сообщить о нарушении
Текущая страница: 87 (всего у книги 120 страниц)
Я нарочно в этой записи ни разу не назвала его по имени. Полностью уверена, что, перечитывая это, без труда догадаюсь, о ком идёт речь.
Итак, повторю это снова: никогда не лги себе».
Мои руки дрожали, когда я дочитывал это. Я не смел верить своим глазам, но в тоже время больше всего на свете хотел им поверить. Эвелин! Эвелин написала это! Она написала это обо мне!
Очевидно, запись была сделана ещё в те времена, когда мы с Дианной были вместе, но разве это имеет большое значение? В этих строках было прямое, искреннее и чистое признание в любви, о чём я ещё мог просить и беспокоиться?! Позже я понял, какой вывод напрашивался по этому поводу: Эвелин не писала в этой тетради уже давно… Но где же тогда она делает все записи?
Я внезапно осознал, что нарушил своё обещание ничего не читать, и, вспомнив слова Эвелин из тетради — «никогда не лги себе», отбросил её в сторону и сам отскочил от неё. В душе возникло знакомое мерзкое и липкое чувство, будто я знал то, чего знать не должен. Оно возникало всякий раз, когда я без разрешения брал её тетради. Ну что за инфантильность? Неужели мне было так важно прочесть это?
Какое-то время я просидел в темноте, рядом с Эвелин, размышляя о прочитанном. Люди имеют странное свойство не верить радостным новостям: уж слишком нереальной кажется им мысль о счастье. Так и я думал, что запись была сделана чьей-то чужой рукой и посвящалась явно не мне. Неужели судьба действительно делает людям такие подарки? В таком случае, чем я заслужил любовь Эвелин? А если всё-таки не заслужил, то чем потом отплачу?..
Она проснулась, наверное, через полчаса. Я улыбнулся, увидев, как она открыла глаза, и присел на постель, поближе к ней. Но Эвелин не разделила со мной моей радости: она с удивлением огляделась и вопросительно на меня уставилась. Я испуганно смотрел на неё и думал: «Только не это, пожалуйста, только не это…»
— Как ты спала? — грустно поинтересовался я, сердцем предчувствуя нехорошее.
— Без плохих снов, — тихо ответила она, косясь на меня как на чужого.
— Ам… А ты помнишь, где ты?
— Помню. В Далласе.
Я облегчённо выдохнул, будто скинул с плеч тяжёлый груз, улыбнулся и потянулся к Эвелин, чтобы поцеловать её, однако она отпрянула от меня, как от огня, и вскочила на ноги.
— Я тебя не знаю, — проговорила она испуганным шёпотом.
Моя рука медленно опустилась, и я с сожалением и горечью посмотрел на свою избранницу.
— Не нужно так говорить, милая… — растерянно сказал я и, зажмурив глаза, повернул голову в сторону, — пожалуйста, не говори этого, это так больно слышать…
— Я тебя не помню, — прошептала она, но на сей раз я услышал нотки сожаления в её голосе. — Прости, если это тебя задевает, но я…
— Ты должна вспомнить! — оборвал её я, не помня себя от обжигающей обиды, и тоже встал на ноги. — О, Эвелин, сейчас… Возьми.
И я протянул ей тетрадь, в которой недавно прочёл такие тёплые, такие приятные строки.
— Ты любишь меня, — сказал я с уверенностью, сквозь сжатые зубы. — И я люблю тебя… больше жизни! Больше жизни люблю! Боже, просто открой тетрадь и…
— Здесь написано, что я люблю тебя? — настороженно прервала меня она.
— Да, да, Эвелин, да…
— Откуда ты знаешь? Я сама позволила тебе прочесть это?
Я почувствовал необыкновенный стыд и, опустив глаза, ответил:
— Нет… Ты не позволяла.
Моя избранница тоже опустила глаза и нахмурила бровки.
— Выходит, ты взял тетрадь без разрешения и без разрешения прочёл то, что я написала, — сказала Эвелин таким ледяным и колючим тоном, что мне стало не по себе.
— Выходит, так, но, милая, доверять…
— Доверять? — зазвенел от негодования её голос. — Да как я могу доверять тебе, если я даже тебя не помню?!
Суровый взгляд Эвелин заставил меня дрожать. Подумать только! Я впервые дрожал под женским взглядом! Боже, ну что, что она делает со мной?
— Просто прочти, — вполголоса проговорил я, со стыдом и сожалением глядя в пол. Её слова снова укололи моё сердце, и я чувствовал такую горечь, что с трудом мог даже говорить. — Прочти. И ты поймёшь, что доверяешь мне больше, чем кому-либо другому.
Эвелин не стала больше ничего говорить: она опустилась на кровать и покорно выполнила то, о чём я её попросил. Я тоже присел рядом с ней.
Прочтя свои записи, моя избранница подняла на меня удивлённый взгляд, который словно просил о прощении.
— Боже, как я устала… — проговорила Эвелин, отложив тетрадь в сторону и сжав мою руку, — Логан… Почему вселенная так несправедлива? Почему моя голова забывает то, что живёт в моём сердце?
Я, кажется, даже не почувствовал её прикосновения. И действительно, почему вселенная так несправедлива? Ещё несколько минут назад я был так счастлив, так счастлив…
— Ты меня сейчас не любишь? — мрачно спросил я, даже не глядя на собеседницу. Да, это будет ужасно несправедливо, если я услышу отрицательный ответ!
Эвелин молча взглянула на меня, и я, разлучив наши пальцы, отодвинулся от неё.
— Не отвечай. Я знаю.
Она, закусив губу, снова попыталась взять мою руку, но я сердито отдёрнул руки и встал.
— Не нужно делать это, — повысил голос я, — если делаешь это без чувств!
— Ты же знаешь, что моей вины здесь нет, Логан! На кого ты злишься?
— Разве я сказал хоть слово о том, что злюсь на кого-то? Особенно на тебя?
— Тебе не обязательно говорить об этом, — тихо произнесла она, — я же вижу, что тебя это злит.
Я прижал пальцы к вискам и, зажмурившись, отвернулся от Эвелин. Сердце стучало с такой силой, что каждый его удар отдавался в кончиках пальцев.
— Можно я просто побуду один? — спросил я, не глядя на свою избранницу и заранее зная, что её ответ не повлияет на моё решение. — Мне нужно немного…
Оборвав себя на полуслове, я покинул спальню и, сердито топая ногами, сбежал вниз по лестнице. В гостиной никого уже не было, только кое-где лежали забытые гостями предсказания. Я сел на подоконник, задёрнул ночные шторы и, положив подбородок на колени, уставился в окно.
Думая о нашем с Эвелин счастье, я ни разу не допускал мысли о том, что она может попросту о нём… забыть… Любовь Эвелин, несомненно, была для меня подарком, а её забвение как раз являлось платой за этот бесценный подарок.
И как я только позволил себе разозлиться на неё? В чём она виновата? Эвелин наоборот хотела помочь мне, ей было действительно жаль меня, а я, оскорблённый её забвением, посчитал слишком низким принять её помощь. Как же эгоистично я поступил, решив, что должен побыть один! Этот непростой момент лучше всего пережить вдвоём, мне нужно отвыкать брать весь груз забот исключительно на свои плечи. Если я решил разделить с Эвелин свою жизнь, я должен быть готов разделить с ней и самые горькие её проявления.
Но теперь возвращаться было если не бессмысленно, то бесполезно. Разумнее будет позволить и себе, и Эвелин пережить этот момент поодиночке, а обсудить всё уже на свежую голову, утром. О, уехать бы отсюда поскорее! Мы не пробыли в Далласе ещё и суток, а я уже два раза позволил себе рассердиться на Эвелин… Решено. Мы уедем послезавтра, и я больше никогда-никогда не привезу её сюда.
От размышлений меня отвлекли разъехавшиеся в разные стороны шторы. Испуганно вздрогнув, я повернул голову и увидел папу.
— Как ты нашёл меня? — спросил я, нахмурившись.
— Думаешь, в детстве ты прятался тут и тебя ни разу никто не заметил? — с усмешкой сказал он. — От кого спрятался?
— Ни от кого. Просто захотелось немного побыть в одиночестве.
— А. Я думал, ты спрятался от своего мобильного.
— Что? — не понял я.
— Пока ты был у себя в спальне, тебе звонила какая-то мадам. Сказала, что у неё что-то очень-очень срочное.
— Какого чёрта ты ответил на мой звонок? — тут же рассердился я и принялся лихорадочно обдумывать то, какая «мадам» могла мне позвонить.
— Ну, прости, ты оставил сотовый в гостиной, а я подумал, вдруг что-то важное…
— Ладно, это не имеет значения. Где мой телефон?
— Вот, — и он указал на кофейный столик. — Я больше не следил за ним, может, там есть пропущенные вызовы…
Я слез с подоконника и, схватив мобильный, открыл журнал вызовов. Номер был не определён. Я тут же набрал его.
— Да? — отозвался женский голос на том конце провода. — Логан, это ты?
— Да… Изабелла?
— Верно, — подтвердила мою догадку избранница Джеймса и вздохнула. — Можешь говорить?
— Могу. Признаюсь, я очень всем этим насторожен…
— Я звоню, чтобы попросить тебя о помощи, потому что в одиночку я уже не справляюсь… С Джеймсом уже несколько недель подряд творится чёрт знает что!
— В каком смысле? — не понял я.
— Он без настроения приходит с работы, запирается в ванной и почти без остановки пьёт бренди… Я не знаю, что с ним, не знаю, что делать…
— Чушь какая-то. Я видел его сегодня в студии, он был абсолютно нормальный.
— А за этой нормальностью ты не увидел затуманенный взгляд, щетину и похудевшие щёки, впалые из-за пачек сжёванной мятной жвачки?
Я задумался и удивился своей непроницательности. Неужели я был настолько озабочен нашими с Эвелин отношениями, что даже не замечал, в каком состоянии находился мой лучший друг?
— Чем я могу помочь?
— Приезжай к нему домой, пожалуйста, — дрожащим голосом попросила Изабелла. — Мне кажется, только ты сможешь его образумить…
— Я сейчас не в Калифорнии. И вообще я планировал остаться в Техасе ещё на пару дней.
— Пожалуйста, — захныкала избранница Джеймса, так что в моё сердце даже закралась жалость к ней, — пожалуйста, Логан, придумай что-нибудь! Я чувствую, что теряю его…
— Я постараюсь приехать так скоро, как смогу. Обещаю.
— О, я буду так благодарна…
— Но, — прервал её я, — я делаю это не ради тебя.
— Я ради себя и не прошу… Спасибо, Логан, спасибо, я буду ждать…
Было немного неудобно перед родителями за то, что нам пришлось уехать уже на следующий день, особенно перед мамой. Днём мы с Эвелин пообедали вместе с гостями, поздравили маму, а уже вечером улетели обратно в Лос-Анджелес. Я не мог дольше оттягивать это возвращение: во-первых, меня беспокоило то, что происходило с Джеймсом; во-вторых, я хотел как можно скорее отдалить Эвелин от Техаса, уж слишком негативно повлияла эта поездка на наши с ней отношения.
Из аэропорта мы возвращались в два часа ночи. Я хотел отвезти свою избранницу к ней домой, но она чуть ли не со слезами на глазах принялась меня упрашивать оставить её у меня.
— Я не хочу, чтобы ты оставалась одна… — растерянно сказал я.
— Мне же не пять лет, Логан. Всё будет хорошо, обещаю тебе. Я прямо сейчас лягу спать, а когда проснусь, ты уже будешь рядом, да?
Мне пришлось покориться ей. Но, остановившись у своего дома, я наблюдал за тем, как в окнах моей спальни загорелся свет, а затем погас.
— Я тебя не разбудил? — спросил я, когда Изабелла открыла мне дверь. Она выглядела уставшей, не выспавшейся, взгляд был тусклый и безжизненный; сильный кашель раздирал её горло и заставлял её прижимать руку к груди, судорожно расширяющейся с каждым сипящим вдохом.
— Я не спала, — ответила Изабелла хриплым голосом. — У меня бессонница последние несколько дней.
Разувшись, я вошёл в гостиную и окинул её взволнованным взглядом.
— Где он? — задал вопрос я, не глядя на свою собеседницу.
— В спальне. Вернулся откуда-то час назад и, ни слова не сказав, ушёл спать.
Её дыхание задрожало, будто она готовилась заплакать, но кашель помешал её намерениям.
— И долго он так? — грустно спросил я, бросив взгляд на верхние ступеньки, объятые темнотой. То, о чём рассказывала Изабелла, походило на те далёкие дни, когда Маслоу точно так же, как и сейчас, с головой погрузился в омут из бренди. Это воспоминание будило во мне неприятные чувства, и я старался как можно меньше думать обо всём этом. Из этого мало что выходило…
— Ещё с моего дня рождения.
— Даже так? Но на барбекю у Мика он, кажется, был прежний…
— А ты не заметил, что он нахлестался ещё в самом начале? — Изабелла, нахмурившись, посмотрела в сторону. — Конечно, потом ему было хорошо!
— Зачем он делает это? — принялся размышлять я вслух, с сожалением глядя на потолок.
— Если бы я могла это знать… Он ничего мне не говорит, ничего! Такое ощущение, что я стала ему абсолютно чужой! Когда я пытаюсь выяснить, что с ним не так, он только отталкивает меня и просит, чтобы все его оставили в покое!..
Я слушал её с удивлением и не узнавал в её словах того Джеймса, которого почти ежедневно видел в студии…
— Думаю, тебе он скажет хоть что-нибудь, — сказала Изабелла, с надеждой глядя на меня. — Я буду рада узнать хоть что-то… Только, пожалуйста, не буди его сейчас, он уснул впервые за последние два дня.
— Ладно. Ладно, я подожду, пока он не проснётся.
Она тяжело и сипло вздохнула, потом встала и неуверенными шагами направилась в сторону кухни.
— Если х-хочешь… — хрипло начала она, — могу сделать тебе… чай…
Изабелла начала сдавленно кашлять и, прижав руку к груди, впилась ногтями в свою кожу. Её лицо исказила судорога боли, и избранница Джеймса, продолжая кашлять, резким движением опустилась в кресло. Я вскочил на ноги и посмотрел на неё большими, округлившимися от ужаса глазами. Руки и ноги стали каменными и перестали меня слушаться. Изабелла сидела на кресле, наклонившись вперёд, и будто пыталась что-то вытолкнуть из своих дыхательных путей; ей было тяжело и больно дышать.
«Чего ты стоишь?! — мысленно кричал я сам на себя. — Сделай же, сделай же, сделай что-нибудь! Твоя нерешительность может стоить Изабелле жизни… Боже, да Джеймс никогда тебе этого не простит!»
И я, лихорадочно пытаясь вспомнить инструкции, данные Маслоу, понёсся к прихожей.
— Сейчас, Изабелла, сейчас… — Остановившись возле неё, я поднял её голову и посмотрел ей в глаза. — Старайся вдыхать через нос, а выдыхай через рот. Дыши спокойно… Я сейчас…
Сам не помню, как я оказался на кухне. Открыв верхний шкаф, я дрожавшими руками принялся раскидывать в стороны ненужные упаковки и коробочки, пока не нашёл ингалятор. Сжав его холодными пальцами, я побежал обратно, в гостиную. Пульс в висках стучал со страшной силой.
— Всё, я здесь… всё будет в порядке, — сказал я Изабелле, которая растерянно искала что-то вокруг себя, — вот ингалятор…
Я заставил её сжать губами воздушную камеру и самостоятельно нажал на аэрозоль, потому что Изабелла, кажется, была не в состоянии этого сделать. Когда ей стало легче, она забрала из моих рук ингалятор и принялась контролировать доступ лекарства самостоятельно. Я был весь в холодном поту от ужаса, который мне пришлось пережить. Всё, что произошло, не длилось более двух минут, но мне показалось, что за этот короткий период я состарился на целый год... Я сидел на полу и смотрел на Изабеллу глупым, совершенно бессмысленным взглядом.
Закончив первое применение ингалятора, избранница Джеймса тоже посмотрела на меня и неуверенно улыбнулась.
— Ты так смотришь на меня, как будто я умерла, — сказала она, опустив взгляд и принявшись рассматривать ингалятор.
— Да я сам чуть не умер…
Изабелла, усмехнувшись, встала с кресла и подошла к кофейному столику.
— Спасибо, Логан, — тихо сказала она, не глядя на меня. — Спасибо за помощь, я… Я уже не могу сама справляться со всем этим, мне нужно, чтобы всегда кто-то был рядом. Джеймс вроде и рядом, но он не со мной…
После приступа, как это обычно бывало, моё отношение к Изабелле смягчилось. В такие моменты я не мог смотреть на неё без жалости и просто не понимал, как раньше смел думать о ней плохо, как смел позволять себе грубо с ней обращаться… Теперь я видел то, как она переживала по поводу того, что творилось с Джеймсом, и делал вывод, что всё-таки есть в Изабелле что-то настоящее. Не знаю, зачем она делала это, но, кажется, «молодая женщина» нарочно прятала свою истинную сущность за маской. Я не мог бы ответить однозначно, какой она была на самом деле, но точно знал, что неприступность и холодность — это не её сущность, а лишь маска. Но зачем ей всё это? Чего она боится?
— Можно мне просто воды? — спросил я Изабеллу, похлопывая себя по карманам и проверяя, не забыл ли я таблетки где-нибудь в чемодане.
— Можно.
Когда она принесла мне воду, я выдавил из упаковки одну таблетку нейролептика. Это лекарство я начал пить ещё со второго приёма у невролога, он прописал принимать две таблетки каждый день. Их влияние становилось всё заметнее, и я чувствовал, что нейролептики очень помогают мне в борьбе с эмоциями, рвущимися наружу. Миссис Мелтон просила меня делиться с ней теми мыслями, которые меня беспокоят. «Я должна знать, испытываете ли вы тревогу, — говорила она, — если я посчитаю нужным, вы начнёте принимать транквилизаторы».
