сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 120 страниц)
— Почти. Смотрю, как нам лучше добраться до нашего отеля в Лондоне.
Какое-то время я молчал, наблюдая за тем, как Мик внимательно рассматривает карту.
— Слушай, Микки, мне хотелось попросить прощения… Ну, за тот наш разговор по мобильному.
— Ладно, — коротко ответил он, не отрывая взгляда от экрана.
Я выжидающе смотрел на него. Что значит это сухое «ладно»? Он уже принял мои извинения или только собирается их услышать?
— Я прошу у тебя прощения, — снова начал я, понимая, что диалог заходит в тупик, — за свои слова. Я не хотел тебя оскорбить или ещё что-то, просто я…
— Не стоит, — прервал меня Мик и наконец взглянул на меня. — Я знаю. И всё прекрасно понимаю.
— Правда?
— Ну, конечно, Логан. Ты… как бы это помягче сказать? Ты не здоров.
Я сердито нахмурился и толкнул Мика в плечо.
— Что это значит? — спросил я, чувствуя, что вскипаю от негодования.
— Тише, друг мой, не нервничай. Не дай эмоциям взять вверх над тобой. Тебе надо смириться, не злись; прими наконец своё расстройство как душевную болезнь.
Он примирительно протянул мне руку, но я ударил по ней и воскликнул:
— Да заткнись ты!
— Тихо, — шикнул Мик и помолчал, прислушиваясь. — Люди спят, между прочим. А ты тут кричишь.
Я насупился и отвернулся к окну.
Наверное, не каждого человека могла задеть такая безобидная фраза. Действительно, что тут такого? На первый взгляд это просто дружеская шутка, так? Но таковой для меня она не являлась. В тот момент я был просто взбешён от этой самовольно выскочившей реплики Мика.
Но что служило причиной моего негодования? Ответ чрезвычайно прост. Дело в том, что я действительно не здоров и просто терпеть не могу, когда кто-то бесцеремонно напоминает мне об этом. В такие моменты я готов свернуть шею человеку, сказавшему мне такое, и мне всё равно — друг это, враг или же просто невинный человек, не подразумевавший под своими словами ничего плохого.
Сколько же боли и проблем доставило моё расстройство мне и моим близким, просто словами не передать. Мне было очень непросто справляться со своей душевной болезнью, но я старался. Мне уже до тошноты надоели тревожные, порой пугающие меня мысли; надоели эти скачки настроений — сейчас мне хочется признаться в любви всему миру, а уже через минуту я готов всадить пулю в лоб первому попавшемуся человеку. Было очень тяжело держать свои эмоции под контролем, я часто грубил, совершал резкие, необдуманные поступки. Один из них чуть ли не стоил мне свободы…
И меня просто бесило, когда люди пытались быть мягкими со мной, боялись сказать что-то не то, боялись меня обидеть. Я не хотел чувствовать себя не таким, как все, я хотел быть как все. Я хотел ходить с друзьями в бар, выпивать там, веселиться и знакомиться с новыми людьми… Но болезнь не позволяла мне сделать и глотка алкоголя, я считал это сочетание гремучей смесью. Алкоголь творил со мной невиданные вещи, потому я старался ограничить его потребление. Но рядом с нетрезвыми друзьями я чувствовал себя не в своей тарелке, а это, в свою очередь, дико злило меня. Эта безграничная злость выпускала наружу все эмоции, я часто психовал. Парни смотрели на меня, с сожалением понимая, что не могут мне ничем помочь, и пытались остудить мой пыл.
Да уж… Кто мне сможет помочь? Правда горька: никто не сможет. Мне казалось, что я никогда не смогу избавиться от своего психического расстройства, что я никогда не смогу вздохнуть полной грудью и понять, что голову больше не занимают тяжёлые мысли. И мне было чертовски грустно от этого, от своих размышлений, чувств и предположений.
Поэтому, наверное, я приходил в бешеную ярость, когда кто-то, пусть даже случайно, упоминал в разговоре о моей болезни. Это выводило меня из себя. Люди держали меня за психа и, возможно, полагали, что я даже понятия не имею, о чём они разговаривают. Но я всё прекрасно понимал и всё прекрасно чувствовал. Они думали, я бесчувственный и чёрствый, раз иногда позволяю себе такое хамство и такую наглость. Они были не правы. Я понимаю всё, что говорю и делаю, но иногда я просто не могу себя контролировать. Такое ощущение, что порой моим мозгом завладевает кто-то посторонний; в такие моменты я не чувствую себя в себе. К счастью, эти припадки быстро проходят, и я снова могу контролировать всё, что со мной творится.
Парни, зная о моём расстройстве, старались вести себя сдержанно рядом со мной. Они не повышали на меня голоса, даже если я был в чём-то не прав, никогда не давали мне повода для злости. Несомненно, я ценил их поддержку, но иногда она выводила меня из себя. В конце концов дошло до того, что я считал их поведение оскорбительным, а их отношение ко мне — ненастоящим, фальшивым.
Того же нельзя было сказать про Мика, нашего менеджера. Он выделялся своей безмятежностью, но иногда, как и все люди, мог вспылить. Микки не выделял среди нас кого-то, он относился к нам абсолютно одинаково, и потому в порыве злости мог наорать даже на меня. Поначалу это пробуждало обиду в моей душе, сам не знаю почему. Но потом, когда я понял, как все окружающие относятся ко мне, поведение Мика понравилось мне. Он никогда не говорил, что я болен, никогда не говорил, что я не такой, как все. Я был для него одним из четырёх подопечных, которому он время от времени предъявлял свои требования. И это мне нравилось.
В общем-то, к Мику у меня всегда было хорошее отношение, я уважал и ценил его. Иногда мог нагрубить (как, например, сегодня), но обиды быстро забывались и оставались в прошлом. Но когда Мик прямо в лицо сказал мне, что я не здоров… Что-то у меня внутри щёлкнуло, сдавило горло. Я чувствовал невыносимую обиду оттого, что единственный человек, не выделявший меня среди остальных, позволил себе сказать такое. И это нагоняло на меня тоску.
— Логан, — послышался шёпот Микки, и он тронул меня за плечо. — Ты что, обиделся на меня?
Я удостоил его ледяного взгляда.
— С какой стати мне на тебя обижаться? Мне кажется, ты всё правильно сказал.
Он слабо улыбнулся.
— Правда?
— Да. Ты верно заметил, что я псих.
Я встал с кресла и собрался было уйти, оставив Мика наедине со своей совестью, но тот схватил меня за руку.
— Если ты сейчас уйдёшь, между нами останется некая недоговорённость.
Я покорно опустился в кресло. Не знаю, что именно, но что-то заставляло меня повелеваться этому человеку. Было в Мике что-то такое, чего не было у многих людей, записывающих себя в ряды лидеров.
Микки взял чашку кофе и сделал глоток. Он внимательно посмотрел на меня.
— Кто сказал, что ты псих?
— Ты.
— Неправда, — довольно спокойно парировал он. — Никто тебя не называл психом.
— Ты прав. Но ты сказал, что я не здоров.
— Верно. Все мы не здоровы, Логан. Особенно это проявляется с возрастом. О, знаешь, сколько всего случается? Иногда спина болит так, что не разогнуться.
— У тебя-то спина болит? — с недоверием спросил я. — Тебе же чуть-чуть за сорок.
— И что? Разве возраст имеет значение? Будучи в твоём возрасте, я знаешь сколько всего перетаскал? Где я только не работал, чтобы заработать на жизнь… У меня потом такие проблемы со здоровьем были, что оставалось только ложиться в гроб и помирать.
— Чушь.
— Нет, правда. Сейчас старые раны зажили, но следы всё равно остались.
Какое-то время мы сидели молча. Мик пил свой уже порядком остывший кофе.
— Я надеялся, ты не примешь мои слова всерьёз.
— Ты никогда мне такого не говорил, Микки. И меня это задело.
— Знаешь, Логан… Всё когда-то бывает в первый раз.
— И, я надеюсь, в последний.
Мик утвердительно кивнул.
— Если тебе так хочется, то пожалуйста. Я не знал, что для тебя моя фраза окажется такой…
— Оскорбительной?
— Да.
— Унизительной?
— В точку.
Я вздохнул и произнёс:
— Я уже забыл.
— Это потрясающе. Только не забудь проследить за своими друзьями, когда мы прилетим в Лондон.
— Я всё помню. Смотреть, чтобы Карлос не заехал в казино по дороге, иначе он просрёт там все свои наличные; смотреть, чтобы Джеймс не открывал бутылку до начала концерта, потому что, сделав глоток бренди, он не сможет себя остановить; и, наконец, чтобы Кендалл не взял в рот ни сигареты вплоть до окончания выступления, ведь это сильно испортит его голос.
— Браво, Логан. Надеюсь, твоя мамочка тобой гордится.
— Несомненно.
Я так же тихо вернулся на своё место и, взяв в руки телефон, взглянул на время. До приземления самолёта в Лондоне осталось целых восемь часов.
Вот здорово было бы позвонить сейчас Чарис… Помнится, я уже несколько недель не пересекался со своей бывшей любовью. Но я не был абсолютно уверен, что она возьмёт трубку. Должно быть, она спит, ведь на часах около полуночи.
Ничего. Думаю, я смогу навестить её, когда мы вернёмся в Лос-Анджелес. Очень надеюсь, что в плотном графике, состоящим из бесконечных репетиций, тренировок и съёмок, я сумею выкроить время для посещения госпиталя, где и находится сейчас моя Чарис.
Мы приземлились в Лондоне в полночь. На меня навалилась дикая усталость. Хотелось поскорее приехать в отель и лечь спать.
Мы впятером шагали по зданию аэропорта и с шумом везли за собой чемоданы. Сзади плелись люди, которые летели вместе с нами. Все молчали: долгий полёт оказался утомительным.
— Логан, — услышал я позади голос Карлоса и обернулся. Друг догнал меня и спросил на ухо: — Тебе не кажется знакомым этот парень в зелёной толстовке?
— Карлос, я настолько сейчас устал, что…
— Знаю. Просто посмотри.
Вздохнув, я обернулся назад. Да, именно этот парень вызвал мой интерес, когда мы только садились в самолёт. Его лицо казалось мне чертовски знакомым, но время стёрло из моей памяти его имя. За всю жизнь я встречался с таким количеством людей, что даже не мог вспомнить, где мне доводилось пересекаться с этим парнем.
— Да, — сказал я Карлосу. — Он кажется мне знакомым. А что? Это так безумно важно?
— Этот парень сидел рядом со мной и Кендаллом в самолёте. Это Маверик.
Я остановился, услышав это имя. Маверик… Какое противное, кислое по звучанию имя. Маверик! Бывший ухажёр моей бывшей девушки. Да, меня больше ничего с ним не связывает, но сколько неприятных воспоминаний вызывает одно только имя. Маверик! Я уже потерял счёт нашим многочисленным дракам, которые имели место быть в прошлом. Как же это было глупо, бить морды из-за девушки. Да ещё из-за какой! Из-за Чарис!
Честно сказать, Маверик и послужил поводом для нашего с Чарис расставания. Он был безумно влюблён в мою девушку и решил сделать всё возможное, чтобы быть рядом с ней. Чего он добивался? Чарис не стоит и трети того, что происходило между мной и Мавериком. Мы люто ненавидели друг друга, и рационального объяснения нашему взаимному чувству я найти не мог. Нет, одно объяснение, конечно, было. И имя ему Чарис.
Должен признать, Маверик казался мне довольно неплохим парнем. Но ненависть, которая родилась в моей душе при первой же встрече с ним, не позволяла мне относиться к нему положительно. Сейчас я понимал, что всё это было бессмысленно. Я напрасно тратил на этого человека своё время и своё терпение.
— Я вижу, ты удивлён, — с усмешкой произнёс Карлос.
Я тряхнул головой, прогоняя прочь не самые приятные воспоминания, и зашагал вслед за остальными.
— Не особо, — равнодушно пожал плечами я. — Если бы ты не напомнил мне его имя, я бы о нём и не вспомнил.
— Правда? Но между вами двумя была такая… ярость…
— В том-то и дело, что была. Сейчас это в прошлом.
За окном я увидел чёрный блестящий лимузин, что уже ждал нас. Какое счастье! Каких-то полчаса, и я буду в мягкой уютной постели.
Но моя радость, ознаменованная предвкушением скорого сна, очень быстро омрачилась. Почти у самого выхода на улицу нас догнал Маверик и поравнялся со мной.
— Какие знакомые лица! — со сладкой улыбкой на лице воскликнул Маверик.
Карлос сдавленно хохотнул, и я толкнул его локтем в бок.
— О, привет, парни. — Маверик будто только сейчас заметил остальных. — Карлос, Кендалл, Джеймс, Рик.
— Мик, — проговорил наш менеджер. — Моё имя Мик.
— Доброй ночи, Мавс, — сдержанно поздоровался я. — Похоже, нам суждено было встретиться.
— Похоже на то. Каким ветром в Лондоне?
— Прилетел на международный кинофестиваль. У нас концерт.
— Интересно, — кивнул головой Маверик, и его кудри подпрыгнули. — А я вот прилетел сюда, чтобы встретиться с лучшими невропатологами этого города.
— Я даже не спрашивал тебя, что ты тут делаешь. Мне плевать.
— Вот как? Значит, на здоровье Чарис тебе тоже плевать?
Я замер. Какого чёрта этот осёл говорит о Чарис? Они что, до сих пор вместе? Нет, к Чарис я больше ничего не чувствовал, но меня безумно ранило то, что она по сей день встречается с Мавериком. С Мавериком, которого она предпочла мне!
— Причём тут Чарис? — спросил я.
— Лечение в Лос-Анджелесе уже не помогает ей. Можешь себе представить? Её невропатолог сказал, что не сможет помочь ей. И это после полугода интенсивного лечения!
— В чём дело? — не понимал я.
— Оборудование устарело. Так он сказал. Поэтому я решил найти хорошего доктора для Чарис в Англии. Если не повезёт, отправлюсь во Францию. Потом, возможно, в Германию. Хотелось бы ещё в Россию заглянуть, но…
— С каких пор тебя интересует лечение Чарис? — холодно спросил я. — За целых шесть месяцев ты ни разу не навестил её в больнице.
— Я звонил ей, к твоему сведению. У меня просто не было времени, чтобы заехать к ней. Её лечение должно меня интересовать, ведь я люблю её.
— Любишь? Тогда какие дела могли остановить тебя перед визитом в больницу к твоей возлюбленной?
— Это уже тебя волновать не должно. Меня знаешь что беспокоит? То, что о следующем этапе в лечении Чарис забочусь один я. Такое ощущение, что эта бедная девушка вообще никому не нужна. Особенно тебе.
Он сделал акцент на последнее слово, и это дико взбесило меня. Я изо всех сил рванулся вперёд, чтобы ударить этого нахала по морде, но Джеймс и Кендалл схватили меня с обеих сторон.
— Остынь, — скомандовал Маслоу. — Нам только мордобоев на глазах у папарацци не хватало.
Маверик самодовольно и весьма горделиво ухмыльнулся. Я слабо дёрнул руками, и парни меня отпустили.
— Вижу, ты всё ещё не избавился от своих психованных замашек.
— Радуйся, что ты пока хорошо можешь видеть обоими глазами, — сказал ему Кендалл. — Можешь говорить что-угодно, но учти, что от нас пятерых сразу ты не убежишь.
Маверик продолжал слабо улыбаться, но я заметил, что он с некой опаской сделал полшага назад.
— Ты действительно хочешь помочь ей? — спросил я, чувствуя холодное пламя неприязни в душе. — Или просто хочешь помотаться по миру в поисках доктора?
— Желания посмотреть мир мне у тебя не занимать, мистер певец.
— Ты уклоняешься от ответа на вопрос.
Он засмеялся.
— Да, я действительно хочу помочь ей. Чарис нужна помощь, которую она, к слову, ждёт и от тебя. Только ты виноват в том, что с ней приключилось.
— Я помогал ей все эти полгода! — повысил голос я, резко рванувшись к собеседнику. Кендалл и Джеймс зачем-то снова схватили меня за руки. — Я полностью оплатил её лечение, я отдал всю сумму до последнего цента! Я навещал её раз в неделю, но если мог бы, то делал бы это чаще! Я заезжал в её квартиру, чтобы немного прибраться и поухаживать за растениями! Я делал всё, что мог! А что сделал ты? Что, чёрт побери, сделал ты?!
Моё лицо покраснело от ярости, я учащённо дышал. Маверик в упор смотрел на меня.
Я чувствовал, как гнев разрывает меня изнутри. Мне дико хотелось припомнить Маверику все старые обиды и хорошенько навалять ему. Меня зверски разозлили его слова, он был не прав.
— Неужели всего того, что я сделал, ей мало? Что ей ещё от меня нужно, чёрт возьми?!
Маверик смотрел на меня надменным взглядом, затем тихо сказал:
— Ты бы мог просто быть рядом.
Парни молча ждали моей реакции. Я долгое время смотрел на бывшего соперника пламенеющим взглядом, и Кендалл с Джеймсом, поняв, что я не собираюсь выливать свою ярость на Маверика, отпустили меня.
— Пусть рядом с ней будет тот, кого она заслуживает. А заслуживает она как раз такого придурковатого парня, вроде тебя.
— Оскорбляя того, кого любил раньше, оскорбляешь самого себя. Тебе это известно?
— Очень знакомая фраза, Мавс. Но я не оскорбляю Чарис, даже наоборот желаю ей счастья. Но с другим. Не со мной.
— Звучит в какой-то степени благородно.
С улицы послышался продолжительный машинный сигнал: водитель лимузина просил нас поторопиться.
— Я чувствую усталость после полёта, — сказал я, протерев лоб рукой. — Так что мы с парням поедем в отель, если ты позволишь.
