сообщить о нарушении
Текущая страница: 61 (всего у книги 120 страниц)
– Логан, – услышал я голос миссис Блэк и, вздрогнув, посмотрел на неё, – кажется, тебе нужен отдых, ты совсем заработался…
Я окинул взглядом всех присутствующих: и Дженна, и Джонни, и Уитни, и Дейв, и, наконец, Эвелин выжидающе смотрели на меня.
– Да всё в порядке, – улыбнулся я, виновато пожав плечами. – Наверное, я просто задумался…
– О наших авиалиниях? – спросил Дейв с никогда не проходящей усмешкой на губах.
– Что? – не понял я, посмотрев на жениха Уитни.
– Мы как раз о них сейчас и говорили, – вставила слово Уитни, подцепив на вилку лист салата. – Да что с тобой?
Я перевёл взгляд на Эвелин; она ободряюще улыбнулась, и это вернуло мне силы.
– Просто мне не нравится говорить об американских авиалиниях, – ответил я, стараясь придать своему голосу максимально бодрое звучание. – Бывало такое, что они доставляли мне немало хлопот, поэтому…
– И то верно, – быстро согласился со мной Дейв. – Однажды я полетел в Испанию, и…
Мои мысли заглушили слова Дейва; я смотрел на него и с участием кивал, когда он переводил взгляд на меня, но мысли мои были далеко отсюда. Я размышлял о границах человеческого терпения, насколько широки эти границы? Сколько времени невысказанные слова и чувства могут томиться в груди?.. Нет, размышления эти были бесплодны. Если я действительно хотел разрушить сомнения и наполнить свою жизнь любовью, я должен был действовать, а не размышлять.
После ужина миссис Блэк обещала чай и свой фирменный десерт. Её супруг, чувствуя, что «в желудке не осталось места для восхитительных пирожных», предложил сделать небольшой перерыв, и все согласились. Пока миссис Блэк хозяйничала на кухне, сервируя стол к подаче десерта, я и Эвелин поднялись к ней в спальню. Здесь мы немного поговорили, после чего я поднял на собеседницу замученный взгляд и спросил:
– Как думаешь, ты достаточно терпелива?
– Терпение непредсказуемо, – ответила она, подумав с мгновенье, – его может не хватить на одно, а на другое, что-то нестерпимо ужасное и сильное, его может хватить с головой.
– А я? – тихо спросил я. – Я, по-твоему, терпелив?
Эвелин подняла на меня слегка удивлённый взгляд.
– Смотря о чём идёт речь, потому что…
– А если речь идёт… – прервал её я и затаил дыхание, – о… моей любви?
Кровь начала пульсировать у меня в висках, щёки запылали огнём. Серо-голубые глаза Эвелин испуганно округлились, и она еле слышно переспросила:
– Что ты сказал?..
– Мне надоело, Эвелин, – тихо сказал я и, подсев ближе к ней, сжал её руку, – если бы ты знала, как мне надоело слышать твои косвенные признания! Ты зачем-то прячешься от меня, а я… Я с ума схожу, я до дрожи в коленях боюсь услышать твой ответ, но молчать… молчать я больше не могу.
Она молча смотрела на меня, точно выжидала, что я ещё скажу ей. Сердце отчаянно колотилось в моей груди, я не помнил себя и просто поверить не мог, что говорил это всё.
– Эвелин… – прошептал я, не отрываясь от её глаз. – Эвелин, я так люблю тебя. Люблю до безумия, до исступления и до… изнеможения. Боже, я изнемогаю от своей любви! И у меня разрывается сердце, когда я смотрю на тебя! Я… я… я даже дышать не могу, когда думаю о тебе. Моя душа из-за чувств к тебе слабеет, а сердце… сердце стучит только медленнее и тяжелее. Боже, Эвелин, я так мучаюсь! Мучаюсь, будто моя любовь – суровое наказание!
Дыхание сбилось, сдавило горло. Я до боли в пальцах сжимал руку Эвелин, она же внимательно смотрела на меня и… молчала. О, нет! Только не молчание, пожалуйста, только не молчание!
Я медленно отпустил её руку, и моё лицо приняло мрачное выражение.
– Если дико боишься услышать ответ, лучше всего, наверное, услышать молчание… – проговорил я, отвернувшись от Эвелин. – Но чёрт! Я не знаю, что хуже: признаться в любви и не услышать ответа или так никогда в ней и не сознаться!..
Я спрятал лицо в ладони и шумно вздохнул. Я всё ещё не мог поверить, что действительно сказал это Эвелин. То, что мучило меня столько времени, то, в чём я так боялся сознаться, совершилось…
– Ты ведь любишь Дианну, Логан, – прозвучал растерянный голос Эвелин, и эти слова острым лезвием впились в моё сердце.
Медленно переведя взгляд на свою возлюбленную, я спросил:
– Ты собираешься убедить меня в этом?
«Как же так можно, Эвелин?! – в отчаянии думал я, глядя на неё. – Как ты можешь говорить о Дианне после того, как я самым откровенным образом признался тебе в любви?»
– Но как же… – продолжала собеседница после недолгого молчания, – ты говорил, что, возможно, никого не сможешь полюбить после… Чарис…
– Ты сама убедила меня в том, что моя любовь к ней была ненастоящей.
Эвелин испуганно взглянула на меня и отрицательно замотала головой:
– Н-нет…
– Да, Эвелин! Да! Не знаю, насколько сильными ты считала мои чувства к Чарис, но нашей любви больше нет в живых. Слышишь? Да, я очень любил её, но готов поклясться всем, что у меня есть: моя любовь к ней даже близко не стояла с любовью к тебе! О Эвелин, я не смею вас сравнивать!
Эвелин выглядела как-то подавленно, цвет её лица казался мне мертвенно бледным.
– Для чего же тебе Дианна, Логан?
«Снова о ней». Я посмотрел на неё взглядом, умоляющим о пощаде, и через несколько секунд беспомощно выдал:
– Я не знаю…
– Но если ты не любишь? Зачем мучаешь её?
– Я боялся признать, что сумел снова полюбить кого-то горячо, по-настоящему сильно. Я… я долгое время был уверен, что моя любовь к Чарис была потолком моих чувств, и это убивало меня.
– Но ты не счастлив осознавать обратное… Что убивает тебя теперь?
– Ты.
Она удивлённо взглянула на меня, и я отчаянно схватил её руку.
– Я был с Дианной только потому, что хотел заглушить мои чувства к тебе, я был чертовски напуган! Я не люблю её, Эвелин, и мне невыносимо горько от этого.
– А она?
– Что – она?
– Дианна любит тебя?
Я молчал какое-то время, пытаясь осознать: а любит ли?
– Я не знаю, – наконец сознался я. – Если судить по тому, как бешено она ревнует меня к тебе, то… Эвелин! Хватит о ней! Я перед тобой, видишь? Ты слышишь, что я говорю тебе? Эвелин! Ответь же мне! Прошу, умоляю, пожалуйста, ответь! Я умру, если не услышу от тебя ответа!
Она смотрела на меня, с сожалением подняв брови вверх. Не дождавшись ответа, я опустился перед ней на колени, сжал обе её руки и проникновенно заглянул в её красивые глаза.
– Я знаю, что слов иногда бывает недостаточно, – вполголоса проговорил я, – недостаточно для того, чтобы выразить своё душевное состояние… Порой слова не значат ничего, ничегошеньки, ведь так?
– Логан, что ты имеешь в виду?
– Эвелин, ты даже понятия не имеешь, как сильно во мне бурлит желание поцеловать тебя!
– Что?..
– Поцелуй меня. Это то, чего я хочу больше всего на свете, Эвелин…
Я погладил её по волосам и приблизился к её лицу; Эвелин, положив ручки на мои плечи, отстранила меня от себя.
– Я не хочу, чтобы ты совершал ошибку… – проговорила она, нахмурившись и глядя на мои губы.
– Ошибку? Ты про Дианну? Нет, Эвелин, перестань!
– Ты не можешь обманывать её.
– Я никогда не обманывал её и не собираюсь делать этого… Я приеду домой и расскажу ей, расскажу обо всём. Я уйду от неё, Эвелин, уйду! Просто позволь мне…
Я замер, когда дверь в спальню без стука отворилась и на пороге показался мистер Блэк. Он был изумлён, увидев меня, сидящим перед Эвелин на коленях, и наши лица, находящиеся в нескольких сантиметрах друг от друга.
– Эвелин… – проговорил он в недоумении и несколько раз кашлянул, желая сгладить неловкость, – милая, ты уже приняла лекарство?..
– Ещё нет, папа.
Мистер Блэк старался не смотреть на меня, чтобы не заставлять меня смущаться.
– Так в чём же дело, дочка?
Эвелин бросила на меня вопросительный взгляд, словно спрашивала, можно ли ей уйти. Я молча поднялся с колен, и она спешно покинула свою спальню. У меня было ощущение, что всё внутри сжалось в один сплошной тугой комок.
Мистер Блэк, кажется, хотел сказать что-то, но не находил слов, молча топчась на пороге. Я взял с кресла свой пиджак, надел его и, направляясь к выходу, тихо сказал:
– Спасибо, мистер Блэк.
– Логан, я… – поспешил оправдаться Джонни. – Клянусь, я не хотел мешать…
– Я сказал спасибо без всякого сарказма или иронии. Вы… вы, вполне возможно, уберегли меня от ошибки.
Мистер Блэк настороженно посмотрел в ту сторону, куда удалилась Эвелин, и спросил:
– Что тут только что произошло?
– То, чему я никогда в жизни не дам повториться.
Когда я обувался в прихожей, ко мне подошла Эвелин. По её радостному взгляду, я понял, что разговор, только что случившийся в её спальне, безвозвратно утонул в её памяти.
– Разве ты не останешься на чай, Логан? – поинтересовалась она с ноткой грусти в голосе.
– Нет, – ответил я, стараясь не смотреть ей в глаза, – не могу, мне уже пора…
Эвелин с беспокойством коснулась моей руки и спросила, что случилось. Я с неким испугом отдёрнул руку и открыл дверь.
Меня посетила странная мысль: а может, Эвелин только притворялась, что не помнит ничего? На моих глазах убила своё воспоминание, но в своей душе оставила его в живых?.. Она ведь совершала подобный трюк с Уитни, чтобы избежать неприятного разговора. А наш с ней сегодняшний разговор был куда важнее и болезненнее, и Эвелин просто испугалась… Всё верно. Она не захотела говорить со мной, потому и сделала вид, что утратила всякое воспоминание о причине этого разговора!
Раз ты, Эвелин, сделала больно мне своей ложью, значит, я сделаю тебе больно напоминанием о Дианне. О, я ведь знаю, что Дианна не даёт тебе покоя ещё с того дня, когда ты узнала о её существовании!
– Ничего не случилось, – ответил я Эвелин, одной ногой уже стоя за порогом. – Мне просто нужно домой. К Дианне.
Пока я шагал по тёмной улице, меня одолевали навязчивые мысли. Что за подлость, что за чертовщина такая? Я был несчастлив, когда молчал о своей любви, но стал втрое несчастнее, признавшись в этой любви! И что за бессердечие, что за жестокость со стороны Эвелин? Её беспощадность ко мне убивала меня, вонзая холодный нож равнодушия в моё сердце по самую рукоять. Теперь я отчётливо понимал: Эвелин меня не любит. И не любила. Никогда.
Но как же предательски и легкомысленно она повела себя! Эвелин приняла любовь от Кендалла и от меня, но в ответ не сказала ничего такого, что могло бы утешить страдающее сердце… Как же это подло, как холодно, как оскорбительно!..
Я замедлил свои шаги и постепенно остановился. Где это я? В голове был какой-то туман, и я совершенно не помнил, как оказался в этом месте.
Прислонившись к стене какого-то здания, я поднял задумчивый взгляд на звёздное небо и вздохнул. Душа была переполнена сожалением, горечью и обессиливающей злостью. Но что же это?.. Если тебе безразличен как Кендалл, так и я, то… Кто тебе нужен, Эвелин?
========== Глава 15. "Мужчина должен быть великодушен" ==========
Улеглась моя былая рана –
Пьяный бред не гложет сердце мне.
Сергей Есенин
– Мне нужен бренди, – сказал я сразу после того, как передо мной отворилась дверь и я увидел перед собой озадаченного Джеймса.
– Бренди?.. – переспросил он, оглядывая меня изучающим взглядом. – Может, заварить тебе крепкого чая?
Моё состояние в ту минуту не поддавалось никакому описанию, и я, сердито сдвинув брови, громко ответил:
– Бренди!
Маслоу вздрогнул и, бросив короткий взгляд на потолок, тихо сказал:
– Не нужно повышать голос, Логан. – Он закрыл за мной дверь. – Наверху спит Изабелла, я не хочу, чтобы что-нибудь тревожило её сон.
Я не мог не замечать того восторга и блеска, что появлялись в глазах Джеймса, когда он говорил об Изабелле. Ещё несколько недель назад я с трудом поверил бы, что друг может думать или говорить о своём предмете воздыхания без горечи в голосе и сожаления во взгляде, но теперь… За последнее время всё так изменилось, что порой я смотрел на свою жизнь и просто не понимал, что это всё действительно происходило.
– А бренди я тебе налью, – продолжал друг всё тем же не нарушающим тишины тоном, – если ты расскажешь мне, что с тобой происходит и почему ты такой взбаламученный.
На самом деле я и сам не понимал, что со мной происходило, а потому не мог дать точного ответа на вопрос Джеймса. Я чувствовал себя абсолютно потерянным последние два дня – те два дня, что Эвелин знала о моей любви – сильной, горячей и… безответной. Во мне, казалось, угасли все чувства: я не чувствовал вкуса еды, не чувствовал дуновения ветра, не чувствовал прикосновения чужих рук; сердце сгорело, превратившись в горстку пепла. Пламя любви выжгло всю мою душу, и вместо неё теперь остались дотлевающие угли.
Эти два дня тянулись вечность: мою голову наполняли навязчивые и надоедливые мысли, мне казалось, что я никому не нужен, что миру всё равно, есть я или нет, что в моём существовании на этой планете нет ни малейшего смысла. Как бы ни тяжело мне было признавать, но я не раз позволял себе думать об уходе из этого мира, мой взгляд всё чаще обращался в сторону того комода, где под кучей одеждой был спрятан пистолет… Но, к счастью, в моей жизни были люди, которые не позволяли мне покончить с собой, тем самым освободив сердце и мысли. Одной из таких людей была Дианна.
После того как я вернулся с «вечеринки свободы» Джеймса, наши отношения с Дианной полностью восстановились, приобрели ровный и размеренный ритм, мы с ней перестали ссориться. Возможно, этому во многом способствовало и моё невозмутимое состояние, в котором я находился эти два дня: мне просто было фиолетово на всё – абсолютно на всё. Я лишь наблюдал за своей жизнью со стороны, не являясь её участником, и бесцельно плавал в беспрестанно волнующемся море событий. Мною овладело бессилие, я полностью бездействовал и позволял течению жизни нести меня туда, куда оно несло каждого участника этой жизни.
Даже после того, как я признался в любви другой девушке, даже после того, как понял, что я любил Дианну совсем не той любовью, какой молодой человек должен любить девушку, я не спешил разрывать отношения с Дианной, и это если не пугало меня, то сильно настораживало.
Проснувшись сегодня утром, я понял, что мне просто необходимо было кому-то излить душу: держать всё в себе и дальше казалось мне уже невозможным. Дианне, которая всегда готова была помочь мне, я не мог высказаться по понятным причинам. Вторым в списке предполагаемых слушателей был Джеймс: в конце концов, не он ли плакался мне в жилетку, тоскуя по Изабелле, и не я ли помогал ему пережить непростой жизненный период? Он обязан выслушать меня – таковы были мои мысли, и с этими мыслями я приехал вечером в дом Маслоу. А бренди… Бренди был мне необходим для того, чтобы заглушить мысли, только и всего.
Я и не заметил, как выпил первый бокал. Алкоголь сразу ударил в голову, и я, зажмурившись от боли, тихо проговорил:
– Ещё.
Джеймс с удивлением поднял брови и вопрошающе взглянул на меня, но, не получив никакого ответа, покорно наполнил бокал бренди.
– А ты не будешь? – спросил я друга, взглядом указывая на бутылку.
– Не буду, – с томительным вздохом отозвался Маслоу, – не буду. Хотя очень хочу.
– Совсем не узнаю тебя. В чём дело? Ты всё-таки сходил к врачу и он сказал, что у тебя серьёзные проблемы с печенью?
– Иди к чёрту, Логан! Я решил временно завязать с бренди ради… ради Изабеллы.
– Очень романтично, – заметил я, взяв в руку бокал и посмотрев на свет люстры сквозь бренди. – Ради любви человек готов на невообразимые жертвы.
Джеймс свёл брови, потом слабо улыбнулся и сказал:
– Я понял, зачем ты приехал.
Я молча поднял на друга ничего не выражающий взгляд.
– Дело в любви, – продолжал он, – или в её отсутствии. Ты хочешь поговорить по поводу Дианны, ведь так?
– Я, конечно, ценю твои глубокие познания в этой области, но ты не прав. Вернее, прав, но не совсем.
– То есть дело не в Дианне?
– Совсем не в ней.
Глаза Маслоу загадочно блеснули, затем его лицо выразило сдержанную радость, и он, открыв рот и сделав глубокий вдох, затаил дыхание.
– Боже мой, это то, о чём я думаю? – спросил он так тихо, будто боялся спугнуть свою мысль. Моё же лицо по-прежнему не выражало эмоций. – Скажи, Логан, это то, о чём я думаю, да?
– Я не умею читать мысли, – вяло отозвался я и сделал глоток бренди.
– Да чёрт возьми, ты говоришь об Эвелин или нет?
Когда я услышал её имя, внутри меня всё перевернулось, и я заново ощутил всю горечь, возникшую в моей душе после разговора с Эвелин, всю ту обиду и несправедливость, которую я ощутил значительно позже. К этим чувствам прибавились даже раздражение и злость.
