сообщить о нарушении
Текущая страница: 95 (всего у книги 120 страниц)
— Спешу вас обрадовать, — сказал Мик, окончив разговор с музыкальным продюсером, — сегодня мы можем работать допоздна: я наконец-то решил свои проблемы.
— Как? — поинтересовался Джеймс, слегка нахмурившись. — Ты проучил того придурка?
— Ну, если сказать точнее, это он меня проучил…
Мы вчетвером с недоумением смотрели на менеджера.
— В общем-то, когда я возвращался из студии в субботу, — будто с каким-то стыдом в голосе начал Мик, — он ждал меня около дома… — И он поднял футболку, демонстрируя нам с парнями своё тело, сплошь и полностью покрытое уродливыми синяками и ссадинами. Мы рты пооткрывали от изумления и испуга. — Была ещё разбита губа, но всё уже зажило.
— Боже, Мик… — выговорил Карлос, с ужасом рассматривая синяки и осторожно касаясь их рукой, — ты рассказал об этом Бетти?
— Мне пришлось, — сознался менеджер. — Иначе как бы я объяснил ей своё состояние? И, если бы не Бетти, я бы, наверное, так и не отделался от него. Мы сообщили в полицию.
— И что с ним?
— Ну, его задержали... На сколько, правда, не знаю. Бетти была очень недовольна тем, что я сразу ей обо всём не рассказал. Она уверена, что, поговорив с ним, она бы всё-всё исправила. — Он усмехнулся, но как-то снисходительно. — Да. Конечно.
— Но я не смогу надолго задержаться, — сказал я, глядя на менеджера, однако чувствуя при этом, что смотрю будто бы сквозь него. — У меня дела.
Мик смерил меня ничего не выражающим взглядом; брови его были сведены к переносице.
— В другой раз я сказал бы, что у тебя не может быть других дел, кроме работы, — произнёс он. — Но сегодня у меня хорошее настроение, и я отнесусь к твоим делам с пониманием, даже не спросив о них.
Я рассеянно улыбнулся, обрадовавшись, что не придётся врать друзьям про эти самые «дела». Суть была в том, что после работы у меня был назначен сеанс у миссис Мелтон, однако парням о моём лечении всё ещё не было известно…
Когда парни, все трое, уже зашли в будку, я, отчего-то нервничая, подошёл к Мику.
— В будку, Логан, — увидев меня, лениво бросил менеджер. — Раньше начнём, раньше закончим.
— Мне нужно кое-что сказать тебе, — выпалил я, взволнованно глядя в глаза друга. — Происходит то, чего я очень боюсь и опасаюсь.
— Что такое? Успокойся и скажи нормально, Логан, тебя же всего трясёт…
— Кендалл курит.
— Курит? — переспросил Мик, прищурив один глаз и взяв меня за предплечья. — Я знаю, друг мой, я знаю.
— Ты не дослушал, — раздражённо произнёс я и скинул руки менеджера. — Кендалл курит марихуану, — по словам выговорил я, опустив голос почти до шёпота.
Челюсть Мика поползла вниз, и он бессмысленным взглядом уставился на стекло будки. Парни чему-то смеялись, их голосов не было слышно. Менеджер, напряжённо выдохнув, скрестил руки на затылке и сделал несколько шагов. Теперь и его трясло.
— Чёрт возьми, чёрт возьми, — прошептал он на вдохе, — Кендалл… Как давно? Он уже давно курит?
— Я не знаю… Я заметил это только неделю назад.
— Почему сразу нельзя было сказать мне? — сердито стиснув зубы, спросил Мик, и его глаза сверкнули. — Нельзя позволить зайти ему слишком далеко! Знаешь, к чему это приведёт? Надо рубить всё это на корню, на корню…
— Я думал, это минутная слабость, — дрожавшим голосом попытался оправдаться я. Стало немного стыдно за то, что я не сказал об этом менеджеру раньше, и за то, что сказал теперь. — Думал, всего лишь увлечение… И я говорил Кендаллу, но он… Я хочу, чтобы он вернулся к прежнему образу жизни.
Некоторое время Мик стоял, прижав скрещённые «замком» руки к губам. Дрожь медленно отпускала меня, и я чувствовал себя более спокойным теперь, когда о несчастии Кендалла знал не я один.
— Так, иди в будку, — решительным тоном сказал менеджер и подтолкнул меня вперёд. — Я постараюсь всё разрешить, Кендалл и мой друг тоже.
Я, доверившись ему, присоединился к остальным парням. Но стоило мне войти в будку, как из колонки прозвучал голос Мика, говорившего в микрофон:
— Кендалл, можно тебя на минуточку?
Шмидт коротко улыбнулся и, ни слова не сказав, пошёл к менеджеру. Карлос и Джеймс пристали ко мне с вопросами.
— О чём вы говорили? — спросил испанец. — Нам показалось, лицо Мика не выражало особенного довольства…
— Да. Мы обсудили одну очень важную проблему.
— Она касается Кендалла? — уточнил Джеймс, наблюдая за разговаривающими за стеклом.
Я молчал и тоже смотрел на них. Мик, очевидно, начал разговор спокойным тоном, но теперь он кричал, от чего синие плотные вены на его шеи набухли. Шмидт смотрел на него с недоумением и одновременно стыдом во взгляде, иногда хмурясь и опуская голову; наблюдая за выражением его лица, я думал, что до него слабо доходит смысл слов, сказанных Миком.
— Они ругаются, — комментировал наблюдение Карлос. — Или спорят.
— Да нет, ругается Мик, — поправил его Джеймс. — Кендалл, как видишь, является пассивным слушателем.
Вскоре Шмидт вернулся к нам, только на лице его больше не было той беззаботной улыбки: друг стал угрюм и мрачен. Лишь войдя в будку, он бросил на меня полыхающий гневом взгляд и несильно толкнул меня в плечи.
— Я взрослый человек, Логан, — выговорил он сквозь зубы, — и я сам умею определять, что мне нужно, а что нет.
— По твоим поступкам того же не скажешь, — довольно спокойно ответил я, глядя в пол.
— И кто тебя вообще просил жаловаться Мику? Мы что, маленькие дети? Он нам не отец, он всего лишь наш менеджер!
— Сейчас тебе нужен тот, кто присмотрит за тобой… Извини, но я думал только о тебе.
— Ох, ну, спасибо тебе большое за заботу. И за то, что считаешь меня бесхребетным и жалким неудачником!
— Я так не считаю.
— Считаешь, — напористо спорил Кендалл и метнул сердитый взгляд на остальных. — Вы все так считаете, и я теперь думаю точно так же. Да. Моя жизнь превратилась в ничтожество. Я и сам превратился в ничтожество.
Джеймс и Карлос вовсе не понимали, в чём было дело, но у меня совсем не осталось сил на то, чтобы рассказать им обо всём. Теперь, выслушав Шмидта, я в глубине души даже пожалел о том, что посвятил Мика в грязный секрет друга. Может, ему действительно нужно было время и он сумел бы справиться со всем этим сам… Может, я, как обычно, своим активным участием позволил всем планам пойти под откос…
— Что с тобой такое? — спросил меня Джеймс во время перерыва, и я поднял на него растерянный взгляд. — Ты в последнее время стал таким другим, и меня это начинает смущать. М… Что-то не то у вас с Эвелин?
«Что-то не то у нас с Эвелин», — мысленно повторил я, молча глядя на друга. Что я мог ответить ему? Рассказать обо всём том, что угнетало меня в течение долгих недель?
— Всё хорошо, — ответил я то, что заставлял себя отвечать всегда. — В чём я стал другим?
— Да во всём. Ты по-другому смотришь, даже немного по-другому поёшь, и этот потерянный взгляд… Такое ощущение, что что-то внутри тебя именно смотрит по-другому.
Я помолчал.
— Может, я просто позволяю себе слишком глубоко уходить в мир своих мыслей.
— Тогда вовремя возвращайся оттуда, дружище, — ободряющим тоном сказал Джеймс и, улыбнувшись, ударил меня по плечу. Я, тоже обнажив зубы, с улыбкой кивнул.
Это неподдельное беспокойство Джеймса действительно ободрило меня и, можно сказать, даже заставило почувствовать в себе прежнего меня. Работа, которая до этого шла не очень слаженно и продуктивно (вполне возможно, что причиной послужило состояние Кендалла, о котором ему пришлось рассказать Карлосу с Джеймсом), теперь заспорилась. Остаток дня я давил из себя улыбку, надеясь, что она заставит что-то внутри меня улыбнуться, и пытался не возвращаться к мыслям, тяжёлым грузом давящим на меня. И это, кажется, сработало: из студии я уезжал почти счастливый.
Когда мы собирались домой после порядком измотавшего нас рабочего дня, в студию вошла Мэрилин. На её лице цвела улыбка.
— Привет, Шмидти, — в первую очередь поздоровалась она со своим молодым человеком. — Привет, парни.
— О, привет, Мэрилин, — устало улыбнулся Карлос, мы с Джеймсом молча кивнули. Кендалл стоял у окна и пил воду; он даже не поздоровался с Мэрилин.
— Я за рулём, — сказала девушка, кажется, вовсе не замечая холодности, с которой с ней обходился Шмидт. А я давно замечал эту неприязнь, а может, даже ненависть немца по отношению к Мэрилин, и недоумевал по этому поводу. Если даже Мэрилин замечала и понимала это всё, то почему, почему она позволяла Кендаллу так с ней обращаться?
— За рулём? — переспросил Шмидт с каменным лицом и, подойдя к ней, слегка наклонился над её лицом. — Ты нормальная? — спросил он вполголоса, очевидно, под словом «нормальная» имея в виду «трезвая». Он не хотел, чтобы кто-то из нас с парнями услышал его вопрос, однако я услышал.
Мэрилин, сверху вниз глядя ему в глаза, кивнула. Кендалл вздохнул и, стащив с дивана свой рюкзак, попрощался с нами. Он прошёл мимо Мэрилин, слегка задев её плечо, и скрылся из студии. Девушка осталась; она со слабой улыбкой смотрела на нас с парнями.
— За мной бы так приезжали, — мечтательно вздохнул Джеймс, глядя на Мэрилин. — Только Изабелла не водит машину. Ты сама, что ли, решила за ним приехать?
— Ну, да, — всё ещё улыбалась она. — Надо ведь помогать тем, кого любишь.
— Мэрилин, ты следи за ним, — тихо сказал ПенаВега, каким-то добрым и снисходительным взглядом смотря на неё. — Надеюсь, ты поняла, что я имею в виду, и мне не придётся уточнять…
— Да она такая же, — с издёвкой в голосе сказал я и сам удивился своему тону. — Так что твои речи, Карлос, бесполезны.
Все трое уставились на меня.
— Или что? — продолжал я, обращаясь к Мэрилин. — Скажешь, что нужно поддерживать тех, кого любишь?
— Так, кажется, кому-то пора по делам, — произнёс Джеймс и взял меня за плечи, заставляя замолчать.
— Почему ты встречаешься с ним? — спросил я, не отрывая испытующего взгляда от Мэрилин. В тот момент, наверное, моё желание узнать причину, по которой Мэрилин прощала Кендаллу всё, достигло критического уровня.
Мэрилин несколько смутил этот вопрос, она нахмурилась и, опустив глаза, сказала:
— Потому что он любит меня…
— Любит? — Я засмеялся, вспоминая поведение друга рядом с ней, вспоминая его безразличный взгляд и равнодушный тон. — Каждый день, наверное, да? О, ну, тогда он многих девушек уже перелюбил. Ты не первая.
Она смотрела на меня оскорблённым взглядом, в моих же глазах была только недобрая усмешка. Неужели для Мэрилин новость, что она для Кендалла ничего, ничегошеньки не значит?
— До встречи, парни, — надтреснутым голосом выговорила девушка и, толкнув дверь, ушла из студии.
Карлос и Джеймс посмотрели на меня со злобой, которую, как мне показалось, хотели спрятать.
— Ты обидел её, — сказал испанец, явно приняв оскорбление Мэрилин близко к сердцу, как он обычно и делал это.
— Не обидел, а всего лишь сказал правду, — ответил я, но больше в моём голосе не звучало насмешливости, я даже уже не был так уверен в правильности своих слов. — Кто-то ведь должен был это сделать…
После этого мной почему-то овладело бессилие, и я ощутил внутреннюю пустоту. Я не мог верно истолковать те чувства, которые жили в моей душе в тот момент: мне попросту казалось, что в душе было пусто.
На сеанс к миссис Мелтон я приехал разбитый и понурый. Она заметила это сразу же, с порога, и, как я понял, хотела спросить об этом. Но вместо этого она дала слово мне, рассчитывая, видимо, на то, что я сам заговорю о своей проблеме. Только я этого не желал, а потому рассказывал про сегодняшний день, медленно и лениво растягивая слова.
— Ладно, а сейчас вы что чувствуете? — поинтересовалась миссис Мелтон, поняв, что я не собирался рассказывать о том, что угнетало меня в тот момент. — Нет ощущения, что на вас накатывает какая-то беда? Может, вы чем-то огорчены, расстроены?
Я молча пялился в пол, слушая вопросы психиатра и не отвечая на них. Нет, бессмысленно всё это. То, что терзало моё сердце, крылось в самой его глубине, там, куда даже я боялся соваться. С чего я взял, что миссис Мелтон поможет мне, если даже я сам боюсь правдиво признаться самому себе, в чём причина моей обессиливающей тревоги? С чего я взял, что вообще смогу справиться с ней, если даже Эвелин, Эвелин не всегда излечивает меня от этой болезни, которой я не видел конца края?..
— Мистер Хендерсон? — осторожно позвала меня миссис Мелтон, и я, вздрогнув, поднял на неё похолодевший взгляд. Её взгляд под влиянием моего изменился: психиатр теперь смотрела со вниманием и, как мне казалось, слишком уж поддельным участием, что заставило меня сердито стиснуть зубы.
Я встал.
— Боюсь, на время нам придётся прекратить сеансы, — сурово выговорил я.
— Ах, вы снова об этом…
— Нет, не снова. Есть объективные причины, на которые я повлиять не в состоянии.
Глаза миссис Мелтон улыбались. Я старался в них не смотреть.
— Какие причины, мистер Хендерсон?
— У меня начинаются гастроли, — сказал я. — Несколько недель меня не будет в городе.
— Куда вы едете?
— В Южную Америку.
— Что ж, — улыбнулась психиатр, совершенно догадавшись, что я солгал, — желаю вам хорошего путешествия и надеюсь на нашу скорейшую встречу.
Когда я ехал домой, на душе у меня было гадко и мерзко. Честно признать, я не хотел обманывать миссис Мелтон: она была одним из нескольких людей, которая по-настоящему могла понять меня и которой часто приходилось утешать мои самые безумные мысли. И теперь я прервал с ней связь, которая, вполне возможно, могла пойти мне на пользу… Да о какой к чёрту пользе можно говорить? Пустые разговоры не решают проблем, копание чужого человека в моей голове только раздражает! Где же, где найти мне избавление от этих страданий? Когда наконец придёт спаситель и дарует мне вечную свободу?..
«Опомнись, дурень, — внезапно прозвучало в моей голове, — этот спаситель уже пришёл и ждёт тебя дома».
О, Эвелин, Эвелин, Эвелин… Я даже улыбнулся, вспомнив о ней, и этот луч искренней улыбки скользнул и по моей душе, которую уже давно затянул мрак тоски. Да, конечно, Эвелин — это единственная причина, по которой я всё ещё здесь. Трудно было бы вообразить, что стало бы с моей земной жизнью без этого неземного существа…
Не думать об Эвелин казалось мне невозможным, но, как бы я ни старался, в каждом моём дне всё же были моменты, в течение которых я не думал и даже не вспоминал о смысле своей жизни. В такие моменты я будто выпускал из рук нить жизни, которая вела меня к цели, и совершенно терялся, не зная, куда идти дальше. В такие моменты, однако, я освобождался от мыслей, которые невыносимо давили на меня, и мою голову занимали другие, может, менее важные, зато такие же тяжёлые размышления. Да, немысли об Эвелин болезненны.
Но подобные моменты были мимолётны, и с их окончанием ко мне приходило воспоминание об Эвелин. Первые мгновения этих воспоминаний светились жизнью и неземным светом; этот свет проникал и в самые тёмные уголки моей души. Но беда: с воспоминанием об Эвелин ко мне приходили другие мысли, на время оставившие меня, но накатывавшие теперь с новой силой. Они давили, страшили, заставляли кричать. Да, мысли об Эвелин болезненны тоже.
Теперь же, когда я обдумал это, мне на ум пришла совершенная, как мне казалось, правда: тогда лучше вовсе не знать Эвелин. Не знать? Не знать. Но как же тогда жить, если у меня её не будет?..
В ту минуту, наверное, меня впервые посетила мысль, которую я отогнал сразу же, но к которой меня потом возвращали и Джеймс, и Кендалл, и я сам тоже. Я не мог подарить Эвелин тех идеальных отношений, о которых она, возможно, всегда грезила. Я мог только измучить её самим собой. В этой связи напрашивался только один беспощадный, но неизбежный вывод: мне нужно оставить Эвелин, оставить, чтобы сохранить её жизнь…
Моей радости не было предела, когда такси остановилось возле моего дома и я вынужден был прервать ход своих размышлений. Хорошо, что я доехал так быстро. Казалось, ещё полминуты — и мой рассудок точно не выдержал бы.
На крыльце, у самой двери, стояла корзина цветов. Цветы были самые разные: розы, лилии, пионы, орхидеи… Я держал корзину в руках и с удивлением рассматривал цветы, когда дверь открылась и с порога мне улыбнулась Эвелин. Я улыбнулся невольно и неосознанно.
— Тут цветы… — растерянно сказал я, мало чего понимая.
— Пожалуйста, оставь их здесь, — сказала моя избранница. — Оставь. Это… от Кендалла.
Её слова мигом меня отрезвели, и я, расширив глаза, посмотрел на цветы. В голову сразу же ударили воспоминания о многочисленных букетах, которые Маверик дарил Чарис ещё в те далёкие времена, когда мы с ней были вместе... В сердце закралась знакомая и ненавистная ревность. Мои глаза вспыхнули, и я, бросив корзину на пол, вошёл в дом. Эвелин заметила, что я рассердился, но поспешила сразу же остудить мой пыл: она слегка приподнялась на цыпочках и поцеловала меня в губы.
— Он сам их принёс? — спросил я холодным тоном, поначалу нисколько не смягчившись от её поцелуя.
— Нет, их привёз курьер... В корзине записка.
