сообщить о нарушении
Текущая страница: 80 (всего у книги 120 страниц)
Теперь я знал, как можно было назвать наши отношения, и слово «дружба» явно к ним не вязалось. У нас с Эвелин была платоническая любовь. Да, мы любили друг друга, и эта любовь, как я считал, была на очень высоком уровне. Наши чувства не сводились к физическому, они были чисто духовным проявлением, и это одновременно меня восхищало и удивляло. Говоря начистоту, я никогда и не думал, что такое может быть, тем более в сегодняшнем опошленном и грубом мире. К тому же я всё ещё не мог доверять той одурманивающей мысли, что я любим Эвелин. Доверять ей — это в моей голове сводилось к безумству.
Допивая чай, я написал сообщение Джеймсу, желая выяснить, какой исход имела его вчерашняя ссора с Изабеллой. Но кончился завтрак, после завтрака прошёл час, а ответа всё не было. Начиная отчего-то беспокоиться, я позвонил ловеласу в отставке. Трубку он, как можно было догадаться, не поднял.
Что могло случиться? Да ничего. Возможно, Джеймс просто оставил телефон на первом этаже, а сам дрыхнул на втором. Однако повод для волнения у меня отчего-то нашёлся. Я начал нервничать.
— Что не так? — забеспокоилась Эвелин, очевидно, заметив моё волнение.
Я улыбнулся, чтобы показать ей, что беспокоиться абсолютно нечего, и осторожно спросил:
— Помнишь, что произошло вчера на вечеринке Джеймса?
Она слегка нахмурилась и переспросила:
— На вечеринке Джеймса?
— Да. Мы были там вчера.
— Я помню, что мы были там вчера. Я не помню, что происходило… Совершенно ничего.
Эта новость одновременно огорчила и обрадовала меня.
— Просто именинный торт девушки Джеймса оказался на полу, — слабо улыбнулся я. — Обидно немного. Он был красивым и, наверное, очень вкусным.
Эвелин тоже обнажила зубы и нежно накрыла мою ладонь своей.
— Что тебя беспокоит? — тихо спросила она.
Меня тронули её забота и деликатность, с какой она задала последний вопрос. Может быть, Эвелин предполагала, что моя тревога связана с моей душевной болезнью, но из осторожности не стала спрашивать об этом напрямую.
Сжав её руку, я поджал губы и ответил:
— Джеймс что-то не отвечает. Но ничего, я думаю, он просто спит, только и всего.
— Да. Не тревожься напрасно, это вредно.
И всё-таки хорошо, что Эвелин не помнила вчерашней драки. Я не хотел думать о том, что Эвелин знает о существовании таких лживых, дерзких и неприличных особ, какими являлись Изабелла и Мэри, например. К той же категории относилась Чарис, о которой я до последнего момента не хотел рассказывать Эвелин, и, думаю, Уитни тоже была из числа этих демонов, на фоне которых у Эвелин из лопаток пробивались ангельские крылышки. Она была более доброй, искренней, заботливой и бескорыстной, чем эти демоны, чем все люди, живущие и жившие на белом свете. Поэтому я бы очень не хотел, чтобы Эвелин хотя бы находилась в одной комнате с теми дамами, сердца которых были полны лжи и грязи. Где-то в глубине моей души таился страх, что Эвелин в чём-то изменится под этим дурным влиянием, хотя я отчётливо понимал, что такой, как они, она не станет никогда.
Примерно через час домой вернулись мистер и миссис Блэк, оба в наилучшем расположении духа. Я сразу засобирался уезжать, но Дженна и Джонни принялись уговаривать меня остаться на обед. Как бы тяжело и неудобно мне ни было отказывать, я всё же дал родителям Эвелин вежливый отказ.
— Мне правда пора. Дела ждут, — оправдывался я с улыбкой.
— Деловой человек старается везде успеть, — сказал мистер Блэк, опустив помрачневший взгляд, — и думает почему-то, что семья и друзья подождут, а вот дела ждать не могут ни минуты. Я тоже так думал, Логан. И, как видишь, понял, что допустил чудовищную ошибку, только вот времени уже не вернёшь.
— Я понимаю… Но я как раз собираюсь потратить время на друзей.
— А, — приподнял брови Джонни. — Друзья как раз ждать не могут. Поезжай. Но я надеюсь, ты заглянешь как-нибудь на ужин.
Едя в такси, я не мог перестать думать о моём сегодняшнем сне. Воспоминание о нём заставляло меня настораживаться, а в отдельные минуты даже дрожать от странных мыслей. Правда ли, что сны выражают наши тайные, глубоко запрятанные желания? Если так, то с чем связано моё сегодняшнее сновидение?..
Нет, скрывать от себя эти мысли уже не представляется мне возможным. Да, я не раз думал о том, чтобы вернуться к Дианне, не раз думал о том, что мне было невыносимо плохо без неё, и злился на себя за эти мысли. Почему я всё ещё не мог всецело предоставить себя Эвелин, почему не мог полностью переключить на неё все свои мысли? Может, ответ на эти вопросы крылся в каком-то подсознательном и стихийном страхе, всё том же страхе, который утешал меня в те времена, когда мы с Дианной были вместе. Я не мог быть один. Встречаясь с Дианной, я успокаивал себя мыслью, что это — единственная преграда, стоящая между мной и Эвелин. Но теперь, когда с Дианной отношения были уже разорваны, а отношения с Эвелин ещё не поднялись на тот уровень, на который я желал их возвысить (а делать это самому означало для меня грубо и насильственно давить на Эвелин), я понимал, что моё возвращение к Дианне могло быть гораздо реальнее моего воссоединения с Эвелин. Признаюсь, несколько раз я даже собирался позвонить своей бывшей девушке и, с учётом её реакции на мой звонок, возможно, даже предложить ей…
Но нет, это всё было невозможным и безнадёжным. Моё возвращение к Дианне унизило бы как меня, так и её саму. В конце концов, если я мучил себя своими мыслями и душевными терзаниями, то мучения бедной Дианны, и так изрядно пострадавшей от моего вмешательства в её жизнь, были бы совершенно лишними. Не мог я больше присутствовать в её жизни, это я чётко понимал, но принимать всё ещё не хотел. В этом привыкании к людям, наверное, и заключалась моя самая большая проблема.
— Какие часы? — нахмурился Джеймс, открыв мне дверь. Плечом он держал у уха мобильный телефон. — Да чёрт, не видел я никаких часов, Питер! Не знаю. Ничего я искать не буду. Если хочешь, приезжай и сам их ищи.
Сбросив вызов, Маслоу посмотрел на меня и устало вздохнул.
— Ты тоже что-то потерял? — спросил он, оглядываясь по сторонам в поисках какой-то вещи. Я не мог не заметить, что он был будто чем-то расстроен, на что-то зол, чем-то озабочен.
— Нет.
— А зачем приехал тогда? — раздражённо взглянул на меня друг. — И без тебя тут дел хватает.
Оглядев прихожую, я спросил:
— У тебя все вечеринки так кончаются?
— Нет, а ты думал вечеринку устроить так просто? Конечно, чужая вечеринка — это только танцы, веселье и вкусная еда!
— Да не ори ты, я просто спросил. — Наблюдая за Джеймсом, я задумчиво произнёс: — Даже как-то странно видеть тебя трезвым после вечеринки… Ты вообще, что ли, не пил?
— Всё как-то некогда было.
Маслоу пошёл в гостиную, и я как-то машинально двинулся за ним. В гостиной, на диване, сидели не знакомые мне парень и девушка и целовались.
— Грэг, Синди, — сердито вздохнул Джеймс, — всё, уже рассвет. Разве вы не видите, что все давно разъехались по домам?
Грэг и Синди даже не придали значения реплике ловеласа в отставке, и он, надувшись и покраснев от злости, крикнул:
— Да хватит жрать друг друга! По домам, я сказал!
Они тут же подпрыгнули на месте, одновременно засмеялись и, взяв с дивана свою верхнюю одежду, быстрыми шагами удалились в прихожую. Джеймс принялся собирать с пола пустые бутылки, и в это же время с кухни послышался женский смех.
— Кажется, ещё не все в курсе, что вечеринка уже закончилась, — сказал я, помогая другу убираться.
— Да нет. Это Изабелла.
Вспомнив, зачем я приехал, я посмотрел на Джеймса и спросил:
— Вы помирились с ней?
— Помирились, — ответил он. — Сразу же после того, как… как мы с Кеном оттащили их двоих друг от друга.
— Она объяснила причину, по которой мы все стали невольными свидетелями не очень приятной картины?
— Да что женщины могут объяснить? Наплела она что-то про ревность, извинилась, на этом и кончилось.
— Ты просто принял извинения… и всё?
— Не всё. Потом ещё мы занимались любовью в ванной на втором этаже.
— Я таких подробностей не просил, — с усмешкой сказал я. — Я просто видел, что ты был очень рассержен её поведением, и думал, что простыми извинениями она не отделается. Но ты всё равно нервный какой-то. Продолжаешь на неё злиться, так?
Маслоу сердито поджал губы.
— А как можно спокойно относиться к этому бессмысленному поступку? А? Вот скажи, Логан, как ты относился к тому, что Дианна иногда выпивала?
Я насторожился этим напоминанием о Дианне, потом нахмурился и вспомнил свой сегодняшний сон. Мимоходом отметив, что это воспоминание снова вернуло меня к мыслям о нашем с Дианной примирении, я тихо ответил:
— Нормально.
— Нормально? А вот я просто терпеть не могу пьяных девушек, и Изабелла тому не исключение! Я вообще впервые увидел её пьяной, и моё первое впечатление было не очень приятным.
— Именно поэтому она сидит на кухне одна?
— Да, вообще-то… Теперь я понимаю, почему она умоляла меня отказаться от бренди. Видеть её такой не хочу!
— Почему бы просто не отправить её спать?
— В спальне я ещё не убирался, — со вздохом ответил Джеймс. — Там ступить негде, поэтому Изабелле и спать пока что негде. Кстати, хорошо, что ты приехал. Можешь посидеть на кухне, пока я буду убирать спальню?
— Что? Посидеть на кухне с пьяной Изабеллой? — возмущённо нахмурился я.
— Я же не могу одновременно убираться и смотреть за ней, приступ может случиться в любую секунду… А если он произойдёт в моё отсутствие, то я себе этого никогда не смогу простить!
Я ехал сюда вовсе не затем, чтобы следить за Изабеллой, поведение которой в данный момент было неадекватным. Альтернатива остаться у Блэков на обед казалась мне теперь более приемлемой, и я сильно пожалел, что отказался от предложения Дженны и Джонни.
— Давай я уберу вашу спальню, — предложил я, слабо улыбнувшись, — а ты в это время будешь следить за своей ненаглядной, а?
— Ага, — тоже улыбнулся Маслоу, — если ты так хочешь оттирать засохшую рвоту с ковра, то пожалуйста, давай поменяемся.
— Не, — поморщившись, произнёс я и бросил взгляд в сторону кухни. — Если так, то из двух зол я всё-таки выберу меньшее.
— Ну и отлично.
Хозяин дома начал подниматься по лестнице.
— Стой, а что мне делать, если приступ внезапно начнётся? — обеспокоенно спросил я.
— Ты же видел, что я делаю, когда это случается… Ингалятор у неё в сумочке, запасной в кухонном шкафу на нижней полке слева. Главное — не нервничай.
— Если Изабелла начнёт нервничать, это передастся и мне, ты же знаешь… Я в таком состоянии ничего не смогу сделать.
— Ладно, если всё совсем будет плохо, просто позови меня.
Я пошёл по направлению кухни, но голос друга остановил меня.
— Ах, да, ещё кое-что, — сказал Маслоу, коснувшись указательным пальцем своего правого виска. — Я должен предупредить тебя… Не удивляйся, если услышишь, что Изабелла говорит по-французски. Я, конечно, сегодня был в шоке, когда услышал от неё это, прибавь к моему шоку ещё то, что я ни черта не понимаю по-французски! В общем, когда она будет говорить с тобой на чужом языке, просто молчи и улыбайся.
«Именно это я обычно и делаю, когда говорю с ней», — подумал я и поблагодарил Джеймса за ценное предупреждение.
Когда я вошёл на кухню, моему взору сразу же открылась картина ужасающего беспорядка. Повсюду был какой-то мусор, пустые упаковки из-под чипсов, бутылки из-под пива и бренди, разлитая на полу вода, уроненный кем-то кусок торта… Среди этого бардака за столом сидела Изабелла и, икая, ела салат, который мы с Джеймсом приготовили вчера. Увидев меня, она улыбнулась и сказала:
— Salut le héros-amant. («Привет, герой-любовник» (фр.) — прим. автора.) Не знаю, зачем ты пришёл, но я занята.
И она продолжила есть салат. Я, усмехнувшись, отодвинул стул и сел на него.
На лице Изабеллы всё ещё красовались кровавые царапины, поэтому, глядя на её лицо, я не мог прогнать из головы воспоминания о вчерашней драке.
— Что собираешься делать с этим? — спросил я, не желая сидеть в угрюмом молчании, и указал на лицо Изабеллы.
Она улыбнулась, сузив глаза, и аккуратно коснулась одной из царапин указательным пальцем.
— Сучка Мэри, — проговорила она, выговаривая «р» по-французски. — Никаким тональным кремом это теперь не скроешь, с-с-сучка...
— Ну, утешься тем, что лицо Мэри сейчас выглядит не лучше. Повод для драки был не слишком достойный, правда?
— Не знаю. Для неё, может быть, и не слишком достойный.
— А для тебя?
Изабелла засмеялась.
— Достойный! — ответила она, ковыряясь вилкой в салате и не переставая улыбаться. — Я могу каждой, каждой показать, что приближаться к моему мужчине хотя бы на шаг, да ещё и флиртовать с ним у меня на глазах достойно наказания; эти действия влекут за собой неприятные последствия.
— Ты настолько ревнива? — нахмурился я. Этот вопрос о ревности Изабеллы оставался неразрешённым для меня, казался какой-то сложностью, в суть которой я никак не мог вникнуть.
— Ревность — это страх. А я не боюсь, я просто не допускаю, чтобы с Джеймсом разговаривала какая-нибудь девка, клюнувшая лишь на его внешность и телосложение.
Я хмыкнул.
— Разве ты сама не позволяешь себе флиртовать с другими? — спросил я, вспоминая поездку в Мексику, наш с Джеймсом разговор о поведении Изабеллы и не испытывая при этом положительных эмоций. — Даже у него на глазах?
Изабелла перевела на меня возмущённый взгляд. Она смотрела так, будто я знал то, чего не должен был, будто она осознавала нечестность своих поступков и в то же время наслаждалась этой нечестностью.
— Джеймс очень ревнив, — только и ответила она.
— Ревнив? То есть ты думаешь, что он боится?
— Боится, что я могу найти себе более достойного? Да, возможно.
— По-моему, ты переоцениваешь себя и недооцениваешь Джеймса, — выговорил я сквозь зубы, раздражённый словами Изабеллы. Мимоходом я мысленно отметил, что ревность, наверное, никогда не уйдёт из моей жизни.
— Tu es un spécialiste de la relation? («Ты специалист по отношениям?» (фр.) — прим. автора.)
Не поняв вопроса, я сказал:
— Я вижу, как он относится к тебе и как ты относишься к нему.
— О, не рассказывай. Я уже давно поняла, что ты не считаешь меня достойной твоего дружка.
Я усмехнулся краем рта.
— Джеймс, может быть, и ревнует, но он никогда не ставил тебя в глупое положение.
— Ой-ой-ой, какая я плохая, — покачала головой Изабелла и поцокала языком. — Кошмар.
Какое-то время мы молчали. Изабелла продолжала есть салат, а когда доела, то взглянула на меня и улыбнулась.
— Это Джеймс тебя сюда подослал? — спросила она.
— Не подослал, а просто попросил посидеть здесь немного, — ответил я, уже не желая говорить с ней.
— Ну и как ты можешь после этого утверждать, что он не боится? Боится. Ещё как.
— Это нормальный страх.
— Ты тоже боишься? — спросила Изабелла, вытянув руки вперёд, и легла грудью на стол.
Я передёрнул плечами.
— А чего можно бояться? — задал я риторический вопрос, но моя собеседница посчитала нужным на него ответить.
— Смерти, например.
— Нет, умереть не страшно. Для меня… Для меня разочарование страшнее смерти.
— Разочарование в человеке? — После моего утвердительного кивка Изабелла с каким-то наслаждением улыбнулась. — А ты знаешь, что страхи врываются в жизни тех, кто боится и кто постоянно думает об этих страхах?
— Да, мысли материальны, но я не думаю о своём страхе.
— Но ведь это не избавляет тебя от него, так?
Не ответив, я отвёл глаза в сторону. Слова Изабеллы уже давно начали меня раздражать, и я перестал вникать в их суть.
Она выпрямилась, потянулась и глубоко вздохнула.
— На самом деле страхи есть у каждого, — сказала Изабелла. Я слушал её вполуха. — И у мужчин и у женщин, особенно у женщин.
— Ага, жизнь женщины просто переполнена страхами. Не успеть накраситься с утра — что для вас может быть страшнее?
Говоря «вас», я не имел в виду поголовно всех женщин. Да, я исключал из этого списка Эвелин, потому что я не приравнивал её к остальным демонам, которые, как оказалось, окружали меня на протяжении всей моей жизни.
— Пожалуй, не успеть накраситься до того, как проснётся он, — с ироничной улыбкой ответила Изабелла.
— Кроме шуток, — посерьёзневшим голосом сказал я, — чего боишься ты?
Она снова вздохнула.
— Потерять свою девочку, — сказала избранница Джеймса, немного подумав. — Ах, Санни… Да. Это вполне объяснимый страх.
Я нахмурился, снова раздражившись от её слов.
— Потеря подруги для тебя страшнее потери любимого? — с возмущением высказал я свои мысли, сделав особое ударение на слово «любимого».
Изабелла вдруг залилась звонким смехом.
— Drôle! («Смешной!» (фр.) — прим. автора.) Нет-нет, Санни мне не подруга. — И, прокашлявшись, она снова засмеялась.
Я смотрел на неё с сердитым удивлением.
— Я говорила не о потери подруги, а о потери дочери, — сказала Изабелла с улыбкой.
Услышав это, я чуть не рухнул со стула. Слово «дочери» ударило меня по ушам, голова пошла кругом. «Бедный Джеймс!» — сразу же пронеслось у меня в голове. Побелевшими пальцами я взялся за стол и, немного наклонившись, шёпотом переспросил:
— До-че-ри?
