сообщить о нарушении
Текущая страница: 84 (всего у книги 120 страниц)
— Хорошо. Я думаю, нам с вами одного сеанса в неделю будет достаточно. Зная вашу профессию, должна спросить: у нас будут возникать проблемы, связанные с несовпадениями в наших графиках?
— Я постараюсь, чтобы таких проблем не было.
Миссис Мелтон улыбнулась и сказала:
— Этот ответ я и хотела услышать. Я, конечно, понимаю, что артистам непросто выбивать время для себя из своего расписания, но я и другие мои клиенты вас ждать не будут.
Я снова сосредоточенно кивнул.
— Вы ощущаете дискомфорт? — задала вопрос миссис Мелтон, заметив мою напряжённость.
— Похоже на то…
— Могу я узнать причину?
«А можно ли чувствовать себя комфортно, сидя в кабинете у психиатра?» — злобно подумал я. Наверное, эта злоба отразилась на моём лице: миссис Мелтон как-то устало улыбнулась, глядя на меня.
— Я вас не виню, — сказала психиатр, точно отвечала на мои мысли. — Это человеческая природа. Если в слове присутствует корень «псих», то люди обязательно нарисуют себе образы умалишённых и сумасшедших. А если людям доводиться работать с такими врачами, как психологи, психотерапевты и психиатры, то они вовсе записывают себя в ряды безумцев. Поделитесь со мной мыслями, мистер Хендерсон, вы считаете себя психом?
Я поднял на врача какой-то напуганный взгляд и сразу же отвёл его.
— Я уже несколько лет знаю о том, что нездоров, — тихо ответил я, — и всё это время я был убеждён: расстройство психики — это отклонение от нормы. К тому же мне не раз приходилось слышать от знакомых и незнакомых людей обидные, иногда сильно задевающие слова… И психом меня, если честно, называли нередко.
— И вы, как это бывает, начали верить в то, что говорят вам окружающие?
Я растерянно пожал плечами.
— А вы разве не считаете меня психом? — спросил я.
— С опытом я научилась отвергать то, чему общество придаёт неестественный оттенок. Психами сейчас называют и тех, кто действительно страдает душевными болезнями, и тех, кто однажды не сумел сдержаться и, допустим, кого-то ударил, и тех, кто любит фильмы ужасов и может спокойно есть, глядя на то, как из человека достают его внутренности. Чувствуете, в чём разница? Для меня, мистер Хендерсон, психов не существует.
Я неосознанно улыбнулся: мне понравились рассуждения миссис Мелтон, и в тот момент я решил, что её сеансы никоим образом не смогут причинить мне вреда.
Выйдя из её кабинета, я посмотрел на заключение, написанное ею, и улыбнулся. Не знаю, каким безумием это могло показаться, но я был невероятно счастлив слышать, что расстройство всё-таки есть. Не подтвердись моя болезнь, мне пришлось бы взять всю ответственность за совершённые мною поступки и сказанные мною необдуманные слова исключительно на себя. Пришлось бы признать, что расстройство никогда не превращало меня в чудовище, что я был таким сам по себе всю свою жизнь… А к этому я был морально не готов.
Хорошее настроение, как, впрочем, и прекрасная погода сподвигли меня поехать к Эвелин и пригласить её гулять. Она встретила меня с улыбкой и, охотно приняв моё приглашение, предложила отправиться в парк. Погода стояла жаркая, а в тени деревьев можно было легко от неё спрятаться.
Я так никому и не рассказал, что начал посещать врачей: решил отложить это до проявления первых улучшений. После сеанса психиатра я чувствовал непонятное воодушевление, которое находило выражение в моей улыбке и в моём доброжелательном отношении к миру. Это воодушевление, как я полагал, было вызвано хрупким, но обнадёживающим предчувствием возвращения к нормальной жизни, скорого освобождения от навязчивых мыслей. Эвелин передалось моё хорошее настроение, и она тоже начала улыбаться так искренне и в то же время ослепительно ярко, что эта улыбка, кажется, смогла бы объять своей теплотой весь мир.
— Где ты был сегодня? — спросила моя спутница, вопросительно и доверчиво глядя мне в глаза. — Ты сейчас такой счастливый и беззаботный, мне кажется, я тебя таким ещё не видела…
Я улыбнулся, пожал плечами и обнял Эвелин за плечи.
— Никто и никогда не сумеет понять, какое ты для меня счастье, — ответил я то, что лежало у меня на сердце в ту минуту. — Я даже думать о тебе счастлив, не то слово — видеть тебя и говорить с тобой…
В ответ она ласково прижалась к моему плечу.
— Но у твоего счастья, — сказала Эвелин, — как и у всего в этом мире, есть конец.
— Где же, по-твоему, его конец? — как-то настороженно спросил я, нахмурившись.
Она пожала плечиками.
— Хотя бы даже здесь. — Она внимательно посмотрела на меня, и лёгкая усмешка скользнула по её лицу. — Видишь, ты уже не улыбаешься, в твоём взгляде больше не горит счастливый огонёк. Это разве не конец?
— Не конец, — стоял на своём я. — Ты не можешь видеть, что происходит в моей душе… Счастье всё ещё здесь, оно внутри, просто ты его не видишь.
— По-твоему, любое чувство бесконечно?
— Нет, у гнева и злости, например, есть конец…
— И у счастья тоже, — слегка улыбнулась Эвелин. — Конец счастья — это начало несчастья. Ты же понимаешь, что был счастлив, только тогда, когда понимаешь, что теперь несчастлив.
— В таком случае оно не кончается, а просто прерывается. У счастья нет конца, потому что у него нет начала. Ты думаешь, что всё в мире не бесконечно?
Она вздохнула и, прищурившись, посмотрела на небо.
— Оно тоже не бесконечно, — сказала моя спутница, взглядом указывая на небосклон.
— Как это? Ты ведь не можешь сказать, где у неба конец…
— Не могу. Но когда ты смотришь на воздушный шарик, ты видишь, что у него нет концов, но в то же время понимаешь, что он не бесконечен.
Я задумался над её словами и спустя некоторое время тихо сказал:
— Ведь это страшно — жить, зная, что всему рано или поздно придёт конец…
— А тебе как кажется? — задала вопрос Эвелин и, взглянув на меня, приподняла брови. — Нам тоже придёт конец?
— Я думаю, что то, что мы делаем, никогда не закончится.
— Стало быть, если это делаем мы, значит, мы тоже бесконечны?
— Выходит, что так.
Эвелин улыбнулась и, взяв мою руку, переплела наши пальцы.
— Тогда я верю в нашу бесконечность, — сказала она. — Так и жить не страшно, правда?
Глядя на неё и на то, с какой нежностью она держала меня за руку, я силился понять, что она чувствовала ко мне, любила ли на самом деле. Да, я помнил тот вечер, когда Эвелин с усердием показывала Уитни то, какую значительную роль я играл в её жизни. Да, я помнил её ответ на мой, может быть, слегка эгоистичный вопрос, помнил, что она ответила, что любит меня. Несомненно, в те моменты моя уверенность в её любви была сильнее всего на свете, но… Эта уверенность была не в состоянии выдержать сокрушительные удары времени.
Стоило ли отождествлять сомнение с недоверием? Да, сомнение — это то же самое, что и недоверие! «Хватит сомневаться, — мысленно твердил я себе. — Если она долгое время не говорила о своей любви, это ещё не значит, что её вовсе нет… Просто взгляни на неё, она так на тебя смотрит, разве это не любовь? Не сомневайся! Любить — значит доверять!»
Но Эвелин, как будто с невероятной проницательностью догадавшись о моих мыслях, о том, что тяжёлым камнем лежало у меня на сердце, уничтожила все мои сомнения, не оставив от них и следа. Это случилось вечером, когда мы приехали ко мне домой, чтобы поужинать.
— Я помогу тебе с ужином, — сказала Эвелин с улыбкой, когда я начал доставать из холодильника всё, что мог там найти.
Я взглянул на неё.
— Уверена? Если ты устала, можешь немного отдохнуть…
— Нет, — настойчиво произнесла моя избранница, — я помогу. Люди всегда помогают тем, кого любят.
Не ожидая этого услышать, я неуклюже выронил из рук томат, и тот с неприятным звуком плюхнулся на пол.
— Ой… — вырвалось у меня, и я, нахмурившись и прижав руку ко лбу, посмотрел на Эвелин. Она смотрела на меня будто с ожиданием, её серо-голубые глаза были широко распахнуты, и я не мог оторвать от них взгляда. — Я…
— Да, Логан, я никогда этого не говорила… — неуверенно начала Эвелин, но по её тону я догадался, что этот разговор был уже давно ею подготовлен и что она, начав его, уже не собиралась прерываться.
— Нет-нет, ты говорила, — зачем-то оборвал её я.
Она взглянула на меня так, точно я сбил её с нужной мысли и теперь, чтобы продолжить говорить, ей необходимо было оставить в покое недосказанную мысль и переключиться на другую, менее важную. Я страшно разозлился на себя за своё поведение. «Олух! — подумал я. — Что ты делаешь? Она же сама заговорила об этом с тобой, кретин, просто слушай!»
— Нет, — замотала головой Эвелин, слегка сморщив лоб, — я не говорила. Ответить «да» на вопрос о чувствах — не значит признаться в этих чувствах. Это не по-настоящему, не искренне.
Мысли в моей голове совершенно перемешались, и я, вместо того чтобы ответить хоть что-то, указал рукой на пол и произнёс:
— Томат…
— Оставь это, Логан, — прервала меня Эвелин и, взяв мои руки, отвела меня немного в сторону. — Я так много думала о тебе и о том, что ты когда-либо делал для меня… И не сомневайся, я помню о твоём признании, я помню каждое слово из него и думаю теперь, что пришла и моя очередь высказать тебе всё.
«Это не сон? — пронеслось у меня в голове, когда я смотрел на Эвелин. Вся она, казалось, была переполнена нежностью. — Неужели я дождался прямых слов, неужели больше не будет намёков, неверных догадок, сомнений? Она действительно говорит мне всё это?.. О боже, неужели я услышу то, чего одновременно так хочу и так боюсь?..»
«Она помнит! — прервала предыдущую мысль новая, внезапно закричавшая в голове. — Получается, она всегда помнила о моём признании, даже тогда, когда таким обыкновенно-доверчивым взглядом смотрела на меня после него? Даже тогда, когда я готов был со стыда сгореть, разговаривая с ней и полагая, что она говорила со мной лишь из жалости?..»
— Я не знала, правильно ли толковала моё отношение к тебе, — говорила Эвелин, смущённо опустив взгляд, — я не знала, действительно ли люблю тебя, потому что, Логан, прежде мне такого испытывать не доводилось… Теперь у меня нет сомнений в том, что это любовь, и она живёт в моём сердце, как я думаю, с тех самых пор, когда мы с тобой впервые встретились… Да, я думаю, что сразу поняла, что ты мой. Вот здесь, — она положила ручку на мою левую грудь, — бьётся моё сердце. Самое родное.
Я слушал её, глядя на неё во все глаза. Пульс в висках бешено колотился, моё лицо покраснело — то ли от смущения, передавшегося мне от Эвелин, то ли от непонятного облегчения, которое я ощущал всё сильнее с каждым сказанным Эвелин словом. Я так долго думал о её любви, так долго пытался понять, есть ли она, так сильно хотел верить в то, что порой казалось мне паранойей, что теперь выслушивать свою избранницу мне казалось невыносимым. «Я не вынесу, — думал я, глядя ей в глаза, — я же в обморок упаду, когда услышу от неё «люблю»»…
— И это время, что мы знакомы, — продолжала она, глядя в пол, — с одной стороны, кажется вечностью, но на самом деле это только миг. Подумать только… Мне уже двадцать два, а по-настоящему я живу только миг.
Я заметил, что дрожь забилась в её руках, и, крепче сжaв их, слегка приблизился к Эвелин.
— Моя хорошая, — прошептал я, хмуро глядя на свою избранницу, и, прижав её ручки к своим губам, с нежностью поцеловал их, — почему… почему ты так долго молчала?..
Она вздохнула, её дыхание дрожало.
— Мне нужно было время для того, чтобы созреть и понять, что моей жизни без тебя уже нет. Но, думаю, я слишком много времени потратила на бессмысленные сомнения… Когда я была полностью готова, ты, Логан, ты… ты был уже чужой. Я не считала, что вправе была делать это, к тому же… к тому же я пыталась делать тебе трусливые признания.
— Стихи? — со слабой улыбкой спросил я, глядя прямо ей в глаза.
— Да, — прошептала моя избранница, кивнув. «Значит, я всё правильно понимал, — с восторгом подумал я, — значит, всё это время я был прав, и Джеймс, когда убеждал меня в её любви… Я не ошибался!» — Да, но ты… ты как будто был слеп, будто нарочно не понимал того, что я пыталась сказать, а может, действительно не понимал. Но меня уязвляло твоё безразличие, особенно когда у тебя появилась Дианна… Я не ревновала, я просто понимала, что не всё в мире будет так, как мне хочется… Я пыталась принять это как неоспоримое.
Чувство вины и чувство жалости подступили ко мне со всех сторон и наполнили собой мою душу. Я, с сожалением подняв брови, прижал Эвелин к себе и поцеловал её в макушку.
— О, милая… — проговорил я, поглаживая её волосы. На сердце мне легла необъяснимая тяжесть от того, что Эвелин только что мне сказала, и я подумал, что слёзы смогли бы облегчить эту тяжесть… «Нет, — сурово сказал я себе и начал часто моргать, чтобы прогнать слёзы, — не становись сентиментальным». Снова поцеловав Эвелин, я спросил: — Зачем ты так терзала себя? Почему ты не исключила меня из своей жизни, если моё б-безразличие причиняло тебе столько боли?
Она тоже обняла меня и прошептала мне на ухо:
— Если бы ты ушёл из моей жизни, из неё ушёл бы и последний смысл. Я жила и живу только тобой, и даже Дианна не мешала мне наслаждаться твоим присутствием. — Потом я услышал, как она тихонько всхлипнула, и сильнее обнял её. «Нет, только не это, прошу…» — Я знаю, что всё это может показаться эгоистичным, но я не собиралась отдавать ей свой источник жизни…
— О, нет, Эвелин, нет, здесь нет ничего эгоистичного. Так и надо было поступить, не осуждай себя, не надо… Я и представить не могу, что было бы, если один из нас всё-таки решился бы оставить другого. Меня бы сейчас не было.
— Да, Логан, когда ты впервые поцеловал меня, я… я просто себя не помнила от счастья и от испуга. Я не могла думать о том, что ты любишь меня так же, как и я тебя; я тогда не сумела ничего сказать, но… это был волшебный миг, Логан, я так счастлива…
— Счастлива? — спросил я и посмотрел на неё с улыбкой, от которой закололо в щеках. Голос мой взволнованно дрожал. — И где же конец твоего счастья?
Она слабо засмеялась и, пожав плечами, вытерла слезинку, пробежавшую по щеке.
— Я не знаю, где его начало, — сказала моя избранница, — а конец… Он может наступить завтра. А завтра не наступит никогда — это то, что я знаю.
— Ты же сказала, что веришь в нашу бесконечность, — с не проходящей улыбкой заметил я, — а в нашей бесконечности бесконечное счастье. Веришь?
И, не дождавшись ответа, я поцеловал её в губы. Сначала Эвелин обняла меня за шею, но через несколько секунд буквально повисла у меня на руках, и я крепко-крепко обнял её. Я не знал поцелуя более настоящего, более чувственного, чем этот. Мне казалось, что даже первый поцелуй, который я не смел сравнивать ни с каким другим, блекнул и терял свои живые краски перед этим. Всё то, что я чувствовал к Эвелин, эта неземная любовь, которую я не пытался сводить к физическому, нашла своё выражение в страсти и пылкости, охвативших всё моё существо во время поцелуя. Возникало ощущение, что душа передала телу всё, что было в ней, а тело, не зная, как с этим справиться, ускоряло сердцебиение, путало мысли, лишало себя воздуха и возможности двигаться. Отстранившись и растерянно взглянув на Эвелин, я понял, что не могу пошевелиться.
Она тоже смотрела на меня, молчала и часто дышала. Я не знал, что можно было сказать, да и не был уверен, что у меня получилось бы связать и пару слов.
— Я рада, что сумела сказать тебе всё, что лежало на сердце, — вполголоса проговорила моя избранница. — Если честно, я не думала, что у меня хватит смелости…
— Чего ты боялась? — не понимал я, с трудом выговаривая слова.
— Боялась что-то забыть, что что-то помешает… И вообще, наверное, ко мне вернулась робость, которую я чувствовала к тебе в первое время. Уверена, ты знаешь, о чём я говорю.
Я с улыбкой кивнул и, прижав ладонь к её шее и погладив большим пальцем её румяную щёчку, спросил:
— Тогда почему ты ничего не ответила, когда однажды я спросил, любишь ли ты меня?.. Почему не позволила мне тебя поцеловать ещё тогда, сразу после моего п-признания?.. Ты меня тогда… не любила?
— Любила, — ответила она и положила ладонь на мою руку, — я просто хотела уберечь тебя от ошибки, Логан.
Выходит, и Эвелин и Джеймс — почти все пытались спасти наши с Дианной отношения. Все, кроме меня.
— Теперь я не могу не спросить, потому что этот вопрос, если честно, мучает меня долгое время, — сказал я и вздохнул как можно глубже. — Скажи, Эвелин, мы ведь… мы ведь пара?
— Пара, — подтвердила она с уверенностью, и от этого всё внутри меня вспыхнуло.
— Я просто не знал, как мне к тебе относиться… как разговаривать… как представлять тебя свои знакомым, потому что слово «друг» никак не шло у меня с языка… В конце концов, я хочу целовать тебя каждый раз, когда вижу, и быть уверенным, что ты позволишь мне это делать. И вообще-то, если честно, я устал от неопределённости.
— От неопределённости или от одиночества?
Грустно улыбнувшись, я закрыл глаза и покачал головой.
— Я не одинок, Эвелин, и думаю, что никогда таким не был.
