сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 120 страниц)
Он рассмеялся и затолкал деньги в нагрудный карман. Потом мы встали лицом к столам, взявшись обеими руками за ограждения, и принялись наблюдать за музыкантами, которые настраивали свои инструменты. Возле шоколадного фонтана Алекса и Эвелин о чём-то говорили.
– Почему ты не сказал Алексе, что мы с Эвелин не вместе? – вдруг спросил я. – Она решила, что это так.
– Не знаю, Логан. Я решил, что ваши отношения уже поднялись на уровень выше.
– Поднялись. – Карлос радостно посмотрел на меня, и я продолжил: – С дружеского уровня на супер дружеский. В последнее время мы сильно сблизились, Карлос, но по-прежнему остаёмся друзьями.
– Это продлится не долго, клянусь тебе. Сердце одного из вас скоро не выдержит, вот увидишь. Кстати, сегодня здесь будет Маккензи.
Я бросил на друга ничего не выражающий взгляд.
– А мне что с того?
– Вы же… раньше…
– Да, но это уже в прошлом, – прервал друга я. – У нас хватило ума сохранить здоровые отношения.
– Как думаешь, она сильно обрадуется, увидев рядом с тобой Эвелин?
– Мне наплевать, Карлос, пусть обе они думают, что хотят. Я чист и ни в чём не виноват. К тому же мы оба знаем, что Эвелин – мой друг. Ровно как и Маккензи.
Сказать по правде, изначально Эвелин не хотела ехать со мной на эту вечеринку. Она согласилась ехать лишь тогда, когда я сказал, что меня, возможно, не будет дома всю ночь и всё утро до полудня. Она очень не хотела оставаться одна в моём доме. Я и сам чувствую себя гораздо спокойнее, когда она рядом.
Вопреки всем надеждам, самые страшные ожидания Карлоса стали реальностью. Алекса всё-таки узнала о его ужасном поступке, это случилось часа через три после начала торжества. О, я своими глазами видел эту сцену – сцену разоблачения азартного испанца, в душе которого беспрестанно горел ледяной огонь алчности, – её видели я и ещё несколько гостей. Алекса была рассержена до предела. Она просто выходила из себя, когда дело касалось нездоровой любви Карлоса к казино. Она делала всё, что было в её силах, чтобы отучить мужа от этой страшной зависимости, Алекса в действительности не жалела себя. Сколько я помню, ссор, криков, слёз… Но Карлос оставался непреклонен и твёрд, он упирался как баран, ни за что не желая признать, что болен. Это действительно можно назвать болезнью, ведь зависимость – это не просто звук, не просто слово. Это страшная, мучительная, медленно испепеляющая изнутри болезнь. Но Карлос этого не признавал.
Зато я понимал его, понимал, как это не просто – признать свою болезнь. То же самое творится и с Джеймсом: он пьёт, пьёт, пьёт, утверждая, что таким образом он сбегает от проблем, расслабляется, утешает жгучую боль. И могу поспорить на тысячу бутылок бренди: он никогда и ни за что не признает, что имеет алкогольную зависимость.
Итак, нужно ли мне перечислять ругательства, высказанные Алексой своему мужу в порыве неугасаемой ярости? Карлос выслушал столько неприятных слов и упрёков, сколько я не выслушал в свой адрес за целую жизнь.
– Ты безнравственный и безответственный индюк, Карлос ПенаВега! – в отчаянии кричала она, и её голос заметно дрожал. Она называла мужа по фамилии только в очень редких случаях: когда была невероятно рассержена. – Тебя исправит только могила, я лишний раз убеждаюсь в этом! А я… Я просто в бессилии опускаю руки. Спасибо, мой дорогой муж, спасибо большое за испорченный вечер!
Она подобрала подол своего платья и, прижав ладонь к губам, убежала прочь. Несколько девушек сорвались со своих мест и поспешили успокоить подругу. Карлос стоял, виновато понурив голову; он даже не предпринимал попыток догнать свою любимую. Он знал, что сейчас это бесполезно. Ей нужно время. Им обоим оно нужно.
С жалостью подняв брови, я смотрел в ту сторону, куда убежала Алекса. За что Всевышний наградил её подарком по имени Карлос? Неужели она его заслужила?
– Логан, может, стоит поговорить с ней? – спросила Эвелин, которая тоже была очевидцем семейной ссоры.
– Нет, Эвелин. Я никогда не считал нужным влезать в чужие отношения. Карлос и Алекса проходили через это раньше, пройдут и теперь. Не беспокойся на этот счёт.
– Но мне так жаль её. Мне кажется, она плачет.
– Мне тоже так кажется, но с ней сейчас её подруги. Всё будет хорошо.
– Хотелось бы надеяться, – со вздохом отозвался Кендалл, стоявший рядом со мной. За эти три с лишним часа он успел прилично выпить: сейчас его уже качало из стороны в сторону. – Поэтому я и не горел сильным желанием ехать сюда; подобное часто случается, если мы отдыхаем в компании Карлоса и Алексы. Вот в-ведь безмозглый кретин, всем гостям настроение испортил… Теперь ни поесть, ни выпить нормально нельзя…
– Не все гости видели эту сцену, – сказал я, оглядываясь вокруг. – Просто сделай вид, что ничего этого не было. Сейчас вернётся Алекса, а вместе с ней и непринуждённая обстановка.
Мы вернулись к столу. Карлос договаривался о чём-то с солистом группы, радовавшей гостей своей музыкой сегодня вечером. Затем ПенаВега принялся пристально разглядывать гостей, будто искал кого-то. Наконец он нашёл того, кого искал, и по его лицу скользнула тень улыбки.
– Они правда так часто ссорятся, как Кендалл говорит? – полюбопытствовала Эвелин.
– Вообще-то да, но они оба быстро отходят. Инициатором этих ссор неизменно остаётся Карлос.
Эвелин бросила взгляд на виновника торжества и сказала:
– По ним не скажешь. Они выглядят очень счастливыми рядом друг с другом.
– Уверен, они счастливы в браке, – вступил в разговор Кендалл, накладывая себе в тарелку греческий салат. – Но семейная жизнь нередко преподносит сюрпризы. Если не обращать внимания на такие вот недоразумения, то Карлос и Алекса – вполне счастливая и неконфликтная семья.
Ожидание напрягало больше всего; некоторые гости, кажется, даже не замечали отсутствия хозяев вечеринки.
– Эвелин, хочешь шампанского? – спросил Кендалл, решив, очевидно, поухаживать за моей спутницей.
– Хочу, – приняла ухаживание Эвелин, и Шмидт услужливо наполнил её фужер игристым вином. – Спасибо.
– Если что, скажи мне, я угощу ещё. А то, кажется, вокруг тебя нет никого, кто мог бы поухаживать за дамой.
Я терпеливо выдержал его укор и, смотря прямо перед собой, ответил:
– Я не думал, что она будет шампанское. Поэтому и не спрашивал.
– А, ну да. Чего сам-то не пьёшь? Давай я и тебе немного плесну…
Кендалл принялся наполнять шампанским и мой фужер, но я взял бутылку из его рук.
– Нет, не нужно, – отказался я и поставил бутылку на стол.
– Да брось. Я наблюдал за тобой весь вечер, ты ещё ни стакана не выпил!
– И не собираюсь. Я сегодня за рулём. А если ты сейчас напоишь меня, то до своего нынешнего жилища будешь добираться самостоятельно.
Шмидт бессильно пожал плечами и снова обратился к Эвелин:
– Если хочешь, могу налить тебе коньяк. Только попроси.
Девушка улыбнулась.
– Нет, спасибо. Ничего крепче шампанского.
Кендалл посмотрел на нас с Эвелин растерянным взглядом и, встав из-за стола, взял с собой бутылку коньяка.
– Похоже, это заразно. Лучше я пойду, пока сам не отказался от выпивки.
Наконец кончилось томительное ожидание, и Алекса вернулась к столу. Не было похоже, что она плакала, но я точно знал: она плакала. Несмотря на недавнюю ссору, она улыбалась и была приветлива как никогда. Возникало ощущение, что злость Алексы всего лишь привиделась мне, ведь сейчас от неё не осталось и следа.
– Видишь, всё уже в порядке, – сказал я Эвелин со слабой улыбкой. – Алекса не выглядит расстроенной.
– Она умело прячет свои чувства. Карлосу она не сказала ещё ни слова.
– Скажет позже. Завтра они уже помирятся, обещаю.
Говоря начистоту, я сам слабо верил в свои слова. Сегодня Алекса была особенно зла на своего мужа, и его поступок, должен признать, был просто отвратительным. Что нужно сделать Карлосу, чтобы Алекса его простила?..
Ответ на этот вопрос нашёлся сам собой. Когда многие из гостей заметили появление Алексы и оживились, на сцену поднялся сначала Карлос, затем – Джеймс. Они взяли в руки микрофоны, ПенаВега шагнул вперёд. Я глядел на них, в недоумении выгнув одну бровь.
– Хочу попросить гостей, – заговорил в микрофон Карлос, и десятки взоров незамедлительно устремились на него, – уделить мне немного внимания. На данный момент это всё, чего я прошу.
Над столами повисла хрустальная тишина. Казалось, её можно было потрогать.
Я посмотрел на Алексу. Она сидела, повернувшись к сцене спиной и совершенно не обращая внимания на своего мужа.
– Думаю, всем известно, ради чего мы собрались сегодня, – продолжил Карлос, расхаживая по сцене из стороны в сторону. – Ровно два года назад я обручился с самой замечательной девушкой на планете.
Теперь взгляды гостей устремились на Алексу, кто-то с умилением застонал. Алекса лишь быстро улыбнулась рядом сидящим гостям и опустила глаза. На Карлоса она по-прежнему не смотрела.
– Да, мы знакомы не долго, но у меня такое ощущение, что мы знаем друг друга целую вечность, – невесело говорил Карлос, с надеждой и сожалением смотря на спину своей жены. – Эта вечность была для тебя, Алекса, мучительным испытанием, потому что я… Я не подарок. Такой человек, как ты, не заслуживает такого человека, как я. Знаю, что многие могут с этим не согласиться, но это так. В последнее время я всё чаще задумываюсь над тем, что ты делаешь ради меня, ради нашей семьи, и просто представить себе не могу, как ты с этим справляешься. Несмотря на все наши разногласия, я помню каждую твою слезинку и каждое твоё слово, каждый твой взгляд, обозначающий разочарование во мне, и каждый твой усталый вздох. Ты часто говоришь, что уже забыла все обиды, но я-то знаю, что ты всё помнишь. И это причиняет тебе боль. Я, твой муж, сам нередко причиняю тебе боль, как это звучит, а?
Хочу, чтобы ты знала: я никогда не гордился своими плохими, необдуманными, несерьёзными поступками. Отнюдь не горжусь и последним. Знаю, что слова «прости» здесь будет недостаточно, оно не сумеет выразить моё сожаление, но… Прости меня, Алекса, прости такого безответственного, безнравственного и упрямого. Знай, что каждый день, начиная с момента нашей встречи, я думаю только о тебе. В тебе вся моя жизнь и весь её смысл. Знай, что я без памяти люблю тебя и ничто, услышь меня, ничто не в силах это изменить.
Ты сейчас страшно злишься на меня, но я хочу всё исправить. Ты сказала, что я испортил наш праздник… Да, это так. Однако сейчас я постараюсь вернуть улыбку на твоё прекрасное лицо. Если мои слова были не достаточно убедительны для тебя, то, надеюсь, песня скажет о большем.
Заиграла музыка, и гости одобрительно захлопали в ладоши. Карлос и Джеймс собирались спеть «My song for you» – эту песню Алекса особенно любила, и её муж прекрасно знал это. Услышав знакомую мелодию, Алекса улыбнулась.
Карлос начал петь, с абсолютной искренностью прижав руку к груди. Я смотрел на него со слабой улыбкой и удивлялся тому, насколько хорошо он знает свою жену. Он знает ключ, что отопрёт дверцу, ведущее в её сердце. Среди семи миллиардов он нашёл своего человека. Разве это не прекрасно?
Я заметил, что многие пары вышли на танцпол, чтобы станцевать медленный танец. Я с улыбкой посмотрел на свою спутницу, и она тоже улыбнулась мне.
– Не хочешь потанцевать со мной?
– Я не ждала, что ты пригласишь…
– Но я приглашаю.
Я взял её за руку, и мы присоединились к остальным. Это был наш первый танец с Эвелин. Не знаю, много ли он значил для нас обоих, но я почему-то чувствовал необычайное волнение, словно готовился сдавать важный экзамен.
– И я знаю: мы в урагане. Но я знаю: вместе мы сможем найти выход. Не отпускай, подойди ближе, можешь ли ты услышать моё сердце?
Я прижимал к себе свою спутницу, с трепетом обнимая её за талию. Эвелин положила голову на моё плечо, и я почувствовал незабываемый аромат её волос. С океана налетел ветер, слегка растрепав её причёску, и моё тело покрылось мурашками.
Следующую партию исполнял Джеймс:
– Я так сильно люблю тебя… Я потерялся. В тебе есть то, чего мне не хватает.
Я с сожалением посмотрел на друга. Он пел, прижав руку к сердцу и закрыв глаза. Возникало ощущение, что сердце его невыносимо болит. Вспомнив наш разговор трёхдневной давности, я крепче прижал к себе Эвелин и понял, насколько сильна моя жалость к Джеймсу.
– Никто другой не может заполнить это пространство, потому что никто другой не может занять твоё место. Я люблю тебя… Это моя песня для тебя.
Возникало ощущение, что эта песня и этот танец были бесконечными. Я не помнил себя и, казалось, уплывал куда-то… куда-то далеко. Я не чувствовал землю под ногами, не чувствовал, как обнимаю Эвелин, не чувствовал ветра и течения времени. Я просто слышал голоса парней, ощущая, как эта песня согревает меня изнутри, как она зажигает что-то внутри меня...
– За каждый не исполнившийся сон, за каждое невысказанное слово… Это моя песня для тебя.
Эвелин подняла голову и взглянула мне в глаза. Я смотрел в её и удивлялся, как за такое короткое время эти глаза стали для меня такими родными.
– Вот мои слова на бумаге, чувства я не могу отложить на потом… Это моя песня для тебя.
Утихли голоса, больше не было слышно красивой мелодии. Песня закончилась, и вместе с ней настал конец моим необычным ощущениям. Эвелин отстранилась от меня, и мы улыбнулись друг другу.
– Браво! – нарушил кто-то тишину, а затем окружающее нас пространство наполнилось не стихающими аплодисментами.
Карлос и Джеймс с улыбкой поклонились, и хозяин вечеринки, спрыгнув со сцены, подошёл к Алексе. Её глаза блестели, подбородок дрожал. Муж и жена долгое время смотрели друг на друга, после чего бросились друг к другу навстречу, и их губы слились в отчаянном поцелуе. Мы зааплодировали ещё громче, и я, наклонившись к уху Эвелин, тихо сказал:
– Я ведь говорил, что они скоро помирятся.
Ближе к полуночи объявили медленный танец. Я отчего-то не решался вновь пригласить Эвелин, она тоже не проявляла инициативу. Мы сидели за столом, как и многие из гостей, пили чай и разговаривали о разных вещах.
Вдруг на стул слева от меня кто-то с шумом плюхнулся. Я повернул голову и увидел Кендалла. С того момента, как мы виделись в последний раз, он опьянел ещё больше. Но, к моему удивлению, Шмидт хорошо держался на ногах, лишь глуповатая улыбка и отсутствующий взгляд выдавали его состояние.
– Чего вы тут сидите? – спросил он, разглядывая тарелки, стоящие рядом с нами. – Почему не танцуете?
– Мы уже танцевали, – ответила Эвелин со слабой улыбкой.
Кендалл взял из моих рук чашку с чаем и опустил в неё нос.
– Что это, чай? – осведомился он. – О, неплохо. Я люблю пить чай после виски. И после коньяка… И после бренди тоже…
– Ты что-то хотел, Кендалл? – напомнил я ему о своём присутствии.
Он сделал глоток чая из моей чашки и отдал мне её обратно.
– Раз вы оба сидите, – начал немец, вытерев губы тыльной стороной ладони, – то, может, мне можно будет украсть Эвелин на один танец?
Кендалл выжидающе посмотрел на мою спутницу и спросил:
– Ты не против, Эвелин? Не против подарить мне один танец?
– Я не знаю…
– О, прошу. Если ты откажешь, я себя возненавижу.
Эвелин поставила чашку с чаем на стол и, поднявшись на ноги, с лёгкой улыбкой на губах сказала:
– Не нужно себя ненавидеть, Кендалл. Я не против подарить тебе один танец.
Шмидт торжествующе улыбнулся и взял мою спутницу за руку. Подняв голову, я поймал на себе его испытующий взгляд.
– Что? – не понял я.
– Ты не против?
Эвелин тоже взглянула на меня, ожидая ответа. Я растерялся, не предполагая, что Шмидт спросит меня о таком.
– С чего бы мне быть против? – пожал плечами я, рассеянно отведя взгляд. – Танцуйте.
Они ушли, и я тоже встал из-за стола. Мне хотелось уйти подальше от столов, танцпола. Я подошёл к ограждению и, облокотившись на него, посмотрел на океан. Он действительно был спокоен сегодня…
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем вернулась Эвелин, – пятнадцать минут, двадцать, полчаса... Увидев её, я улыбнулся.
– Ты не устала? Можем поехать домой, если хочешь.
– О, нет, Логан, мне нравится здесь, – призналась она. – К тому же я хочу послушать, как поёшь ты и твои друзья. Вы ведь будете петь ещё?
– Думаю, да.
Ночь была тёплая, однако Эвелин обняла себя руками, когда на нас налетел ветер. Я снял с себя пиджак и набросил его на плечи своей спутницы. Она с благодарностью посмотрела на меня и плотнее укуталась в пиджак.
– Что, танец с Кендаллом не согрел тебя? – спросил я, снова устремив свой взор на океан.
Мгновение Эвелин молчала, после чего тихо переспросила:
– Танец с Кендаллом?
– Да. Ты ведь только что танцевала с ним.
Я поймал на себе её слегка испуганный взгляд.
– Правда? – еле слышно спросила она. – Я не помню…
– А как он пригласил тебя? Тоже не помнишь?
– Нет.
Прищурившись, я посмотрел на ночное небо и слегка улыбнулся.
– Что ж, – вздохнул я, – а как мы с тобой танцевали? Наш танец ты помнишь, Эвелин?
