сообщить о нарушении
Текущая страница: 56 (всего у книги 120 страниц)
Я не мог избавиться от мыслей об Эвелин, о моих чувствах к ней, в которых я имел смелость себе признаться, и о том, что говорил мне Кендалл. Теперь я начинал понимать, что всё это означало, но понимание это не облегчало моих мучений. Чем больше я думал, тем хуже себя чувствовал.
Кендалл был не прав. Ни в чём. Ни когда пытался доказать мне, что моя любовь – всего лишь жалость, ни когда утверждал, что во мне говорила ревность, самолюбие и гордость. Во мне говорила любовь, большая, искренняя и настоящая любовь. Теперь я отчётливо понимал это: я до сумасшествия любил Эвелин.
Но какую же чудовищную ошибку я совершил, когда позвонил Кендаллу вчерашним утром! Я был не в себе. Я не спал целую ночь, я злился непонятно на кого и непонятно из-за чего… Я был полон неразборчивой ярости, а потому сильно погорячился, отдав Кендаллу Эвелин. Дурак! Я не должен был делать этого! Я был почти у дома Эвелин, я почти признался ей во всём! Она ускользнула от меня. А я был так близок, так близок…
Было невыносимо думать о том, что у меня был верный шанс всё исправить, шанс расставить все точки над i… У меня был шанс. И я упустил его. А сейчас уже ничего не исправишь.
Я не знал, как действовал Кендалл после моего звонка. Мне не хотелось даже думать об этом, потому что одна только мысль о том, что Шмидт может приблизиться к Эвелин хотя бы на полметра, резала моё сердце ножом неистовой ревности. Да, я ревновал Эвелин к Кендаллу, ревновал так сильно, что душу разрывало на части от этого мерзкого чувства. Мне хотелось надеяться непонятно на что, и я надеялся, потому что у меня ничего не осталось, кроме надежды.
Возвращать Эвелин было уже поздно. Нет, она была не игрушкой, которую мы с Кендаллом, как дети, не могли поделить между собой. Но я отдал её ему! Зачем? Зачем я сделал это, ради чего? Наверное, мне просто хотелось быть для Кендалла хорошим другом, вот и всё… Я отчётливо помнил его слова: «Ты будешь последним подлецом, если не позволишь мне попробовать завоевать её сердце». Я не хотел быть подлецом. Поэтому, наверное, и решился на этот благородный поступок. Чёрт возьми, да пусть я лучше буду подлецом, чем буду мучиться без Эвелин! Без моей Эвелин!
Я не меньше погорячился, когда сказал другу, что ненавижу Дианну. Нет, я её не ненавидел. Я тоже любил её, но любил по-своему, по-особенному. Моя любовь к Эвелин была несоизмерима, а любовь к Дианне даже рядом с ней не стояла. Не знаю почему, но я чувствовал себя обязанным Дианне – я считал, что у меня не было и права причинить ей боль нашим расставанием. Я больше не мог сказать ей плохого слова, больше не мог когда-либо ударить её, и, главное, не мог расстаться с ней, об этом даже мыслей быть не должно. Всё, что я мог, – это любить её.
Когда музыка перестала звучать, Дианна отстранилась от меня. Мой задумчивый взор всё ещё был направлен куда-то вдаль.
– Куда ты смотришь? – с недоумением спросила Дианна, проследив за моим взглядом. – Что ты там увидел?
«Моё ужасное будущее без Эвелин», – именно так мне хотелось ей ответить. Посмотрев на свою спутницу, я слабо улыбнулся и сказал:
– Я просто смотрел на небо. Следил за звёздами. Ждал, пока хотя бы одна из них упадёт.
– Упала?
– Нет, ни одной.
С каким-то сочувствием подняв брови, Дианна взяла меня за руку и с силой сжала её.
– Что не так, Логан? – тихо спросила она.
Видимо, у меня не особо получалось имитировать веселье. Сердце было не обмануть: оно мучительно колотилось в груди, каждым ударом напоминая мне об Эвелин.
– А что не так? – ответил я вопросом и снова улыбнулся.
Дианна смотрела на меня какое-то время, потом выражение её лица смягчилось, и она тоже улыбнулась.
– Всё в порядке, впрочем… – неуверенно произнесла моя девушка, но я понял, что она заметила моё унылое настроение и придала ему особое значение. – Знаешь, на минуту мне показалось, что ты загрустил...
– Это была всего лишь минута, милая.
– Так в чём дело?
Посмотрев ей за спину, я вздохнул и ответил:
– В том, что я дико хочу этот торт.
Обернувшись, Дианна увидела гигантский белый торт с белковым кремом, украшенный розовыми розами из того же воздушно-лёгкого крема, со съедобными фигурками жениха и невесты на вершине, и засмеялась. Я хохотнул в ответ, но сердце моё не освободилось от тоски, а наоборот только болезненнее сжалось.
Покинув свадебный банкет, мы поехали в центр города, чтобы погулять. Небо на востоке уже приобретало лиловые и светло-синие оттенки; наверное, на часах было около четырёх.
– Ты не устала? – поинтересовался я у Дианны, когда мы проходили по шумной аллее Фремонт. – Можем поехать в отель. Здесь шумно и много света.
– А ты не устал? Не хочешь спать?
Когда я проявлял заботу о Дианне, она делала то же в ответ, и мне нравилось это. Улыбнувшись, я крепче прижал к себе свою спутницу.
– Спать не хочу, – ответил я, прищуриваясь при взгляде на яркие вывески. – Но не отказался бы уединиться в каком-нибудь более спокойном месте.
– Пойдём в кино. Там тихо.
Я принял предложение Дианны, и вскоре мы уже смотрели какой-то фильм в одном из кинотеатров, что окружали нас на аллее. Я не помню даже, что это был за фильм: драма, комедия, фильм ужасов?.. Весь сеанс я глядел перед собой не соображающим взглядом и иногда отвечал на вопросы Дианны что-то несвязное. В мыслях творилась полная неразбериха, и я отдал бы всё на свете, лишь бы больше никогда не пытаться распутать этот клубок собственных мыслей.
Я не мог не заметить, что Дианна то и дело смотрела на меня, но старался не подавать и виду, что замечаю это. Её было не обмануть, и, конечно, она поняла, что веселье, под маской которого я скрывал сегодня своё унылое настроение, было ненастоящим. Возможно, она списала всё на моё расстройство, а потому не стала больше ни о чём спрашивать.
В отель мы с Дианной вернулись около восьми утра. Она выглядела совершенно разбитой, как, впрочем, и я. Но если Дианна жутко хотела спать, то у меня сна не было ни в одном глазу. Поэтому, когда моя девушка уснула, я лёг на кровать животом вниз и открыл ноутбук. Мне хотелось поговорить с Джеймсом. В Нью-Йорке был почти полдень, и я надеялся, что друг не спал.
Я сделал ему видео звонок, и Маслоу сразу же ответил на него.
– Привет, дружище, – поздоровалось со мной лохматое, не выспавшееся, неухоженное существо, разговаривающее голосом Джеймса. – Как оно?
– У меня-то всё в порядке… – задумчиво ответил я, разглядывая лицо друга на экране. – Как ты?
Джеймс устало сжал двумя пальцами переносицу и, вздохнув, посмотрел в камеру.
– Сам видишь.
– Сколько ты спал сегодня? – поинтересовался я, искренне беспокоясь за его состояние.
– Сегодня? Нисколько. Я проснулся вчера в шесть утра и больше не ложился.
– Джеймс… – хотел я сказать что-то, но Маслоу перебил.
– Не могу спать из-за всего этого дерьма, – пожаловался он, с той же утомлённостью пряча осунувшееся лицо в ладонях. – Брэд советует принять снотворное и хотя бы немного поспать, но у меня такое ощущение, что если я усну, то больше не проснусь.
Нахмурившись, я смотрел на друга и молчал. Брэд был адвокатом, которого Джеймс нанял ещё два дня назад, когда я, Карлос и Кендалл улетели из Нью-Йорка.
– Что там творится? – тихо спросил я. – Есть какие-нибудь новости?
Какое-то время Маслоу сидел молча, опустив глаза. Потом он вздохнул и, покачав головой, сказал:
– Если меня и посадят за убийство Брианны, которого я не совершал, то клянусь жизнью, перед этим я доберусь до Эндрю и замочу его самым извращённым способом. Хотя бы будет, за что сидеть…
– Что он опять сделал?
– Знаешь, что этот п…юк подсунул Паркеру? – задал вопрос Джеймс, приблизившись к монитору. – Нож, который отец подарил мне на мои восемнадцать лет! Откуда он у него, а? Ответь! Я потерял этот нож ещё лет шесть назад, а теперь… Господи! И почему в моей жизни появился этот жалкий, ничтожный ган…
– Что с этим ножом? – оборвал я друга, вопросительно нахмурившись.
– Эндрю якобы нашёл его у себя в подвале, когда убирался там. Нож довольно старый, пыльный, и на нём есть плохо стёртые следы чьей-то крови… Чёрт побери! Я не знаю, что делать, Логан! Сегодня придут результаты экспертизы, и что, если это окажется кровь Брианны? Я знаю, этот меркантильный кретин способен на многое! Он мог сохранить или как-то достать кровь своей сестры, которая погибла ещё семь лет назад! Что будет дальше? Мне уже не отвертеться!
– Из-за этого, похоже, ты и не можешь спать, – мрачно проговорил я. – Не паникуй раньше времени. Мало ли, чья кровь это окажется… Может, однажды этим ножом отец семейства разделывал свинью, скажем?
– Спятил? Да что ты несёшь, какая свинья?! Я уверен, это человеческая кровь! Человеческая!
– Мысли материальны, Джеймс, не забывай об этом.
Прижав ладонь к губам, Маслоу облокотился на спинку кресла, в котором сидел, и закрыл глаза.
– Тебя уже вызывали на допрос? – спросил я, помолчав немного.
– Нет, но я чувствую, что скоро вызовут. Эти гады с меня не слезут. Будут сидеть на мне до тех пор, пока не высосут из моей шеи последнюю каплю крови.
– Про суд ничего не известно? Он будет?
– Я пока подозреваемый, а не обвиняемый. Прямого обвинения в убийстве Паркер не делал, поэтому под стражу он меня взять пока не может. Но как только он приедет ко мне и скажет «вы арестованы по подозрению в убийстве Брианны Коллинз, вы имеете право сохранять молчание, потому что всё, что вы ни скажете, может быть использовано против вас в суде»… Я не знаю, что будет. Брэд пообещал, что сделает всё ради моего оправдания. Я возлагаю на этого парня огромные надежды, потому что если не он, то больше никто мне не поможет.
– Как мы с парнями узнаем, если они арестуют тебя? – пожал плечами я. – Брэд свяжется с нами?
– О, конечно. Я уже предупредил его. Дал ему указания на всё, что только сможет произойти, не исключил из списка даже возможность моего самоубийства. Доверил ему своё завещание.
Я не знал, шутит друг или нет, поэтому криво улыбнулся.
– А где Дианна? – спросил Джеймс, желая увести тему разговора в другую сторону, и внимательным взглядом обвёл экран.
Я развернул ноутбук так, чтобы Маслоу смог увидеть Дианну, спавшую рядом.
– Ой, а я что-то тут разорался, – опомнился он, виновато прикрыв рот ладонью. – Не знал, что она спит. Постараюсь вести себя потише.
– Можешь забыть, Дианна очень крепко спит. Я могу криком разговаривать с тобой, она всё равно не услышит.
– О, как прошла свадьба, кстати? Повеселились?
– Ага, – ответил я, снова надев улыбку, которую не снимал со своего лица всю ночь. – Всё было отлично. Мы только что приехали в отель.
– А ты чего не спишь? У вас семь утра, если не ошибаюсь?
– Восемь. Я просто… просто не хочу спать.
– Так близко к сердцу принимаешь мои проблемы? – невесело усмехнулся Джеймс, и я сделал то же в ответ. – Спасибо, что позвонил. Я тут с ума без вас схожу.
– Может, нам всё-таки не стоило уезжать?
– Нет-нет, всё о’кей, я ведь сам хотел, чтобы вы уехали. Но в ближайшее время нам всё равно придётся увидеться.
Я бросил на экран вопросительный взгляд, и Маслоу пояснил:
– Увидимся в суде.
– Это прозвучало как угроза...
– Если только в мой адрес.
В комнате Джеймса послышались какие-то шорохи, и он посмотрел куда-то в сторону усталым взглядом.
– Кажется, Брэд приехал, – сказал мне друг и встал. – Мне нужно идти.
– Да, конечно. Иди. Только держи меня в курсе.
– Я так думаю, следующие новости обо мне ты получишь уже от Брэда.
Закрыв ноутбук, я лёг на подушки и, закинув руки за голову, посмотрел на потолок. Мы с Кендаллом решили не рассказывать о нас с Эвелин Джеймсу и Карлосу. Положение Маслоу мы просто не хотели отягощать лишним грузом проблем, а ПенаВеге решили ничего не рассказывать за компанию. Это было правильным решением, как мне казалось. Я и Кендалл ещё сами ни в чём не разобрались, не стоило втягивать в эту неразбериху ещё и Джеймса с Карлосом.
Дианна заворочалась во сне, и я, посмотрев на неё, улыбнулся. Кажется, это была моя первая искренняя улыбка за последние два дня. Подвинувшись ближе к Дианне, я обнял её и закрыл глаза. Хотелось уснуть, но сон, как назло не шёл. Поэтому я пролежал с закрытыми глазами два с лишним часа, не переставая думать об Эвелин и о том, что сейчас она, возможно, с Кендаллом… С Кендаллом! Какой кошмар!..
В двадцатых числах марта я, Карлос и Кендалл встретились в кофейне «Литтл Коллинз». Как раз здесь мы вчетвером сидели перед второй частью конференции, посвящённой скорой премьере «Семян прошлого», и именно здесь я говорил по телефону с Эвелин. Я прекрасно помнил, как она говорила, что будет с нетерпением ждать моего возвращения домой… И у меня болезненно кольнуло в груди, когда я снова оказался в этой кофейне.
– Ух, что это? – сморщился Карлос, сделав глоток кофе, который ему принесла официантка. – Я не заказывал холодный кофе!
– За столиком у окна сидит мужик с точно таким же недовольным лицом, как у тебя, – сказал я, размешивая в кофе сахар. – Иди спроси, может, ваши с ним заказы перепутали.
– Лучше пойду сразу к кассе. – Испанец встал, взял стакан с холодным кофе и удалился в сторону очереди из четырёх человек.
Когда он ушёл, Кендалл поднял на меня осторожный взгляд.
– Логан, я хотел поговорить с тобой о…
– Если ты об Эвелин, то заткнись.
– Но я…
– Закрой рот! – не выдержал я. – Я не хочу ни слова об этом слышать, понял? Ни слова!
Какое-то время Шмидт удивлённо смотрел на меня, после чего отодвинул в сторону тарелку с пирожным и положил локти на стол.
– Тебе бесполезно сердиться на меня, Логан, – тихо произнёс друг. – Ты ведь сам хотел, чтобы всё было вот так.
Теперь было поздно доказывать, что я не хотел этого, поэтому я сдержанно промолчал.
– И когда мы, в конце концов, расскажем обо всём парням? – задал вопрос немец, бросив взгляд в ту сторону, куда ушёл Карлос. – У меня такое ощущение, что мы от них что-то скрываем.
– Пройдёт суд, и мы обо всём расскажем.
– И Джеймсу? То есть, если его всё-таки посадят…
– Его оправдают, понятно? – довольно резко спросил я и сделал глоток кофе. – Поверить не могу, что ты не веришь в его невиновность.
– Ты слышишь себя? Я верю, что Джеймс не делал этого. Я просто реально смотрю на вещи.
– Ты сам советовал ему нанять Брэда Флетчера. По твоим словам, он лучший адвокат, которого только можно было бы найти.
– Да, но в жизни всё бывает. Даже самые опытные люди могут потерпеть поражение.
Поставив чашку с кофе на стол, я опустил глаза и замолчал на какое-то время.
– Мы расскажем им в любом случае, – ответил я, снова подняв взгляд на друга. – Даже если Джеймса не оправдают.
Мысленно я взмолился, чтобы Кендалл больше ни слова не сказал об Эвелин, и он, будто поняв моё огромное нежелание, замолчал.
Прошло уже много времени с того момента, когда я и Шмидт говорили ночью в моей кухне, а я так ни разу и не увидел Эвелин. Она часто звонила мне, говорила, что её родители с нетерпением ждут, когда я смогу приехать к ним на ужин, но я постоянно выдумывал какие-то дела, отказывался, извинялся, говорил, что сильно занят. Конечно, я страшно хотел увидеть Эвелин: моё сердце изнывало от любви и от тоски по ней. Но я знал, что, смотря на Эвелин, я буду видеть упрашивающие глаза Кендалла, его измученный взгляд, и мне страшно захочется узнать, что делал Шмидт после того, как я передал Эвелин в его расположение. Где-то в глубине души я хотел узнать это, чтобы унять пламя жгучей ревности в душе и успокоиться, но в то же время я жутко не хотел узнавать всего того, что происходило между ними. Я не был уверен даже, было ли между ними что-то, но точно знал, что слушать не желал Кендалла. Если бы даже он начал говорить против моей воли, я заткнул бы уши руками и не стал бы слушать его речей.
Как же мучительны для меня были все эти дни, каким же одиноким я чувствовал себя даже рядом с Дианной… Никто и ничто не смогло бы залечить мою израненную душу: я был именно ранен тем, что произошло. Осознание того, что я мог бы быть рядом с Эвелин, добивало меня окончательно.
На сегодняшний день был назначен суд. Он состоялся спустя две недели после того, как мы с Дианной вернулись из Лас-Вегаса. Я, Кендалл и Карлос приехали в Нью-Йорк ради того, чтобы присутствовать на слушанье по делу Джеймса. Его взяли под арест около пяти дней назад, Паркер всё-таки добился лишения его свободы. Мы с парнями задали Брэду миллион вопросов и взяли с него честное слово, что он сможет оправдать Маслоу в глазах присяжных. От этих людей зависела жизнь Джеймса, а от его – жизни нас троих.