сообщить о нарушении
Текущая страница: 114 (всего у книги 120 страниц)
Это удивительно, но я впервые не был рад Далласу. С ним было связано много неприятных и болезненных воспоминаний, касающихся меня и Эвелин. Когда мы вдвоём посетили его впервые (это было Рождество), она узнала, кто такая Чарис. Следующий раз Эвелин побывала в этом городе уже в качестве моей возлюбленной, и в тот вечер мы с ней дважды поссорились. В итоге я даже решил увезти её и больше никогда не привезти сюда вновь. Ну, и в последний раз я был здесь на свой двадцать восьмой день рождения. Один. Наверное, бессмысленно причинять себе боль воспоминаниями о том, что случилось в тот день в Лос-Анджелесе. Ах, Даллас, когда ты успел превратиться в ненавистный мною город?..
Ужин начинался даже очень многообещающе. Наши родители, обрадованные свадьбой своих детей, были в наилучшем расположении духа. За столом звучало много шуток, смеха, на лицах сияли счастливые улыбки. Не улыбалась только Эвелин. Вообще весь ужин она сидела бледная, почти ничего не ела и ни с кем не говорила. Я намеренно не спрашивал свою невесту о её состоянии и, можно сказать, даже с ожесточённой злобой наслаждался им. В продолжение всего полёта я думал о том, как моя избранница будет вести себя с моими родителями. Если после того, что она сделала, она может по-прежнему нежно и бессовестно смотреть мне в глаза, то как она посмотрит в глаза им? Я с улыбкой наблюдал за тем, как Эвелин пыталась взять в рот хотя бы кусочек и не могла, и мысленно усмехался: «Страдай, моя милая, страдай. Ты этого заслуживаешь. Небесный ангел... Небесная стерва».
Наконец состояние моей возлюбленной стало заметно не мне одному. Мистер Блэк, вытерев рот салфеткой, негромко сказал:
— Эвелин, ты бы поела. Не собираешься ведь ты голодать весь день?
— Мне не хочется, — вполголоса произнесла она, уставившись в свою тарелку.
— Тебе не хорошо, дорогая? — забеспокоилась моя мама, тоже обратив внимание на бледность Эвелин. — Может быть, тебе лучше отдохнуть?
— Да, — вырвалось у моей избранницы, и она рывком поднялась из-за стола. — Если вы не против, я пойду прилягу.
— Конечно, конечно… Можешь лечь в бывшей спальне Логана. Тебя проводить?
— Не стоит, я не хочу отвлекать ваше внимание… Всё будет в порядке. Спасибо.
Я проводил её до прихожей насмешливым взглядом и отвернулся. Возможно, если бы подобная ситуация случилась со мной в доме Блэков, Эвелин обязательно пошла бы за мной в спальню и расспросила бы меня о том, что случилось, почему я так бледен, чем она может мне помочь. Возможно, я должен был сделать то же самое сейчас, но что-то внутри крепко сдерживало меня, заставляя неподвижно сидеть на месте. О, я знал, что это было... Это была моя задетая гордость.
— Логан, — тихо обратилась ко мне миссис Блэк, и я поднял на неё заинтересованный взгляд, — скажи, сегодня утром Эвелин не тошнило?
Я был несколько изумлён этим вопросом, а потому не смог ничего выговорить и лишь отрицательно покачал головой в ответ.
— Ну и хорошо, — с обрадованной улыбкой вздохнула Дженна. — Не хочу, чтобы она повторила судьбу своей старшей сестры.
На несколько минут общий разговор вернулся к теме свадьбы; я слушал его со сдержанной улыбкой и довольно терпеливо. Но потом моя мама, подняв глаза к потолку, сказала:
— Логги, я думаю, к Эвелин нужно подняться и узнать, не нужно ли ей чего-нибудь.
И я не выдержал.
— Боже, да просто оставьте её в покое, — вспыльчиво ответил я, бросив вилку на стол, — дайте человеку отдохнуть!
— Но… дорогой, мне показалось, что ей плохо…
«Да, мне тоже плохо, — мрачно подумал я, — всем плохо. И чем мы сможем друг другу помочь?»
— Мам, ты слышала, что она сказала? Всё будет в порядке. Она немного поспит, и всё пройдёт. А ночью я отвезу её погулять, и тогда она станет совсем свежей.
Ночью я действительно отвёз Эвелин подальше от города, чтобы позволить нам обоим отдохнуть от изматывающей суеты и освежить мысли. Остановившись среди пустого и бескрайнего поля, мы вышли из машины, сели на капот и подняли головы к небу. Я вспомнил, что в последний раз мы с ней созерцали звёзды всего лишь несколько недель назад, на заброшенной ферме. Тогда я хотел утолить её глубокую печаль, которая на тот момент мне была ещё неизвестна.
Теперь же я хорошо знал причины печали моей возлюбленной и всё равно хотел утолить её. Почему? Я прекрасно понимал, что моя жестокость, моя бессердечность по отношению к Эвелин, мои попытки поиздеваться над ней и бешеное желание увидеть её слёзы — всё это было напускное. На самом деле я, вполне возможно, даже по-своему жалел её, мне хотелось знать и видеть, что она счастлива, а на её слёзы я по-прежнему не мог смотреть. Среди руин моего сердца, где-то под осколками, ещё яростно билось нечто маленькое, но горячее и крепкое, сильное и непобедимое. Это «нечто» оставалось для меня тем источником, из которого я черпал новые силы каждый день, источником, который поддерживал во мне жизнь. Это «нечто» я называл любовью.
— Я начинаю понимать, что каждую ночь вижу совсем другую вселенную, — сказала Эвелин, и я улыбнулся, осознав, что она возвращалась «в себя». — Вчера звёзды казались мне ледяными и мёртвыми, а сегодня я вижу в них бесконечный свет памяти.
— Вселенная всё та же, — ответил я, — это ты каждую ночь другая. Всё зависит от того, с какими мыслями ты обращаешься к вселенной.
— Я думаю, что звёзды очень мудрые. Они смотрят на Землю уже миллионы лет и знают всё, что здесь происходило, помнят всех, кто когда-либо жил здесь. А их свет — это свет памяти. Они будто светят для того, чтобы мы сегодня помнили о тех, кто был с нами вчера.
— Выходит, мудрые звёзды много знают?
— Они знают всё. Просто они одиноки и не могут поделиться с людьми своей мудростью.
— Как жаль, что люди не умеют разговаривать со звёздами, — вздохнул я, с прищуром глядя в небо. — Может быть, они рассказали бы мне, в чём смысл жизни.
Эвелин взглянула на меня со слабой улыбкой. Её глаза блестели тихой радостью.
— Жизнь имеет смысл только в самой себе, — сказала моя возлюбленная. — Посмотри на цветы, на реки, на горы — это тоже жизнь. Розы не спрашивают, для чего они живут, они просто наслаждаются своей красотой, своим ароматом и радостно цветут. Человек — часть природы, так зачем он спрашивает, для чего он живёт?
— А как же цели? — спросил я, пожав плечами. — Как же стремление к совершенству? Невозможно наслаждаться самим собой, если ты несовершенен.
— Ты очень сильно обижаешь природу, когда называешь её создание несовершенным. Человек уже рождается тем, кем должен быть. А стремясь к тому, чтобы стать кем-то, он теряет самого себя. Нам не нужны цели, Логан, мы просто можем быть счастливы тем, что живём и дышим. У нас есть всё, так что нам нечего желать. Желания делают людей несвободными, а жизнь — это свобода.
Я немного помолчал, раздумывая над её словами, после чего сказал:
— Получается, если мне нечего больше желать, я свободен. А если я свободен, выходит, я действительно живу. Не превращать свою жизнь в бесконечное следование от одной цели к другой — в этом, наверное, и есть её смысл. — Я снова помолчал и добавил: — Когда осознаёшь, в чём смысл жизни, не так уж и страшно умереть. Правда?
— В смерти, наверное, тоже есть свой смысл, — пожала плечами моя спутница. — Хотя живым он и недоступен, я думаю, что смерть — это ещё не конец. Я никогда не боялась умереть.
«Правда? — подумал я. — Странно. А я почему-то побоялся».
Я обнял Эвелин, чтобы ей было удобнее лежать, и она, положив голову на моё плечо, закрыла глаза. В тишине мы провели около пяти минут, после чего моя возлюбленная снова заговорила:
— Знаешь, а может, звёзды — это вовсе не память. Может, это символы разбитых сердец. Звёзды — это не исполнившиеся мечты, рухнувшие надежды, разочарования… Они на небе, очень высоко, потому что до них нельзя дотянуться. На них можно только смотреть и думать о том, что земля и небо никогда не сойдутся.
— Значит, у каждого разбитого сердца есть своя звезда, — ответил я. — А людей с разбитыми сердцами — миллиарды.
— И ты один из них, — шёпотом добавила Эвелин, может быть, полагая, что я этого не услышу.
Я долго и испытующе смотрел на неё, но она будто не замечала моего взгляда.
— Да, — тихо согласился я. — Моё сердце не может быть не разбито. В этом мире столько разных событий, столько разочарований, а сердце у меня всего лишь одно.
Я затаил дыхание, ожидая, что Эвелин сейчас же расскажет мне обо всём. Боже, в конце концов, у неё не железное сердце! Она не может так долго молчать, это ведь так не похоже на мою милую, мою хорошую, мою любимую Эвелин! Но рассказать мне обо всём значило полностью разрушить всё, что мы с таким трудом воздвигли. А в эту ночь, лёжа в обнимку под россыпью серебряных звёзд, мы вдвоём были так счастливы, так счастливы… Неужели у неё хватит мужества всё это низвергнуть?
Моя невеста молчала, но я всё ещё ждал, что она заговорит со мной об этом. «Если она не расскажет, — мысленно загадывал я, — значит, очень меня любит. Если расскажет — значит, ненавидит».
В этой хрустальной тишине мы с ней засыпали. Я медленно погружался в сон и каждую секунду чувствовал, как обнимал Эвелин — мою любовь.
Любовь, которая навсегда стала моим врагом.
Комментарий к Глава 24. "Небесно чистый ангел"
Спешу вас обрадовать, что следующая глава будет заключительной. Так что готовьтесь!
========== Глава 25. "Счастье — это когда ты не можешь уйти" ==========
Я не замeтил, как она ушла.
Не мог пoверить, что нe вoзвpатитcя.
Ho cтала замиpать моя душа
Oт мыcли, что и бeз меня ей cпится.
Копиться стали кружки на столе
И в дoме сталo неуютнo сpазу.
Я чаще стал пpокручивать в умe
Еe, когда-тo сказанную, фpазу:
«Я, знаeшь, oчень вeдь тeбя люблю!
И вce твoи прoблeмы пoнимаю,
И вcю ceбя тебe я oтдаю.
Взамен жe - ничегo не получаю.
Я – жeнщина. Мнe хочeтcя тeпла,
Улыбoк по-вeсеннему счаcтливых.
Мнe хочетcя, чтоб я была нужна,
Как воздуx, чтoб была нeoбходима.
A ты не замечаeшь ничегo.
И я не удивлюcь, еcли oднажды
Уйду, и нe замeтишь ты того,
Что уxoдить нe xoчeтся мнe даже».
И сеpдцe пepеполнило винoй,
И я вдруг оcoзнал – oна пpава.
Oна была мнe cамой дорoгой,
A я вeдь нe замeтил, как ушла…
Цeните теx, кто дeлит c Bами жизнь.
Умeйтe cлышать, пoнимать любимыx.
Teряя близких, мы теряем cмыcл,
И это иногда нeпoпpавимо.
Маpия Куткар
На пути к прощению есть всего пять шагов. Казалось бы, всего пять, что может быть проще? Но трудность в том, что каждый шаг — это огромное испытание. Ты проходишь его и понимаешь, что сердце, нервы и рассудок вот-вот не выдержат, и уже готовишься сойти с дистанции, однако яркий и тёплый свет впереди манит тебя. Знаете, что это за свет? Это свобода. Простить не так просто, как кажется с первого взгляда, и я не спорю, что для этого нужно много сил. Но оно того стоит: за прощением следует невесомая свобода души, свобода сердца и совести.
Меня тоже манил этот свет, и я шёл к нему. Конечно, на пути меня настигали ветры сомнения, бессильной ярости и отчаяния и рвали мою душу на части, но я только крепче сжимал зубы и продолжал идти. Моя цель была мне ясна. Моя цель была прощение.
И первым шагом на этом пути являлось признание того, что мне причинили боль.
Как оказалось, даже этот шаг не был простым. Свыкнуться с мыслью о самом бесчестном в жизни предательстве, поверить ей — вот что было первым испытанием. Я принимал эту мысль почти две недели. Мне понадобилось тринадцать дней для того, чтобы я наконец осознал, что Эвелин мне изменила.
— Помнишь, ты недавно упрекала меня за безделье? — спросил я свою невесту, когда мы вдвоём завтракали в далласском кафе на самой окраине города. Это было утро второго дня нашего пребывания здесь.
Эвелин поставила на стол чашку с кофе и качнула головой.
— Я ни в чём тебя не упрекала, Логан.
— Как бы там ни было, — улыбнулся я, — на меня твои слова подействовали. Я решил взяться за новый альбом.
Она подарила мне искреннюю улыбку и сказала:
— Я очень рада слышать это.
— У меня даже готовы стихи для первой песни. Правда, они ещё очень сырые, их надо доработать, но я хочу, чтобы ты это прочитала.
Я протянул ей слегка помятый тетрадный лист, и она неуверенно взяла его в руку. Я наблюдал за своей избранницей с глупой улыбкой.
Эвелин долго вчитывалась в строки, которые я торопливо набросал на бумаге ещё несколько дней назад, и я видел, как дрожали при этом её пальцы. Дочитав, она подняла на меня слегка напуганные глаза и медленно положила листок на стол.
— Что скажешь? — спросил я, не снимая с лица застывшей улыбки.
— Очень мрачно, — как будто задыхаясь, ответила моя невеста. — Раньше ты не писал тяжёлых песен… Ищешь новый стиль?
— Можно и так сказать.
Я забрал листок и с почти злой усмешкой перечитал то, что на нём было написано. И что Эвелин так напугало?
«Во мне билась любовь, а в тебе — просто страх.
Мой горячий огонь превратил сердце в прах.
Не любовь там сгорела, там нету тепла,
Просто вера убита. Просто ты солгала.
И я должен поверить, что любишь меня?
Я не верю. Но это не даст мне ни дня
пережить.
Может, тело живёт, но внутри я мертвец...
Отпустить?
Я не смог: очень горек у правды конец.
Может, слишком я низок, может, просто дурак,
И я должен проститься с тобою, но как?
Слишком слаб для разрыва и горд для "простить".
Пусть обманут тобой, но нет сил отпустить.
Если ты солгала, значит, нету любви,
Меня нету, и нас нет: мы оба мертвы.
Мне бы надо смириться? Я буду смирён.
Но я буду любить до скончанья времён».
— Так тебе понравилось или как? —не давал я покоя Эвелин.
— Д-да… Стихи хорошие. Ты пишешь редко, но всегда очень хорошо.
— Потому что от сердца, — с наслаждением улыбнулся я и внимательно посмотрел на свою спутницу. Она прятала глаза, стараясь на меня не смотреть. — Знаешь, за последние три года я посвящал песни только тебе.
Я надеялся, что эта фраза окажет на неё сумасшедшее влияние, что Эвелин тут же разрыдается, скажет, что виновата, попросит прощения и мы обо всём поговорим. Но моя невеста угрюмо молчала и пялилась на стол, точно этот разговор должен был начать я, а не она, точно это я был в всём виноват, а не она! Эвелин предала моё доверие, солгала мне, осмелилась смотреть мне в глаза после того, что сделала, — разумеется, всем этим она причинила мне боль, нанесла мне смертельную рану. Разумеется, она была виновата.
Эти стихи в чём-то мне помогли. Возможно, благодаря им я и сделал этот первый шаг. Начинать всегда трудно, а я уже начинал с трудности.
— Когда вернёмся домой, — снова заговорил я, вызывая Эвелин к новому разговору, — нам нужно будет посетить один ресторан японской кухни. Он открылся несколько недель назад на нашей улице, видела? — Она покачала головой, и я добавил: — Завтра вечером мы уже будем в Лос-Анджелесе. Может, поужинаем в этом ресторане?
Моя возлюбленная прерывисто вздохнула и тихо ответила:
— Ты же знаешь, у меня работа… И я не особо люблю японскую кухню. Сходи один.
— Какого чёрта я буду делать там один? — спросил я, с недовольством отвернувшись.
— Не хочешь один — позови кого-нибудь с собой.
— О, верно. Недавно у меня появился новый друг… Вернее, это хорошо забытый старый друг, но это уже не имеет никакого значения. Я приглашу Дианну.
Я увидел, как Эвелин изменилась в лице, и с тоской подумал, что мне снова придётся объяснять ей, кто такая Дианна и почему она стала мне новым другом. Но прежде, чем я успел открыть рот, моя невеста тихо сказала:
— Логан, я соврала тебе.
Моё сердце упало, когда я услышал это. Мои испуганные глаза неподвижно смотрели на её лицо, а мысли вихрем кружились в голове. Неужели она всё-таки решилась признаться мне во всём? Неужели мы сейчас обсудим… это?
— Соврала? — почти беззвучно переспросил я, почувствовав, как пересохло в горле.
— Да. Я соврала, когда сказала, что не помню Дианну. Я помню её и знаю, кто она такая.
От напряжения и одновременного облегчения я негромко рассмеялся; этот смех будто задрожал на моих нервах. Сразу два вопроса стремительно атаковали меня: когда она в конце концов осмелится мне признаться и почему она соврала?
— Зачем ты сказала неправду, Эвелин? — спросил я с улыбкой.
— Затем, чтобы не дать вам двоим поиздеваться надо мной!
Улыбка сползла с моего лица, и я нахмурился.
— Что?..
— Период, когда вы с ней встречались, был худшим в моей жизни. Ты был с ней, а не со мной, хотя мы так любили друг друга и ты прекрасно понимал, как сильно был мне нужен...
— Откуда мне было знать, что ты меня любила?
Эвелин замерла. Её щёки отчего-то покраснели.
— Ты очень боялся, что твоя любовь останется без ответа, — сказала она тихо, — и за этим страхом даже не замечал моих истинных чувств: всё какие-то намёки, пустые слова, казавшиеся тебе собственной паранойей… Да? — Я молчал. — Всё было так, я знаю, я тоже прошла через что-то подобное. Ты держался за Дианну как за последнее, что у тебя оставалось, и ни за что не хотел отпускать, потому что понимал, что если потеряешь её, то потеряешь всё. А ты представляешь, каково было мне? Я смотрела на то, как ты мучил себя рядом с ней, и понимала, что ничего не могу сделать, ничего! Всё мог изменить только ты. А что ты делал?
Я смотрел на неё нахмурившись и приоткрыв рот.
— Я и так довольно долго страдала, пока у тебя была Дианна… Очень долго. Сейчас я понимаю, что тогда мне просто не хватило смелости, но теперь я смелее, Логан. Я не смогу снова впустить её в твою жизнь, не смогу, и ты можешь называть это как хочешь!
