сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 120 страниц)
«Значит, большую часть вчерашнего дня его дома не было, — догадался я. — Следовательно, не было никакой ссоры с Кайли. Что же ты так заврался, друг мой?»
— О, наверное, он поехал домой к Карлосу, — решил выручить немца я. — Кендалл вчера весь день работал в студии, даже ночью не выпускал из рук гитару. Зверски устал. Он сказал, что хочет немного отдохнуть, прежде чем вернуться домой.
— Странно, — произнесла Кайли с недоверием. — Он что, думает, дома я не дам ему отдохнуть?
— Этого уж я не знаю. Так ты передашь Шмидту это?
Она приняла из моих рук бумаги и утвердительно кивнула.
— Не хотелось бы вмешиваться в ваши отношения, — продолжил я, застёгивая свой портфель, — но как оно?
— О чём ты? — не поняла Кайли.
— О вашей ссоре. Вы помирились?
На лице собеседницы изобразилось искреннее непонимание, какое-то время она стояла молча, с раскрытым от удивления ртом. В душе я ликовал, понимая, что обману Шмидта пришёл конец.
— Да, — выдала вдруг Кайли, что заставило меня несказанно удивиться. – Да, Логан, мы помирились. Спасибо, что спросил.
Я улыбнулся — неуверенно и натянуто. Распрощавшись с возлюбленной Кендалла, я вернулся в свою «Карму Фискер» и рассмеялся.
— Молодец, Кайли, — начал говорить я сам с собой и настроил зеркало заднего вида, — вовремя нашлась, что ответить.
А Кендаллу остаётся только завидовать, потому что у него есть друг, который сможет прикрыть его перед подружкой, сказав, что всю ночь он был на работе, и верная девушка, готовая сказать и сделать что угодно, чтобы сохранить дружбу своего молодого человека.
Я подъехал к дому Блэков и заглушил мотор. Какое-то время я сидел в автомобиле, разглядывая окна дома и выясняя, есть ли там кто. Поняв, что разговор с Кайли сумел вызвать в моей душе гнев, я открыл бардачок и принялся искать упаковку своих лекарств.
Но их не было. Я уже начал паниковать, однако потом вспомнил, что сменил место хранения таблеток. Найдя лекарства под сидением, я положил две таблетки на язык и достал из рюкзака бутылку с водой. Когда лекарство было принято, я откинулся на спинку сидения и принялся ждать, пока оно начнёт своё действие.
По пути домой я получил СМС от Уитни. «Всё в порядке, — писала она, — Эвелин чувствует себя хорошо». Уж не знаю, почему она так поздно решила уведомить меня о состоянии своей сестры: с момента моего первого пребывания в доме Блэков прошло уже около полутора недели. За это время я несколько раз невольно вспоминал Эвелин, меня интересовало её самочувствие, но без приглашения явиться в дом Блэков я не осмелился. Во-первых, мне не хотелось вновь ловить на себе невежливые взгляды Уитни, а во-вторых, я не желал новой неловкой встречи с отцом семейства. Понимаю, что в сообщении Уитни не было ни прямого, ни косвенного приглашения, но я всё же решил нанести визит Эвелин. Я был обязан поинтересоваться её самочувствием, ведь скупые слова Уитни не сказали мне ни о чём. Я хотел сам удостовериться в правдивости её слов.
Чем дольше я сидел в машине, тем лучше понимал: в Эвелин я хотел найти некую замену Чарис. Теперь, когда моя бывшая на полгода улетает в Германию, я не смогу навещать её в больнице, где она лежала по моей вине. И тут появляется Эвелин, которая ещё недавно плохо себя чувствовала, кстати, тоже по моей вине. Дом Блэков будет заменять для меня больницу, а Эвелин — Чарис. Я как раз тоже купил для мисс Блэк небольшой букет цветов…
Я вздохнул. Который раз замечаю за собой, что я невольно сравниваю Чарис и Эвелин. Зачем? С какой целью? Они совершенно не похожи между собой, но я всё равно связываю их тонкой нитью сходства…
Наконец я почувствовал, что огонь, до этого так отчаянно пылающий в душе, погас. Мысли успокоились, руки перестали дрожать от напряжения. Я вышел из «Кармы», взял с заднего сидения букет нежных розовых роз и, поставив автомобиль на сигнализацию, двинулся к крыльцу. Вокруг было тихо, возникало ощущение, что ни в доме Блэков, ни в домах их соседей не было ни одного человека.
Я дважды нажал на звонок и прочистил горло, готовясь говорить. В доме не было слышно шагов, и я уже подумал, что там никого нет. Но потом за дверью засуетились, и вскоре я увидел лицо Уитни.
Сначала мы молча смотрели друг на друга. Затем девушка опустила взгляд на букет цветов и, безрадостно улыбнувшись, сказала:
— Очень мило, Логан. Но у меня аллергия на розы.
— А они не для тебя, — произнёс я. — Эвелин дома?
Вздохнув, Уитни облокотилась на косяк двери.
— Если я дома, значит, она тоже. Я никогда и никуда не отпускаю её одну.
— Это значит, что мне можно войти?
— Зачем ты приехал, Логан? Я же написала тебе, что всё в порядке.
— Из-за этого я как раз и приехал. Я просил тебя написать, когда Эвелин придёт в себя. А что сделала ты? Все эти полторы недели я просто ждал повода, чтобы приехать сюда.
— Ты ждал? Как жаль, что мы тебя не ждали.
— Говори только за себя, Уитни. И я больше не хочу спорить с тобой, это бессмысленная трата времени. Просто разреши мне навестить Эвелин.
Уитни смотрела на меня. На лице девушки были отражены мучения её души. Да, возможно, Уитни питает ко мне неприязнь, и ей не хочется впускать меня в дом. Она бы с удовольствием сделала это, но могу предположить, что Эвелин тоже вспоминала обо мне. И какой же хорошей сестрой будет Уитни, если не позволит мне поговорить с Эвелин?
— Чёрт с тобой, заходи, — нехотя сказала девушка, сделав шаг в сторону. — Но помни, что я всегда начеку.
Как только я вошёл в прихожую, Уитни чихнула. Она оттолкнула от себя мой букет и сказала:
— И убери эти розы, ради всего святого тебя прошу.
Я поднимался по лестнице, вспоминая, где находится спальня Эвелин. Длинный коридор на втором этаже вёл лишь к высокому окну. Я оказался в своеобразном лабиринте из дверей. Но какая из них ведёт в комнату Эвелин? ..
Полагаясь на свою зрительную память, я потянул ручку одной из дверей и попал прямо в яблочко. Эвелин сидела на широком подоконнике, положив подбородок на колени и обняв себя руками. Услышав скрип двери, она даже не обернулась. Девушка безмолвно смотрела в окно.
— Смотри, Уитни, — заговорила Эвелин своим волшебным голосом, — Смиты снова куда-то уезжают. Почему им не сидится дома? Разве в другом городе, в другой стране огонь в камине греет немного по-другому?
— Наверное, — предположил я, и Эвелин, услышав незнакомый голос, резко обернулась. — Просто у некоторых людей нет дома. Это я говорю образно. Возможно, именно поэтому они уезжают в другие места в попытке найти свой дом.
Девушка медленно спустилась с подоконника и прошептала:
— Логан…
— Привет, Эвелин. Надеюсь, я не сильно испугал тебя?
— Я бы гораздо больше испугалась, если бы в ответ на свой вопрос услышала тишину.
— Я решил навестить тебя, а приезжать с пустыми руками было как-то неудобно. Поэтому эти розы… они для тебя.
Она молча приняла букет из моих рук. Её прикосновение показалось мне каким-то призрачным. Всё это время я мог просто думать об Эвелин, и теперь видеть её, касаться её пальцев, говорить с ней — всё это казалось для меня чем-то запредельным.
—Розовые розы, — сказала она, и её губ коснулась слабая улыбка. — Их лепестки всегда напоминали мне чьи-нибудь мягкие губы.
Она прижала ладонь к моей щеке, и её большой палец коснулся моей нижней губы.
— Только розы нельзя поцеловать, — продолжала Эвелин, — потому что у них шипы. С виду они красивые, а как возьмёшь их в руки… можно очень больно уколоться.
Я положил руку на ладонь девушки и убрал её руку со своей щеки.
— Если браться аккуратнее, — сказал я, всё ещё касаясь холодных пальцев Эвелин, — то можно обойтись без боли.
— Правда. Но розы всё равно остаются моими любимыми цветами.
Она положила букет на стол и присела в мягкое кресло.
— Сядь рядом со мной, Логан, — пригласила меня девушка. — Не стой в дверях.
Я послушно присел на ручку кресла и посмотрел на Эвелин сверху вниз.
— Ты помнишь, кто я такой? — решил поинтересоваться я.
— Да. К чему такой вопрос?
— Однажды, во время одной из наших встреч, ты сказала, что мы незнакомы.
Её лицо приняло задумчивое выражение.
— Возможно, это было до нашего знакомства?
— Нет, — со смехом ответил я, — это было после нашего знакомства. Так что скажешь, Эвелин?
— Ты мой друг, — после недолгой паузы ответила девушка. — Ты мой друг, Логан, и это всё, что я знаю.
Я причинил ей боль, пусть в этом была не только моя вина, но она бросилась под колёса именно моего автомобиля. И даже теперь Эвелин считает меня своим другом…
— А нашу последнюю встречу ты помнишь?
— Да. Я надеюсь, что ты не злишься на меня, Логан. Я так хотела тебе позвонить и попросить прощения за свой поступок, но не смогла. Просто знай, что мне очень стыдно.
— В этом есть и моя вина, Эвелин. Так что ты меня прости тоже.
Собеседница тепло мне улыбнулась, и я не смог не ответить на эту улыбку.
— Но зачем ты сделала это? — осторожно спросил я.
Она молчала. Я не торопил девушку с ответом.
— Я устала, — тихо произнесла она. — Устала от того, как я живу. Так жить нельзя, Логан… Ты представить не можешь. Уитни не позволяет мне уходить из дома одной, но в тот день я ушла. Даже сбежала. Эти стены порой начинают давить на меня, очень тяжело всю свою жизнь проводить в этой комнате.
Я с сочувствием смотрел на неё и начинал понимать, о чём она говорит.
— Я не хотела, — продолжала Эвелин, — я не хотела снова делать это. Но иногда в голове рождаются мысли раз и навсегда покончить с этим.
— Как я тебя понимаю, — шёпотом сказал я.
— Но когда я увидела тебя… в тот момент мне показалось, что моя судьба уже решена. Что всё предопределено заранее. Если мне суждено умереть, смотря на тебя, значит, так оно и будет. Я не помню, как сделала шаг на встречу твоему автомобилю… но я его сделала. А в следующую секунду вдруг поняла, что это причинит тебе боль, но исправить я уже ничего не могла. Мы с тобой так давно не виделись, Логан. Тогда между нашей последней встречей и мгновением, когда я сделала шаг на дорогу, прошла целая вечность. Наша долгая разлука тоже могла меня убить.
«Неправда, — сразу же подумал я, — между нашей последней встречей в больнице и вечером, когда я сбил Эвелин, прошло не больше двух дней. Значит, эти два дня в памяти Эвелин — бездонная пропасть. Значит, она не помнит их, ровно так же, как не помнит, что я знаком с ней всего несколько недель. Она считает, что мы давние друзья…»
— Ты была у врача? — спросил я.
— Уитни сказала, что мне не нужен врач. Но на самом деле она просто не хочет снова видеть меня в больнице, она боится... потерять меня.
— Я знаю. А сама ты себя как чувствуешь?
— Иногда болит голова. Но это у меня с детства, так что к аварии это не имеет никакого отношения.
— И ничего больше не болит?
— Душа... Моя душа рыдает от боли.
Я не смог найти слов поддержки, поэтому продолжил свои расспросы:
— От душевной боли тебе ничего не помогает?
— От душевной боли нет лекарства, Логан.
— Ошибаешься, оно есть.
— Почему тогда я о нём ничего не знаю?
— Потому что не пытаешься его найти.
— А ты нашёл?
— Нашёл. — Я вздохнул и слабо улыбнулся. — Любимые люди лечат мою душу. Они всегда рядом, когда я готов закричать от надоедающих мыслей, разрывающих мою голову на части. Хотя порой я не ценю их присутствия, но я люблю их и знаю, что они готовы поддержать меня в любую минуту.
Эвелин молча о чём-то думала, её лицо приняло опечаленное выражение.
— А ты станешь для меня моим лекарством, Логан? — наконец спросила она, коснувшись моей руки.
Я посмотрел в её серые глаза.
— Конечно, Эвелин. Я готов стать для тебя кем угодно, лишь бы ты не чувствовала душевной боли. Даже если в отдельные минуты меня не будет рядом с тобой, помни, что я здесь.
Я прижал руку к своему сердцу, и Эвелин тоже положила ладонь на свою левую грудь. Мы просидели молча несколько минут.
— А иногда, — начала девушка, поднявшись с кресла, — когда мне особенно плохо, меня выручает поэзия.
— Ты пишешь стихи? — спросил я.
— Пишу стихи, — загадочно повторила она за мной, — читаю стихи. В них иногда есть что-то сказочное, потому что в рифму говорят только герои сказок.
— А когда мы вслух читаем стихи, получается, становимся сказочными героями?
— Каждый может на мгновение перевоплотиться в того, кем ему хочется быть. Пусть даже в героев сказок.
— Кем бы тогда хотела быть ты?
Она бросила задумчивый взгляд в окно и на какое-то время замолчала.
— Звездой на ночном небе, — наконец ответила она. — Люди ждут наступления ночи, чтобы заниматься чем-то, что при дневном свете кажется им совсем иным, несуразным. Ночью все предметы приобретают другую форму и другой цвет, всё становится лучше и искреннее.
— Но звёзды иногда падают с небес. А падения причиняют боль.
— Падения звёзд не причиняют боли, Логан. Они исполняют желания людей. Знаешь, что значит, когда звезда падает?
— Это значит, что нужно закрыть глаза и загадать желание.
— А ещё это значит, что чьё-то желание уже исполнилось. Звёзды дожидаются своего желания, а потом падают с небес, принося счастье людям.
— А если желание загадает какой-нибудь нехороший человек?
— Нехорошие люди не смотрят на ночное небо, Логан. А следовательно, они не загадывают желаний.
Что-то в этом было. Я смотрел на Эвелин со слабой улыбкой и думал над её словами. В этих рассуждениях было что-то детское, наивное, но моя собеседница говорила об этом с такой серьёзностью и уверенностью, что я сам начинал невольно верить в это. Эвелин была мечтателем, причём мечтала она глубоко. В мире, который почти приблизился к первобытному, в мире, в котором люди готовы перегрызть друг другу глотки ради того, чтобы выжить, почти не осталось таких людей, как Эвелин.
Девушка отошла к окну и, уставившись на нежно-розовое небо, тихо начала читать наизусть:
— Закрой глаза и представь: ты спишь.
Что же видишь ты перед собою?
Шум синего моря? Ночную тишь?
Или сказочных добрых героев?
А может, ты видишь красивый закат?
Рассвет, озаряющий город?
А может, с улыбкой ты ешь виноград
Под изумрудной горою?
Может, лежишь в гамаке под луной,
Мечтая о самом заветном?
А может, пытаясь найти свой покой,
По полю бежишь за ветром?
Может, паришь в небесах, словно птица?
Смотришь в окно, читаешь в постели?
Что же, скажи мне, что тебе снится?
Надеюсь, не холод зимы и метели…
А теперь мой черёд засыпать не всерьёз,
Падать с небес — с большой высоты.
Я не боюсь отвечать на вопрос:
Закрываю глаза, и мне снишься ты.
Эвелин обернулась и взглянула на меня. Я тоже смотрел на неё, слегка приоткрыв рот от удивления.
— Ты сама написала его? — негромко спросил я.
Девушка кивнула в ответ.
— Тебе нравится?
— Это прекрасное стихотворение, Эвелин. Ты молодец.
— Я написала его давно. Меня вдохновил мой сон.
— Тебе кто-то приснился?
Эвелин снова кивнула.
— Я никому не читала его. Наверное, ждала подходящего момента.
— Чем же этот момент показался тебе подходящим?
— Потому что в этот момент ты находишься рядом со мной.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, в чём тут дело.
— Я приснился тебе? — с недоверием спросил я. — Эвелин, это меня ты увидела во сне?
— Да, Логан. Это был ты.
«Невозможно, — подумал я, — мы знакомы с ней всего лишь пару недель. Пару недель… А Эвелин утверждает, что написала это стихотворение давно. Значит, она не помнит, когда мы познакомились… Значит, она действительно думает, что мы дружим очень давно…»
Теперь сомнений не осталось. Я понял, наконец, почему Эвелин была такой загадочной для меня всё это время. Теперь я понял, что она не шутила со мной ни во время первой встречи, ни во время второй. У Эвелин провалы в памяти. Она больна амнезией.
— Я… — начал я, будучи не в состоянии найти нужных слов. — Я… честно, не знаю, что и сказать.
— Иногда молчанием можно сказать очень многое.
Я опустил голову и вздохнул. Лучи закатного солнца били мне в глаза.
— Знаешь, наверное, мне пора идти, — признался я и поднялся с кресла. — Я рад, что смог навестить тебя.
— Когда ты придёшь ещё, Логан? Всё это время мне очень не хватало тебя.
— Я не знаю. У меня есть кое-какие дела. Но я приеду к тебе сразу же, как смогу.
Эвелин подошла ко мне и, поднявшись на цыпочки, обняла за шею. Я без уверенности обнял её в ответ.
— И спасибо за розы, — тихо сказала она мне на ухо, от чего по моей коже побежали мурашки.
— Всегда п-пожалуйста. Мне... пора, Эвелин.
Снова оказавшись в своей машине, я взглянул на свои руки. Их била мелкая дрожь, и я решил повторно принять таблетки. Мне нужно было — нет, мне необходимо было успокоиться!
