сообщить о нарушении
Текущая страница: 106 (всего у книги 120 страниц)
В течение всего дня я следил за поведением своих друзей и замечал в поведении каждого какие-то особенности. Кендалл, например, был задумчив и мало разговорчив; в отдельные моменты я видел даже робость в его взгляде, особенно когда он смотрел на меня. Состояние Джеймса не менялось уже, наверное, неделю: он перестал укладывать волосы, бриться, под его глазами обозначились очень заметные тёмные круги, а взгляд его стал совершенно отсутствующим и бессмысленным. Я догадывался, что причиной был разлад в семье, и хорошо знал, что вечером, после работы, Маслоу поедет в «Погоню», где выпьет и как на духу расскажет обо всём, что у него случилось.
Карлос, хотя и пытался вести себя непринуждённо, всё-таки не сумел меня обмануть: по выражению его лица и слегка натянутой интонации я определил, что с Алексой у них не всё было гладко. Не знаю почему, но отношения в семье ПенаВега отчего-то беспокоили меня гораздо больше, чем отношения в семье Маслоу. Может быть, для Джеймса и Изабеллы были характерны частые ссоры, в результате которых они всё равно мирились и продолжали жить, как жили. А для Карлоса с Алексой в последние годы ссоры стали большой редкостью, так что даже я начинал воспринимать их как-то болезненно.
— Что насчёт вашей с Алексой подготовки? — спросил я испанца во время перерыва, когда мы с ним вдвоём спустились за кофе. — Вы уже готовы стать родителями?
Карлос с сожалением улыбнулся и, мотнув головой, сказал:
— Наша подготовка дала трещину.
— Ссора?
— Да, — устало подтвердил друг, — Алекса доводит своё желание быть хорошей мамой до крайности! Я уже устал повторять ей, что она идеальна и без всяких книг, диет, обучающих курсов — всё без толку! Я не знаю, чем её можно переубедить, но её упрямство уже начинает меня пугать.
— Меня тоже, — признался я, взяв в руки стаканчик с кофе, — честно говоря, я ужаснулся, когда увидел Алексу позавчера. Она тает с каждым днём…
— Если не с каждым часом, — добавил Карлос. — Боюсь, ещё немного, и мне придётся обратиться за помощью врачей. Зато теперь я понимаю, чего Алекса натерпелась со мной, когда я… Ну, нет смысла напоминать тебе, ты и сам знаешь. Боже, ко мне это всё как будто бумерангом вернулось…
— Не переживай, я уверен, Алекса вылезет из этого. В конце концов, наше мнение всё ещё что-то для неё значит, верно?
Собеседник немного помолчал, потом слегка улыбнулся и спросил:
— А что у вас с Эвелин? Я уже давно её не видел.
— Да, — задумчиво сказал я, с неохотой возвращаясь к мыслям, что занимали меня прежде. — В последнее время она стала такой замкнутой, не хочет никуда ехать, мало с кем разговаривает… И плачет постоянно. Я просто понятия не имею, что происходит…
— И задавать вопросы бесполезно? — спросил явно удивлённый Карлос.
— Бесполезно. Она мне ничего не рассказывает. Боже, я так из-за этого переживаю…
Друг задумался.
— Мало ли, какие поводы для грусти они иногда придумывают, — как бы ободряюще произнёс ПенаВега. — Скоро всё вернётся на свои места, вот увидишь. Но ты уверен, что причина не в тебе?
— Не во мне. Последние недели я только и делаю, что работаю над собой… — Тяжело вздохнув, я провёл ладонью по лицу. — Я могу жить только той мыслью, что она счастлива. А когда она несчастлива, мне… мне и жить не хочется.
— Всё наладится, Логан, — несколько испуганно сказал Карлос. — Эта печаль временная, всё пройдёт.
Я покивал, хотя мысленно не согласился с другом. Я знал: «печаль» Эвелин была вовсе не так проста, как казалось, и за ней таилось что-то страшное, тёмное, разрушительное.
После работы, как я и предполагал, мы поехали в «Погоню». Этот бар уже стал нашим постоянным местом встречи, и там мы бывали даже чаще, чем друг у друга дома. Сегодня к нам присоединился ещё и Мик, что для меня тоже стало своеобразным показателем: обычно менеджер на всех парусах летел домой, к жене и дочери, а сегодня почему-то решил отсрочить своё возвращение домой…
А я, как обычно, приехал сюда только ввиду того, что Эвелин была на работе — сегодня она работала вечером, — а мне одному дома делать было совершенно нечего. Часы показывали уже девять вечера, но я не решался позвонить своей избраннице и узнать, когда она освободится, потому что думал, что она занята, и очень боялся ей помешать.
Когда мы вошли в «Погоню», Скарлетт стояла за барной стойкой. Кендалл помахал ей рукой в знак приветствия, но девушка ответила ему жёстким взглядом и сразу же обратилась к севшему за бар клиенту.
— Ух ты, — хмыкнул Шмидт, когда мы впятером разместились за нашим любимым дальним столом, — такой холодности я уже давно не видел.
— Кажется, ты больно грохнулся в её глазах, — высказал предположение Мик, — раз она не приехала за ключами по твоей просьбе и даже не ответила на твоё приветствие…
— Ну, ничего, — попытался ободриться владелец «Погони», — я без боя никогда не сдаюсь. — И он, подняв руку, громко сказал: — Скарлетт, подойди, пожалуйста. Мы хотим пить.
— Чем ты занимаешься, Кендалл? — с упрёком прошептал Карлос, будто размышляя вслух. — Помнится, ещё недавно ты утверждал нам, что вы со Скарлетт друг другу никто и что у неё есть молодой человек.
Немец ответил ему насмешливым взглядом и заинтересованно посмотрел на Скарлетт, очевидно, ожидая её реакции. Девушка, не меняя холодного выражения лица, подозвала к себе одну из официанток и попросила её обслужить наш стол. Заметив разочарованное лицо Кендалла, явно не ожидавшего такого ответа, мы с парнями дружно захохотали.
— Добрый вечер, Кендалл, парни, — улыбнулась уже знакомая нам официантка, Мелани. — Чего сегодня желаете?
— Я не ясно выразился, что ли? — рассердился Шмидт, не ответив на доброжелательность Мелани. — Кажется, я обращался к Скарлетт, а не к тебе.
— Но на Скарлетт бар, она занята… — залепетала девушка, растерявшись из-за злости своего работодателя. Я с сожалением смотрел на неё и с удивлением — на немца. В последнее время он всё меньше был похож на самого себя…
— Ладно, — выдохнул он, взяв себя в руки, но всё-таки не сводя напряжённого взгляда со Скарлетт. — Принеси «Джека» и пять стаканов.
— Четыре, — поправил я Кендалла: я всё ещё старался максимально воздерживаться от алкоголя и пил вино, разве что; но и то случалось редко.
— Три, — улыбнулся Карлос. — Мне в десять надо быть в зале, а «Джек» для меня плохая компания.
— Три стакана, — сказал Шмидт Мелани и, нахмурившись, добавил: — Не стой, не стой, давай живее, Мелани!
Когда испуганная официантка убежала, Джеймс, заинтересованно сузив глаза, взглянул на Кендалла.
— Похоже, твоя злость не бесплодна, — сказал Маслоу. — Тебя Скарлетт чем-то зацепила, да?
— Нет, — равнодушно отвечал Шмидт, глядя вниз, — просто она не ведёт себя так, как себя вела Мэрилин. Я от этого отвык.
— Отвык от того, что девушка не бегает за тобой на цыпочках и не желает быть бездушным дополнением твоего спального комплекта, — как-то невольно вырвалось у меня, и я, произнеся это, чуть не зажал себе рот рукой. Я не хотел вмешиваться в личные дела Кендалла, не хотел…
— Но я не сказал, что мне это не нравится, — сказал он, довольно спокойно отреагировав на мою реплику.
— Дураку понятно, что тебе это не нравится! — с некоторым возмущением в голосе высказался Мик. — Ты говоришь, что не уважаешь человека, если он не уважает сам себя, но правда в том, что тебе только такие люди и нужны.
Шмидт посмотрел на менеджера и, очевидно, испугавшись, что разговор резко свернул на больную для него тему, сказал:
— Тебя, кстати, редко можно увидеть здесь, у меня. Почему ты не дома?
Глаза Мика как-то потухли, и он, помолчав немного, сказал:
— В последнее время меня стала настораживать моя сильная привязанность к дочери. Я не знаю, она принимает какую-то нездоровую форму…
— Может, это элементарная отцовская любовь? — с полуулыбкой на губах спросил Джеймс.
— Нет-нет, здесь что-то другое. Мне нужно знать о ней всё: во сколько она проснулась, сколько каши съела с утра, во что играла днём, как быстро устала к вечеру… И я даже говорить не буду о том, что происходит со мной, когда она заболевает или просто начинает плакать.
— Ты хочешь проверить, как долго сможешь продержаться в неведении о том, что с ней происходит? — уточнил я.
— Да, — кивнул Мик. — Не знаю, может, это и глупо, но мне кажется, от этой ненормальной зависимости нужно избавляться сейчас, пока Эннит маленькая. Иначе, когда она станет взрослой, всё будет только хуже…
Я одновременно любил и не любил слушать рассказы Мика и Джеймса о своих дочерях. С одной стороны, я неописуемо радовался за друзей, потому что видел, каким искренним огнём любви горели их глаза, когда они рассказывали про первый зуб дочери или про её первый опыт прогулки верхом на лошади. Но с другой стороны, меня душила зависть, которую я просто не мог контролировать и с которой не мог справиться…
Тем временем Мелани принесла «Джека», три стакана под виски и яблочный сок. Мне и Карлосу она с улыбкой поставила две банки холодной колы.
— Спасибо, мой свет, — сказал Кендалл, смягчившись после своей неоправданной вспыльчивости по отношению к Мелани. Всех официанток, работающих в «Погоне» — их было всего четверо — он называл «мой свет».
— Сейчас ещё принесу «Айдахо» и салат с креветками, — сказала Мелани, вся расцвётшая от слов Шмидта. — Приятного вечера, парни!
Не дожидаясь, пока кто-нибудь предложит открыть виски, Джеймс молча открыл бутылку «Джека» и налил себе в первую очередь.
— У-у-у, — протянул Кендалл, наблюдая за действиями друга, — Изабелла что, потеряла над тобой контроль?
Маслоу помрачнел, услышав это имя, и даже слегка поморщился.
— Последние два дня некому меня контролировать, — ответил ловелас в отставке и, сразу осушив стакан до дна, крепко зажмурился. Мы с парнями обменялись настороженными взглядами. — Изабелла уехала.
— Как это уехала? — не понял я, удивлённо и в то же время сердито нахмурившись. — Что ты сделал, Джеймс?
— Причина и не во мне вовсе, — устало сказал он, хмуро глядя на бутылку виски. — Эта причина как будто складывалась из миллиона мелких и даже незначительных вещей, и в итоге… В итоге я один.
— А Санни? — спросил ПенаВега.
— Изабелла ни за что не оставила бы дочь со мной! — злобно усмехнулся Джеймс. — Она забрала Санни. И некоторые вещи тоже забрала.
— Так в чём дело? — несколько раздражительно поинтересовался Мик.
— Это началось, наверное, месяц назад, — сказал Маслоу и налил себе ещё. Потом он будто опомнился и наполнил стаканы Кендалла и Мика тоже. — Вы же знаете, я новый альбом пишу, к тому же часто приходится ездить на съёмки… Я просто начал сильно уставать и потому стал раздражительным. А Изабелле это не нравилось. Ей нужен муж, который будет приходить вечером и с неподдельным интересом и оживлением спрашивать, как прошёл её день, как у неё дела на работе, и, конечно же, который будет всего себя посвящать дочери. У меня просто физически сил не оставалось на всё это.
— И вы начали ссориться, — полувопросительно вставил испанец.
— Да, — подтвердил Джеймс, — у нас был что не день, так ссора, и это реально начало выводить меня из себя. В студии у Ника я познакомился с одной девушкой, её Тара зовут, и она тоже записывает там песни… Ну, это неважно. Важно то, что она никогда не откажется от стаканчика и пьёт абсолютно всё!
— Наконец ты нашёл кого-то под стать себе, — безрадостным тоном произнёс я.
— Стой-стой, к чему ты ведёшь? — с опаской забормотал Мик, большими глазами глядя на Джеймса. — Хочешь сказать, Изабелла уехала, потому что ты и Тара…
— Нет, — испуганно оборвал он менеджера, — нет, Мик, нет… Я никогда бы так не поступил с Изабеллой.
— Так что там с Тарой? — нетерпеливо задал вопрос Кендалл.
— Она вечно ищет повода выпить и вечно подстрекает меня пить вместе с ней. По вечерам мы часто задерживались в студии, и каждый раз я обещал себе выпить только один стакан, но в итоге приползал домой на корячках.
— Ты ей нравишься, что ли? — хмыкнул немец.
— Я? Не знаю. Я не спрашивал… Да нет, нет, ничего такого нет…
— А я думаю, что есть, — настаивал на своём Шмидт. — По моему мнению, она просто в тебя по уши втрескалась и теперь спаивает тебя при каждом удобном случае.
— Я всегда остро чувствовал, если девушка в меня влюблялась, — покачал головой Джеймс.
— Когда ты это чувствовал? — усмехнулся Карлос. — Три года назад? Как бы это помягче сказать, мне кажется, ты очень сильно изменился за всё это время.
— У вас же с Изабеллой уговор? — уточнил я у Маслоу. — Насколько я помню, ты обещал не показываться дома в таком состоянии.
— Да. И первое время я ночевал на крыльце, потому что не хотел новых ссор. Да и Санни незачем было видеть меня таким…
— А что потом изменилось? — спросил Карлос.
Джеймс сделал большой глоток виски и закашлялся.
— Потом во мне проснулась месть, — слегка охрипшим голосом ответил он. — Не хотел я так просто простить Изабелле нервы, которые она мне вымотала... Короче, приезжая домой поздно ночью, я начинал бешено стучать кулаками по двери, так что они с Санни не могли спать, и Изабелле ничего не оставалось, кроме как впускать меня внутрь. Потом я дошёл до такой степени наглости, что начал ругаться при Санни, и, кажется, это стало последней каплей. Изабелла не перенесла моей мести и… уехала.
— Джеймс, — попытался начать вразумительную речь я, но друг меня перебил.
— Я не хочу от вас ничего слышать! — сказал он, с досадой сморщив нос. — Я и так знаю, что поступил как последний козёл, не нужно лишний раз мне об этом напоминать.
— Но ты ведь осознаёшь, — испытующе глядя на Маслоу, выговорил Мик, — что у тебя очень серьёзные проблемы? Джеймс, я не понимаю! Ты ведь был спортсмен, ты так следил за своим здоровьем, а теперь!..
— У меня просто другого выхода не остаётся, — вполголоса сказал ловелас в отставке, тоскливо глядя в стену.
— Чушь, — раздражённо вставил я, — есть миллион разных выходов и решений, ты просто хватаешься за тот, что ближе всех.
Маслоу явно хотел что-то мне ответить: он поднял на меня взгляд и уже открыл рот, но замер в таком положении.
— Сколько уже её нет? — спросил Кендалл, положив пачку сигарет на стол.
— Два дня, — мрачно ответил Джеймс, опустив глаза. — Уже два дня, как я не видел жену и дочь.
— И ты даже не знаешь, где они?
— Понятия не имею! Я был у её отца и у всех подруг, но безрезультатно… Может быть, она сняла в каком-нибудь отеле номер, не знаю…
— Но ты сам виноват в этом, — с упрёком в голосе, но в то же время как-то деликатно заметил ПенаВега, — и винить тут Изабеллу абсолютно бесполезно и даже неправильно.
— Ладно, готов признать, — закивал Джеймс, — я один тут виноват, один, один! Да я тысячу раз готов у неё прощения на коленях попросить, лишь бы она вернулась!
— Тебе надо выдержать это наказание, — сказал я. — Ты провинился — Изабелла тебя наказала. Не думаю, что это наказание она растянет на срок больше недели. Потерпишь.
— Это становится тяжелее с каждым часом…
— Ничего, зато теперь ты точно знаешь, как не надо себя вести.
Через полчаса Мику позвонила жена, и ему пришлось нас покинуть. Вчетвером мы сидели довольно долго, и отвлечённый разговор, который был между нами, погрузил меня в атмосферу далёких-далёких дней, когда наша группа была активна, когда я и Кендалл общались непринуждённо, как старые друзья, когда в моей жизни ещё не было… Эвелин…
— Я немного волнуюсь по поводу послезавтрашнего выступления, — признался Карлос, слегка сморщив нос. — Вы помните, когда мы в последний раз выступали все вместе?
— Наверное, это было где-то три месяца назад, — предположил я.
— Четыре, — вставил Джеймс, пошатывающийся от выпитого виски. — Последний раз мы выступали в конце мая, я помню.
— Ты как такой домой поедешь, а? — с усмешкой спросил ПенаВега, потолкав друга в плечо.
— Ты же вроде в зал собирался? — пробормотал Маслоу, нахмурившись. — Возьмёшь меня с собой?
— А, ты заниматься собрался?
— Да нет… Просто не хочу домой.
— Можешь поехать ко мне, — предложил Кендалл, тоже уже давно готовый, — ты ведь знаешь, моя квартира всегда свободна для внезапных ночёвок.
— Я лучше в зал, —замотал головой ловелас в отставке, — давно Эрика не видел. Если что, переночую у него, его квартира попросторнее твоей будет. — Потом он будто опомнился и добавил: — Но спасибо за приглашение, дружище.
Минут через сорок Карлос и Джеймс уехали, и мы с Кендаллом остались вдвоём. Я бы и сам давно поехал домой, только Эвелин по-прежнему мне не звонила. К тому же мне не хотелось оставлять Шмидта одного в таком состоянии: будь он один, неизвестно, что он сумел бы натворить.
Немец был пьян, но в то же время отчего-то смущён. Честно говоря, я впервые видел его таким. Когда мы с ним разговаривали, он всё время смотрел в пол и очень редко — мне в глаза. А если наши взгляды и сталкивались, то Кендалл начинал бормотать что-то несвязное и с ещё большим усердием прятал свои глаза. Я не понимал, в чём было дело, но спрашивать его ни о чём не стал.
