся.
– Я так ценю твоё понимание, Эвелин. Знала бы ты, насколько сильно. Всё утро у меня жутко болела душа, и я понятия не имел, куда деться от этой боли.
– Душа? – переспросила моя спутница, и я посмотрел на неё. – О нет, Логан, у тебя нет души.
В этих словах было столько желчи, что моё сердце сжалось сильнее прежнего и упало. Я чуть было не нажал на тормоз, но вовремя овладел собой. Я молчал, не зная, что на это ответить… Эвелин, очевидно, очень сильно обидело моё поведение. Настолько сильно, что теперь она считает меня человеком без души. О, а может, так оно и есть? Бесчувственный, бессердечный и безжалостный…
– Нет у тебя души, Логан, – снова зазвучал её голос, до этого такой сладкий, но теперь горький и беспощадный. – Ты – это душа. У тебя есть тело.
И во второй раз сердце моё освободилось от тяжёлых мук, и я снова улыбнулся, взглянув на Эвелин. Сейчас она не казалась мне злопамятной, ядовитой и полной злой иронии. Она была прежней, да, прежней – мечтательной и глубоко чувствующей.
– В моих силах сделать так, чтобы такого больше не повторилось, – произнёс я.
– И в моих тоже. Это в силах нас обоих, Логан.
Приём Эвелин тянулся больше часа. Я сидел в коридоре больницы, прислонившись к холодной стене, и ждал её. Душа наполнилась старыми воспоминаниями, ведь мы с Эвелин впервые встретились в этом коридоре, здесь она впервые коснулась моей руки, здесь я впервые увидел её слёзы… Прошло только около трёх месяцев, но мне казалось, что я и Эвелин знакомы всю жизнь.
Наконец дверь открылась, и я, увидев её, встал на ноги.
– Ну что, Эвелин? Что сказал доктор?
Она смотрела на листок бумаги, который держала в руках, и молчала. Я не торопил её и терпеливо ждал, пока она заговорит.
– Препараты перестают помогать, – тихо сказала Эвелин и, сложив листок пополам, убрала его в сумку. – Так доктор сказал.
Я молча смотрел на неё, с сожалением подняв брови. Что нужно было сказать?..
– И он вынужден прибегнуть к крайним мерам, – продолжала девушка. – Он назначил мне электросонтерапию.
– Что? – не поверив своим ушам, переспросил я.
– Воздействие электрического тока на головной мозг. Три сеанса в неделю, таков его первоначальный план…
– Электрического тока? – снова переспросил я и отрицательно покачал головой. – Нет, Эвелин…
Я вдруг живо представил её лежащей на кушетке с диким страхом в глазах, представил проводники тока, присоединённые к её вискам, и врачей, равнодушно выполняющих свою работу.
– Ток… – как заклинание повторил я. – Это может быть опасно, Эвелин...
– Воздействие тока производится в лечебных целях, Логан. К тому же доктора используют ток в ничтожно малом количестве.
Я молча опустился на скамейку, и Эвелин присела рядом со мной.
– Тебе не страшно? – поинтересовался я, взглянув в её глаза и пытаясь найти там хотя бы крошечный отголосок страха. Но моя попытка оказалась напрасной.
– Когда лечишься, у тебя нет права думать о страхе.
Она была права. Я смотрел на эту невероятно смелую девушку и с непонятным стыдом вспоминал свой единственный поход к неврологу. Эвелин была готова на всё ради выздоровления, а я… Я даже до конца признать не мог, что болен.
– Когда будет первый сеанс? – спросил я, почти не слыша собственного голоса из-за непрекращающегося потока мыслей.
– Завтра в полдень. Довезёшь меня сюда снова?
– Конечно. Конечно, да.
Она улыбнулась и вдруг обняла меня, с силой прижавшись к моей груди. Я задумчиво смотрел перед собой, не ощущая талию Эвелин, что держал в своих руках.
– Я так благодарна тебе за всё, что ты делаешь для меня, – зазвучал её голос где-то у меня внутри.
Мы просидели в обнимку несколько минут, как я отстранился и взглянул на Эвелин.
– Отвезти тебя домой?
– Логан, я хотела попросить… Отвези меня ко мне домой, пожалуйста.
– Что? Ты хочешь вернуться к себе домой?
– Я хочу поговорить с Уитни. С момента моего отъезда я беспрестанно думаю о ней, думаю о том, как плохо с ней поступила.
Я молча смотрел на свои колени, после чего сказал:
– Не думаю, что она будет счастлива видеть меня…
– Она тебя не увидит. Оставь меня дома и уезжай, пожалуйста.
Я изумлённо посмотрел на неё.
– Ты хочешь, чтобы я оставил тебя с ней одну?
– Она моя сестра. Я уже оставалась с ней одна, Логан.
– Да, но… Вдруг она не позволит тебе снова уехать?
– Такого не случится.
– А если ты… если ты внезапно забудешь, что живёшь сейчас не дома?..
Эвелин слабо улыбнулась и положила ладонь на свою сумку.
– У меня с собой моя тетрадь, Логан. Всё будет в порядке, обещаю тебе.
Я сомнительно качал головой.
– Всё равно не думаю, что это блестящая идея, – признался я.
– Держать в неведении свою семью – это ещё менее блестящая идея. Пойми, мне нужно с ней поговорить.
– Ладно, – нехотя согласился я после нескольких минут молчания, и Эвелин торжествующе улыбнулась. – Но, может, я посижу в машине и подожду, пока ты вернёшься?
– Не нужно. Думаю, наш разговор займёт много времени, и я не хочу занимать твоё.
Моя «Карма» остановилась возле большого кирпичного дома, и Эвелин вышла из машины.
– Позвони, когда освободишься, – сказал я. – Я приеду и заберу тебя.
– Я ведь уже сказала, что доберусь сама.
– Я знаю, но… Я волнуюсь, что ты можешь заблудиться.
Эвелин беззаботно рассмеялась и ушла. Какое-то время я сидел в машине и ждал непонятно чего, потом ударил по газам и уехал, оставив её здесь одну…
Доехав до своего дома, я увидел у ворот Джеймса. Он стоял, прислонившись спиной к стене, и задумчиво смотрел наверх.
– Что ты там увидел? – спросил я, подойдя к нему и тоже подняв голову.
Маслоу вздрогнул.
– Как ты так бесшумно подъехал?
– Подъехал я не бесшумно, это ты ничего вокруг себя не слышишь.
Мы пожали друг другу руки, и я поставил машину в гараж.
– Честно говоря, я удивился, когда мне никто не открыл, – сказал Джеймс, когда мы с ним пришли на кухню. – Где Кендалл?
– В своём новом доме. Он съехал сегодня утром.
– Ого! Можно поздравить тебя с началом совместного проживания с Эвелин!
– Не думаю, что это надолго. Она сейчас у своей сестры. Скоро Эвелин вернётся и скажет, что уезжает обратно домой…
– Тебя это расстроит, так?
Не ответив, я решил сменить тему разговора и спросил:
– Каким ветром тебя занесло сюда, дружище?
Джеймс стоял у окна и молчал. Я так же безмолвно доставал из холодильника то, из чего можно приготовить обед.
– Когда мы вчера с Карлосом пели песню, – начал Маслоу, по-прежнему стоя ко мне спиной, – я думал о ней и о том, что ты сказал.
– Уточни. Я много всего говорю.
– Твои слова о том, что клин клином вышибают. Знаешь, друг, а ты прав. Ты чертовски прав, мне нужна другая женщина для того, чтобы забыть Изабеллу!
Я с недоумением посмотрел на его затылок и вдруг спросил:
– Ты приехал за Эвелин?
– Что? – Он повернулся ко мне лицом. – Нет, конечно. Не за Эвелин. За тобой.
– Прости, дружище, но я не по этой части…
– Я хотел предложить тебе сходить на двойное свидание, кретин.
Я достал нож, чтобы нарезать хлеб, и задумчиво нахмурился.
– Знаешь, Джеймс, я больше не хочу ходить с тобой на двойные свидания после того случая с Кортни.
– О, да брось, это было всего один раз. К тому же я не знаю подруг той девушки, с которой пойду на свидание.
– О, значит, ты уже решил всё за меня?
– Ещё ничего не решено. Я только сейчас собирался позвонить Клэр и пригласить её куда-нибудь.
– На всякий случай уточни, как зовут её подругу. А то окажется, что это одна из твоих бывших.
Джеймс рассмеялся.
– Боже, мужик, да я клянусь тебе, что не знаком с подругами Клэр! – Он достал телефон и принялся торопливо листать список контактов. – Но тесен мир. Если я вдруг узнаю подружку, что придёт вместе с ней, не осуждай меня.
– Зачем ты звонишь ей? Я ведь ещё ни на что не согласился.
Джеймс, не убирая мобильный от уха, сбросил вызов.
– Мне стало странно встречаться с кем-то, когда в моей жизни появилась Эвелин, – сказал я, не смотря на друга. – Не говори ничего про Астрид, я ещё сам не разобрался в наших отношениях.
Джеймс вымученно вздохнул.
– Я понимаю, что ты чувствуешь, – сказал он, присаживаясь на обеденный стол. – Ты думаешь, что бедная девочка влюблена в тебя и с твоей стороны будет неприлично встречаться с кем-нибудь. Думаешь, Эвелин не переживёт, если узнает, что у тебя есть другая – та, к которой ты действительно что-то чувствуешь. Я прав?
Я не отвечал, молча нажимая на кнопки микроволновой печи.
